Йама был очень слаб. Во время нападения в коридоре его сильно избили, множество ссадин и синяков покрывали все его тело, а управление псом преисподней требовало не меньше усилий, чем скачка на чистокровном жеребце, так что теперь он был счастлив, что может денек отлежаться в гамаке, в тени молодых листьев у прогретой солнцем стены дома, где жил староста. В полудреме он слушал рассказы старосты и смотрел, как на пыльной площади играют деревенские дети.
      Племя землепашцев верило, что пришло в мир, чтобы обихаживать сады Дворца. Староста утверждал, что террасы полей выше и ниже деревни когда-то были засажены розами, лилиями, жасмином и душистыми травами.
      - Первые владыки мира бродили здесь по утрам и вечерам, господин. Здесь росли сады отдельно для утра и вечера каждого дня в году. И за всеми мы ухаживали. Вот потому-то наша деревня смотрит на то место, где всходит и заходит солнце, а город остается внизу.
      - Как они выглядели, ваши владыки?
      Йама никогда не видел портрета сирдаров, правителей вновь сотворенного мира. Никто из сирдаров не был похоронен в Городе Мертвых и ни одна пластина с живыми картинами никогда не показывала их даже мельком. Они никогда не являлись глазам обычных людей, но правили невидимо, осуществляя свои распоряжения посредством разветвленной системы государственных служб евнухов и иеродулов. Словно углубившись в воспоминания, староста устремил взгляд за пыльную деревенскую площадь и, поразмыслив, сказал:
      - Они были малорослые, совсем как наши дети, что играют вон там. А кожа у них выглядела как отполированный металл.
      Йама содрогнулся, вспомнив, что у мертвой женщины в белой лодке, на чьей груди его нашли младенцем, была серебристая кожа. Старый констебль Тау не говорил, что она была ростом с ребенка, но, с другой стороны, для его племени представители почти всех рас кажутся маленькими.
      Староста продолжал:
      - Словами разве объяснишь... Если бы у меня была картина, я бы с радостью ее показал, господин. Но у нас не сохранилось картин с тех времен.
      - Должно быть, это было очень давно...
      Староста кивнул. Он сидел, скрестив ноги, рядом с гамаком, где лежал Йама. Солнечные лучи, падая между банановыми листьями, разрисовали его морщинистое лицо забавными полосками. Он снова стал рассказывать:
      - Господин, мир был тогда очень молод, но мы помним те времена. Мы не можем измениться, да и не хотим. Иначе ведь мы забудем, как все тогда было и как будет опять. Некоторые верят, что сирдаров уничтожили их преемники, другие считают, будто они достигли просветления и ушли из этого мира. После них было много правителей, но говорят, что, не считая Строителей, сирдары стоят к Хранителям ближе всех. Землепашцы верят, что их прежние господа вернутся, выйдя из тайного ядра в самом центре Дворца, подобно тому, как цветок выходит и расцветает из семени. Весь мир тогда превратится в благоухающий сад, и все расы, преображенные и непреображенные, достигнут просветления и вознесутся в Око Хранителей, а мы, землепашцы, разбредемся по всей шири мира, который мы так мечтали унаследовать.
      Деревья будут ронять плоды прямо нам в руки, злаки станут произрастать на прибрежных равнинах, и не надо будет пахать, сеять. А до тех пор, закончил староста, и улыбка превратила его красную кожу в плотную сетку мелких морщин. - До тех пор, - повторил он, - мы в поте лица своего должны трудиться в полях.
      - Возможно, те времена придут очень скоро. В мире происходят большие перемены.
      Йама думал о войне с еретиками, но староста о ней не знал, он вообще ничего не знал о жизни за пределами Дворца Человеческой Памяти, считая, что Йама говорит о конфликте, разгоревшемся высоко в горах.
      - Может быть, - задумчиво произнес он, - наступает конец света, но не из-за того, что ссорятся владыки Дворца. Во Дворце и раньше была война. Давным-давно, но намного позже, чем наши дорогие первые хозяева перестали ходить по садам, однако сады еще оставались садами, а не превратились в поля. Один из департаментов одержал победу над остальными. Его называли Глава Всех Людей. Он правил в течение нескольких поколений, и власть его была жестокой и беспощадной, тяжким бременем она лежала на всех народах нашего мира. Но когда Департамент-Глава покорил все вокруг, у него не осталось врагов и он обратил свои силы вовнутрь. Очень скоро он стал воевать сам с собой. Тогда поднялись Иерархи и прекратили эту войну, но и они в свою очередь пали в битвах Эпохи Мятежа, ибо победа обошлась им слишком дорого. Некоторые из самых древних департаментов являются остатками того, самого крупного, хотя они давно забыли, что когда-то были частью огромного целого, в точности как хвост ящерицы забывает, что его сбросила ящерица, спасаясь от врагов, и сам вырастает в целую ящерицу, такую же как первая. Расы многое забывают, когда происходит преображение, мы измениться не можем, а потому ничего не забываем, как та, первая ящерица, которая потеряла хвост.
      - Недавно я встретил еще кое-кого, кто говорил примерно то же самое.
      - Наверное, кого-нибудь из зеркальных людей. Они и правда многое помнят, но они живут во Дворце меньше нашего. По происхождению они рыбари, господин. Они изменили свой образ жизни на Великой Реке, когда город стал расползаться по берегам, тогда они бросили ловить рыбу и стали ловить людей. Они многое знают, но мы - больше. Мы понимаем знамения. Мы понимаем, что означает пес преисподней. За последние десять дней его видели дважды. В первый раз он прошел по гребню горы выше деревни и исчез во Дворце, во второй раз люди видели, как он плыл по воздуху, а внутри у него был призрак.
      - Я знаю.
      Староста коснулся рукою лба.
      - Значит, ты тоже его видел, господин. Может, ты и не помнишь, что псов преисподней раньше использовали как оружие.
      - Один из людей зеркального племени так мне и сказал.
      Староста снова дотронулся до лба.
      - Об этом они узнали от нас, ведь они пришли во Дворец после войны с машинами.
      Он имел в виду конец Эпохи Мятежа, когда Иерархи нанесли поражение смертоносным машинам и тем расам, которые поднялись против воли Хранителей и превратили полмира в пустыню.
      - Мы помним, как энергия целой стаи псов преисподней уничтожила великолепные сады, - продолжал староста, - как убили жизнь в оракулах, и они перестали говорить с владыками Дворца. Теперь вот псы преисподней снова возвращаются, и один из них нес призрак или демона. Я этого, конечно, не ожидал, но если в мире творятся такие чудеса, то, может быть, близок конец света, которого мы так долго ждали.
      - Это был не призрак. - решительно заявил Йама, - и уж, разумеется, не демон. Мне ли не знать, ведь это был я.
      Староста кивнул:
      - Как скажешь, господин. Мы считаем, что пес преисподней мог тебя ранить, и теперь ты контужен. Если тебе кажется, что ты что-то видел, не верь, это иллюзия. Только призраки или демоны из пространства внутри оракулов могут оседлать псов преисподней. Так они приходят в наш мир и не несут ничего, кроме разрушения.
      - Как видишь, один из них доставил меня к вам.
      Староста дотронулся пальцем до своих губ:
      - Ты за ним охотился или это он охотился за тобой, хотя я всегда думал, что псы преисподней не обращают внимание на обычных людей, они кажутся им просто тенями. Значит, это ты за ним гнался, надеясь уничтожить. Мы видели, как он несется к деревне, и спрятались. Очевидно, ты нас спас или пытался спасти. Ты понятия не имел, за кем гонишься, так что нельзя сказать, что ты поступил глупо, но в любом случае это было смело. Возможно, ты метнул в него копье, его энергия отшвырнула тебя и ты покатился по склону, где мы тебя обнаружили. Потому твои мысли и путаются, и сам ты так ослабел. Но слабость и смятение пройдут. К счастью, ты, господин, молод и силен. Большинство людей от такой встречи умерло бы на месте.
      - Я не сражался с ним. Я его использовал, а он использовал меня. Если хочешь, я тебе покажу...
      Йама попытался сесть в гамаке, но глаза его заволокло красным. Он упал на спину и почувствовал, как сухие жесткие пальцы старосты коснулись его лба.
      - Отдыхай, - произнес староста, - отдых - лучшее лекарство.
      - Я летал на нем, - упрямо прошептал Йама, - действительно, летал. Это просто такая машина. Я слетел на нем с самой вершины горы. И я спас своих друзей.
      Но, может быть, он произнес это про себя, потому что староста, казалось, ничего не слышал, он укрыл Йаму одеялом и ушел. Йама немного поспал, а проснувшись, увидел, что жена старосты протирает ему лоб влажной тряпкой. Он снова лежал в доме. В окно над его гамаком заглядывала ночь, но маленькую комнатку заливал свет - так как в воздухе висели сотни светлячков.
      - У тебя лихорадка, - сказала старуха. - Сейчас я принесу тебе лимонный настой.
      Йама стиснул край рукава ее вышитой рубахи.
      - Я проник внутрь, - Йама с трудом разлепил губы, - и он нес меня по воздуху.
      Старуха мягко сняла его руку со своего рукава.
      - Тебе все приснилось, господин. Ты очень болен. Сильнее, чем думаешь. Потому сон тебе кажется более реальным, чем настоящая жизнь. Но я думаю, ты не умрешь. Сейчас ты выпьешь настой, а потом поспишь. Мы за тобой будем ухаживать, это для нас честь, господин.
      Йама пролежал в гамаке два дня, то просыпаясь, то снова впадая в забытье. Как только он приходил в себя, он разгонял светлячков, набивавшихся в комнату, пока он спал, наконец они перестали прилетать: он исчерпал всю местную популяцию. Сумеречное бодрствование мешалось со снами, а в сны врывались гипертрофированные воспоминания о недавних событиях. Он снова шел с префектом Кориным по горячим, выжженным землям, но сейчас над головой префекта почему-то висела целая корона из светлячков. И снова он стоял у парапета глубокой шахты в Храме Черного Колодца, но на этот раз из черноты поднялась не смертоносная машина, а пес преисподней. Он окутал Йаму синим коконом и вознес на вершину огромной горы, которая, как он теперь знал, была на самом деле вовсе не горой, а единым необъятным зданием, более древним, чем мир. И на высокой, продуваемой ветрами башне, где внизу с одной стороны расстилался город, а с другой несла свои воды Великая Река, тоже стоял он. Но не один. С Дирив. Со своей возлюбленной. Она прижала его к груди, раскинула сильные крылья, и они полетели вверх. Все выше и выше, пока внизу не остался весь мир.
      Когда Йама наконец окончательно проснулся, чувствуя сухость во рту, страшную слабость и ноющую боль в каждой косточке, рядом была Тамора. Он был так счастлив ее видеть, что на глазах у него появились слезы.
      Она ухмыльнулась и спросила:
      - Значит, герой не помер. Ты такой идиот, Йама.
      - Я так рад тебя видеть, Тамора.
      На ней был бронзовый корсет, который он раньше не видел, юбочка из красных полосок кожи и металлический шлем на бритой, испещренной шрамами голове.
      - Я думала, ты погиб, - сказала она. - Думала, что оружие, которым ты воспользовался против них, должно быть, тебя убило. Больше не изображай из себя героя, Йама. Или по крайней мере позволь мне помочь тебе. За это мне и платят.
      - Я потерял свои деньги, Тамора. И нож. Правда, у меня осталась книга. Но больше ничего.
      Несмотря на все приключения, ему удалось сохранить свой томик Пуран. А потом он вспомнил, что, потеряв керамический диск, который ему подарил отшельник, он нашел ему замену. Он потянулся за ним, но Тамора перехватила его руку. И они сомкнули объятия.
      Ее сильные руки, острый запах, жар ее тела.
      - Ты и правда живой, - усмехнулась Тамора. - Ох, Йама, какой же ты идиот!
      Они долго не размыкали объятий, но тут появился Пандарас.
      * * *
      Элифас отвел Тамору и Пандараса в обиталище людей-зеркал, и Луп предоставил им убежище, пока поиски сбежавших пленников не перешли на нижние уровни Дворца. Война между Департаментом Туземных Проблем и его мелкими соперниками все разгоралась, и Тамора заявила, что в подобных обстоятельствах уйти будет совсем нетрудно; она договорилась, что их доставят в низовья.
      - Мне пришлось воспользоваться твоими деньгами, но и свои мне пришлось потратить.
      На что Йама ответил:
      - Я знаю, Тамора, мне надо покинуть город, но тебя и Пандараса придется покинуть тоже. Оставаясь со мной, вы постоянно подвергаетесь опасности.
      - Ха! У тебя мозги в голове сварились. Я отправляюсь с тобой для твоего собственного блага. Полагаю, ты мог бы попробовать прогнать своего крысенка, но он все равно потащится за тобой. Он просто влюблен в тебя.
      Пандарас подал голос от двери, где он занял пост, будто часовой:
      - Я просто выполняю свой долг оруженосца.
      Юноша смазал волосы маслом и зачесал их назад, открыв узкое лицо. На нем все еще были черные брюки и белая рубашка - форменная одежда мелких чиновников Департамента Туземных Проблем. На ременной петле с пояса свисал упрятанный в ножны кинжал с ручкой из слоновой кости.
      Тамора пожала плечами:
      - Еще остается старик.
      - Элифас.
      - Я ему не доверяю. Скажи мне, что он тебе не нужен, и я буду счастлива.
      - Элифас - мой друг. Он помогал мне, даже когда я не просил. К тому же он обещал поискать в библиотеке Департамента Аптекарей и Хирургов сведения о моей расе.
      Возможно, ответ уже найден, и он наконец узнает, откуда он родом. Но все равно оставалась еще тайна мертвой женщины в белой лодке. У нее была серебристая кожа, как у первых властителей мира.
      - Отведите меня туда, - попросил Йама. - Отведите меня в Департамент Аптекарей и Хирургов. Тут идти всего несколько часов. Там все, что я хочу узнать. Должно быть там.
      - Элифас мне все рассказал. Он уже там, а потом встретит нас около доков.
      - Я хочу отправиться туда прямо сейчас.
      - Думаю, ты еще очень слаб. Ты слишком долго лежал в постели. Пора вставать! Пора заняться делами. Маленькими шагами к великим целям! Навстречу большим приключениям...
      Пандарас захлопал в ладоши:
      - Хозяин! Мы отправляемся на войну. Я принес тебе запасную пару одежды. Не горюй, что не удалось сохранить нож и доспехи. Прикажи, и я их отыщу, пусть даже придется обыскать весь Дворец. А может, я принесу тебе энергопистолет.
      - Они только для офицеров, - бросила Тамора, - а мы будем обычными наемниками.
      - Моя одежда? Значит, вы возвращались...
      Тамора ухмыльнулась, показав два ряда белых острых зубов.
      - Еще как возвращались! Я же тебе рассказала, что потратила наши деньги. Как бы я до них добралась, по твоему мнению? У Ворот Двойной Славы торчали пятеро солдат, но я всех их убила в честном бою. - Она удовлетворенно похлопала по тяжелой сабле у себя на боку. - Тогда-то я и заполучила эту никудышную замену своему мечу. Я добыла крысенку кинжал, а тебе рапиру. В общем, я их перебила и нашла, где прячется Сайл. Мне пришлось перегнуть спину этого павлина через свое колено, только тогда он соизволил смириться. Но я получила все наши вещи и, разумеется, гонорар. Рига не хотела, чтобы он все выдал, но все же Сайл смерти боится больше, чем своей жены. Сама-то я думаю, что разница невелика, в щель между ними и ножа не просунешь. Она восседала на обычном месте Лурии. В белом траурном платье. Надеюсь, она успеет насладиться своей властью над Департаментом Прорицаний за короткий период, пока не начнется сражение и ее не убьют.
      Йама заметил:
      - Мне жалко Сайла. Несмотря на все, что он натворил, он в глубине души неплохой человек.
      - Ха! Он пытался служить и своему Департаменту, и амбициям своей жены, а кончит тем, что потеряет и то и другое и в придачу собственную жизнь. Своими интригами он сумел спасти Департамент Прорицаний, но ненадолго. Теперь этот Департамент считается союзником Департаменту Туземных Проблем, а Туземные Проблемы сейчас заняты совсем другими делами - самозащитой, им не до Сайла.
      - Он предал тебя, господин, - вмешался Пандарас. - Предателям никто не доверяет, а меньше всего те, кто его нанимает. Кто бы ни победил в этой войне, от него избавятся в первую очередь.
      Военные действия охватили верхние ярусы Дворца. Департамент Туземных Проблем отбился от недругов и сумел защитить свои границы, но ведь происходили жаркие схватки в коридорах, сквозь тело Дворца рылись проходы для мин и контрмин. Воюющие стороны пытались зайти в тыл врагам.
      - Наш противник выиграл первый этап войны, - объясняла Тамора, - но в ближайшее время ему предстоят большие трудности. И даже если он победит, то будет ослаблен, так что другой Департамент или какой-то альянс Департаментов может его прикончить:
      - Я не собирался его разрушать, - сказал Йама, - но этот Департамент нажил массу врагов, которые только и ждут малейшего проявления слабости. Но мы все же отправляемся воевать вместе с армией, которую он создал. Правда странно, Тамора?
      - Мы будем воевать с еретиками, а они настоящие враги для всех нас. В срединной точке мира дела Департамента Туземных Проблем не имеют никакого значения. Ты сам увидишь, там не важно, кто здесь занимается армией. Пора собираться, Йама. Ты слишком разнежился. Мышцы ног у тебя размякли, ты и ходить-то не можешь, не то что сражаться. Нам придется повсюду носить тебя на руках, как гурию. Ты сейчас же начнешь тренироваться и будешь продолжать упражнения на корабле. Путь предстоит не близкий.
      Йаме вспомнилась волшебная карта, которую он так часто разворачивал, сначала - чтобы помечтать о краях, где могут обитать люди его расы, а в последний год - чтобы следить по карте, как плывет на войну Тельмон, его сводный брат. Йаме хотелось отправиться следом и стать его оруженосцем, но Тельмон мертв. А теперь Йама находится у начала того самого путешествия, о котором он столько мечтал. У него собственный оруженосец. И все его приключения с тех пор, как он покинул Эолис, кажутся только прелюдией к этому самому главному, настоящему приключению.
      - Перед тем как уйти, тебе нужно кое-что сделать, - сказал Пандарас.
      - Зеркальное племя настаивает, - добавила Тамора, - все это - страшная глупость, однако я подумала, вдруг это поможет тебе избавиться от заблуждений, так что я отправила одного из землепашцев сообщить Лупу, где ты находишься.
      Ни она, ни Пандарас больше не сказали ни слова. Все объяснения завтра. Охваченный самыми черными подозрениями, Йама подумал, что он, пожалуй, знает, какой сюрприз его ждет, и знает, что не справится со своей задачей; кем бы он ни был, он не может стать спасителем зеркального племени.
      Тамора и Пандарас помогли ему прогуляться вокруг маленькой деревенской площади, и он так устал, что и подумать не мог куда-то отправиться.
      - Все равно надо уходить, - говорил он друзьям. - Я не могу сделать того, что они требуют.
      - Ты все можешь, хозяин! - восторженно заявил Пандарас. - Просто тебе надо отдохнуть.
      - Не слушай его, - сердито пробурчала Тамора. - За кого бы тебя ни принимали эти сволочи наверху, на войну ты отправляешься простым наемником. Именно это ты и есть. Сам увидишь.
      Йама рассмеялся:
      - Ну, Тамора! Ты не веришь в то, что нельзя потрогать, понюхать, попробовать на язык.
      - Разумеется. В чудеса верят только дураки.
      - Одно ясно, мои враги считают меня чем-то большим, чем я есть на самом деле.
      И Луп тоже. Он ждет от Йамы чуда.
      - Ты более велик, чем они могут себе вообразить, господин, - вскричал Пандарас и коснулся пальцами горла - жест, известный множеству простых обитателей Иза. Его используют как приветствие, иногда как благословение.
      13. ЧУДО
      На следующее утро вся деревня занималась подготовкой к празднику. На грязной площади в центре деревни размотали рулоны красных дорожек и усыпали их цветами. Мужчины и женщины принялись готовить сотню различных блюд над ямами с раскаленным добела древесным углем. Их дети складывали пирамиды дынь, словно черепа поверженных врагов, и строили целые бастионы из плодов хлебного дерева и мелких черных и красных бананов.
      - Мы хотим оказать честь нашим друзьям - зеркальному племени, объяснил Йаме староста. - И мы будем чествовать тебя, храбрый молодой господин, ведь ты друг наших друзей и ты спас нашу деревню от пса преисподней.
      Староста, как и все жители деревни, украсил себя венком из свежесрезанных белых цветов. С комической торжественностью он надел такие же ожерелья на Йаму, Тамору и Пандараса, а потом поцеловал каждого в лоб. Йама все еще ощущал слабость, но, несмотря на собственный страх, все же смирился с предстоящим ему испытанием. Ведь помимо всего прочего, обитатели этой деревни спасли ему жизнь и считали его героем. А кому же не нравится чувствовать себя героем хотя бы на один день.
      В результате он выбросил из головы все мысли о бегстве и, пока крестьяне сновали туда-сюда по делам, сидел на солнышке, а Пандарас, как верный пес, примостился у его ног. Он пытался убедить Йаму надеть рубашку понарядней, но Йама предпочел остаться в домотканой тунике, в которую его одел староста. Тамора, скрестив ноги, тоже сидела рядом. Свою новую саблю она положила себе на колени. Полируя лезвие точильным камнем, она жаловалась на Элифаса.
      - Он наверняка убежал с деньгами, которые я ему дала, - говорила она. Или отправился прямиком к нашим врагам. Дура я была, что ему доверилась.
      - Если бы он хотел меня предать, то уже бы давно это сделал, а кроме того, он не знает, где я нахожусь.
      - Да. Он ушел раньше, чем мы начали тебя искать, - признала Тамора. Но он мог вернуться и проследить за нами.
      - И ты бы не заметила плетущегося за вами старика?
      - Да, действительно. Но ведь эти землепашцы рассказали про тебя зеркальным людям, а те могли сказать Элифасу. Не доверяю я ему, Йама.
      Пандарас очнулся от своих мыслей и сказал: - Когда мы сидели на балконе во время церемонии прорицаний, Элифас мне рассказывал, как в молодости он охотился за старыми книгами. Мне кажется, Йама вновь разбудил в нем жажду приключений.
      - Ты, Тамора, вообще никогда и ничему не веришь, - сказал Йама. Элифас очень мне помог в библиотеке и не бросил меня, когда за нами гнался пес преисподней.
      Когда солнце добралось до высшей точки своей ежедневной небесной дороги, в деревню прибыли зеркальные люди. Они поднимались по лестнице вдоль расположенных террасами рисовых чеков. Мужчины и женщины размахивали красно-золотыми флагами, били в бубны и барабаны, хрипло трубили в изогнутые трубы, которые, как золотистые змеи, обвивали плечи музыкантов. Там были фокусники, выдыхавшие целые снопы красного и синего пламени, мальчики и девочки, идущие на руках или на ходулях, жонглеры и акробаты. Посреди этого пестрого представления шествовал Луп в изумрудно-зеленом камзоле с длинным шлейфом, который несли две ослепительно прекрасные девушки. Спутанная грива его волос была разукрашена стеклянными бусами и яркими лентами. Руки Лупа с длинными, скрутившимися в спирали ногтями покоились на обнаженных плечах еще двух девушек, которые осторожно направляли его к центру деревни, где ожидал староста, одетый все в те же заштопанные леггинсы, домотканую тунику и... чувство собственного достоинства.
      После того как эти двое церемонно расцеловались, Луп повернулся в сторону, где сидели Йама, Тамора и Пандарас.
      - Счастлив снова встретить тебя, господин, - сказал он, нашаривая руками руки Йамы. - Я рад, что ты к нам вернулся, но я всегда знал, что так и будет.
      Йама стал благодарить старика за помощь его друзьям, но тот приложил пальцы к его губам. Лицо его было сильно набелено, над бельмами глаз - дуги намалеванных черных бровей. На губах - густая пурпурная краска.
      - То, что ты для нас сделаешь, нельзя оплатить сполна, - торжественно произнес он. - Но не будем об этом сейчас говорить. Наши братья приготовили питье и угощение, а мы должны танцевать, чтобы воздать должное их гостеприимству.
      Праздник длился весь остаток дня. Когда солнце спряталось за седловину горного склона, над деревней на высоких шестах зажглись факелы, их ароматный дым разлился по площади, а резкий пляшущий свет метался по лицам людей. Дети подавали непрерывную череду блюд, землепашцы и зеркальные люди ели с завидным аппетитом. Пандарас заснул прямо на месте, уткнувшись носом в скрюченные колени. Тамора весь вечер пила сладкое желтое вино и вскоре опьянела не меньше других.
      Йама сидел на почетном месте, между Лупом и старостой. Эдил научил его искусству показывать, что он ест и пьет очень много, а на самом деле глотать совсем мало, но даже то небольшое количество вина, которое он выпил, ударило Йаме в голову, и временами ему чудилось, будто он все еще пребывает в своих болезненных снах, где наряженные людьми животные лают, воют и веселятся на фоне черного неба.
      Когда стемнело, наверху, вокруг одного из самых высоких утесов Дворца, стали видны вспышки выстрелов. В какой-то момент по земле прошел низкий гул, он волной прокатился под площадью, полной веселых людей: землепашцев и зеркального племени; все засмеялись и стали хлопать в ладоши, будто кто-то специально выкинул фокус, чтобы их позабавить. Йама спросил Лупа, не беспокоит ли того война между Департаментами, но Луп улыбнулся и лишь заметил, что так приятно вновь оказаться на свежем воздухе.
      - Давно не чувствовал солнечного тепла на своей коже, господин.
      - Нам нет дела до войны, - вмешался староста. - У нас нет тех амбиций, что одолевают преображенных. Не дешево они им обходятся! А когда война кончится, все вновь встанет на свои места. Никто не в состоянии изменить порядок вещей, ведь его установили Хранители в начале времен.
      Он поднял кубок вина и залпом выпил, крестьяне вокруг него тоже пили.
      Луп высасывал мозг из куриной косточки, потом раскусил ее надвое, кинул в рот, разжевал, проглотил и сказал:
      - В самом конце времен все преображенные воскреснут после смерти милостью и промыслом Хранителей. Правда, господин?
      Вот оно, началось! Йама ответил как можно тверже:
      - Так говорится в Пуранах.
      - Все люди, - продолжал староста. - Однако не все, кто рождается и умирает в Слиянии, являются людьми. Преображенные расы достигают все большего просвещения и в конце концов переходят в легенды и песни. С сотворения мира многие его покинули и многие еще покинут в грядущие века, но мы чуть-чуть меньше, чем люди, мы не меняемся. Так что именно мы унаследуем мир, когда все остальные преодолеют свое неизменное "я".
      - У этих людей нет честолюбия, - объяснил Йаме Луп. - им никогда не носить короны из светлячков. - Луп махнул рукой над своей головой, словно желая сбить двух тусклых светлячков, которые там кружились.
      - Я не имею в виду этих. Они - ничто. У крыс и то более яркое сопровождение. Я говорю о таких, как были у тебя, когда ты впервые нас посетил. Жаль, что их теперь нет.
      - Их забрали.
      - Нам не нужны светлячки, - вмешался староста, - ведь мы работаем на солнце, а когда Краевые Горы отнимают у нас свет, мы ложимся спать. Мы скромный народ.
      - У них нет честолюбия, но скромными их не назовешь, - обратился к Йаме Луп. - Из всех людей во Дворце они более других переполнены гордыней. Они прикипели к работе в своих старых садах и считают себя самыми лучшими слугами Хранителей, но ведь лучший способ послужить Хранителям - это попытаться стать чем-то большим, чем ты есть.
      Луп склонился к Йаме. Стеклянные бусины в его спутанных волосах тихо позвякивали. В каждой играл отблеск света факелов. Его зеленое одеяние было сшито из тончайшего шелка-сырца, но Йама чувствовал едва уловимый запах плесени - след долгих лет, которые оно пролежало в сундуке. Скулы старика как будто стали выше и острее, а голос еще мягче...
      Луп задал вопрос:
      - Кто прав, господин? Говорят, мы желаем подняться над той долей, которая нам предназначена, а мы считаем, что их грех больше, ибо они отказываются бросить вызов судьбе.
      Слева от Йамы заговорил староста землепашцев:
      - Если понимать, что ты такое, - это грех, тогда я признаю. Но разве не более тяжкий грех - мечтать о том, чего никогда не получишь?
      На другой стороне усыпанной цветами дорожки Тамора подняла голову и, будто спросонья, с пьяной настойчивостью проговорила:
      - Правильно. От мечтаний только голова болит.
      - Без мечты, - возразил Луп, - мы просто животные. Без мечты - мы только то, что мы есть.
      Йама переводил взгляд с одного старика на другого. Он выпил совсем немного, но чувство было такое, словно у него в голове кружится целое облачко светлячков.
      - Вы просите меня вас рассудить? - спросил он. - Тогда я скажу так: вы оба ошибаетесь. Вы отказываетесь заглянуть в собственные души и честно разобраться, почему одно племя желает вознестись вверх, а другое отказаться от любых возможностей. Вы оба хорошо видите пороки других. А свои - нет. Мы все - дети Хранителей, но они не ставят предела нашим возможностям. Мы свободны в нашем выборе.
      Староста метнул в Лупа острый взгляд.
      - Значит, надо прекратить эти глупости. Я беру назад свои аргументы. Брат Луп, этот юноша - герой, но он и человек. Не нам с тобой его проверять, только он сам имеет на это право.
      - Покажи ему, - проговорила Тамора. - Покажи ему, кто он такой.
      - Эта проверка не для него, а для моих людей, - сказал Луп.
      А староста добавил:
      - Господин правильно указал, что вы слишком долго думали, почему мы не хотим подражать вашей глупости вместо того, чтобы поразмыслить, зачем вам самим к ней стремиться.
      - Тогда я один буду представлять свой народ, - заявил Луп и вытянул руки.
      Тут же появились две девушки и помогли ему встать. Постепенно веселье умолкало; подобно тому, как чернила клубами разливаются по всей толще воды, тишина расползалась, гасила смех, звуки еды, питья, песен. Люди, которые, скрестив ноги, сидели вдоль красных дорожек рядом с островками угощений, повернули головы к Лупу. Лица людей-зеркал окрасились красным в трепещущем свете факелов, а лица землепашцев стали совсем черными. Два гиганта, лупивших друг друга в центре площади, отступили в стороны, их верхние половинки сбросили шлемы из яркой фольги и спрыгнули с нижних частей, которые тут же стряхнули с себя пояса, скрывавшие место, где у них на плечах стояли их партнеры.
      Луп поднял руку, и из темноты кто-то выступил, оказавшись во всполохах факельного света. Это была прекрасная молодая женщина в простой белой рубашке. Она легко ступала исполненной мрачной грации походкой, двигаясь по пыльной площади, словно танцовщица, и все глаза следили за ней не отрываясь.