Драго оттолкнул двух господ, с которыми беседовал, и поспешил к бассейну, изрыгая проклятия на португальском. Слуги бросились к бассейну и вытащили Лажеса из воды. Левая бровь у него была разбита, из нее текла кровь, заливая всю левую сторону лица. Над ним склонилась его жена, исследовав рану, она приказала ближайшему официанту принести салфетку с кубиками льда. Драго отменил ее распоряжение и подозвал их к себе. Шредер и Сабрина, заметив суматоху, протолкались через толпу зевак, и Сиобан рассказала, что произошло.

Драго, поговорив с тремя очевидцами, повернулся к Лажесу:

— Если ты не уйдешь в течение пяти минут, я буду вынужден тебя арестовать.

— А как же тот?

— Заткнись, Мария! — взорвался Лажес, когда его жена указала пальцем на Грэхема, и посмотрел на Шредера: — Не стоит рвать дружбу из-за такого пустяка, Мартин.

— Не говори со мной о дружбе, ты злоупотребил моим гостеприимством, — гневно выпалил Шредер. — Ты слышал, что сказал Андре. Уходи.

— Ты же ничего не видел, Мартин, — воскликнула Мария. — Ты веришь всему, что говорит тебе Драго.

— Мария, прекрати! — закричал Лажес.

— Ну нет, я скажу, раз у остальных кишка тонка открыть тебе глаза на этого человека. — Мария поймала взгляд Шредера. — Драго обманывает тебя, Мартин, неужели ты не понимаешь? Ты дал ему понюхать запах власти, и у него теперь мания величия. Пока ты не избавишься от него, ты не вернешь себе уважения, которое мы испытывали к тебе до того, как ты взял его к себе на службу. Избавься от него, или он погубит тебя!

Она подхватила своего мужа под руку и устремилась к выходу. Шредер с досадой покачал головой, глядя, как они исчезают в лифте.

— У Марии всегда был длинный язык. И она еще пытается выгородить мужа.

— А он всегда начинает буянить, стоит ему немного выпить, — поддакнул Драго.

— Мне он не показался пьяным, — сказал Грэхем.

— Он здорово набрался, — ответил Шредер. — Просто Рауль относится к тем людям, по которым это не сразу видишь. Единственное проявление — агрессивность, особенно по отношению к женщинам.

— Мария держит его под каблуком, — объяснила Сиобан. — А когда он выпьет, все накопившееся раздражение выплескивается наружу, он смелеет и пытается доказать себе, что у него тоже есть мужское достоинство.

— Ладно, хватит о Рауле и Марии, — сказал Шредер и посмотрел на Сиобан. — Потанцуем?

— Конечно.

Она подмигнула Сабрине:

— Увидимся позже.

Драго извинился и пошел к бару.

— Ну, надо было тебе ввязываться? — накинулась Сабрина на Грэхема, как только они остались одни. — Неужели ты не можешь смирить себя даже в такой ответственный момент?

— У меня были причины ударить его. Давай не будем об этом. Я пойду извлекать из сейфа радиопередатчик, а ты на это время займи Шредера.

— Ты до сих пор не рассказал мне, как ты думаешь проникнуть в его комнату. В дверь не войти, она на дистанционном управлении.

— Это верно, судя по чертежам Силвы. И кроме того, все помещения, по которым разрешено ходить посторонним, просматриваются телекамерами. Так что дверью я в любом случае не смогу воспользоваться.

— Ты уклоняешься от ответа на вопрос.

— Расскажу позднее, — сказал он.

Сабрина горестно всплеснула руками:

— Мы же работаем с тобой вместе, Майк. Что еще я должна сделать, чтобы ты доверял мне?

Чуть задумавшись над ее словами, он сказал:

— Ну ладно. По-моему, телекамер нет в ванных комнатах и в комнатах Шредера. Всему же должен быть предел! По планам Силвы, ванная примыкает к комнатам Шредера, и теоретически есть возможность пробраться из ванной в его комнаты незамеченным.

— Может, это и глупый вопрос, но как? Насколько я понимаю, единственный путь... — Она осеклась и в ужасе замотала головой, осознав, что уже готово было сорваться с ее языка.

— Есть только один путь. Через окно ванной по скале на балкон спальни.

— Это же полное безумие!

— Тише, — яростно зашептал он. — Поэтому я и не люблю что-либо обсуждать с тобой заранее. Ты похожа на кудахтающую от страха мамашу: как бы ее сыночек не упал на травку.

— Я просто беспокоюсь за тебя. — Она взглянула на него и продолжила тихим, спокойным голосом: — У тебя же нет никакого снаряжения. Малейшая ошибка, и ты падаешь.

— Главное в этом упражнении — сделать его без ошибок, — сказал он с плохо скрытым сарказмом. — Я уже проделывал подобные трюки, когда служил в «Дельте», и никогда не рассчитывал на страховочные веревки.

— Но, во всяком случае, они были и в случае чего могли бы выручить.

— Ты упускаешь один момент, Сабрина. Мне они были не нужны, неужели ты не понимаешь? Это все психология. Ты сказала «ошибка». Ошибки случаются из-за нерешительности, неуверенности, даже глупости. Одним словом, от страха. А, как я тебе уже говорил, я не подвержен страху. С этой химерой может справиться любой человек, который абсолютно верит в себя. Я верю, что смогу пройти по скале и не сорваться. Если бы у меня было хоть малейшее сомнение, я даже не стал бы и думать о такой возможности.

Он улыбнулся:

— Все будет в порядке, обещаю.

— Будь осторожен, — сказала она и легко поцеловала его в щеку.

— Конечно. А теперь иди и не спускай глаз со Шредера.

— А Драго?

— А он будет не спускать глаз с меня, можешь быть уверена.

Незадолго до того как они разошлись, Драго, который исподтишка наблюдал за ними из бара, включил закрепленный на ремне передатчик и приказал дежурному офицеру на посту наблюдения следить за Грэхемом.

Грэхем подошел к двери во внутренние помещения. Дверь была покрашена в бело-красную полоску; по чертежам Силвы, она вела в игорный зал. Хотя оба стола были заняты, никто из игроков не обратил на него внимание, когда он прошел мимо них и скользнул в следующую дверь, которая вела в зал кремового цвета. На стенах его висела целая коллекция очень похожих на оригиналы картин Рембрандта и Вермера, на самом деле это были прекрасные копии, сделанные известными мастерами. Он снова мысленно воспроизвел схемы Силвы — винтовая лестница вела вниз в большой зал, куда выходила спальня Шредера. Ему пришлось пройти мимо сидящей в середине лестницы рука об руку парочки, которая, судя по озорным улыбкам на лицах, встретилась здесь втайне от своих половин. Его догадка подтвердилась, когда чуть подвыпивший мужчина, приложив палец к губам, издал звук «тссс». Грэхем подыграл ему: украдкой осмотрелся, тоже приложил палец к губам и стал на цыпочках спускаться вниз. Парочка захихикала. В зале он сунул руки в карманы и сделал вид, что страшно заинтересовался картинами, которые висели на стенах. Было чрезвычайно важно держаться естественно, он знал, что скрытые телекамеры фиксируют каждый его шаг. Он медленно прошел вдоль зала со множеством нищ, часто останавливался и внимательно рассматривал ту или иную картину, изо всех сил изображая искренний интерес. Ему вспомнились первые несколько недель знакомства с Керри. Она любила балет, оперу — и к тому и к другому он был совершенно равнодушен, но поскольку он был полон решимости произвести на нее впечатление, ему пришлось провести несколько утомительных вечеров в Нью-йоркском Государственном театре и «Метрополитен-опера», но скоро терпение его лопнуло, и он вынужден был признать свое поражение. Оказалось, Керри прекрасно знала о его мучениях, но не хотела отговаривать его, полагая, что он сам виноват, так как был не до конца честен с ней. Тогда они пришли к компромиссу — он будет заниматься спортом со своими друзьями, а она будет ходить на балет и в оперу со своими друзьями, более развитыми в эстетическом отношении. Такое решение устраивало обоих.

Он дошел до конца зала, где его внимание привлекла двустворчатая, украшенная витиеватым позолоченным орнаментом дверь. А справа от нее была другая — белая, без всяких украшений, всем своим видом она выбивалась из богатой обстановки, царящей здесь. Он толкнул ее и запер за собой. Комнатка была маленькой: туалет и умывальник. Его поразило, почему Шредер не пробил дверь, которая соединила бы его комнаты с туалетом. Сколько же людей пользуется им? Он отбросил эту мысль, подошел к окну, потянул шнурок, отодвинул штору, затем легко открыл окно и, встав коленями на крышку унитаза, посмотрел на волны, разбивающиеся о подножье горы прямо под ним. Туалет находился на высоте почти ста пятидесяти футов над уровнем моря. Он выглянул в открытое окно, пытаясь определить расстояние до балкона Шредера — двадцать футов максимум. Затем стал внимательно рассматривать поверхность скалы. Она была неровная, что было хорошо, и наклонная. Угол наклона был не более двадцати градусов, это тоже здорово поможет. Единственным неудобством было скудное освещение. Придется полагаться только на свет луны.

Грэхем стащил с себя джинсы и остался в плавках, затем, сбросив рубашку и цветастый платок на пол, вскарабкался на подоконник над раковиной и опустился на корточки спиной к окну. Подавшись назад, спустил ноги и нащупал ими твердую скалу. Камень был холодным и шершавым. Он осторожно начал удаляться от окна; сначала делал шаг одной ногой, убеждался, что опора достаточно надежна, и только тогда переставлял вторую ногу. Неожиданно луну закрыло облако, лишив его единственного источника света. Он яростно выругался про себя и, не решаясь двинуться, прижался к скале. Внезапно раздались взрывы, он чуть наклонился и увидел, как огненные вспышки осветили небо над набережной Ипанема, калейдоскоп сочных красок медленно растворился во тьме. Луна появилась так же неожиданно, как и исчезла, и он вновь стал медленно приближаться к балкону.

До балкона оставалось всего несколько футов, когда нога Грэхема соскользнула с выступа на скале. Он ухватился за другой выступ, но и он раскрошился под его рукой. Его пальцы заскользили по скале. Наконец он нащупал узкую щель в нескольких дюймах от лица. Он схватился покрепче, и тут его пальцы коснулись оголенного кабеля, протянутого в щель. Его сильно тряхнуло, словно от сильного порыва ветра, он инстинктивно отдернул голову, рука выскочила из щели, из-под ног ушла опора, и на одно ужасное мгновение он повис на одной левой руке.

Ноги произвольно болтались из стороны в сторону, он сильно ударился левым коленом о скалу и с трудом подавил крик. Затем снова сунул пальцы в щель и, преодолевая острую боль в левой ноге, начал ногами нащупывать опору на поверхности скалы. Как только ему это удалось, он уронил голову на руку, чтобы перевести дух. Он был в ярости на себя. Он все-таки поддался панике, а паника — это страх. Все его проклятые теории рассеялись как дым! Он вздрогнул, пот заливал глаза, стекал по подбородку. Он тряхнул головой, пот брызгами полетел на плечи, но через секунду снова залил глаза и щеки. Оставшиеся несколько футов он одолел без происшествий, ухватился сначала одной, а потом другой рукой за перила и перевалился на балкон. Тут он тяжело опустился на пол, прислонился к перилам и, откинув голову на решетку, закрыл глаза.

Почти минуту он просидел неподвижно, легкий бриз обдувал его вспотевшее тело. Потом осмотрел рану. Она была неглубокой, но кровь тем не менее текла на его матерчатые туфли. Они были черного цвета, и кровь была практически не видна. Он поднялся и подошел к незапертой, отъезжающей в сторону двери. Он уже хотел войти внутрь, когда вспомнил об инфракрасном луче, охраняющем двери на «Голконде». Мог Шредер установить такой прибор у себя в комнате? Он поставил себя на место Шредера. Дверь выходит на балкон, который находится на высоте шестисот пятидесяти футов. Как можно сюда проникнуть? Грэхем улыбнулся — только так, как он. Так чего волноваться? Он вошел внутрь. Поднял с пола махровое полотенце и, промокнув кровь, обвязал им колено, чтобы кровь не капала на ковер. Вошел в ванную, закрыл за собой дверь и включил свет. Почти всю комнату занимала ванна с поручнями из роскошного мрамора. Она выглядела очень необычно, но, видимо, была очень удобной. В одном из стенных шкафчиков он нашел бинт. Полотенцем стер с колена кровь, продезинфицировал рану и перевязал колено бинтом, крепко закрепив его в месте сгиба ноги. Полотенце он бросил в бак с грязным бельем, который стоял в углу комнаты, выключил свет, вернулся в спальню и направился прямо к картине, висевшей справа от балконной двери. Это была копия картины Ван Гога.

Как утверждал Силва, за ней скрывался личный сейф Шредера, и находилась она точно там, где ей следовало быть по плану. Грэхем ощупал края и обнаружил, что рама крепится к стене только в одном месте. Он снял картину. Сейф был на месте. Однако радость Грэхема тут же сменилась ужасом. Силва сказал, что у сейфа комбинационный замок, — такие сейфы Грэхем научился вскрывать, еще будучи в «Дельте». Сейф, который был перед ним, открывался ключом! Он яростно ударил кулаком в стену и провел руками по влажным волосам. Шредер поменял сейф после ухода Силвы! Наконец он взял себя в руки, повесил картину на место, вышел на балкон, облокотился на перила и посмотрел на рельефно выделяющееся на темном фоне враждебной скалы светящееся окно. Его продолжительное отсутствие встревожит Драго, он может даже взломать дверь в туалет под предлогом, что ему надо убедиться, все ли в порядке у Грэхема, когда тот не ответит на его стук. Чем быстрее он вернется, тем лучше.

Выйдя из шатра вместе с Сиобан, Шредер промокнул пот на лице носовым платком со своими инициалами и улыбнулся Сабрине.

— Вы обе сводите меня с ума, — сказал он, с трудом переводя дыхание. — Я сражен наповал.

— А я хотела попросить вас научить меня танцевать самбу, — сказала Сабрина, улыбаясь Сиобан.

— Попозже, — ответил Шредер, засовывая в карман платок. — И вообще, по-моему, вам не нужен учитель, вы и так держитесь великолепно.

— Глядя, как танцует Сиобан, я что-то этого не чувствую.

— Не забывай, я росла, танцуя самбу. Хотя Мартин прав, ты в самом деле танцуешь прекрасно. Все движения схватываешь на лету.

— А где Майк? — спросил Шредер, оглядывая сад.

— Отправился прогуляться.

— Надеюсь, его все здесь устраивает?

Сабрина улыбнулась:

— Он в полном порядке. Просто любит гулять в одиночестве. У него независимый характер.

Сиобан извинилась и подошла к группе своих друзей, которые только что прибыли.

Сабрина смотрела ей вслед.

— Сиобан сказала мне, что вы прекрасно разбираетесь в живописи.

— Она льстит мне. Я коллекционирую картины, но вряд ли могу назвать себя знатоком. А вы интересуетесь живописью?

— Очень, но только любительски. Боюсь, я не хожу на все выставки, на какие стоило бы ходить. Я еще и спортом увлекаюсь.

— В это легко поверить. Майк тоже выглядит спортсменом.

— Вы отдаете предпочтение какому-либо периоду в живописи?

— Да, ренессансу, — последовал немедленный ответ. — Плохо только, что все значительные полотна этого периода принадлежат либо музеям, либо коллекционерам, которые не продадут их ни за какую цену. Поэтому приходится довольствоваться копиями, которые, как утверждают, в точности воспроизводят оригинал.

— Вы имеете в виду... подделки? — спросила Сабрина, разыгрывая удивление.

— Все это легально, уверяю вас, — сказал Шредер, стараясь отвести ее подозрения. — Ведь выдавать подделки за оригинал было бы нарушением закона.

— Значит, вся ваша коллекция состоит из копий?

— Да, частично. Вам говорила Сиобан об «Убежище»?

— Она что-то упоминала об этом, но я не совсем поняла, что она, собственно, имела в виду.

— Хотите, я покажу вам его?

— Конечно!

— Я попрошу Андре сказать Майку, где мы, если он вернется раньше нас.

— Не надо. — Она заговорщицки посмотрела на него. — Он ушел и оставил меня одну. Пусть знает, что я тоже умею играть в такие игры.

— Отлично. — Он повел ее к двери. — Ну что, идем?

Она чуть расслабилась — не хватало, чтобы она дала повод Драго пойти на поиски Майка, чтобы извиниться за нее.

— Где вы познакомились с Майком?

— В Соединенных Штатах, — сказала она правду. — Я там работаю.

— Да? А чем вы занимаетесь?

— Я переводчик. В основном с французского.

— Прелестно, — сказал он, вытаскивая свою идентификационную карточку из кармана рубашки, чтобы открыть металлическую дверь. Она отъехала в сторону, и они вошли в кабину лифта.

— Может, и так, особенно когда чувствуешь себя центром беседы людей.

Он нажал на кнопку и отступил на шаг, сцепив руки перед собой.

— Я встретил свою будущую жену в университете.

— Я и не знала, что вы женаты.

— Да, официально, но последние десять лет мы с Катериной живем раздельно. Она очень набожна, и ее душа принадлежит римской католической церкви, поэтому о разводе не может быть и речи. Да у меня и нет никакого желания жениться вновь. Я слишком дорожу своей свободой.

— Бьюсь об заклад, вам делали немало предложений, когда вы приехали сюда, — сказала она с улыбкой.

По его лицу пробежала тень:

— А как же, конечно. В Рио полно людей, желающих быстро разбогатеть, но я отвергал их притязания с отвращением, которого они заслуживают.

Лифт остановился, и они вышли в короткий, устеленный красной ковровой дорожкой коридор, который вел к обитой белой кожей двери. С помощью идентификационной карточки он открыл дверь и отступил в сторону, пропуская Сабрину вперед. В комнате с белыми стенами висело семь картин: три справа, три слева и одна в центре стены напротив двери. Она и привлекла ее внимание прежде всего. Это был натюрморт — старый стол, на нем две длинные курительные трубки, опрокинутый стакан, флейта, подсвечник, обгоревшие свечи, груда потрепанных книг по истории, а в центре композиции на стопке книг — череп.

— Она производит гипнотическое действие, правда? — тихо спросил он, стоя за ее спиной. — Это картина Хармена Стен-вейка «Vanitas»[26]. Она написана около 1640 года. Оригинал находится в Де Лакенхол-музее в Лейдене.

— Она дышит смертью, — сказала она, не отрывая глаз от картины.

— Прекрасно сказано.

Он легонько дотронулся до ее руки, и она инстинктивно отстранилась от него.

— Я не хотел вас напугать. Посмотрите на эти картины и попытайтесь понять их замысел. Они пронизаны одной общей идеей, хотя сюжет у всех разный. Слева — Рембрандт «Синдики», Фердинанд Боль[27] «Попечители приюта прокаженных» и Матьё Ленен[28] «Сборище дилетантов». Три картины справа принадлежат кисти Констебла[29]: «Хампстидская пустошь», «Поля Вестенда» и «Собор Сольсбере из лугов». А в центре «Vanitas».

— И это все копии?

— К сожалению, да. Под каждой картиной прикреплена металлическая пластинка, на которой указано, где находится оригинал.

Она сложила руки на груди и принялась рассуждать вслух:

— На всех трех картинах слева изображены группы людей, что-то обсуждающих. На одной — чем не портрет директоров синдиката «Xext»; на другой — приют прокаженных, изгоев общества — намек рабочим фабрики по производству оружия; на третьей — дилетанты, бюрократы, забравшие власть в свои руки и заставившие вас продать свою компанию. А справа — пейзажи. Природа. Человек и природа — две самые"могучие силы на земле. Но даже они ничто перед смертью.

Она посмотрела на Шредера:

— Хотя и есть кое-какие натяжки, но впечатляет, да?

Он был потрясен:

— Никто и никогда так точно не проникал в замысел этого зала. Впечатление такое, что вы читаете мои мысли. Но как вы узнали о моем участии в скандале вокруг «Xext»?

— Майк рассказывал. Надеюсь, я не расстроила вас напоминанием о прошлом?

— Господи, нет. Я только удивлен, что он держит в памяти события такой давности. Прошло уже добрых десять лет.

— Он хранит в памяти такое, что кое-кто готов убить его за это. А что кроме этого? Спортивные события и имена спортсменов. Так, ерунду всякую.

— Я все еще не могу прийти в себя от изумления. Ни один человек не в состоянии был воспринять эти картины как единое целое.

— Все когда-нибудь происходит впервые, — ответила она, скромно пожимая плечами. — Но вот почему вы назвали этот зал «Убежищем»?

— Вы поймете это, если сядете в кресло.

— Кресло? — спросила она, оглядываясь в замешательстве по сторонам.

Кожаное кресло и шкафчик были белого цвета и настолько растворялись в обстановке, что она их даже не заметила, когда вошла в комнату.

Она подобрала накидку и села в кресло, почувствовав себя будто на воздушной подушке. Шредер присел около кресла и открыл шкафчик. Внутри находился стерео-компакт-диск-плейер с аккумулятором SRM-71 и белыми наушниками фирмы «Stax Yamma». Верхняя полка была занята компактдисками с классической музыкой. Он попросил ее выбрать один из них. Она провела ногтем вдоль корешков, надеясь найти что-нибудь любимое. Вот — сюита Прокофьева «Золушка». Она вытащила диск и посмотрела, кто исполняет: симфонический оркестр Святого Луиса под руководством Леонарда Слаткина. И Слаткина, и оркестр она слышала на концертах. Ее родители обожали ходить на концерты, и, когда они прилетали из Майами, чтобы навестить ее, она была уверена, что у них есть три билета или в Карнеги-Холл, или в Эвери Фишер-Холл. Хотя она всегда с удовольствием составляла им компанию, без них она никогда на концерты не ходила, предпочитая проводить время с друзьями в одном из своих любимых джаз-клубов.

Шредер взял у нее компакт-диск, кивнул, одобрив ее выбор, и вставил его в плейер. Он протянул ей наушники и, объяснив, что делать, прошел в угол комнаты и стал крутить регулятор освещения, пока не наступила непроглядная тьма. Она надела наушники, закрыла глаза и попыталась выбросить из головы все посторонние мысли. До конца ей это не удалось. Перед глазами все время маячила темная фигура, которая то появлялась, то исчезала, не давая до конца понять, что это такое. «Верь в него, как он сам верит в себя», — прозвучал в ней внутренний голос, и видение стало блекнуть и таять. Сабрина повторяла эти слова, пока видение не исчезло совсем, и неожиданно она почувствовала полное спокойствие и включила плейер. Послушав начало сюиты, она нажала на кнопку в подлокотнике кресла, и десяток разноцветных лазеров, вделанных в потолок, забегали по стенам. Только после этого она открыла глаза и погрузилась в транс, зачарованная игрой света, который рисовал на стенах калейдоскоп неуловимых узоров.

Ей припомнились слова Шредера: «Это, по-моему, прекрасная терапия. Я словно бы перекидываю мост между прошлым и настоящим и приближаюсь к величайшим мастерам, которых обожал годами. Вы, наверное, назовете это всего лишь временным бегством от горечи и враждебности внешнего мира. Каждый, кто сидит в этом кресле, воспринимает этот зал по-разному. Все зависит от подсознания».

Сабрина не могла оторваться от «Vanitas». Череп. Лучи пересекались, отражались от неровностей картины, изображение черепа искажалось, принимало кошмарные формы и очертания. Разум отказывался это воспринимать. Она чувствовала, что нервы ее напряжены до предела, но, как ни старалась, ей не удавалось отвести глаз от «Vanitas». Сабрина теряла над собой контроль. Внезапно она снова увидела тень темной фигуры. Только на этот раз человек падал в бездонную пропасть. Падал, падал...

— Нет! — закричала она и сорвала с себя наушники.

Шредер включил свет и поспешил к ней:

— Сабрина, что с вами?

Она вытерла тыльной стороной ладони влажный лоб.

— Извините, не знаю, что на меня нашло.

— Я знаю, это «Vanitas». На некоторых людей эта картина производит страшное потрясение. Как я и говорил, все зависит от подсознания. Прошу прощения.

— За что? Вы не можете нести ответственности за мои мысли.

Она подняла наушники и покрутила их в руках:

— Надеюсь, я их не сломала.

— Не важно, — сказал он, взяв их у нее и убирая в шкафчик. — Вам необходим стаканчик бренди.

Она натянуто улыбнулась и покачала головой:

— Терпеть не могу эту дрянь. Лучше подышать свежим воздухом, здесь все-таки довольно душно.

— Одну минуту. Я только все выключу.

Она подошла к «Vanitas». При ярком свете картина выглядела совсем по-другому.

— Идем?

— Конечно.

— Майк уже, наверное, вернулся, — сказал он, когда они вошли в лифт.

— Надеюсь, — тихо ответила она.

Грэхем добрался до туалета, ловко спрыгнул на пол и закрыл за собой окно. Плеснул себе на лицо и грудь холодной воды, сел на край унитаза и обтерся полотенцем. Колено пульсировало, но его гораздо больше беспокоила кровь. Сквозь повязку она пока не просочилась, и он надеялся, что кровотечение остановилось. Он надел джинсы, рубашку и повязал на шею цветастый платок, затем снова взял полотенце и вытер пот с лица.

Раздался резкий стук в дверь.

— Мистер Грэхем?

Это был Драго.

— Одну минуту, — отозвался Грэхем, вытирая следы с подоконника.

— Вы в порядке?

— Да, у меня небольшое расстройство желудка.

Грэхем внимательно оглядел туалет, подошел к двери и открыл ее.

— Боже мой, у вас ужасный вид, — воскликнул Драго. — Тут сегодня дежурят несколько врачей. Я велю осмотреть вас.

— Я в порядке. Правда. Небольшая слабость, и все.

Грэхем остановился у лестницы:

— А как вы узнали, где я?

— Все помещения в доме, где разрешается ходить посторонним, оборудованы телекамерами. Из соображений безопасности, как вы понимаете. Дежурный офицер видел, что вы направляетесь к апартаментам мистера Шредера — туда ведут вот эти двери, слева от туалета, поэтому он, естественно, обратил на вас особое внимание. Когда через десять минут вы не вышли из туалета, он подумал, что, возможно, что-то случилось, и вызвал меня. Все просто.

— Но как он узнал, кто я такой?

— Как и я, дежурный офицер знает всех гостей по имени.

— Я поражен, — сказал Грэхем.

— Ничего удивительного тут нет, уверяю вас. Девяносто девять процентов гостей, которые приглашены сегодня, обычно всегда приглашаются на вечеринки мистера Шредера. А как вы уже наверняка знаете от мисс Санто Жак, мистер Шредер устраивает вечеринки довольно часто. Внизу, в регистратуре, установлена телекамера, имя каждого гостя вводится в компьютер, который с помощью локальной сети соединен с терминалом поста наблюдения. Таким образом, конкретное лицо сопоставляется с именем. Это, конечно, касается одного процента новых гостей.

— Теперь я вижу, почему вы пользуетесь таким доверием мистера Шредера. Вы превосходно знаете свое дело!

— Это мой долг, мистер Грэхем. Как и у любого человека ранга мистера Шредера, у него немало врагов. Если они обнаружат уязвимые места в системе безопасности, они не преминут воспользоваться ими. Это может стоить ему жизни.

— Объяснение исчерпывающее, — согласился Грэхем. — Кстати, вы только что сказали одну вещь, которая заставила меня задуматься. Значит, дверь слева от туалета ведет в апартаменты мистера Шредера?

— Верно, — с некоторой заминкой ответил Драго.

— А почему не пробить стенку и не соединить туалет с апартаментами? Им тогда бы и не пользовались.

— Нет. Разве мисс Санто Жак не говорила вам о Роберте?

— Нет, не помню такого имени.

— Мистер Шредер усыновил мальчика...

— Да-да, говорила, — сказал Грэхем, вспомнив, что ему рассказывал Витлок. — Парнишка пристрастился к героину.

— Он принял слишком большую дозу в этом туалете. Мистер Шредер любил его больше, чем родители любят собственных детей. После похорон он поклялся, что, пока живет здесь, сохранит все в неприкосновенности.

Драго провел его через внутренний дворик, мимо бассейна в сад. Он показал на шатер:

— Ваша жена там. Видите?

— Да, вижу.

— И, пожалуйста, больше не огорчайте ни мистера Шредера, ни меня жалобами на свое плохое самочувствие, в противном случае вы пройдете лучший из всех возможных курс лечения. А теперь прошу извинить меня.

Драго направился к бару.

Грэхем не сомневался, что Драго уже раскусил, кто они, и ждет лишь случая, чтобы покончить с ними. А они не продвинулись в деле возвращения картины ни на шаг, и это ничего хорошего не сулило. Он подошел к Сабрине и рассказал о сейфе.

— Надо возвращаться и обсудить все подробнее, — мрачно сказала она.

— Похоже, ничего другого не остается. Нужно сесть вместе с Сергеем и К.В. и попытаться разработать какой-нибудь альтернативный план на следующие двадцать четыре часа.

— А теперь что?

— Здесь оставаться больше нет смысла... — Грэхем внезапно запнулся, поймав взгляд человека, который разговаривал с Драго у стойки бара.

— Что случилось, Майк? — спросила Сабрина, посмотрев в том же направлении, куда смотрел и он.

— Не может быть, — сказал он, не сводя глаз с собеседника Драго.

Мужчина смотрел на шатер. Грэхем, сделав вид, что кашляет, закрыл рот рукой, скрыв тем самым лицо. Драго взял гостя под руку, и они пошли в сторону шатра, увлеченно что-то обсуждая. Грэхем осмотрелся в поисках укрытия. — В шатер попасть незамеченным невозможно, а здесь вероятность того, что человек его увидит, была очень велика. У него не было выбора.

— Поцелуй меня, — сказал он Сабрине.

— Что? — изумленно спросила она.

— Поцелуй меня и постарайся, чтобы это выглядело правдоподобно.

Он прижал ее к себе, крепко ухватив одной рукой за талию, а другой за шею, и поцеловал. Она запустила пальцы в его влажные, взъерошенные волосы.

— В России их сразу арестовали бы за такое, — произнес, проходя мимо них, собеседник Драго с сильным украинским акцентом.

— Молодожены из Америки, — с усмешкой заметил Драго.

— Разумеется, из Америки, — пробормотал человек.

Грэхем целовал Сабрину в шею.

— Ушли? — прошептал он ей на ухо.

Она с виноватым видом открыла глаза:

— Стоят у входа в шатер.

— Лицом к нам?

— Нет.

Он отодвинулся от нее:

— Приведи ко мне Сиобан.

— Майк, что...

— Действуй, Сабрина! — резко оборвал он ее.

Она бросила на него рассерженный взгляд и быстро зашагала к бару. Он шмыгнул за угол шатра и там ждал.

— Майк, что все это значит? — потребовала объяснений Сабрина, приведя Сиобан.

— Вот ее спроси! — сказал Грэхем, холодно глядя на Сиобан.