23

Машину занесло, и она встала поперек улицы, ударившись о мусорный бак.

— Что с вами?! — Луиза склонилась над стариком, уронившим голову на рулевую колонку.

Она была почти уверена, что Мак-Лауд мертв. Однако тот медленно повернулся. Взгляд его был страшен, зрачки — во всю радужку.

— Воскрешение… — сказал он с неожиданной четкостью. — Воскрешение… Все возвращается на круги своя!

Луиза ничего не поняла, но Мак-Лауд и не ждал от нее понимания.

— Вам надо уходить, — он поспешно распахнул дверцу «линкольна».

И замер на месте.

Уходить было поздно.

Голубое сияние оформилось — теперь это, несомненно, были две человеческие фигуры.

Более странных людей Луиза в жизни не видела.

Позже она попыталась воссоздать в памяти их облик, но это ей не удалось. Что-то было на них блестящее. Скафандры? Латы? Очки, закрывающие пол-лица, необычные прически?.. Да и вообще все в них было необычно — кукольная неподвижность черт, движения, казавшиеся резкими и плавными одновременно…

Луиза Маркос не успела сказать ни слова. Мак-Лауд приподнял ее на руки, как игрушку, — и буквально вбросил в мусорный контейнер. Тот самый, ударившись о который, стала их машина.

Навык, приобретенный во время борьбы с корпорацией, позволил ей упасть пружинисто, без ушибов. И — повинуясь все тому же навыку — она замерла внутри контейнера.

Ни звука. Ни движения.

Каким-то двадцатым чувством она поняла, что снаружи вступают в бой силы, которым она не способна помочь или помешать.

— Мак-Ла-а-а-уд! — загробным голосом произнесла одна из фигур.

(Голос этот казался слишком уж загробным. Говоривший будто подыгрывал сам себе, стремясь произвести впечатление.)

— Иди, иди сюда, Мак-Ла-а-а-уд! Иди к нам!

Старик, словно повинуясь этому зову, сделал три шага по направлению к ним. Но четвертый шаг не был сделан: Мак-Лауда уже никто не назвал бы стариком, когда он, пригнувшись, кошкой бросился в сторону.

Луиза, следившая за происходящим сквозь отверстие в стенке контейнера, увидела, как ослепительно-яркая полоса света прошла по тому месту, где он только что стоял. Не сразу она догадалась, что это — импульс, выпущенный из оружия пришельцев. В руках их было что-то вроде пистолетов с толстыми стволами.

(Пришельцы! Вот оно, это слово! Выходцы из иного мира…)

Странная тень поползла по стене. Была она похожа на человеческую — но не мог человек двигаться так. Это один из пришельцев, стоя на небольшой платформе, словно мальчишка на доске скейтборда, взмыл в воздух и направился в темноту — туда, где исчез Мак-Лауд. Но другой остановил его:

— Нет! Сейчас моя очередь!

— Нет, моя! Ты просчитался, малыш!

Жуткий, неописуемый смех прорезал воздух. Восторг, ярость и безумие звучали в нем.

— Хорошо! — второй, сдаваясь, пожал плечами, и за спиной его колыхнулись треугольные крылья.

Говорили они не по-английски, но Луиза каким-то образом понимала их. Голоса будто бы звучали у нее в мозгу. Она даже поняла, что именно так их и зовут: Первый и Второй…

Задержка, вызванная спором, спасла Мак-Лауда. Когда Первый, с бластером наизготовку, подлетел к месту его исчезновения, там уже никого не было.

Обстановка как раз благоприятствовала игре в прятки. Они находились в месте, где сошлись несколько ярусов автобана, сейчас пустующих, отчасти заброшенных. Такой же полузаброшенной казалась и узкоколейная ветка внизу: рельсы почти вросли в землю. И конечно же, вся хаотическая груда конструкций была соединена проводами, тросами кабеля в изоляции, даже трубами водопровода.

Первый внимательно осмотрелся по сторонам. Ага, вот что-то шевельнулось на одном из ярусов, довольно удаленном от него. Далеко сумел уйти беглец… Но больше ему никуда не уйти!

Выстрел! Еще выстрел! И еще, еще… Слепящие кинжалы бластерного огня полосовали воздух. Пахло горелым, с железным грохотом оседали начисто перерезанные балки и фермы, издалека доносились испуганные крики прохожих…

И было видно в сиянии одной из вспышек: упал человек наверху.

И был слышен звук падения — хрусткий удар тела, свалившегося с высоты нескольких метров на твердое.

И снова страшный, какой-то стеклянный хохот прорезал наступившую тишину.

— Спасибо, — негромко прошептал Мак-Лауд.

На какое-то мгновение он ощутил адскую боль в месте сломанных ребер и в позвоночнике. Но боль почти сразу исчезла — и вот он уже снова может шевелиться.

Теперь больше не было сомнений: сила, дарованная Воскрешением, снова возвращается к нему.

Все еще старо и слабо его тело, лишь невозможным напряжением воли он заставляет его бегать и сражаться. Но сломанные кости восстанавливаются мгновенно.

И не безоружен он уже: в пальцах зажат метровый железный прут, срезанный бластерным лезвием. Это — часть перил верхнего яруса, на котором он скрывался.

За это оружие Мак-Лауд и поблагодарил Первого. Было видно, как тот, оставив внизу свою «доску», спешит по лестнице с мечом наготове. Ну, конечно: разве может он отказаться от собственноручного обезглавливания врага!

Давай же, давай, иди сюда… Крагер!

И встал Мак-Лауд во весь рост с железной палкой в руках.

24

Будь нападавший один — Луиза все же постаралась бы помочь Мак-Лауду, несмотря на меч и лучевой пистолет пришельца. Но их было двое…

Второй остался на прежнем месте, хотя теперь уже не висел в воздухе, а опустился на землю, сложив крылья. Толстоствольный пистолет-бластер был в его руках. А голова мерно поворачивалась туда-сюда в поисках опасности, словно антенна локатора. Плотно прилегающие к лицу стекла темных очков казались глазами — огромными черными глазами ночного хищника. На губах застыла все та же кукольная улыбка…

Кто они такие? Откуда?

Не было ответа на эти вопросы…

Но все-таки, при всей фантастичности их появления и их внешности — Луиза Маркос понимала эту парочку так хорошо, как вообще можно понять людей.

Первое впечатление — «словно мальчишка на скейтборде» — оказалось верным. Подростки.

Да, взрослые тела, могучее оружие, движения и повадки умелых бойцов (впрочем, скорее убийц, чем воинов). Но душа у них несовершеннолетняя. На эту версию работало все: и спор, и выражение лиц, и смех — смех дикаря или безумного ребенка.

Уличные мальчишки. Шпана с бластерами, на летающих платформах. Но именно поэтому для самоутверждения им требуется не просто оскорбить человека, даже не ударить его по голове галлонной бутылью.

А снести голову напрочь…

А если вдобавок есть у них и приказ, заставляющий поступать так…

Кто может описать словами вихрь клинковой схватки, священнодействие боя?

Никто. Нет таких. И не будет никогда.

Ибо не в словах выражается мысль меча, мысль размаха и мысль парирующего движения.

Даже сам боец потом не сможет описать. Ни описать, ни даже вспомнить толком, воссоздавая ход боя движением, не словами… Потому что если хоть ничтожная доля его мозга будет занята запоминанием, то вспоминать о схватке придется уже не ему, а его противнику. Память выхватывает кусками: блеск пламени на мече… Грохочущий скрежет, когда лезвие после промаха обрушивается на перила или решетчатый пол… Чувство удачного удара, который упруго отдается в плечо и запястье, — а противник, наткнувшись на конец прута, отлетает к ограждению…

И — чувство удара неудачного: меченосец пригибается, пропуская свистнувший прут над собой, — и едва-едва удается уйти от ответного выпада.

Вот, кажется, и все…

Мак-Лауд собирался не заниматься фехтованием, а убивать или умирать.

Атаковавший его Крагер сперва откровенно любовался собственным мастерством. Но вот он получил удар, потом еще один — и понял, что будь в руках у старика настоящий меч, он был бы убит.

И озлился. И повел бой по-настоящему.

Меч окутал его сверкающим облаком, перерубая все, что попадалось на пути. Только искры летели, если это был кабель, и летели пенистые брызги, если попадалась водопроводная труба.

Так он переломил ход схватки, упорно оттесняя Мак-Лауда назад…

Долго так продолжаться не могло. И — не продолжалось.

Второй, оставшись внизу, скучал. Он не сомневался в исходе схватки: слишком хорошо знал Первого. Как себя знал…

(Вот именно: как себя! Один у них был учитель мечевого искусства — и, по сути, одно тело было у них, размещенное в двух оболочках.

Он, Второй, был младше всего на несколько минут, — но всю жизнь из-за этого играл роль младшего брата. Вот и сейчас…)

Жаль, конечно, что ему не доведется сегодня участвовать в боевой потехе — Первый все сделает сам…

Впрочем, и здесь ему дело найдется!

Второй насторожился. Кажется, что-то мелькнуло вон там, за краем квадратного бака для сбрасывания отходов? Ну-ка…

Пришелец не собирался подходить к мусоросборнику, а тем более заглядывать в него. Он уже поднял бластер, готовясь располосовать бак, даже не проверяя, действительно ли там кто-то спрятался.

Луизу Маркос спасло то, что именно в эту минуту, гудя и сигналя мигалкой, подъехала полицейская машина. Полиция, привлеченная странными вспышками и грохотом, тем не менее не предполагала встретить здесь ничего особенно противозаконного. И уж никак не инопланетного убийцу!

Поэтому бой был короток.

Второй перевел бластер в их сторону, нажал на спуск — и мгновение спустя машина исчезла в жарком бензиновом сполохе. Никто даже не успел выскочить.

Дико захохотал пришелец. Сейчас, как никогда, его смех был похож на смех безумного ребенка…

Мак-Лауд сделал все, что мог сделать, — старый против молодого, почти безоружный — против вооруженного.

Но его противник тоже обладал даром Воскрешения: несколько раз получив удар железной палкой по туловищу, он приходил в себя быстрее, чем Мак-Лауду удавалось развить успех.

Сам же Мак-Лауд чувствовал, что после раны от меча ему так быстро не оправиться. Он берегся, сколько мог — но шаг за шагом Первый теснил его.

Еще спасало его мастерство, вошедшие в плоть и кровь, в подсознательную память навыки ближнего боя — ведь тренировкам он посвятил куда больше времени, чем успел прожить на свете этот юнец. Но предел, до которого стареющее тело еще слушалось воли, уже был достигнут.

…Он лежал на спине, и Крагер заносил над ним меч.

— Прощай, Мак-Ла-а-а-уд!

Это желание сказать фразу «под занавес» и спасло Мак-Лауда. А врага — погубило.

Нельзя разговаривать, пока не завершен поединок! Хоть на миг, да отвлечешься…

Сгруппировавшись, Мак-Лауд пнул его обеими ногами сразу. Не очень удачно, не оттолкнул — но сам оттолкнулся и вдруг ощутил, что летит, летит куда-то…

Когда машина взорвалась, откуда-то из подворотни, держась за стену, показался какой-то человек. Он остановился, в недоумении морща лоб, посмотрел на столб клубящегося огня, на взмывшего в воздух Второго с треугольником крыльев за спиной…

Он явно не знал, считать все это реальностью или плодом своего одурманенного спиртным воображения. Это был давешний алкоголик — тот, которого Мак-Лауд видел возле бара часа два назад. При виде огня мысли его, наконец, приобрели конкретное направление. Достав из кармана мятую сигаретку, пьяница потянулся зажечь ее от остатков полицейской машины — но отступил от нестерпимого жара. Тогда его осоловевший взгляд уперся в пришельца:

— Эй, приятель! Дай огоньку!

И Второй, вновь безумно захохотав — столь удачной показалась ему эта шутка, — выпустил из бластера длинный разряд. Такой, что человек превратился в сгусток пламени еще прежде, чем успел упасть…

Свались Мак-Лауд на землю — ему был бы конец. Но он упал на крышу поезда. Раз в кои-то веки проезжал поезд по этой узкоколейке и вот…

Убийца, секунду помедлив, тоже последовал за ним. Но не учел, что прыгать ему придется на движущуюся поверхность — и, когда приземлился, их с Мак-Лаудом разделяло несколько вагонов. Крагер шагнул вперед, спеша покрыть это расстояние прежде, чем его противник оправится от падения. И — опять не учел, что поверхность под ним движется.

Струя воды под сильным давлением обдала Первого, когда поезд проехал мимо трубопровода, перерубленного несколько минут назад во время схватки на верхнем ярусе. Он пошатнулся, несколько раз вслепую махнул мечом — и потерял старика из виду.

Пока Крагер озадаченно вертел головой, пытаясь разобраться в обстановке, Мак-Лауд, кошкой высунувшись из щели между вагонами, ухватил его за щиколотку. И — рванул на себя.

Коротко прозвенел меч, падая на мостовую.

Мак-Лауд, не выпуская лодыжки врага, ударил его телом о землю, словно плетью — с протяжкой…

Вагонное колесо проехало поперек шеи. Короткий крик оборвался, едва успев начаться.

А потом…

Это было последнее движение, на которое еще хватило старика. Разжав пальцы, он упал с медленно ползущего поезда тоже едва не под колеса.

Но в этот миг мир словно раскололся на куски от громового раската. И фиолетово-голубые молнии начали бешеную пляску над местом падения двух человек…

25

Железнодорожный состав — длинный, как хребет дракона. И тепловоз оказался далеко от того места, где упали наземь двое. Далеко от места, где Электрический Дьявол вселяется в творения человеческих рук, бурно высвобождая запасенную ими энергию, в каком бы виде она ни хранилась. В виде содержимого бензобака или заряда в аккумуляторе.

Но нет такой энергии в вагонах. Поэтому поезд спокойно проследовал дальше.

Зато огромный автофургон, как раз проезжавший мимо, был мгновенно остановлен и буквально разметан на куски мощным взрывом — словно в него, как в полицейскую машину, ударил бластерный луч.

Этот взрыв и спас Мак-Лауда.

Второй в этот момент находился далеко от эшелона. Он не видел гибели брата. Не видел, как пляшущие молнии словно свились в клубок — и многоногий паук Энергии пополз от одного лежащего тела к другому, осторожно переступая призрачными лапами по мостовой.

Он видел только одно — яркий, восхитительный взрыв. Пиршество красок. Апофеоз разрушения!

И вновь безумный смех разомкнул его губы, заставив вздрогнуть и съежиться Луизу Маркос, затаившуюся в нескольких шагах от него.

Но смех этот тут же оборвался. Второй замер, присматриваясь к чему-то, невидимому из контейнера.

Настолько много внимания вложил пришелец в этот взгляд, так явственно был он изумлен и даже встревожен — что Луиза не выдержала. С величайшей осторожностью она подняла голову над краем бака. Свет бензинового костра сперва ослепил ее, но потом она смогла рассмотреть детали.

Прямо оттуда, из яростного пламени, шел человек. На фоне остатков горящего фургона можно было различить лишь черный силуэт — но видно было, что от одежды на нем остались только рваные лохмотья. А длинные волосы, которые непонятным образом пощадил огонь, спускались до плеч. Движения его были легки и наполнены сдержанной силой.

Человек наклонился, поднял с земли меч — и только тут Луиза узнала его…

Мак-Лауд быстрым, но внимательным взглядом окинул добытое им оружие. Оно было знакомо ему: он в свое время владел таким мечом…

Французские ландскнехты называли его бастард — «меч-ублюдок». И действительно — нечто среднее, — как бы помесь между легкой шпагой и огромным эспадоном.

Ландскнехты же из немцев, не мудрствуя, звали этот тип меча «цвайхандер», что означало просто-напросто «двуручник»…

Не вовремя в нем антиквар проснулся… Впрочем, плевать на антиквара. Как бы то ни было, клинок хорошей закалки, и удобна двуручная рукоять.

Вполне можно снести этим мечом чью-нибудь голову. Не хуже, чем любым другим…

Второй тоже узнал Мак-Лауда не сразу. Но, узнав, догадался обо всем.

Молодо его новое тело — такое же оно теперь, каким было в тот миг, когда соприкоснулась ладонь Конана с ладонью Катаны. А это значит…

Значит это, что впитана им жизненная энергия от кого-то, одаренного Воскрешением. А таких на этой планете — кроме них двоих — только один.

Был. Теперь нет. Мертв Первый…

Яростно вскричал Второй, осознав гибель брата, швырнул бластер в кобуру и рванул из ножен меч. Бластер — бездушен, неживой механизм. Он не способен передать всю силу ненависти и жажду мести.

Меч, только меч! Искромсать ненавистное тело, снять с плеч «сосуд мыслей»…

— Ну, держись, ублюдок! — прошептал Мак-Лауд.

Когда Второй взвыл от ярости и между лопатками его развернулся треугольник крыльев — Мак-Лауд вдруг бросился не прочь от него, а навстречу, спутав все карты.

Нынешний взгляд его замечал абсолютно все — даже то, что как будто не имело отношения к реалиям схватки. Заметил он и брошенную Первым летающую платформу. Вот она лежит, прислонившись к решетчатой ферме. Почти на полпути между ним и Вторым — но все же ближе к нему…

Он успел вскочить на нее. И они сошлись с налетевшим Крагером уже в воздухе.

Мечи, перекрестившись с размаху, исторгли сноп искр…

И снова метались перед глазами тени сражающихся — только на сей раз они напоминали уже не диких зверей, а летающих хищников.

Скорее — древних ящеров с зубастыми клювами и перепончатыми крыльями, рожденных во времена, когда Мир был юн, а порождения его — чудовищны.

Раз за разом сшибались в воздухе светлые полосы стали, плюясь фонтанами искр. Как будто не было явной победы — во всяком случае так казалось Луизе, неопытной в таких делах.

Но вскоре и она тоже поняла, что человек постепенно берет верх над не-человеком…

Никогда Мак-Лауд раньше не имел дела с летающей платформой. К счастью, она будто бы сама повиновалась ему — угадывая малейшее желание, бросала его вверх и вниз, закладывала виражи…

Наверное, так и было: в устройство такого рода, конечно, был вмонтирован какой-то датчик, напрямую воспринимающий сигналы мозга. Но ему вновь подумалось о лошади, чуткой к желаниям всадника…

Ошибся Второй — не таким уже был Мак-Лауд, как юный Конан Клеймора. Сотни лет, насыщенные боями и воинскими упражнениями, сейчас сражались за него.

Несколько раз перекрестились их клинки — и Крагер понял свою ошибку. Свободной рукой он схватился за бластер. Но Мак-Лауд уже гнал врага, не отставая, не дав воспользоваться преимуществом в оружии.

Второму было ясно: задержись он хоть на миг, постарайся развернуться

— и сталь сразит его прежде, чем луч доберется до его врага. Выход один — оторваться. Уйти. Не для бегства, а чтобы занять удобное положение для стрельбы.

Вираж за виражом закладывал Второй, меняя скорость, высоту, угол пикирования. И все напрасно. Человек неотступно преследовал его — и с каждой минутой все ближе и ближе тусклый блеск меча…

Один раз, описав петлю в несколько сот метров в диаметре, проскочили над соседней улицей — и краешком глаза Мак-Лауд уловил белые пятна человеческих лиц, уставившихся на них снизу вверх. Но потом логика боя и бегства вновь вывела их туда, где началась схватка.

Вот тут это и случилось.

Из-за угла внезапно вынырнула машина. Второй, несшийся на малой высоте, чудом успел ее перескочить, крутнувшись в воздухе.

А Мак-Лауд — не успел…

Летающая платформа чиркнула по крыше — и человек кувыркнулся с нее, не удержавшись. Он ловко перекатился по асфальту, гася скорость падения, но Второй уже разворачивался для атаки.

Совсем некстати объявившаяся машина была полицейской. Однако поведение водителя не соответствовало действиям стражей порядка. Впрочем, в своде инструкций ничего не говорилось о том, как надлежит реагировать на сражающихся в воздухе демонов.

Так или иначе, водитель, едва оправившись от столкновения, дал полный газ и исчез из виду. Скатертью дорога…

Несколько раз вспыхнул бластерный луч — но густая тьма лежала в узком проеме между домами. И луч не нашел свою цель.

— Прощай, Мак-Лауд! — выкрикнул Второй, прицеливаясь снова.

И нажал на спуск трижды подряд, веером.

— Прощай! — донеслось в ответ совсем из другого места. — Ты ведь уходишь, да?!

Второй повернулся в бешенстве, но враг его уже исчезал за углом.

С мечом в одной руке и бластером в другой ринулся Крагер следом. Ветер пел под его крыльями…

Поворот. Снова — узкая щель проулка. И высверк меча у боковой стены. Все! Врагу не уйти!

— Ну давай же, давай… — бормотал Мак-Лауд сквозь зубы. — Давай сюда… ублюдок!

Он все рассчитал. Не станет пришелец стрелять, пока не рассмотрит ясно цель. Тем более, что рассмотреть ее — проще простого.

Как ни узка улочка, но она куда шире размаха руки с мечевым лезвием.

Поэтому не опасаясь удара мчался Второй по противоположной его стороне. Мчался на полной скорости.

Он не смог остановиться, когда Мак-Лауд резко вскинул меч — так, что по высоте кончик его оказался на уровне горла Крагера.

Меч, конечно, не достал Второго. Но и не должен был он — меч — достать его.

Тонкий, но крепкий провод теперь пересекал улочку. Один конец его уходил в противоположную стену, а другой был обмотан вокруг клинка цвайхандера, теперь поднятого вверх. И…

И трехжильная струна пришлась атакующему точно под подбородок.

Черный шар головы уже катился по земле, когда тело оборвало свой полет, впечатываясь в стену дома. Секунду оно еще оставалось висеть, прижатое к ней инерцией.

Потом рухнуло.

И вновь сплелись в единую сеть хлысты разрядов, ударившие из перерубленной шеи… из обоймы лучемета… Из двигателя крыльев… Из двигателей машин, стоявших в переулке… Лопались фары, в бесформенное месиво превращались салоны автомобилей — и холодный смерч окутал тело стоящего на коленях человека.

Окутал, но не был вобран им, не был поглощен.

Обе руки воздел Мак-Лауд в небо. Одна из них сжимала меч.

— Рамире-е-ес! — звал он. Вспомнил он, вспомнил наконец, имя Катаны. И смерч энергии поднялся высь. Все выше и выше поднимался он, пока не осталось от него еле различимое голубое пятнышко.

Вскоре исчезло и оно…

26

…Если бы под фундаментом одного из лэргских театров кто-нибудь удосужился произвести раскопки, то весьма возможно, там был бы обнаружен еще один фундамент, который в свое время нес на себе громаду боевой башни

— донжона. Конечно, ни сейчас, ни в прошлые времена, донжон незачем было сооружать в самом городе. Но полтысячелетия назад это место находилось далеко за городской чертой… Впрочем, и сам Лэрг в то время городом, по сути, не являлся. Так — несколько домов и церквушка под замковой стеной.

Может быть, и осталось там несколько камней прежнего фундамента… Но уж наверняка ничего не сохранилось от одинокой могилы, вырытой некогда рядом с донжоном.

Но разумеется, никто не производил таких раскопок. С какой стати?

— …Чтоб ему пусто было, сорванцу! Бутылку ренского вылил мне на голову, что вы скажете! Этот череп, сэр, — это череп Йорика, королевского скомороха.

И могильщик швырнул упомянутый череп на кучу взрыхленной земли.

— Этот?

— Этот самый!

— Дай взгляну…

И Гамлет, наклонившись, подобрал мертвую голову.

— Бедный Йорик!

Спектакль был обычен — не лучше и не хуже огромного множества «Гамлетов», что были поставлены в разное время и в разных концах земли. Никто и не ожидал от него чего-либо особенного.

И когда ЭТО свершилось, трудно сказать, кто был потрясен более — актеры или зрители. Пожалуй, все-таки актеры.

Холодный вихрь прошелся по сцене — между Гамлетом и Горацио на сцене возник человек.

Он появился буквально ниоткуда — и замер, остановившись в каком-то странно незавершенном движении. Потом рука его судорожно метнулась к левому боку, словно нащупывая эфес. Но пальцы сомкнулись в пустоте — ничего не было сейчас у него на поясе…

Первыми из шока вышли зрители. В конце концов, театр ныне преподносил и не такие сюрпризы. И техника была, пригодная для организации «внезапных появлений», и режиссерский замысел вполне мог втиснуть в традиционно идущий спектакль такую вот фигуру. К тому же, одет незнакомец был примерно так же, как и актеры на сцене… Бог знает, за кого его приняла публика, — быть может, даже за внезапно материализовавшегося «королевского скомороха». Во всяком случае она зааплодировала.

Но вот актеры… Тем, кто находился на сцене, пришлось куда труднее. И дело даже не в том, что появление незнакомца застало их врасплох.

Просто все трое совершенно точно видели, что на этом месте не было ни потайного люка, ни вообще ничего, кроме досок сцены.

Ничего…

— Бедный Йорик! Я знал его, Горацио… — исполнитель главной роли попытался сделать вид, что ничего не произошло.

Вновь появившийся опять-таки довольно странным движением ощупал свою шею.

— Ага, понимаю… — пробормотал он почти про себя — так тихо, что его услышал только могильщик, оцепеневший с заступом в руках.

— Понимаю… Я здесь погиб, и это, наверное, мой череп…

Незнакомец снова тронул свою шею, будто проверял, на месте ли голова.

— Меня зовут Рамирес! — сказал он вслух.

Зрители уже не просто аплодировали — по рядам прошел откровенный смех.

— Я знал его, Горацио! — голос «Гамлета» сорвался на откровенный визг, но артист продолжал придерживаться прежней тактики.

С минуту Рамирес присматривался к нему, потом снова вмешался в монолог:

— Простите, что я мешаю вашей столь занимательной… э-э-э… беседе, но ваш товарищ, по-моему, явно не способен вам отвечать…

— …Вот здесь должны были двигаться губы, которые я целовал не знаю сколько раз… — актер не отвлекался ни на что, но был уже в состоянии, близком к истерике.

Зрительный зал изнемогал от смеха.

— А все-таки, почему я вновь пришел в этот мир? — в уголках глаз Рамиреса разбегались веселые морщинки, но этот вопрос — не обращенный ни к кому конкретно — он явно задал всерьез.

— …Где теперь твои каламбуры, твои смешные выходки, твои куплеты?

«Гамлет» продолжал свой монолог, не соображая, что лишь нагнетает всеобщее веселье.

Рамирес посмотрел на него.

— Вы все-таки надеетесь, что он вам ответит? — спросил он с искренним сочувствием.

Это было последней каплей.

— Слушай, ты, дегенерат! — актер в ярости повернулся к нему. — Пошел ты!..

Тут он произнес нечто такое, чего Рамирес не понял — зато отлично поняли зрители, судя по их реакции.

Рамирес озадаченно сдвинул брови:

— Куда?

И тут он, совершенно независимо от происходящего вокруг, понял, что действительно должен куда-то идти, встретиться с кем-то… давно ему знакомым…

Это и было условием его нового Воскрешения…

Это чувство мелькнуло и тут-же пропало.

Одно можно сказать: актеру очень повезло, что его последние слова остались непонятыми.

На сцену из-за кулис выскочил режиссер. Он был вне себя от ярости.

— Это «Гамлет» или не «Гамлет»?! — вопил он. — Мы пьесу Шекспира играем или несем отсебятину?!

И тут он замер, наткнувшись взглядом на Рамиреса.

— Вы все перепутали, — вежливо пояснил тот. — Во-первых, «Гамлет» — это не пьеса, а хроника. Во-вторых, написал ее не Шекспир, а Саксон Грамматик [реально существовавший автор XII века, впервые изложивший легенду о Гамлете]. Шекспир, кто бы он ни был, вряд ли будет писать пьесы: это фамилия потомственных воителей… ["shakespeare" в переводе «потрясающий копьем»]

И вдруг Рамирес замолчал. Потому что чувство, исчезнувшее было — внезапно вернулось, заполняя все его существо.

Теперь он отчетливо слышал Зов…

— Прошу простить, но я вас покидаю. Меня действительно ждет далекая дорога… Позвольте… — и он вынул из ножен на боку совершенно обалдевшего принца Датского его шпагу.

Быстро, но с достаточной галантностью поклонившись рыдающим от хохота зрителям, Рамирес под шквал аплодисментов удалился со сцены.

27

Конан открыл глаза.

Да, Конан — теперь ему хотелось слышать свое имя именно таким.

Но сейчас…

Хотя он ведь не принял последнюю порцию Энергии — а передал ее… И что из этого получится — не знал даже он…

В общем, сейчас он ощущал себя так, как и должно чувствовать после длительного и трудного боя. Усталость положила ему на плечи свои медвежьей тяжести лапы. И когда сзади послышался приближающийся топот — он едва нашел в себе силы повернуться на звук. Впрочем, он уже знал, что приближается не враг…

Луиза Маркос стояла перед ним, и в опущенной руке ее подрагивал странный предмет.

Бластер первого из убитых.

— Я думала… Думала, тебе нужно помочь… — произнесла она с какой-то неловкостью.

— Он разряжен. Не может не быть разряжен — как и все источники энергии на сто ярдов вокруг. Но все равно спасибо…

— Кто ты? — прошептала Луиза, пряча глаза.

— Я Конан — или Карл, называй, как угодно, — Мак-Лауд по прозвищу Клеймора. Я пришел в этот мир пять веков назад… — Мак-Лауд помедлил: — И вот мне снова не удалось умереть… — закончил он чуть слышно…

Не сразу Конан понял причину возникшей между ними неловкости. Но поняв — удивился своей слепоте.

Ведь так все просто! Раньше Бренда смотрела на него совсем другими глазами. Он был для нее дряхлым, склеротическим старикашкой. В лучшем случае возможным союзником. И не более того.