В три часа пополуночи Веландер прошла на корму, где боцман Норриэйв стоял на дежурстве у руля. Из своей крохотной каюты выбрался Ларон, потянулся и плотно закрыл люк. Он осмотрелся вокруг, а потом долго глядел в сторону Тореи. Затем кивнул Веландер и Норриэйву и занялся расчетом местоположения корабля по звездам. Выйдя на квартердек, он передал Норриэйву распоряжение скорректировать курс на пятнадцать градусов. Стоя рядом с Веландер, он разглядывал зеленый диск Мираль, окруженный кольцами, висевший над восточным горизонтом.

– Я должен поблагодарить вас за наше спасение, – неожиданно обратился он к девушке на диомеданском.

– Я и сама спаслась таким образом, – холодно ответила она на том же чужом для нее языке.

Он четким жестом указал вниз, туда, где располагалась каюта Ферана:

– Знаете, когда приходит пора выбирать любовников, все правила теряют свою силу, – на этот раз он говорил по-дамариански.

– Я заметила, – Веландер упрямо продолжала придерживаться диомеданского.

– Не стоит обвинять достопочтенную Терикель за любовь к капитану, – осторожно сказал Норриэйв. – Мы с ней разговаривали… Она… хотела бы сохранить твою дружбу.

– У нее теперь другие друзья.

Норриэйв смущенно запустил пятерню в густые кудрявые волосы, а Ларон отвернулся, чтобы еще раз присмотреться к звездам. Веландер тоже подняла взгляд к небу. Звезды, тускло мерцавшие в вышине, должны были провести их по опасному пути длиной в пять тысяч миль к спасению и новой жизни. Накануне ее жизнь спасла математика, а теперь математические аспекты навигации давали надежду отвлечься от болезненных размышлений. Царица философии была бесстрастной и справедливой, она не подводила своих учеников и последователей. Дрожащая, несчастная, ослабевшая, но сохранявшая контроль над собой, Веландер вдруг представила, как ей на плечи легла холодная, но уютная и успокаивающая рука.

«Разве это конец света?» Веландер вспомнила слова своей прежней наставницы. «Был ли четырнадцатый огненный круг последним?» Она снова погрузилась в подсчеты. Для того чтобы накрыть весь мир, нужно всего восемнадцать огненных кругов, так получалось при условии, что размеры мира известны точно.

– После этого круга, прошедшего над нами, я почувствовала страшную слабость, – призналась Веландер боцману. – Сколько их мы смогли бы перенести?

Боцман коротко и горько рассмеялся:

– Хватило и одного, чтобы поджарить мир.

Веландер позволила себе хмыкнуть, чувствуя некоторое облегчение. Разрушена была только Торея, Великий южный континент. Она испытала благодарность к новому другу – тому, кто поддерживал ее под водой, когда она потеряла сознание, тому, кто подкинул ей мысль о расчетах действия кругов и дал шанс спастись.

– Я знаю судьбу мира, – почти шепотом произнесла она. – Следуй за мной по заводям рассуждений, и ты тоже узнаешь.

Боцман покачал головой, сомневаясь, не повредилась ли девушка умом. Ларон стоял молча, чуть нахмурясь и пристально глядя на Мираль. Веландер теперь могла расслышать голос Терикель, доносившийся снизу. Это были горькие слезы о конце мира. Девушка решила не разглашать свое открытие в течение пяти суток и еще одной ночи. И снова ей почудилось, как легла на плечи холодная, твердая рука. Любовники, короли, моряки, священницы, даже волшебники склоняли головы перед троном Математики, Царицы философии, но из всех обитателей Тореи та оказалась милостива лишь к Веландер.

– Я слежу за ходом твоих мыслей, достопочтенная сестра, – внезапно сказал Ларон, прервав ее размышления.

– Э-э-э… что?

– Еще четыре круга – и огонь накрыл бы весь мир, если, конечно, точным является Гиродотианский метод расчета поверхности.

– Да, я согласна, именно на этом методе я и основывалась.

– Отлично. Но над нами прошел только один огненный круг. Морская вода нарушила цикл распространения огня, так что эта штука угасла, остановившись на диаметре две тысячи четыреста миль. Остальные континенты уцелели!

Веландер взглянула на него, плотно сжав губы, в ее глазах сверкала ярость. Но она заставила себя сдержаться и обдумать ситуацию. Этот юнец блестяще знаком с математикой, он нашел тот же ответ, что и она. Выражение ее лица смягчилось.

– Хорошо, – вздохнула она и отвернулась.

Она не заметила, как Ларон смотрел на ее шею, как он облизнулся. Затем он внезапно отшатнулся, поджал губы, сжимая задрожавшие руки. Когда Веландер вновь обернулась, он вернулся к наблюдениям за небом.

– Если вы знаете работы Гиродотиана, значит, вы должны разбираться и в навигационных приборах, – сказал Ларон, рассматривая звезды.

– Я работала только с одним прибором, который имелся в храме.

– Для навигации нужна математика, астрономия и твердые руки. Когда Мираль зайдет, я должен уйти в каюту, так что будут ночи, когда я не смогу вести наблюдения. Я был бы спокойнее, если бы знал, что вы способны быстро освоить основы навигации.

– Возможно, экипаж не разделит ваше спокойствие, – заметила Веландер покровительственным тоном.

– Один раз вы спасли их. Полагаю, вы заслужили их доверие.

В крошечной уединенной кабине Ларон решил заняться фиолетовой сферой. Он подготовил черную стеклянную чашу и зеленый камень-глаз. Наполнил чашу небольшим количеством жизненной энергии, которую осторожно выдохнул носом. В зеленом камне появилось лицо.

– Приветствую тебя, – раздался тихий, слабый голос.

– Пенни?

– Кто ты? – спросил заточенный в сфере-оракуле дух. – Ты не Старейшина.

Ларон сразу понял: что-то пошло неправильно. Лицо было круглым, его обрамляли короткие темные волосы. Образ предстал совершенно четко, но ему не хватало деталей. Он напоминал рисунок пером на листе бумаги. Это не та женщина, с которой он разговаривал в прошлый раз. Скорее новый собеседник напоминал ребенка.

– Нет, я не старейшина, – ответил Ларон. – А кто ты?

– Страж-9.

– Страж-9? Ты – магический страж? – Ларон пришел в полное недоумение.

– Да, я страж.

– Но ты говоришь как обычный человек. Никто не способен создать столь сложный и подробный образ стража.

– Я страж. Меня создали Метрологи. 3139.

Ларон был скорее поражен, чем разочарован. Он хотел спасти из кабинета Старейшины ордена Метрологов вовсе не его. Всего лишь страж. Очень сложный, настоящий шедевр магического искусства. Ларон никогда не видел столь совершенного стража, и все же – только страж…

– Ты когда-нибудь встречал того, чье имя Пенни? – спросил Ларон.

– Пенни, да. Она была очень сильной, с умными мыслями.

– Наверное, это она и есть.

– Старейшина приказала мне научиться у нее латыни. Я немного выучил.

– Почему она больше не говорит со мной?

– Великий огонь подошел слишком близко. Пенни открыла портал. Хищники проникли внутрь, чтобы спастись от огня. Они рвали ее на кусочки. Она сбежала. Они преследовали ее через другие порталы до ее собственного мира. Я укрылся от них.

«Огненные круги проникают и в эфирные измерения», – отметил про себя Ларон. Пенни держала свой портал открытым, но только он вел не сюда, а в ее собственный мир. Его мир. На Землю. Она не была узницей сферы, Пенни заглядывала в нее из другого мира. Более того, она наблюдала за происходящим здесь, когда случилась катастрофа, и хищные духи-элементалы набросились на нее, когда искали убежища от огненных кругов. Должно быть, они быстро расправились с ней и устремились в иной мир… на Землю. «Ну что же, они немного оживят там обстановку», – обреченно подумал вампир.

Присутствие магического стража в сфере-оракуле показалось ему интересным. Любопытно было и имя стража: даже если бы созданный дух выбрался наружу, оно сразу привлекло бы к нему внимание.

А вот новое имя могло высвободить стража, хотя и не всякое дух мог бы принять. Некоторые рабы были известны только по номерам в сочетании с именем владельца, и когда получали свободу, порой сохраняли прежние имена-цифры. Эта идея показалась Ларону забавной. Дать духу новое имя, используя его цифровой код.

– Слушай: тебя зовут Девять. Я даю тебе имя Девять.

– Девять? Просто Девять?

– Да. Имена имеют силу. Людьми и вещами можно управлять извне с помощью их имен. Но теперь твое старое имя умерло, ты получаешь новое. Я – вор, это так, но я украл сферу, чтобы спасти тебя.

– Спасти? Это правда?

– Да. Девять – твое имя для мира. Понимаешь?

– Да. Мое имя для мира – Девять.

– Девять, у тебя есть истинное имя?

– Да.

– Кто знает его?

– Старейшина.

– Старейшина мертва. Никто не назовет больше твое истинное имя. Понимаешь?

– Да.

– Хорошо. Теперь постарайся понять то, что я тебе скажу: мы пересекаем океан.

– Что такое океан?

– Не важно, просто положись на меня. Возможно, потребуется некоторое время, чтобы освободить тебя из стеклянной тюрьмы. Я возьму тебя на Диомеду, может быть в Скалтикар. Там есть люди, которые знают, как тебе помочь. Я… Девять, твой образ тает.

– Энергия, поддерживающая портал открытым, заканчивается.

Снаружи, на палубе, члены экипажа обнаружили мерцающую, нереальную медузу. Существо казалось мертвым и призрачным. Оно лежало на палубе без движения. Когда его попытались скинуть в воду, наружу посыпалась груда мелкой рыбешки, тоже странноватой на вид.

– Эфирная рыба, – Феран почесал затылок. – Похоже, дохлая.

– Я слышал, что они редко и очень медленно размножаются, но убить их практически невозможно, – заметил Норриэйв.

– Да, они питаются эфирной энергией, а затем используют ее для самозащиты. Однако эту тварь просто высосали начисто.

Когда на рассвете горизонт прояснился, команда Ферана обратилась к капитану с просьбой вернуть прежнее название корабля – «Лунная тень».

– Похоже, что смена название принесла нам неудачу, – объяснил Хэзлок. – Огненные круги и все такое.

Феран недоверчиво смотрел на старого товарища:

– Ты хочешь сказать, что целый континент был выжжен огнем лишь потому, что мы изменили название этой славной плавающей бочки с парусами? – поинтересовался он язвительно.

– Ну знаете… Ничего такого не случалось, пока корабль носил имя «Лунная тень».

Феран покачал головой и широко развел руками:

– Почему бы и нет? Люди, чьего пристального внимания мы хотели избежать, больше не существуют.

Моряки бодро взялись за дело. Получившая прежнее имя «Лунная тень» не имела припасов, достаточных для нескольких недель в открытом море, но на первых порах проблем не возникало. Вокруг всплывало множество умирающей рыбы вперемешку с обугленными останками других кораблей. Небо было закрыто коричневатой, мерцающей дымкой, а интенсивно окрашенные закаты казались напоминанием об огне, уничтожившем тысячи жизней.

Каждый из семи членов экипажа и двух пассажиров по-своему переживал гибель континента. Боцман, уроженец Акремы, не потерял в катастрофе никого из членов семьи. У Веландер давно не имелось в живых никого из родни. А вот Терикель внезапно осталась без ордена, без ранга, без семьи, без друзей. С каждым днем она все глубже погружалась в пучину горя и одиночества. Облегчение от душевных страданий приносили только приступы морской болезни, которые на время избавляли ее от других мыслей. Феран горевал о множестве знакомых ему женщин, но, судя по всему, неплохо утешался в обществе Терикель. У Хэзлока было много друзей в различных портах Тореи, и он пытался обрести спокойствие, рассказывая о них всем и каждому так, словно надеялся еще встретить их живыми. Корабельный плотник вырезал из деревянных брусков портреты жены и детей. Чаще всего он и выслушивал рассказы Хэзлока, молча занимаясь резьбой. В качестве материала он использовал куски сожженных кораблей, которые подбирал в море. Двое других матросов, Хейндер и Мартак, непрерывно играли в карты, если только не находились на вахте, не ели и не спали.

Ларон оставался самым невозмутимым из членов экипажа, но даже он часто смотрел в сторону скрывшегося из вида погибшего континента, если не был занят делом. Сперва он трудился весьма усердно, но примерно через неделю стал вялым и рассеянным. И это состояние постепенно усугублялось. Как всегда, когда Мираль уходила за горизонт, он скрывался в каюте, и оттуда не доносилось никаких звуков, словно она была пуста.

– Наверное, у него на Торе была возлюбленная, – высказал предположение Хэзлок, наблюдая за искусной работой плотника.

– И кто бы это мог быть? Никогда не видел его с женщинами.

– Зачем он клеит эту нелепую бороду? Он никого не может одурачить.

– Он вообще странный какой-то. Такой отличный ученый и офицер, а выглядит как мальчишка лет четырнадцати.

– Не удивлюсь, если он девственник.

Однажды утром Ларон сидел на обычном месте, на перевернутой килем вверх спасательной лодке, когда Терикель появилась из каюты капитана. Она зажмурилась, прикрывая глаза ладонью от яркого солнца, сделала несколько глубоких вдохов, а затем прошла к ограждению. Едва она успела перегнуться через борт, как ее вырвало. Через некоторое время она медленно прошла по чуть заметно раскачивающейся палубе и присела рядом с Лароном.

– Счастье, что у нас так мало еды, – заговорила Терикель. – Мне от немного приходится избавляться.

– У каждой неприятности есть своя светлая сторона, – отозвался Ларон, плотнее обхватывая руками тощие колени.

– Мне порой хочется броситься прямо в океан, – призналась Терикель.

– Смерть не решает проблемы, – сухо ответил Ларон. – Она столь неизменна.

– Откуда ты это знаешь? Когда-нибудь приходилось быть мертвым?

– Да.

Терикель приняла его ответ за шутку. Она глубоко вздохнула:

– Мы одни во всем Плацидийском океане. Нашей родины, оставшейся позади, больше нет, а впереди ждут только невольничьи рынки Акремы. Те, кого я любила, стали прахом на ветру. Я разделяю ложе с юношей, обладающим темпераментом кролика, которого год продержали взаперти. Каждый раз, когда я выхожу на палубу, я встречаю ходячее презрение, по иронии судьбы это единственная сестра по ордену Метрологов, в спасении которой я уверена. На судне едва хватает продовольствия для легкого завтрака, Гелион в восьми неделях пути, если он вообще еще существует, а единственная моя перемена одежды сшита из парусины.

– Ну, во всяком случае, ты сохранила чувство юмора, – парировал Ларон.

Терикель еще раз вздохнула:

– Смерть – это избавление. Мертвые счастливее нас.

– Я не так уж в этом уверен.

– Феран хочет одного: совокупляться ночи напролет. Можно подумать, что он совсем не нуждается в том, чтобы спать! Навигатор, я потеряла мою семью, орден, друзей, все, что было у меня на Торее. Я хочу предаться горю, но нужно остаться в одиночестве. Феран только что сказал, что это его корабль, а лучший способ забыть о бедах – непрерывно болтать о том, что случилось с Тореей.

Ларон повернулся к ней, оставив часть бороды на колене, обнажив подбородок:

– Если тебе угодно, моя каюта…

– Навигатор!

– В твоем распоряжении, когда я не пользуюсь ей сам.

Терикель сглотнула, затем рассмеялась, испытывая неловкость:

– О, прости. Я… Да… Спасибо… Это очень галантно. Я тронута.

Ларон заметил лежащие на колене пряди, облизал и прилепил назад, к подбородку. Терикель хотела было поцеловать его в щеку, но он отшатнулся, а в следующее мгновение с гибкостью кошки вскочил на ноги.

– Я должен переговорить с Фераном, – пробормотал он и поспешил прочь.

Несколько минут спустя Терикель лежала в крошечной каюте Ларона, едва превышавшей по размеру пару гробов, вертикально поставленных один на другой. Через некоторое время в проеме показалась фигура навигатора.

– Когда Мираль стоит высоко над горизонтом, можешь оставаться здесь, – объяснил Ларон. – В другое время я должен быть в уединении.

– Ты… я действительно очень тебе благодарна. Ларон, если только…

– Тебе лучше поспать, пока я бодрствую, – прервал он поток ее благодарности и исчез, а дверь за ним мягко закрылась.

Пару секунд он стоял неподвижно перед деревянной переборкой, облизывая губы, и только потом заметил Веландер, наблюдавшую за ним. На мгновение его рот приоткрылся, но он решительно поджал губы. Она подошла и заговорила по-дамариански:

– Мы можем поговорить? Без свидетелей?

На «Лунной тени» трудно найти место для беседы с глазу на глаз, но впереди, на небольшой площадке у носа корабля никого не было. Там они и остановились, держась для равновесия за натянутые ванты.

– Ферану понадобилось не более пяти минут, чтобы предложить мне занять место Терикель у него на койке, – сообщила Веландер.

– Понимаю. И вы сочли возможным принять э…

– Нет! Естественно, нет! – возмутилась девушка. – Почему вы предоставили Терикель свою каюту?

– Я пожалел ее. Вы меня осуждаете?

Веландер ожидала другого ответа, а потому тщательно обдумала свои слова, прежде чем снова заговорить:

– Я осуждаю то, как Терикель поступила по отношению ко мне, а не то, как вы поступили по отношению к ней.

– В таком случае, я испытываю облегчение. Я бы не удивился, если бы вы отказались понимать меня.

– Я следую логике, когда размышляю о вещах и событиях. Вы тоже кажетесь весьма логичным человеком.

– Спасибо.

Веландер облизнула соленые от морского, влажного ветра губы, глядя вперед в открытый океан, словно там можно было разглядеть будущее.

– У меня есть планы относительно Терикель, – произнесла она с некоторым усилием.

– И что вы намерены делать?

– Применить логику.

– Это звучит честно.

– Честно – да. Приятно – нет. Следует ли мне применить логику и по отношению к вам?

Ларон пристально посмотрел на девушку и проверил, не отвалилась ли его фальшивая борода. Он с самого начала подозревал, что Веландер представляет собой весьма опасную и хищную по натуре личность, несмотря на все ее попытки быть милой.

– Чувствуйте себя свободно, – решился он, откинув опасения, возникавшие в его сознании.

– За те дни, что «Лунная тень» провела в Зантрии, количество смертей в порту возросло втрое по сравнению с обычной ситуацией.

– Это весьма загадочно.

– Хэзлок сказал мне об этом, он очень интересуется таинственными убийствами. А еще он сказал, что подобные убийства происходили во всех портах, где стояла «Лунная тень», от Жироналя до Зантрии. И у всех жертв имелись раны на шее. Некоторые тела были расчленены, у других остались всего лишь две маленьких дырочки возле артерии. Согласно сведениям одной из медицинских школ Тореи, это точка, в которой легко и почти наверняка наносится смертельный удар. Некоторые медики и теоретики магии также утверждают, что именно в этом месте концентрируется жизненная сила человека.

– Как это высоконаучно.

– Вы стараетесь скрывать это, но я заметила у вас два необычно длинных, острых клыка.

– Это семейная черта.

– Я никогда не видела, чтобы вы ели или пили.

– Пища на корабле… я не переношу ее, – рассмеялся Ларон. Ему не нравился ход разговора, но он должен был услышать, к каким выводам пришла Веландер. – И что же вы хотите узнать у меня, достопочтенная Веландер?

– Вы провели очень много времени без еды.

– Для нас, моряков, еда подобна сексу.

– О чем вы?

– Порой подолгу приходится воздерживаться без того или другого.

– Но вы вообще ничего не едите.

– Вам больше останется.

– Знаете, что я думаю?

– Могу себе представить.

– День за днем восемь человек, которых условно можно назвать «обед», разгуливают по палубе «Лунной тени» прямо перед вами.

– И что из того? Любой человек на борту способен съесть другого.

– Но у всех остальных есть другая еда. А у вас нет. Мы в опасности?

Ларон лихорадочно обдумывал, как вести беседу.

– Опасность, исходящая от меня? Нет. От вас, достопочтенная Веландер? Я рад, что я такой тощий.

– Я бы начала с Терикель. Но вернемся к вам, Ларон. Я заметила еще и то, что вы избегаете людей, недавно съевших чеснок.

– По-моему, все так поступают.

– В моем багаже совершенно случайно оказалась связка чеснока. Пожалуйста, примите это во внимание: теперь я буду носить его на шее.

Ларон пристально вглядывался в море, машинально касаясь клыков кончиком языка. Голод доводил его до предельного напряжения. Ему хватило бы сейчас и птицы, чтобы испытать небольшое облегчение, избавившись от темной силы, вытеснявшей все человеческое, что в нем еще оставалось. Но корабль шел теперь через открытый океан, вдали от суши, а птицы в это время года не совершали дальних миграций в сторону Тореи.

– Навигатор, вы знаете, кто я на самом деле? – спросила у него Веландер как-то в середине дня.

– У вас необычное прошлое, вы много путешествовали, – спокойно ответил Ларон. – Еще вы участвовали в нескольких мелких войнах.

– Я дочь графа Сальвареса, десять лет назад возглавившего первое выступление против Варсоврана.

– О да. Та битва открыла Варсоврану дорогу для вторжения в другие страны Тореи.

Веландер ощетинилась. Она привыкла, что собеседники высказывают больше уважения к памяти ее отца.

– Мне нравится думать, что мой отец пытался пробудить людей, пребывавших в дремоте и не видевших надвигающейся опасности.

– И дал Варсоврану повод для агрессии.

– В самом деле? А где были вы десять лет назад?

– Кусал людей, которые возражали мне, и выглядел как четырнадцатилетний юнец. – Последовала короткая пауза. Тактика Веландер заключалась в том, чтобы мгновенно ставить на место тех, кто задевал ее честь, но с Лароном ее личный опыт оказался бесполезным. – А где были вы? – спросил он.

– Я была гонцом в армии отца. Мне было всего десять лет, я была девочкой, так что на меня никто не обращал внимания. Со стороны я казалась мальчиком и вела себя как мальчик. Я доставляла послания, шпионила, выдавая себя за сироту того или иного происхождения: из крестьян, знати, бродячих художников или купцов. Уже в десять лет я отлично ездила верхом, умела пользоваться кинжалом. Я убила нескольких человек.

– Надеюсь, это были злодеи.

– Я… Что? – Веландер пришло в голову, что он просто издевается над ней, однако она не могла назвать ни единого признака оскорбления или насмешки.

– Не важно, продолжай, – подбодрил ее Ларон.

– Я хочу сказать, навигатор, что я не была глупой, избалованной девчонкой, которая провела всю жизнь за книгами. Мой отец погиб в бою, затем войска Варсоврана заняли нашу землю. Когда они пришли в наше поместье, я была готова. Я выдала себя за мальчика-конюшего и сбежала, воспользовавшись темнотой. Карательные команды состояли из тупых болванов. Они приходили ночью, считая, что в это время люди наиболее уязвимы. Ночь – друг жертвы. Это ее одеяние, ее нож, ее яд.

Ларон скрестил пальцы, опершись на них подбородком:

– Вы быстро соображаете, это я заметил еще в Зантрии.

Она снова тщательно взвесила каждое сказанное им слово, пытаясь отыскать скрытый подтекст, а потом пришла к выводу, что он заходит слишком далеко.

– Вы намекаете на то, что я бросаю друзей и любимых, когда возникает опасность? – прорычала она в гневе.

Внезапно они оказались в центре внимания всех находившихся на борту «Лунной тени». Судно было совсем маленьким, так что никто не мог повысить голос без того, чтобы не услышали окружающие.

– Я ничего такого не говорил, – медленно произнес Ларон. – Но мне совершенно ясно, что это для вас болезненный момент.

– Я покажу вам, как я реагирую на опасность! – выкрикнула Веландер, выхватывая нож и взмахнув у лица Ларона.

Веландер хотела оставить глубокий, уродливый шрам, преподать ему урок. Но за то мгновение, пока кинжал пролетал от пояса до его лица, Ларон успел перехватить кулак девушки, выкрутить запястье и заломить руку за спину. Затем он придержал ее руку, и боль стала настолько сильной, что Веландер пришлось выпустить оружие. Тогда Ларон оттолкнул девушку, подобрал кинжал и воткнул его в деревянный поручень, загнав лезвие в твердую древесину до самой рукоятки.

– Никогда больше не пытайтесь нападать на меня, достопочтенная Веландер, даже не думайте об этом, – твердо сказал Ларон, одновременно обводя взглядом весь экипаж. – Я и так нахожусь сейчас на пределе терпения. И кстати, не стоит так сильно полагаться на свой чеснок. Я нахожу его запах неприятным примерно в такой же степени, как вы можете воспринимать запах свежего дерьма, но меня он не остановит.

После этого Ларон прошел на переднюю палубу, развернувшись спиной к Веландер. Она попыталась вытащить кинжал из поручня, но так и не смогла этого сделать. Феран попробовал помочь ей, затем еще пара матросов изо всех сил дергали и раскачивали оружие, но оно и с места не сдвинулось. И только плотник сумел вытащить кинжал, воспользовавшись тесаком и сильно расщепив древесину вокруг лезвия. Но и ему пришлось приложить немало усилий.

– Эй, вы заметили всплеск? – крикнул Ларон, указывая вперед.

Все, кто толпился вокруг застрявшего в поручне кинжала, поспешили к носовой части корабля, чтобы увидеть, о чем говорит навигатор.

– Это всего лишь океан, – пожал плечами Феран. – Тут кругом волны, они и плещут.

– Капитан, я почтительно прошу вас изменить курс, взяв десять градусов вправо. Это арцереон – видите вон там длинную шею?

Феран приблизился к Ларону. Он присмотрелся: на изрядном расстоянии от корабля из воды возвышалась длинная, змееподобная шея, увенчанная треугольной головой.

– Никогда не видел, чтобы они так себя вели, – пробормотал Феран. – Они редко остаются на поверхности столь долгое время.

– Думаю, этот пострадал от огненного круга. Встреча с ним может разом решить нашу продовольственную проблему.

– Чтобы мы атаковали это?

– Да.

– Но он вдвое длиннее корпуса «Лунной тени», а у нас даже нет подходящего по размеру гарпуна.

– У нас есть несколько достаточно острых гарпунов, а еще мощные луки. Похоже, он ранен. А это несколько тонн свежего мяса, плавающего прямо у нас перед носом. И что вы скажете?

– Я скажу нет! Он слишком велик!

– Нам предстоит продержаться семь недель до Гелиона.

– И семь минут, чтобы быть уничтоженными этим гигантом, может, даже меньше.

– У меня есть совершенно четкий план действий.

– Как поймать эту тварь?

– Я обладаю особыми силами.

Ларон настаивал на своем, и Феран задумался. Желудок подсказывал, что надо соглашаться на предложение вампира. Возможно, у того и вправду есть «совершенно четкий план действий». Капитан колебался недолго. Развернувшись к команде, он громким голосом отдал приказ:

– Десять градусов вправо по курсу.

Арцереон напоминал черепаху, но размеры его были настолько устрашающими, что скорее приходило на ум сравнение с огромным китом. У него не имелось панциря, а длина, включая змееподобную шею и тонкий, удлиненный хвост, составляла не меньше пятидесяти футов. Когда «Лунная тень» приблизилась к морскому великану, он оставался все в той же непривычной позе, высоко поднимая шею над поверхностью океана, а потом внезапно ударил ею по воде. Матросы приготовили пять зазубренных копий, привязав к ним веревки, но размеры и сила животного почти парализовала их. Они не ожидали увидеть нечто столь большое.

– Вероятно, это не такая уж хорошая мысль, – ловить арцереона, – заметил Феран.

– Семь недель до Гелиона, – повторил Ларон.

Феран вздохнул и метнул гарпун, однако оружие упало в воду, не долетев до тела морского великана. Веландер и Терикель дружно потянули веревку назад, чтобы затащить гарпун на судно. Вторую попытку метнуть гарпун предпринял боцман – и тоже безрезультатно.

– Я не хочу подходить к нему ближе, – решительно произнес Феран, не отводя глаз от гиганта. – Некоторые из этих существ умеют изрыгать из пасти волшебный огонь…

– Горячее вещество из мешка, спрятанного в задней части головы, – пояснил Ларон, а потом добавил: – Наверное.

– Какая разница! Вещество прилипает к корпусу корабля и горит! Именно поэтому их называют морскими драконами.

Капитан не заметил, как Ларон взял в руки третий гарпун. Вампир метнул его, используя силу, намного превосходящую мощь обычного человека. Оружие глубоко вошло в основание шеи арцереона, причинив острую боль огромному животному. А Ларон уже поднимал следующий гарпун.

– Стой! Не привлекай его внимание к кораблю! – закричал Феран.

– Уже поздно говорить об этом, сэр.

Гарпун вонзился в глотку арцереона.

– Он разворачивается к нам! – выкрикнул боцман.

На палубе началась суматоха вокруг спасательной лодки, усиливавшаяся по мере того, как гигант приближался к кораблю. Все стремились найти укрытие. Ларон внезапно прыгнул к противоположному борту, одновременно над морем со стороны зверя появилось облако дыма, сквозь которое сверкнули языки пламени. «Лунная тень» содрогнулась от удара огромных плавников по воде. Второй взмах плавников снес мачту, куски которой рухнули на спасательную лодку и палубу. Впервые с момента встречи на корабле Веландер и Терикель выразили общие чувства: это были пронзительные крики ужаса.

Обычно арцереон использовал свой запас горючего вещества для охоты на крупных летающих рептилий или птиц, предпочитая в случае опасности не защищаться, а быстро уходить на глубину. Но этот экземпляр от боли и ярости бросился на врага. Он попытался вскарабкаться на палубу, изрыгая пламя и отчаянно взмахивая мощными плавниками. Однако через несколько мгновений он столкнулся с новым мучением. «Лунная тень» загорелась. И хотя огонь был основным оружием арцереона, кожа зверя никогда не подвергалась воздействию собственного пламени, она не обладала защитной оболочкой и была уязвима.