Он сознавал, что хрипит, но это являлось лишь естественным следствием того факта, что в молодости он был прикомандирован к частям, стоявшим в тропиках, и повредил голосовой аппарат при исполнении воинского долга, когда приходилось слишком громко и часто орать на идиотов во влажном климате. Невежество и нерадивость его подчиненных рано или поздно заставляли его орать, а за свою долгую карьеру он так много сталкивался с проявлением этих качеств, что к моменту окончания Второй Мировой войны от его голоса остался почти один хрип. Генералу казалось, что с тех пор он почти восстановился, но Аврору Гринуэй его голос никак не радовал, – с течением лет угодить ей становилось все труднее.
      – Гектор, я убеждена, что тебе не следует мне указывать, – сказала Аврора. – Я не служу в армии и едва ли заинтересована в том, чтобы ко мне относились как к рядовому или там к сержанту, – уж не знаю, в какой чин ты меня мысленно произвел. Видишь ли, это мой телефон, и отвечать ли на звонки – решаю только я. Кроме того, я уверена, что ты мне часто звонишь в мое отсутствие. Если мой телефон будет давать пятьдесят-шестьдесят звонков всякий раз, как тебе взбредет в голову связаться со мной, он, безусловно, износится. Счастье, если его хватит на год.
      – Хм, я же знал, что ты дома. При мне мой бинокль, и я смотрел на гараж. С шести часов утра из него никто не выезжал. Мне кажется, мы достаточно хорошо знакомы, чтобы я знал, что до шести ты никуда не поедешь. Вот я тебя и поймал. Ты сидела дома и просто упрямилась.
      – Это весьма скоропалительное заключение, – парировала Аврора. – Остается лишь надеяться, что ты справлялся с ведением боев удачнее, чем с ухаживанием, хотя это слово весьма отдаленно передает твои действия. В противном случае мы проиграли бы все бои, в которых тебе случалось участвовать.
      – Эх, – хмыкнула Рози, подмигивая в адрес Генерала.
      Аврора даже не сделала паузы, чтобы перевести дыхание. Сознание того, что Гектор Скотт, шестидесяти пяти лет, ни днем не меньше, отроду, с шести утра сидит в своей спальне, не сводя вооруженного взгляда с ее гаража, было достаточным, чтобы привести ее в бешенство.
      – Раз уж мне удалось с тобой связаться, Гектор, позволь, я укажу тебе на ряд возможностей, которые ты не учел в своих соображениях, если ты действительно соображал. Во-первых, у меня могла болеть голова и я не хотела с тобой разговаривать. В таких обстоятельствах шестьдесят звонков телефона едва ли могли способствовать облегчению моего состояния. Кроме того, я вполне могла находиться на заднем дворе, за пределами досягаемости телефонных звонков и твоего бинокля. Как ты должен знать, мне очень нравится копать землю. Я часто копаю. Мне, знаешь ли, тоже бывает надо передохнуть.
      – Аврора, все хорошо, – заверил Генерал, чувствуя, что лучше всего ему совершить временное отступление. – Я рад, что ты копаешься в земле, это дает хорошую физическую нагрузку. Я и сам, было дело, много копался.
      – Гектор, ты меня перебил. Я не говорила о былых делах, я перечисляла возможности, которые ты не учел в своем настойчивом желании поговорить со мной. Третья очевидная возможность заключается в том, что я приглашена в какое-либо место, находящееся достаточно далеко от телефона, и не слышу звонков.
      – Как приглашена? – переспросил Генерал, почуяв беду. – Мне это не нравится.
      – Гектор, в данный момент я так раздражена из-за твоего поведения, что мне все равно, что тебе нравится, а что – нет. Ясно то, что я часто, точнее, систематически, получаю приглашения от нескольких джентльменов помимо тебя.
      – В шесть утра? – спросил Генерал.
      – Какая тебе разница, во сколько. Я не так стара, как ты, и далеко не так зациклена на привычках, как, по-видимому, была твоя добрая покойная жена. Вообще говоря, весьма трудно определить, где я могу находиться в шесть утра, кроме того, нет никаких оснований, чтобы требовать от меня отчета, это ты, вероятно, сознаешь.
      – Я это сознаю и считаю патентованной дурью. И я приму меры, я тебя уже предупреждал.
      Прикрыв ладонью микрофон, Аврора подмигнула Рози.
      – Он мне опять делает предложение, – сообщила она. Рози рылась в стенном шкафу, подбирая более или менее ношеные туфли, которые подошли бы ее старшей дочери. Последнее предложение Генерала ничуть ее не удивило.
      – Ага, небось хочет сыграть свадьбу в танке. Аврора вновь обратилась к Генералу.
      – Гектор, я не сомневаюсь в твоей готовности. Должна сказать, что несколько других джентльменов также обнаруживают свою готовность, если это имеет для тебя какое-либо значение. Но дело в том, что ты на самом деле не можешь жениться, как бы ты ни был уверен в обратном. Мне также не нравится выражение «патентованная дурь», в том контексте, в котором ты его использовал. Я не вижу ничего патентованно дурного в том, что я вдова.
      – Дорогая, ты вдова уже три года. Для женщины с твоим здоровьем это достаточно долго. Даже слишком долго. Ты знаешь, есть ведь определенные биологические потребности, нехорошо чересчур долго ими пренебрегать.
      – Гектор, ты хоть сознаешь, как ты груб? – глаза Авроры засверкали. – Ты понимаешь, что позволил себе слишком долго мне звонить, а когда я сочла удобным взять трубку, ты начал читать мне лекцию о биологических потребностях. Должна заметить, что тобою избрана далеко не романтическая форма изложения.
      – Я военный человек, Аврора, – сказал Генерал, пытаясь проявить твердость. – Я умею говорить только правду-матку. Мы взрослые люди. И нам не надо ходить вокруг да около. Я только сказал, что пренебрегать биологическими потребностями – опасно.
      – А кто говорит, что я ими пренебрегаю? – спросила Аврора. В ее тоне послышались дьявольские нотки. – К счастью, в моей жизни есть еще уголки, недоступные для твоего бинокля. Должна сказать, что мне неприятно сознавать, что ты сидишь там у себя целый день, размышляя о моих биологических потребностях, как ты изволил выразиться. Если ты действительно так проводишь время, нет ничего удивительного в том, что ты обычно так неприятен в общении.
      – Я приятен в общении, – возразил Генерал. – И потом я могу.
      Аврора открыла один счет – от своей самой нелюбимой портнихи. В нем была указана сумма семьдесят восемь долларов. Прежде, чем отвечать, она в задумчивости смотрела на него.
      – Можешь? – переспросила она.
      – Да. Ты сказала, что я готов, но не могу. Мне это противно, Аврора. Я никогда не разрешал бросать тень на мои возможности. И вообще я всегда был способен.
      – Ах, Гектор, ты где-то отстал от меня, – туманно выразилась Аврора. – Очень неосмотрительно с твоей стороны. Я полагаю, твое замечание относится к тому, что я говорила о браке. Трудно отрицать, что ты не можешь жениться на мне, но и я на это ни в коем случае не пойду. Не вижу, на основании чего ты делаешь вывод, что можешь это сделать, ведь мы оба знаем, что заставить меня никак нельзя.
      – Аврора, ты заткнешься или нет? – заорал Генерал. Он чувствовал, как в нем внезапно поднимается гнев и, хотя не так резко, пенис. Аврора Гринуэй выводила его из себя, постоянно; никто, кроме нее и еще одного-двух лейтенантов, не мог привести его в такое бешенство. За всю его жизнь никому не удавалось вызвать у него эрекцию посредством одной лишь телефонной беседы, а у Авроры и это получалось. Причем, в этом смысле она действовала безотказно, в ее голосе был какой-то особый призвук, имевший подобный эффект во всех случаях – и когда она спорила, и когда загадочно и оживленно щебетала о цветах и музыке.
      – Хорошо, Гектор, я заткнусь, хотя и считаю, что с твоей стороны было невежливо это мне предлагать. Вообще, знаешь ли, ты со мной сегодня разговариваешь крайне грубо. Мне нужно проверить счета, а ты хрипишь по-военному, и это мне никак не помогает. Если ты будешь грубить, я попрошу Рози разговаривать вместо меня, а она склонна проявлять значительно меньшую любезность, чем я.
      – Ты не проявляла любезности, черт тебя возьми, ты меня бесила, – выпалил Генерал и услышал, что на другом конце провода повесили трубку. Он также положил трубку на рычаг и, весь напрягшись, просидел несколько минут, для успокоения скрежеща зубами. Он бросил взгляд в окно на дом Авроры, но был так подавлен, что даже не нашел в себе силы взяться за бинокль. Эрекция понемногу стала угасать, а когда она, наконец, совсем прошла, он снова набрал номер.
      Аврора сняла трубку после первого звонка.
      – Я очень надеюсь, что у тебя улучшилось настроение, Гектор, – заявила она, даже не дав ему открыть рот.
      – А как ты догадалась, что это я, Аврора? Разве ты не рисковала ошибиться? Это же вполне мог быть один из твоих систематических собеседников? Это даже мог быть твой таинственный мужчина.
      – Какой таинственный мужчина, Гектор?
      – Тот, на которого ты так усиленно намекала, – сказал он не без сарказма. Его охватило чувство безнадежности. – Тот, с кем, как предполагается, ты разделяешь постель, когда отсутствуешь в шесть утра.
      Пока Генерал остывал, Аврора открыла еще пару счетов и попыталась припомнить, что она сделала с сорокадолларовым набором для лужайки, который, судя по всему, купила три месяца назад. Обвинения со стороны Генерала слегка отвлекли ее, но она почувствовала по его тону, что он говорит достаточно серьезно.
      – Ну, Гектор, ты говоришь как человек, вышедший в отставку. Ты знаешь, как я не люблю этот твой отставной тон. Я надеюсь, что ты не дал мне в очередной раз одержать над тобой победу. Если ты хочешь и дальше со мной общаться, тебе надо научиться обороняться чуть активнее. Я-то думала, что у тебя, как военного человека, навыки самообороны должны быть получше. Просто не представляю себе, как ты ухитрился выжить во всех своих сражениях и войнах, если это все, на что ты способен.
      – Я почти все время был в танке, – ответил Генерал, припоминая, какой там был уют. Голос Авроры вдруг сделался очень теплым и дружелюбным, и у Генерала снова началась эрекция. Он часто удивлялся, как быстро Аврора делалась ласковой и доброй, стоило ей почувствовать, что скрутила человека.
      – Ах, боюсь, милый, что этого не вернешь. С этих пор тебе придется как-то обходиться без танков. Скажи мне что-нибудь, и сделай голос по возможности поживее. Ты не представляешь, как меня огорчает слышать, как говорит человек, вышедший в отставку.
      – Хорошо, тогда сразу о главном, – начал Генерал, к которому чудом вернулся его обычный тон. – Кто этот новый мужик?
      – О чем ты говоришь? – Аврора собирала все нераспечатанные счета. Она решила сложить их аккуратной стопочкой, а уж потом открывать. Вид аккуратно сложенных стопок много для Авроры значил, часто убеждая, что ее жизнь в полном порядке, что бы ей ни казалось. Придя к выводу, что счет на семьдесят восемь долларов – действителен, она жестом приказала Рози подать ей шариковую ручку, лежавшую на туалетном столике, а не там, где следовало. Ее туалетный столик не допускал аккуратных стопок, так как на нем оседали сотни вещей; Рози перебирала пустые флаконы из-под духов и старые пригласительные открытки, в надежде набрести на то, что потребовалось хозяйке.
      – Ручку, ручку, – подсказала Аврора, пока Генерал еще не успел ответить. – Разве ты не видишь, что я выписываю чек?
      Рози нашла ручку и небрежно кинула ее хозяйке. Она любила обследовать ее туалетный столик, там всегда можно было найти какое-нибудь изделие, о котором ей не приходилось слышать.
      – Скажите, что выйдете за него, если продаст свой старый «паккард», – посоветовала она, нюхая огуречное молочко. – Клянусь, что эта машина обходится в кучу денег, а он на ней даже никуда не ездит. Эф. Ви. пытался ему сказать, но он слушать не желает.
      – Рози, я уверена, что Генерал способен сам решать, на какой машине ему ездить, – ответила Аврора, выписывая чек. В это время она остро ощущала себя хозяйкой своего имущества. – Так что ты говорил, Гектор?
      – Я тебя спросил, с кем ты проводила ночь, – сухо напомнил Генерал. – Я тебя несколько раз спрашивал. Конечно, если не хочешь, можешь не отвечать.
      – Ох, Гектор, какой ты чувствительный, прямо сказать ничего нельзя. Я просто пыталась заставить тебя понять, что мое местонахождение в шесть часов утра зависит от моих настроений. Я могу устроить танцы до зари, а могу отправиться в круиз по Карибскому морю с одним из твоих соперников. У тебя совсем нет вкуса к развлечениям. Не попытаться ли его развить, пока ты не совсем состарился?
      Генерал почувствовал глубокое облегчение.
      – Аврора, сделай милость, – попросил он. – Если ты сегодня куда-нибудь поедешь, подвези меня, пожалуйста, до булочной. Боюсь, что у меня машина сломалась.
      Аврора улыбнулась собственным мыслям.
      – Ну, это весьма прозаическая милость, если учесть, чего бы ты мог пожелать, но я, безусловно, могу ее оказать. Если ты там голодаешь, мои счета могут и подождать. Я сейчас немного приду в себя, и мы сможем поехать покататься. Кто знает, может ты разнежишься и заплатишь за мой ланч.
      – Аврора, это было бы замечательно!
      – Все-таки вы его раскрутили, а? – уточнила Рози, когда хозяйка повесила трубку. – Или не особенно долго пришлось раскручивать?
      Аврора поднялась на ноги, в беспорядке рассыпав аккуратную стопку счетов. Подойдя к окну, она посмотрела на задний двор, залитый солнцем. День был восхитительный, сочные мазки лазури перемежались с огромными снежными залежами апрельских облаков.
      – Мужчины, которые свободны целый день, имеют большое преимущество по сравнению с работающими, – заметила она вместо ответа.
      – Вам же нравится, чтобы они были наготове, а? – угадала Рози.
      – Ах ты, кошелка, мне явно нравится гораздо больше вещей, чем тебе. Тебе бы только тиранить меня и беднягу Ройса. Сказать по правде, тебе повезло, что он у тебя так долго продержался, если учесть, как ты его третируешь.
      – Ройс бы камнем пошел на дно, если б я его не пасла, – самоуверенно парировала Рози. – Что вы на себя наденете? Вы же знаете, как Генерал скор на сборы. Он уж, видать, ждет под дверью. Его жена сорок три года не заставляла себя ждать. Если вы не поторопитесь, он вас, небось, зонтиком отлупит.
      Потянувшись, Аврора распахнула окно пошире. Действительно, чудесно выйти из дома в такой великолепный день даже с таким неисправимым упрямцем, как Генерал. Рози подошла к окну и стала смотреть на улицу. Она тоже радовалась, и радовало ее сознание, что хозяйки не будет дома. Это значило, что весь дом будет в ее распоряжении, и она сможет лазать, где захочет. Кроме того, Аврора была готова почти на все, лишь бы не оплачивать счета, а если бы она осталась дома, то, чтобы не платить, стала бы любезничать с Ройсом. Если же ее не будет, Рози сама приятно проведет часик за ланчем, выговаривая Ройсу за многочисленные накопившиеся провинности.
      – Ну посмотри, какой день. Разве не чудо? Уверена, что если бы мне удалось прийти в нужное настроение, я бы чувствовала себя счастливой от одних лишь деревьев и неба. Жаль только, что Эмма не реагирует на такие вещи так, как я. Сидит, наверное, сейчас в этом своем жалком гараже такая мрачная. Не знаю, что она будет делать с младенцем, если такие дни, как этот, ее не радуют.
      – Пусть она лучше отдаст его нам, и мы его будем растить, – предложила Рози. – Меня тошнит, когда подумаю, что Эммин ребенок будет расти рядом с Флэпом. А если б здесь была пара Эмминых детей, нам было бы с кем поиграть, и мне бы не пришлось больше заводить своих.
      – Что угодно, лишь бы тебя унять, – сказала Аврора, хотя в такой чудесный день даже мысль о беременности Рози не могла отравить ей настроение. – Я, пожалуй, надену то платье, за которое только что заплатила.
      С этими словами она пошла в гардеробную за платьем. Это было шелковое платье в цветочек, светло-голубое, оно делало практически все, что требуется от платья – и для души, и для тела. Она немедленно начала одеваться – в счастливом убеждении, что семьдесят восемь долларов были, по крайней мере, потрачены с толком.

2

      Где-то через час Аврора подкатила на «кадиллаке» к дому Генерала. Эф. Ви. в шоферских штанах и нижней майке лениво поливал лужайку. Никто не мог справиться с его пагубной привычкой разгуливать повсюду в майке, это его пристрастие не поддавалось даже железной дисциплине, царившей в доме Генерала. Он был маленького роста, и всем своим видом выражал скорбь.
      Авроре было все равно.
      – А это опять ты, Эф. Ви., – начала она. – Мне бы очень хотелось, чтобы ты не расхаживал в майке. Не знаю ни одного человека, кому бы нравилось смотреть на мужчину в нижнем белье. Кроме того, я не понимаю, почему тебе вздумалось так тратить воду. В городе, где дважды в день идет дождь, едва ли надо поливать лужайки.
      – Дождя не было уже две недели, миз Гринуэй, – скорбно промолвил Эф. Ви. – Вот Генерал и сказал мне поливать.
      – Ах, Генерал слишком нетерпелив, – заметила Аврора. – Я думаю, что тебе следовало бы завернуть кран и пойти погладить одежду и надеть чистую майку, чтобы оставить у меня о себе хорошее впечатление.
      Эф. Ви. лишь напустил еще большую скорбь и продолжал работу. В молитвах, – а молился он крайне редко, – Эф. Ви., среди прочего, неизменно просил Бога сделать так, чтобы миссис Гринуэй оставалась непреклонной в своем нежелании выйти замуж за Генерала. Генерал был строгий танковый командир, но по крайней мере, когда человек имел с ним дело, он понимал, что хозяину нужно. Эф. Ви. никогда не мог догадаться, что хочет миссис Гринуэй. Ей редко требовалось более двух минут, чтобы он оказался между рогов очередной дилеммы, как это случилось и сейчас. А с жизнью в зарослях из рогов, которые вырастут вместе с тысячей дилемм, случись миссис Гринуэй выйти за Генерала, ему не справиться.
      К счастью, именно в этот момент из дома показался Генерал. В свой бинокль он видел, как Аврора едет к его дому, и находился в полной готовности. На нем были дорогой темно-серый костюм и голубая рубашка в полоску, которые он неизменно носил с тех пор, как снял форму. Даже Аврора была вынуждена признать, что он одевается безукоризненно. Галстуки у него всегда были красные, а глаза – голубые. Ему недоставало только одного – волос на голове, но к большому неудовольствию Генерала, они большей частью пропали между шестьдесят третьим и шестьдесят пятым годами его жизни.
      – Аврора, ты чудесно выглядишь, – сказал Генерал, подходя к «кадиллаку» с ее стороны, чтобы поцеловать ее в щеку. – Это платье сшито специально на тебя.
      – Да, буквально для меня, – ответила Аврора, оглядывая Гектора с головы до ног. – Я только что оплатила счет за него. Садись сразу же в машину, Гектор. У меня разыгрался звериный аппетит, и я подумала, не поехать ли нам за город, в наш любимый ресторанчик с дарами моря, если ты не против.
      – Нисколько, – согласился Генерал. – Перестань вертеть шлангом, Эф. Ви. Ты чуть меня не полил. Направляй его в сторону заднего двора, пока мы не уехали.
      – Миз Гринуэй все равно мне приказала его выключить. Она хочет, чтобы я пошел гладить майку.
      Вдруг он опустил шланг, словно столь противоречивые распоряжения окончательно сломили его дух, и к изумлению Генерала, шаркая ногами, побрел к дому. Он исчез, не потрудившись даже выключить воду.
      – У него такой вид, словно он пошел совершать самоубийство, – заметил Генерал. – Что ты ему сказала?
      – Я попеняла ему на то, что он ходит в майках. Я ему это всегда говорю. Может быть, если ему посигналить, он вернется?
      Аврора всегда считала клаксон едва ли не самой полезной частью автомобиля и использовала его часто и бесконтрольно. Ей потребовалось всего десять секунд, чтобы сигналами вызвать Эф. Ви. из дома.
      – Слушай, выключи воду, если не собираешься поливать, – скомандовал Генерал, слегка растерявшись. От звука клаксона он занервничал и был неспособен придумать другое распоряжение. Громкие звуки ассоциировались у него со сражениями, и он не знал, как на них реагировать посреди собственного двора.
      Эф. Ви. взял в руки шланг и направился к машине с таким рассеянным видом, что и Аврора и Генерал испугались, что он собирается засунуть его в окно машины и облить их обоих. К счастью, он остановился все-таки на некотором отдалении.
      – Миз Гринуэй, вы не можете одолжить мне Рози? – сказал он просительным тоном. – Если она не поможет, мне этот ихний «паккард» не починить. А он у меня просто на шее висит.
      – Да, разумеется, не стесняйся, бери, что хочешь, – Аврора вдруг сдала назад. Шланг приблизился на расстояние, опасное для сохранения комфорта, и Эф. Ви., судя по всему, терял управление. Через пять секунд они с Генералом благополучно отправились в путь.
      – Ты знаешь, Эф. Ви. никогда не служил в армии, – пояснил Генерал. – Интересно, он такой странный именно из-за этого?

3

      В середине ланча Аврора обнаружила, что чересчур любезна, но еда была столь восхитительна, что она не нашла в себе сил остановиться. Отличная еда часто лишала ее стойкости. Помимо высокого роста в покойном Реде ее привлекало то, что он знал все хорошие рестораны Восточного побережья, но к сожалению, после женитьбы сразу же забыл про них и развил в себе привязанность к сэндвичам с сыром пименто, впоследствии переросшую в любовь на всю жизнь. Первоклассная еда лишала ее способности к самозащите; она не могла есть, выпустив шипы – к тому времени, съев подчистую бисквит из омаров и взявшись за помпано, Аврора находилась в чрезвычайно веселом расположении духа.
      При таких замечательных дарах моря им обоим пришлось выпить много белого вина; когда Аврора добралась до салата и стала смутно думать о возвращении домой, Генерал был еще веселее ее, он поминутно сжимал ее руку, отпуская комплименты по поводу ее платья и цвета лица. Ничто не могло порадовать ее больше, чем вкусная еда, и к концу ланча она так оживилась, что Генерал начал впадать в свое «состояние».
      – Эвелин всегда клевала еду по крошке, – вспомнил он. – Все только клевала и клевала. Даже во Франции она, не хотела есть, понятия не имею, почему.
      – Может быть, у бедняжки чем-то заткнули выхлопную трубу, – весело предположила Аврора, подбирая последние две вишенки. Будь еда не так хороша, она бы немного поумерила свою жадность, но кто знал, сколько придется ждать следующего вишневого пира такого качества, и она не желала оставлять ни ягодки. Покончив с едой, она языком обследовала у себя во рту все сусеки, не завалилось ли где крошечки; во время поисков она сидела, откинувшись на спинку стула, обводя зал веселым взглядом. Она была так занята едой, что даже не рассмотрела посетителей. Но результаты осмотра оказались неудовлетворительными: пока они ели, время ланча прошло, и теперь, кроме них, в зале оставалось лишь два-три нерасторопных посетителя.
      Когда есть стало нечего, она уже не могла не заметить, что ее друг генерал Скотт впадает в свое «состояние». Его лицо стало приобретать цвет галстука, и он начал уже рассуждать о дальних странах, что было одним из самых явных признаков этого «состояния».
      – Аврора, если бы только ты поехала со мной на Таити, – сказал он по пути к машине. – Если бы нам вместе провести немного времени на Таити, уверен, что ты бы увидела все в совсем ином свете.
      – Слушай, Гектор, оглянись вокруг, смотри, сколько здесь света, – возразила Аврора, жестом указывая на небо. – Свет здесь восхитительный, не думаю, что я променяла бы его на свет в Полинезии, – ты уже мне предлагал туда поехать.
      – Нет, ты меня не так поняла. Я хочу сказать, что ты бы вскоре изменила мнение обо мне. Иногда дальние страны творят чудеса. Старые привычки не выдерживают переезда.
      – Но Гектор, я очень люблю свои привычки. Очень мило, что ты думаешь обо мне, но я вовсе не вижу нужды ехать на Таити, чтобы избавиться от привычек, с которыми мне так удобно живется здесь.
      – Мне с ними, не очень удобно, – посетовал Генерал. – Если хочешь знать, я очень расстроен.
      Заметив, что на стоянке осталась только их машина, он показал, какого рода расстройство его мучает, совершив на Аврору короткий бросок. Стараясь скрыть свои подлинные намерения, он две секунды притворялся, что хотел только открыть дверь своей спутнице. Но Аврору не обманешь! Генералу редко удавалось удержаться в рамках, особенно когда он становился красным как галстук, но она приспособилась к его маленьким блицкригам и знала, что они не представляют серьезной опасности ни для нее, ни для ее настроения. Она уклонилась от очередного выпада, порылась в косметичке в поисках ключа, после чего ей пришлось лишь оправить платье и привести в порядок волосы, – что она сделала бы и без Генерала, – веселое расположение духа ей удалось сохранить.
      – Гектор, ты меня поражаешь, – воскликнула она, ковыряя своим гнутым ключом в замке зажигания. – Не могу понять, почему ты решил, что я поеду с тобой на Таити, когда ты кидаешься на меня на каждой стоянке в городе. И кто за тебя выйдет замуж при таком поведении!
      Ввиду безуспешности выпадов страстное состояние Генерала несколько улеглось; он сидел на своей стороне сидения, сжав губы и скрестив руки на груди. Он был сердит не столько на Аврору, сколько на свою покойную жену Эвелин, в основе его раздражения против Эвелин лежал тот факт, что она так плохо подготовила его к обхождению с Авророй. Во-первых, Эвелин была маленькой, а Аврора – крупной. Он никак не мог рассчитать, на какую высоту должны приходиться его объятия, и прежде чем ему удавалось надежно зафиксировать захват, Аврора всякий раз успевала как-то укрыться, что обнять ее было невозможно. Эвелин была само терпение и покорность, и насколько он помнил, ни разу в жизни не уклонилась от его ласк. Как только он к ней прикасался, она бросала свои занятия, иногда даже откладывала их прежде, чем он успевал прикоснуться. По правде говоря, у нее было не так уж много дел, так что она радовалась его объятиям, разнообразившим ее существование.
      Аврора же жила совсем иначе, благодаря чему Генерал, рассматривая вопрос в ретроспективе, диву давался, как Эвелин была столь покорной.
      Аврора, со своей стороны, одним глазом следила за дорогой, а вторым – за Генералом. Со скрещенными на груди руками он представлял собой столь комичное зрелище, что она не могла удержаться от смеха.
      – Гектор, ты не можешь вообразить, какой ты бываешь забавный в такие минуты. Мне кажется, чувство юмора у тебя несколько иное, чем должно было бы быть. Ты, должно быть, дуешься из-за того, что я не позволила тебе там на стоянке навязать мне свою волю. Я слышала, подростки увлекаются такими вещами, но ты не можешь отрицать, что мы с тобой несколько вышли из подросткового возраста.
      – Замолчи, Аврора, ты сейчас врежешься в этот почтовый ящик. Ты не можешь держаться чуть ближе к центру дороги? – Ее привычка ездить, держась от тротуара на ширину колеса, раздражала его почти так же, как ее привычка парковаться в трех футах от бордюра.
      – Попробую, исключительно для тебя, – уступила Аврора, сдвигаясь чуть влево. – Ты же знаешь, что я не люблю чересчур приближаться к центральной линии. А вдруг я немножко сверну перед встречной машиной? По правде говоря, если ты будешь всю дорогу дуться, мне будет не жаль врезаться в почтовый ящик. Должна тебе сказать, что я не привыкла, чтобы мужчины дулись.
      – Черт возьми, я не дуюсь. Аврора, ты приводишь меня в отчаянье. Легко тебе говорить о стоянках и о моей воле, когда ты отлично знаешь, что у меня нет шансов осуществить ее в другом месте. В свой дом ты меня не пускаешь, а ко мне не приходишь. И вообще я уже несколько лет не осуществлял своей воли. Ты знаешь, я не черпаю сил из фонтана юности. Мне шестьдесят семь лет. Если я не осуществлю ее в скором времени, она станет неосуществимой.
      Взглянув на него, Аврора не смогла удержаться от вздоха. В его словах был смысл.
      – Милый, как ты деликатно выражаешься, – она заставила его убрать руки с груди, чтобы сжать его пальцы. – Жаль, что я не могу стать более сговорчивой, но беда в том, что я, правда, на это неспособна.
      – Ты же не пытаешься, – выпалил Генерал. – Куда ни шло, если бы ты пыталась! Сколько генералов с четырьмя звездами на погонах попадется на твоем пути, как ты думаешь?
      – Вот видишь, Гектор, в твоей речи одна фраза всегда оказывается лишней. Если ты постараешься урезать каждую свою тираду на одно предложение, может быть, я как-нибудь и попытаюсь сделаться более покладистой.
      Вопреки ее обещанию, правые колеса «кадиллака» уже съехали с асфальта и неуклонно приближались к кювету, но Генерал сжал губы и не сказал по этому поводу ни слова. Он считал, что ответственность в основном лежит на Авроре, хотя прекрасно знал, что на дороге без ограждений ей нельзя доверять, и ему не следовало позволять ей ехать в ресторан, расположенный в тридцати милях от города.
      – Что бы ты ни говорила, могла бы попробовать, – упрямо повторил он.
      Аврора не обратила внимания на его тон и проехала милю, не говоря ни слова. Потом она потянулась и снова сжала его руку.
      – Попытка это не совсем то, что требуется, Гектор, – сказала она. – Я явно не самая опытная женщина в мире, но это знаю. У тебя такой чудесный вкус в еде, дорогой, что мне, право, будет жаль с тобой расставаться, но боюсь, что придется решиться на это. Мне кажется, у меня сложилось очень стойкое отношение, и оно едва ли изменилось бы даже на Таити.
      – Аврора, о чем ты говоришь? – спросил Генерал, обеспокоенный ее словами. – Почему тебе со мной расставаться, и что мне с собой делать, если это произойдет?
      – Ну, ты же сам сказал, что мое поведение тебя расстраивает, – напомнила Аврора. – Не сомневаюсь, тебе будет лучше, если мы расстанемся. Я уверена, что в Хьюстоне найдется сколько угодно милых леди, которые будут счастливы встретить на своем пути генерала с четырьмя звездами на погонах.
      – Не таких милых, как ты, – возразил Генерал, прежде чем она закрыла рот.
      Пожав плечами, Аврора улыбнулась себе в зеркало заднего вида, повернутое, как всегда, под таким углом, что себя она могла видеть лучше, чем дорогу.
      – Гектор, какой ты романтичный, но я уверена, что вредность перевешивает во мне обаяние, сколько бы его у меня ни было. Всем известно, что я невыносимая, ты тоже можешь с этим согласиться и перестать тратить на меня остаток своей жизни. Боюсь, что я тоже стала разделять всеобщее мнение. Я высокомерная и своенравная, и у меня очень злой язык. Мы часто друг друга раздражаем, и я сильно сомневаюсь, что мы смогли бы протянуть под одной крышей хоть шесть дней, даже прилагая к этому все усилия. При своей привередливости я обречена на одинокую жизнь, и, вероятно, от нее не откажусь. Наблюдая в бинокль мой гараж и предаваясь своим мечтам, ты сам себя губишь. Найди себе какую-нибудь милую даму, которая любит вкусно поесть, и увози ее на Таити. Ты военный человек, и, по-моему, тебе пора снова привыкнуть командовать.