Кроме того, завтраки открывали широкие возможности для любопытства. Миссис Гринуэй была или занята приготовлением еды, или кокетничала с гостем, и поэтому Пэтси имела возможность свободно перемещаться по дому и разглядывать всякие интересные вещи, которые были собраны Авророй. Картины, ковры, мебель и другие предметы – именно такие, какие Пэтси хотела бы видеть в своем доме, если бы он у нее был, и она любила, выскользнув из столовой, рассматривать их и предаваться мечтам.
      Эмма заметила особый блеск в глазах подруги и пошла к телефону.
      – Если хотите, можете ехать туда вдвоем, – сказал Флэп. – Я не поеду. Ты думаешь, мне приятно столкнуться с твоей матерью сразу же после того, как я пытался выбросить ее дочь в окно? Что, по-твоему, она скажет, увидев, что у меня чуть не откушен палец?
      – Не знаю, но хотела бы услышать, – сказала Пэтси. – По-моему, у нее все-таки сложилось о тебе правильное мнение.
      Эмма по пути к телефону остановилась и обняла своего мужа, чтобы показать ему, что она все-таки на его стороне.
      – Давай, звони скорее, – поторопила Пэтси. – Как заговорили о завтраке, я почувствовала, что умираю от голода.
      На звонок ответила Рози. В трубке Эмма услышала голос матери, поющей арию.
      – Что у вас там делается? – спросила Эмма.
      – Готовим, – ответила Рози, но трубка тут же была у нее выхвачена.
      – Ну, – сказала Аврора, не допев арию. – Надеюсь, ты звонишь, чтобы принести мне свои извинения. А где ты была сегодня утром, когда мне надо было с тобой посоветоваться?
      – Я не могла проснуться, – ответила Эмма. – Долго засиделась за серьезным романом. Пытаюсь совершенствовать свой интеллект.
      – Это, наверное, замечательно. А сейчас что тебе нужно?
      – Хотела узнать, не готовишь ли ты часом завтрак. А если да, кому?
      – Если готовишь, то для кого, – поправила Аврора. – Почему бы тебе не оставить в покое свой интеллект, чтобы сосредоточиться на грамматике? Мне не нравится, что ты намеренно проигнорировала мой звонок. Может быть, у меня возникли катастрофические обстоятельства.
      – Прости, – весело сказала Эмма.
      – Не извиняйся, – в унисон предостерегли ее Пэтси и Флэп.
      – Гм. У тебя поселился хор из греческой трагедии? Спроси у него, почему тебе нельзя попросить прощения у собственной матери.
      – Не понимаю, почему в этом мире все, кроме меня, такие невыносимые. Вообще-то мы с Пэтси хотели попросить тебя пригласить нас на завтрак.
      – А, эта маленькая ехидна. Мисс Кларк. Да, конечно, приводи ее. Мне всегда доставляет удовольствие смотреть, как молодая леди с такими возвышенными интересами набивает свой живот моей едой. А разве Томас не придет?
      – Пег, он порезал руку, – ответила Эмма, скорчив ему гримасу. – Ему придется идти в больницу и накладывать швы.
      – Он уже давно у меня не показывается. Невозможно спрятаться навсегда. Кстати, Вернон привез мне козленка. К сожалению, мне не удастся его держать у себя, потому что он объедает цветы, но вообще идея была хорошая. А вы поторопитесь. Я как раз ставлю сосиски.

2

      Эмма немного привела себя в порядок, после чего они сели в голубой «мустанг» Пэтси и стремительно тронулись.
      – Ты мне еще не рассказала, как вы подрались, – напомнила Пэтси. – Я хочу, чтобы ты мне рассказала о браке все, что можешь, чтобы я могла взвесить все за и против.
      – Рассказывать о браке – пустая трата времени. Не может быть двух одинаковых пар. Посмотри, а вот и Генерал.
      Вывернув на улицу, где жила Аврора, они заметили генерала Скотта. В темносером пуловере и безупречных слаксах он стоял на своем дворе, и вид у него, кажется, был злой; позади Генерала копошился Эф. Ви. в майке, а по левому и правому флангам – замерли далматинские доги, такие же настороженные, как и он.
      Когда они проезжали мимо, Генерал поднес к глазам бинокль и стал наводить его на дом миссис Гринуэй. Эта картина так смутила Пэтси, что она не знала, что лучше сделать – прибавить скорость или притормозить.
      – Какая мерзость. На месте твоей матери я бы с ним больше не встречалась.
      – Посмотри на эту машину, – сказала Эмма, указывая на белый «линкольн». – Неудивительно, что мать в нее врезалась.
      Пэтси припарковала машину за «линкольном», они вышли и заглянули в его окна.
      – Интересно, как можно разговаривать по двум телефонам и вести машину, – вслух полюбопытствовала Эмма. Они посмотрели в сторону улицы и увидели, что Генерал все еще торчит у своих ворот, целясь биноклем прямо на них.
      – Это же надо, какое нахальство, – изумилась Пэтси. – Давай сделаем какой-нибудь рискованный номер, пока он смотрит.
      – О'кей, – согласилась Эмма. – По-моему, он хоть чего-то заслужил своей настойчивостью.
      Обе девушки подняли юбки и в танце стали перемещаться к двери. Они танцевали все быстрее, задирая юбки все выше, и особенно смелое канканное па пришлось как раз на площадку перед боковым входом в дом. О хохотом они ворвались в кухню.
      Аврора, Рози и Вернон – оказавшийся мельче и рыжее, чем они ожидали – сидели за кухонным столом и ели яичницу с соусом карри и сосиски, в стороне лежали приготовленные кусочки дыни. Крошечная бело-коричневая козочка разгуливала по кухне, жалобно блея.
      – О, я хочу такую козочку, – заявила Пэтси. – Как раз подходит к моему платью.
      Вернон немедленно вскочил, Аврора лишь повела бровью в сторону Пэтси, не отрываясь от сосисок.
      – А это ты, Пэтси, как обычно. Тебе всегда хочется того, что есть у меня. Вернон Далхарт, хочу вас познакомить со своей дочерью. Эмма Гортон, а это ее подруга, мисс Пэтси Кларк.
      Когда Вернон здоровался с ними за руки, зазвонил телефон.
      – Привет, Генерал, – сказала Рози. – Вроде вас послали в отставку.
      – Какой нахал, – сказала Аврора. – Садитесь, девочки, и ешьте. Сегодня утром я была в азиатском настроении. Так что надумала приготовить яичницу с карри.
      – Мистер Далхарт, это самая очаровательная козочка из тех, что мне приходилось видеть, – похвалила Пэтси, принимаясь за яичницу.
      – Садитесь, Вернон, – сказала Аврора. – Нечего выдерживать формальности с этими девчонками. У них не такие манеры, какие бывают у людей нашего возраста.
      Рози, должно быть, порядком наслушалась от Генерала. Она открыла рот, чтобы говорить, но не могла вставить ни слова, так что в конце концов закрыла его за ненадобностью.
      – Лучше вам поговорить с ним минутку, – заявила она, передавая трубку Авроре. – Какая-то муха его укусила и он совсем одурел. Говорит, что девочки танцевали во дворе голые, или что-то в этом роде.
      – Да, с глаз долой из сердца вон – не для него, – сказала Аврора, прикрывая рукой трубку. – Гектор, насколько я помню, ты лишен всяких привилегий – начала она. – Если тебе надо сделать ответное заявление, постарайся быть кратким. У меня гости и завтрак в разгаре. Кроме того, это тебе ничего не даст, – добавила она.
      – Посмотрите, какой у меня фингал, – сказала Рози, убирая со лба волосы, чтобы девушки могли увидеть ее во всей красе. На виске у нее была большая опухоль.
      У Авроры, сидевшей у другого конца стола, глаза стали разгораться. Она сверкала ими несколько секунд, а потом отодвинула трубку подальше. Отчетливо был слышен хриплый голос Генерала.
      – Он утверждает, что вы, две молодые леди, неприлично обнажились, – сказала она, обводя их холодным взглядом. – Какие у него основания для такого обвинения?
      – Да, он там подглядывал в свой бинокль, – сказала Пэтси. – А мы немного потанцевали.
      – Давай покажем ей, – предложила Эмма. Встав со своих мест они снова пустились в пляс и дрыгали ногами, пока не заметили, что Вернон зарделся. Последний канканный выпад они опустили. Аврора наблюдала за выступлением с совершенно равнодушным видом, а потом снова переключила внимание на телефон.
      – Их танец вовсе не такой вызывающий, как ты его описываешь, Гектор. Я его только что просмотрела. Нам здесь на нашей стороне улицы надоели и ты, и твой бинокль.
      Она уже собиралась повесить трубку, но Генерал, видимо, сказал что-то, что заставило ее передумать. С минуту она слушала, а потом счастливое безмятежное выражение сошло с ее лица.
      – Гектор, это не имеет смысла. У меня здесь толпа народа. Действительно, никакого смысла. Пока.
      Она посмотрела на Вернона, а потом на свою яичницу. Спустя несколько секунд Аврора встряхнулась и вновь повеселела.
      – Да, не бывает полностью плохих людей, – сказала она.
      – Яичница изумительная, – объявила Пэтси.
      – Видела, она прямо чуть не заплакала, – шепнула Рози Эмме. – Никогда не видела, чтобы она радовалась, если теряла ухажера, а ты?
      – Мистер Далхарт, каким бизнесом вы занимаетесь? – спросила Эмма, чтобы переменить тему.
      – Наверное, нефтяным, – ответил Вернон. – По крайней мере благодаря ему у меня есть кое-какие харчи и рубища.
      – Некоторые высказывания Вернона взяты из фольклора с Аппалачей, если не из шотландских баллад, – пояснила Аврора, заставляя себя говорить легковесно. Она не думала, что Гектор Скотт так повлияет на ее настроение.
      – Так вы один из гигантов нефтяной индустрии? – спросила Пэтси. – Я слышала, что настоящие гиганты сохраняют инкогнито.
      – Какая наивность, – заметила Аврора. – Если бы Вернон был гигантом чего угодно, он бы не завтракал у меня в это время дня. Гиганты времени даром не тратят.
      – Ага, никакой я не гигант, – подтвердил Вернон.
      Эмма пристально присматривалась к нему. Ее всегда удивлял каждый признак многогранности в матери, а Вернон и был одним из таких признаков. По виду он больше подходил Рози, чем ее матери, а скорее всего – никому. К ней подошла козочка, просительно заблеяла, и Эмма отдала ей корку от своей дыни.
      – Вы мне, барышни, еще не сказали, почему так рано вышли из дома. Может быть, в связи с какой-нибудь общественной работой, которой решили заняться?
      – Ха, – возразила Пэтси. – Мы решили заняться покупками.
      Завтрак продолжался, и разговор следовал в том и в ином направлении. Как только стало возможно, не нарушая правил вежливости, встать из-за стола, Пэтси отправилась бродить по дому. Ее очень раздражало, что у миссис Гринуэй такой хороший вкус.
      Рози начала пытаться убирать со стола, что было делом нелегким, пока там сидела Аврора. Все остальные безропотно отдали ей свои приборы, а она все выискивала разные кусочки, которые проворонили ее гости. Вернон наблюдал за ней с таким видом, будто раньше ему не приходилось видеть женщину за едой.
      – Если за ней не присматривать, она будет целый день есть, – сказала Рози. Эмма сгребла с тарелок остатки еды и побыстрее увела Рози на внутренний дворик, чтобы узнать, что произошло между ней и Ройсом. Они прошли мимо Пэтси, которая в кабинете на первом этаже разглядывала амулет викингов, привезенный Авророй из Стокгольма.
      – Мне никогда не попадаются такие вещи, – посетовала Пэтси, – а то бы и я их покупала.
      – У тебя бывало, чтобы ты проснулась с таким чувством, будто задыхаешься? – спросила Рози у Эммы.
      – Нет, пожалуй.
      – И у меня не случалось до прошлой ночи, – на ее веснушчатом лице была написана обида. – Я, должно быть, слишком быстро прибежала домой. Твоя мама пыталась меня остановить, но мне подумалось, все равно же надо когда-то идти домой, так уж чем скорее, тем лучше.
      – Ройс на тебя очень разозлился?
      – Нет, счастлив был, как птичка, все шесть минут, пока не захрапел, – с горечью ответила Рози. – Разбил мне вчера голову и рассказал, как шляется, а стоило Вернону с ним поговорить и предложить новую работу, как он решил, что ничего не случилось. Даже не знаю, почему я позволила Вернону послать его домой. Я пошла домой, чтобы сделать усилие и простить его, а этот сукин сын даже не растер мне спину.
      – Ой, надо же? Хочешь я разотру? – предложила Эмма.
      – Ой, вот спасибо-то, – сказала Рози, немедленно разворачиваясь. – Ты всегда была лучшим ребенком. Во всяком случае из всех, кого я знала. Три сильнее. Я уже две недели вся была, как натянутая струна. По-моему, я чувствовала, что что-то произойдет.
      – Ничего не понимаю. Ройс всегда казался мне таким смирным. Никогда не думала, что он решится сделать что-нибудь такое, что бы рассердило тебя.
      – Может быть, он в конце концов разглядел меня, понял, что я не такая злая, как кажусь.
      Они обе задумались над этим предположением, и Эмма продолжала массировать ее худую твердую спину.
      – Ты мне не рассказала, как начала задыхаться.
      – Ну, это удушье накатило на меня и все тут, – рассказывала Рози. – Ройс не был совсем пьян, но все же выпивши. Мне с ним было о чем поговорить, а он просто плюхнулся в постель и захрапел, как ни в чем не бывало. Я легла на кровать, выключила свет и сначала задрожала как лист. Не могла выбросить из головы его и эту тварь. Я, конечно, тоже не ангел, но хоть была хорошей женой и растила детей тоже я, и все такое прочее. Но последнее время я не слишком примирялась с его желанием, если ты понимаешь, что я имею в виду. Иногда – да, но чаще – нет. Чем больше я об этом думала, тем больше мне казалось, что вина здесь – моя, а не его, и от этого я расплакалась, и я все плакала, а он все спал, храпел и храпел, и в конце концов я будто стала задыхаться, будто у меня глотка закрылась.
      Вспоминая, она приложила одну руку к горлу, а другой, изогнувшись, указала особенно болезненное место под лопаткой.
      – Не то, что Ройс плохой, – продолжала она. – Просто я стала думать, что не такой уж он хороший. Мы как-никак проскрипели вместе двадцать семь лет и произвели на свет семерых детей, а в результате я тут лежу, дрожу и задыхаюсь, а он себе храпит. Он знает о моих чувствах столько, сколько знал бы, если бы жил на луне. И чем больше меня одолевали такие мысли, тем сильнее я задыхалась, и на всем белом свете некому было обо мне позаботиться. И наконец я подумала и сказала себе: – Рози, вставай сейчас же, а то не доживешь до утра. Это было так серьезно. И я поднялась, вытащила детей из кроватей, взяла такси, как мне советовала твоя мама, и отвезла их к своей сестре, а сама приехала сюда.
      – А почему ты не осталась у сестры сама?
      – Чтобы она подумала, что я бросила мужа? Она такая религиозная, что будет меня попрекать без конца. Я просто сказала ей, что твоя мама заболела. А она даже не удивилась, когда увидела меня, и сказала, что мне нет смысла возвращаться домой. С утра она разозлилась на Вернона за то, что он так расщедрился с Ройсом.
      – А в чем заключалась его щедрость?
      – Дал ему первую неделю всю выходную. Думал, может мы куда поедем вместе. Еще чего, я вовсе не хочу куда-то уезжать, чтобы сейчас оставаться один на один с Ройсом. Если я правильно помню, то мы в жизни с ним никуда дальше Конроу не уезжали.
      Как раз в этот момент на пороге появилась Пэтси, она казалась чем-то раздосадованной.
      – Твоя мать щебечет как счастливая птичка, – объявила она.
      – Я знаю, что это действует раздражающе, – заметила Эмма. – Она как воздушный шар. Достаточно благоприятного порыва ветра – и он уже в полете.
      – Замолчите, – шикнула Рози. – Вы, девчонки, просто не умеете веселиться. Твоя мать приютила меня в трудную минуту, и я сегодня никому не позволю ругать ее, разве что себе самой.
      Она встала и подняла щетку, которую отложила в сторону, начиная свой рассказ, но уходить, кажется, не спешила.
      – Боже, какая я уже старая, – сказала она, обращаясь к Эмме – Вот теперь у тебя будет ребенок. Кто бы мог подумать, что все произойдет так скоро?
      – Не так уж и скоро, я ведь уже два года замужем, – возразила она.
      Рози попыталась улыбнуться, но ей хотелось плакать. При виде этой молодой женщины, такой доверчивой и доброй, такой счастливой на вид, на Рози вдруг нахлынули воспоминания. Она пришла в дом к миссис Гринуэй за два месяца до рождения Эммы, и так странно продолжалась жизнь, она текла и текла и, как будто, не менялась, хотя на самом деле в ней все время происходило что-то новое. Она никогда не замедляла свой ход, чтобы вы могли ее догнать, разве что это можно было сделать, оглянувшись назад, одних она возносила на более важное место, а других – отодвигала в сторону.
      У Рози рождались дети, которых она любила, как могла, и теперь у нее уже шестеро внуков, и скоро их будет еще больше. Но почему-то Эмма всегда оставалась для нее особенным ребенком, была ей ближе ее собственных детей – всегда с ясными глазами, с постоянным желанием доставить ей радость, всегда спешащая обнять ее и поцеловать, или ждущая от нее помощи. Как она всегда закрывала глаза в ожидании, когда ей забинтуют разбитую руку или ногу, как морщилась, затаив дыхание, когда боялась, что йод сейчас будет жечься, как она гоняла на своем трехколесном велосипедике, спасаясь от Рози, когда та делала вид, что собирается окатить ее из садового шланга!
      – Два года – это не так уж и скоро, – повторила Эмма.
      – Эх, милая, я не об этой скорости говорю, – вздохнула Рози. – Так скоро после того, как ты сама была ребенком, – вот о чем я говорю.
      Она покачала головой, чтобы избавиться от воспоминаний и, подхватив щетку, вошла в дом.
      В этой сцене Пэтси заметила больше, чем Эмма, так как та, глядя на двор, раздумывала, сохранится ли у Флэпа хорошее настроение до тех пор, как она вернется.
      – Не знаю, что бы Рози стала делать и кого обожать, если бы у нее отобрали тебя, – сказала Пэтси. – Пойди, поговори с матерью, пока она в хорошем настроении. Может быть, она выдаст тебе денег на платье.
      Вернувшись в дом, девушки не застали на кухне ни Авроры, ни Вернона. Те уже успели сесть в «линкольн».
      – Посмотри на нее, – шепнула Пэтси. Аврора на заднем сиденье смотрела телевизор.
      – Я вынудила Вернона разрешить мне это сделать, – весело сказала она. – Мне это в новинку.
      – Я бы тоже хотела взглянуть, – попросила Пэтси. – Я никогда не смотрела телевизор в машине.
      – Заходи, – пригласила Аврора. – Меня лучше отсюда извлечь, а то, стоит мне здесь чуть прилечь, я засну, и неизвестно, куда Вернон меня тогда увезет.
      Пока Вернон показывал Пэтси чудеса своей машины, Эмма вместе с матерью вошла в дом и поднялась за ней в спальню, где, к ее удивлению, Аврора села за стол и выписала ей чек на сто пятьдесят долларов.
      – Чем я это заслужила? – воскликнула Эмма.
      – Не уверена, что ты этого заслуживаешь. Я, оказывается, совсем забыла как хорошо одевается мисс Кларк. Это, безусловно, ее плюс, возможно, единственный. Мне кажется, я заслужила иметь дочь, которая одевалась бы, по меньшей мере, не хуже, вот почему я и даю тебе эту сумму.
      Эмма ощутила легкую тревогу.
      – Как ты себя чувствуешь? – спросила она. Аврора поднялась из-за стола и перешла в свой эркерчик, откуда можно было наблюдать и лужайку, и улицу. Вернон как раз протягивал Пэтси банку колы из своего холодильника.
      – Ты погляди, съела один из моих самых удачных завтраков да еще и колу будет пить, – начала Аврора, устраиваясь в подушках.
      – Что ты все время всех клюешь, клюешь, клюешь?
      – Не знаю, – ответила Аврора. – Я никогда особой пассивностью не отличалась.
      – Так, как ты себя чувствуешь?
      – Как? – переспросила Аврора, внимательно наблюдая сцену, разворачивающуюся внизу, словно могла угадать любую фразу из разговора Пэтси с Верноном.
      – Что ж, у меня все чудесно. Никто меня не оскорблял уже целых двадцать четыре часа, и одно это поднимает мое настроение. Если бы окружающие меня не обижали, я всегда была бы в отличном настроении.
      – Мне нравится Вернон, – заметила Эмма, подходя к туалетному столику своей матери. Она примеряла вновь обретенное янтарное ожерелье, Аврора пристально следила за ней.
      – Удивительно, что у меня осталось хоть одно украшение, если учесть, как люди обращаются с моими вещами. Что ты сказала про Вернона?
      – Я сказала, что он мне нравится, – повторила Эмма.
      Аврора хмыкнула.
      – Это замечание совершенно нейтральное, как крем из пшеницы для любой кожи. Совершенно очевидно, что не найдется человека, которому бы не понравился Вернон. По правде говоря, я не меньше тебя удивлена, что он оказался здесь. Вообще ему надо было сегодня быть в Канаде, а не потчевать мисс Кларк ненужными ей напитками с риском для ее зубов.
      – Так почему же он здесь?
      – Как видишь, он предпочел не уезжать, вот он и здесь, – пояснила Аврора. – У него репутация хорошего карточного игрока, и мы планируем потом немного поиграть.
      – То есть, как я поняла, ты передала бразды правления в его руки, – заметила Эмма, не снимая ожерелья, развлекаясь тем, что это явно вызывало некоторое беспокойство ее матери.
      – Ну ладно. Не понимаю, почему тебе надо волноваться из-за Вернона. Если он не желает доставлять себе беспокойство из-за меня, никто его не принуждает. Это, по-моему, ясно.
      Эмма сняла бусы, и Аврора вновь переключила свое внимание на лужайку. Трудно было сказать, кто суетился больше: Пэтси или Вернон. Кажется, оба говорили разом.
      – Эта девчонка еще болтливее, чем я, – заметила Аврора. – Она ему слово вставить не дает. Знаешь, ей давно пора замуж. – Она вдруг поднялась и пошла к лестнице.
      – Куда это ты так спешишь? – поинтересовалась Эмма, следуя сзади.
      – Мне кажется, ему ни к чему убивать целое утро на разговоры с твоей подружкой, которая так напоминает мне крысу. Вам давно пора.
      – Это, по-моему, тот случай, когда противоположности притягиваются, – сказала Эмма.
      Аврора не оглядывалась.
      – Получила чек, а теперь отправляйся. Твои остроумные замечания начинают мне действовать на нервы. Мой жизненный опыт богаче твоего, и я заметила, что взаимное притяжение противоположностей встречается гораздо реже, чем принято считать. Если же оно возникает, то, как правило, на весьма короткий срок. Вообще говоря, противоположности обычно вызывают друг у друга смертельную скуку. Все мои противоположности меня явно утомляют.
      – А как же тогда Вернон? – спросила Эмма.
      – Мы с Верноном только что познакомились, – сказала Аврора. – Мне лишь хочется попросту поиграть в карты и еще немного дружбы, пусть даже из жалости.
      Спустившись по лестнице, она с возмущением посмотрела на дочь.
      – Хорошо, – сказала Аврора, – но ведь это ты говорила, что он в тебя влюблен.
      – О, да, но это было вчера вечером. Я же не знала, каким он будет сегодня. Я сделала ему строгий выговор по поводу Ройса. Отпуск это совсем не то, что нужно сейчас ему как женатому мужчине.
      – Бедняга Ройс, – протянула Эмма. – Мне кажется, Вернон прав. Как бы я ни любила Рози, я думаю, что кто-нибудь должен быть и на его стороне.
      – Хорошо, можешь взять ответственность за его нравственность на себя, – сказала Аврора, поглядывая в окно. – Не знаю, однако, какой в этом прок для него, ты несколько не подходишь для таких заданий.
      Когда они шли в кухню, Эмма на секунду обняла мать за талию.
      – Вопреки тому, какой я тебе кажусь, я хочу поблагодарить тебя за чек, – сказала она. Аврора, обернувшись, сжала ее в объятиях, правда, сделала это скорее машинально, так как мысли ее были далеко.
      – Мне кажется, если бы я была мужчиной и познакомилась с тобой, я бы в ужас пришла, – сказала Эмма.
      – От такой милой маленькой леди, как я? Что во мне такого ужасающего?
      Они вошли в кухню как раз в тот момент, когда Вернон с Пэтси открыли дверь в дом. Козочка по-прежнему тихо блеяла, покусывая одну из подушек. Аврора поспешила отогнать ее.
      – Вернон, вы, надеюсь, захватили карты? У Вернона в руке появилась колода.
      – Мы могли бы сыграть вчетвером, – сказал он, указывая на девушек.
      Аврора немедленно наложила вето на его предложение, для чего ей понадобилось только покачать головой.
      – Боюсь, что вы недостаточно хорошо знаете этих барышень. Они обе очень возвышенные и слишком интеллектуальные, чтобы садиться за карты с такими, как мы. Они не могут посвящать свою жизнь игре, они для этого слишком серьезны. Я думаю, что они сейчас отправятся в какую-нибудь библиотеку, чтобы провести утро за чтением серьезных романов – «Улисс» или что-то в этом роде.
      – Поэтому, – заключила она, – нам с Рози нет никакого резона делить вас с молодыми. В наши дни находишь так мало развлечений.
      Когда девушки уходили, Вернон начал тасовать карты. – Ты слишком мягка со всеми, – сказала Пэтси, ведя подругу за руку. – Муж тебя бьет, мать выгоняет. Пожалуй, даже я тобой помыкаю. Ты прекрасно знаешь, что она нарочно грубит мне, почему ты с ней никогда из-за этого не поспоришь? Какая из тебя после этого подруга?
      – Подруга в замешательстве, – призналась Эмма. – Она мне просто так дала сто пятьдесят долларов, даже без моей просьбы, только, чтобы я от тебя не отставала.
      Пэтси одновременно причесывалась и делала поворот. – Однажды она зайдет слишком далеко, – сказала она. – И еще я не понимаю, зачем она встречается с этим человеком. Он, конечно, очень милый, но она не могла бы жить с ковбоем. Или с нефтяником. Не знаю, что она себе думает.
      Когда у Эммы не было денег, она всегда думала о вещах, которые хотела бы купить, но с чеком в руках она не могла решить, чего ей хочется.
      – Никак не могу придумать, что мне нужно, разве только новое платье. Может быть, мне стоит сохранить деньги и купить что-нибудь, когда у меня в следующий раз будет депрессия?
      – Смотри, какие смешные собаки, – заметила Пэтси, когда они проезжали мимо дома Генерала. – Как ты думаешь, он их так заставляет стоять целый день?
      Першинг и Маршал Ней застыли на тех же местах лужайки, где их видели девушки, когда ехали на завтрак. Было похоже, что далматские доги ждут, когда придет Генерал и снова встанет между ними. Оба смотрели прямо перед собой, как солдаты на плацу. Поблизости Эф. Ви. вяло подрезал кустарник.
      – Да, ты выросла на улице ненормальных. Ничего удивительного, что ты такая запуганная.
      – Разве я такая? – удивилась Эмма.
      – Да, – ответила Пэтси. Обернувшись, она заметила, что подруга потихоньку складывает и разгибает свой чек. Эмма ничего не отвечала, и Пэтси пожалела о своих словах. Если ее подруга молчала, это обычно значило, что ее чувства задеты.
      – Не обижайся, Эмма, – сказала она. – Я только хотела сказать, что ты не такая крепкая, как твоя мать или я.
      – Ладно уж, я не такая чувствительная, – ответила Эмма. – Я просто думала о Флэпе.
      – И что?
      – Ничего, просто думала.

ГЛАВА X