– Дуэйн, Нелли сидит в машине у дома и понапрасну жжет бензин, – добавила Карла. – О двойняшках, между прочим, тоже надо подумать.
Дуэйн принялся ходить с Барбет, пока она не заснула у него на руках, потом осторожно положил ее в кроватку и свистнул Шорти, который настолько обрадовался неожиданной возможности прокатиться, что даже несколько раз пролаял.
По дороге в город Дуэйн связался с дорожно-патрульной службой и спросил, не подбирали ли они его ребят. Нет, не подбирали, был ответ. Он заметил приближающееся облако пыли и резко взял вправо. В следующую секунду мимо него промчалась Минерва; заднее сиденье ее давно вышедшего из моды «бьюика» было завалено разного рода бакалейными товарами.
Минерва последнее время помогала им вести домашнее хозяйство. Когда-то эта женщина, которой теперь уже за восемьдесят, была богата. В начале двадцатых годов ее отец сделал состояние на нефти, но спустя несколько лет все потерял. Минерва, обучавшаяся езде еще на заляпанном грязью «пирс-эрроу», привыкла разъезжать посреди дороги, никому и никогда ее не уступая.
Эта привычка привела к пяти лобовым столкновениям, из которых Минерва выбиралась без единой царапины. Как результат этих правонарушений – Минерва большинство своих вечеров проводила в Школе плохих водителей, расположенной в Уичита-Фолс. К правилам дорожного движения она оставалась по-прежнему равнодушной, зато была в полном восторге от Школы, приобретя с годами там нескольких любовников.
Людям, как правило, свойственно выдумывать себе те или иные удовольствия, но Минерва Хукс была не такой, как все, – она выдумывала себе смертельные болезни. Когда Карла нанимала ее, та уверила хозяйку, что у нее рак легких. Карла подумала, что просто обязана приютить у себя несчастную старушку. Но несчастная старушка прожила у них без малого десять лет, хотя с течением времени у нее обнаружились поочередно мозговая опухоль, рак горла и ряд других раковых заболеваний, которые затем чудесным образом пропадали.
– Должно быть, микроволновые печи вылечили меня, – подводила она теоретическое обоснование под свое чудесное исцеление. – А может быть, все дело в телевизоре. Я слышала, что телевизионные экраны излучают слабые лучи, которые убивают раковые клетки.
Появление в их доме спутниковой антенны произошло благодаря стараниям Минервы. Мучаясь бессонницей, она часто испытывала необходимость в принятии на сон грядущий некоторой дозы слабых, но живительных лучей. Поднимаясь иногда в три или четыре часа ночи, Дуэйн заставал ее в своем кабинете смотрящей секс-шоу, которое через заоблачные выси транслировалось из Копенгагена или откуда-то еще.
Минерва относилась к этим шоу с большим скептицизмом.
– Такого большого я в жизни не видала, а прожила восемьдесят три года. Он больше головы девушки. Ты думаешь, это спецэффекты – или что, Дуэйн?
– А кто его знает!
– Тебя как будто больше не тянет на подвиги? – спрашивала Минерва, отрываясь от экрана.
– Ты что! Как еще тянет!
– Нет, все-таки, наверное, не тянет, – настаивала она. – Тебя не тянет, а меня тянет. Но не к этим шоу… Я все-таки думаю, что тут дело в спецэффектах. Нет, куда интересней смотреть, как борются япошки.
Минерва была горячей поклонницей японской борьбы сумо и часами изучала телевизионную программу в надежде найти любимую передачу.
Направляясь в ту ночь на бурильную вышку, на которой произошел сбой, Дуэйн чувствовал себя несправедливо обиженным. Все только и твердят ему, что он находится в подавленном состоянии, намекая на отсутствие хорошего и полноценного секса. Первой дала это понять Карла, за ней – Джанин, а теперь и Минерва. Жена и любовница обратили внимание на отсутствие у него аппетита, но каким образом об этом догадалась Минерва? Черт разберет этих женщин!
После борьбы сумо больше всего на свете Минерва любила рвануть на машине в город и накупить продуктов на сотни долларов, записав их, конечно, на счет Карлы. Из такой поездки она возвращалась и сейчас.
Дуэйн нашел детей в галерее игровых автоматов, принадлежащей Сонни Кроуфорду. Зал располагался в заброшенном здании, где когда-то собирались любители бильярда и домино. Одно время видеосалон приносил Сонни хорошие деньги, но через несколько лет он перестал пользоваться бешеной популярностью. С ним произошло то же, что случилось с нефтью, и Сонни стал подумывать о закрытии своего бизнеса. Он уже перевел часть самых любимых публикой игровых автоматов в свой магазин, работавший круглосуточно.
На центральной площади города Сонни принадлежало пять или шесть домов, включая старый отель. Отель работал только несколько ночей в год, когда открывался сезон охоты на перепелов или вяхирей, и тогда он был полон любителями острых ощущений. В остальное время отель пустовал, покрываясь пылью. Несколько лет на верхнем его этаже жила Руфь Поппер, но после того как ее муж безуспешно пытался убить ее, она купила жилище-автоприцеп и покинула отель. Большую часть года в нем жил лишь один Сонни.
Своих детей у него не было, поэтому он души не чаял в отпрысках Дуэйна, часто давая им монеты для игры на автоматах.
– Если я грозился убить вас, это вовсе не означает, что я говорил серьезно, – внушал Дуэйн детям по дороге домой. – Сбежать из дома в плавках и купальнике – не очень-то умно с вашей стороны.
– Тебя могут арестовать за жестокое обращение с малолетними, – напомнил ему Джек и, помолчав, добавил: – Это ее отродье вопит без умолку.
– Барбет только два месяца, – вступился за внучку Дуэйн. – Она новорожденная, а не отродье.
– Сам ты отродье, – бросила брату Джулия. – Такого отродья свет еще не видывал.
– Пошла ты… знаешь куда, – привычно отреагировал Джек.
Дуэйн лихорадочно соображал, как же приструнить детей. Ни один из перебираемых в голове вариантов не имел ни малейшего шанса.
– Я сейчас вас высажу, и топайте тогда до дома пешком, если не перестанете выражаться! – наконец пригрозил он, понимая всю абсурдность своих слов, поскольку вез их из города именно для того, чтобы они не сбежали куда-нибудь подальше.
Джек принялся поигрывать монетами, которые ему дал Сонни, задумчиво поглядывая на Шорти, который дремал на переднем сиденье, положив голову на ногу Дуэйна, потом схватил пса за хвост и стал раскачивать его из стороны в сторону.
– Новый аттракцион! Шорти – игральный автомат, – воскликнул он, пытаясь засунуть монету в задний проход собаки. Шорти проснулся и попытался укусить его, но промахнулся. Дуэйн ударил по руке сына перчаткой. Шорти весь сжался, решив, что бить будут его. Спросонья он не сообразил, что к чему.
– Не смей так обращаться с животным! – прикрикнул на сына Дуэйн.
Джек залился довольным смехом. Удар перчаткой был совсем не больным.
Когда они приехали и вошли в дом, Дуэйн увидел на Карле тенниску следующего содержания: Я НЕ ГЛУХАЯ. Я ПРОСТО ИГНОРИРУЮ ВАС. Нелли валялась на тахте, болтая по телефону со своим воздыхателем.
Было бы большим преувеличением сказать, что Джо Кумс, ее парень, боек на язык. Джо работал в одной компании, обслуживающей нефтяные скважины, раскинувшиеся в районе Джексборо. Это был невысокий и полный парень, который частенько вечерами возвращался домой чумазым как черт, а домом ему служил небольшой, стоявший на окраине Талиа автофургон, с кроватью и телевизором. Джо Кумс предпочитал не тратиться на предметы роскоши.
По складу своего характера Джо был оптимистом. Сознание того, что он живет на белом свете, заставляло радостно трепетать его сердце, а разговоры по телефону с Нелли так усиливали этот трепет, что частенько, минут на пятнадцать, у него отнимался язык. Нелли ничего не имела против этого. Она сама не отличалась большой разговорчивостью. Просто ощущение того, что Джо у телефона, вызывало у нее такое чувство умиротворенности, что не хотелось ничего говорить, а только молчать, прижав трубку к уху.
Эта молчаливая беседа часто доводила Карлу до белого каления.
– Да говорите же! – взрывалась она. – Хотя бы один из вас должен говорить. Он ничего не говорит! Ты ничего не говоришь! Почему тебе вместо хахаля не завести автоответчик? По крайней мере тот передает хоть какие-то сообщения. Но Джо Кумсу и это не под силу.
– Мне все равно, мам! – заявляла дочь. – Я всем сердцем люблю Джо, а он любит меня.
– Барбет, случайно, не от него? – интересовалась Карла. Барбет, как и маленький Майк, не имела никакого сходства ни с одним из ее мужей.
– Ну что ты, мама. В то время я не была даже знакома с Джо, – отвечала Нелли.
Нелли не раз подумывала о том, чтобы уехать из дома родителей, хотя бы ради того, чтобы спокойно общаться по телефону с Джо, без матери, орущей над ухом. Она могла бы легко получить квартиру в Уичита-Фолс, но все упиралось в неразрешимый вопрос: а согласится ли Минерва переехать к ней, чтобы присматривать за малолетками? Вряд ли Минерва расстанется со спутниковой антенной и коллекцией из трехсот видеофильмов, где есть что выбрать.
К сожалению, Минерва была единственной инстанцией, которую уважал маленький Майк, – в основном потому, что она по малейшему поводу могла схватить его и отшлепать телевизионной программой. Программа кабельного телевидения для Минервы служила тем же, чем перчатка для Дуэйна, – удобным и не смертельным орудием.
Невзирая на лозунг, начертанный на тенниске, вид дочери, держащей молча трубку без малого пятнадцать минут, никак не способствовал претворению его в жизнь.
– Скажи же что-нибудь! – закричала Карла. – Вы что, онемели оба?
Нелли игнорировала просьбы матери, понимая, что бесполезно ей объяснять, как это чудесно – лежать и просто слушать дыхание Джо. В том, как дышит Джо Кумс, было что-то успокоительное и вселяющее уверенность.
По телефону у него получается гораздо лучше, чем при наших встречах, подумала Нелли. Наяву он становится слишком возбужденным. Но по телефону его дыхание оказывало магическое воздействие. Как приятно расслабляться и отдыхать под мерное посапывание Джо в трубке! Как хорошо, свернувшись калачиком на тахте, лежать и, ничего не делая, внимать молчанию Джо!
– Джо так восхитительно умеет дышать, – не раз говорила она своей подруге Билли Энн.
ГЛАВА 4
Иногда, направляясь в город (как сейчас, когда он повстречался на дороге с Руфь Поппер), Дуэйн не мог сразу сообразить, куда же он движется: вперед или назад.
Его пикап, конечно, стремительно несется в город. Не настолько же он безумен, чтобы ехать в город задом наперед? Почти каждый день Дуэйн воспроизводил в уме вчерашние разговоры и воскрешал события минувшего дня. Если бы то были важные разговоры или критические события, то привычка к самоанализу была бы понятна, но с Карлой, Джанин и даже с Сонни Кроуфордом он говорил об одном и том же ежедневно. Наступивший день как две капли воды был похож на предыдущий, однако его мозг раз за разом воспроизводил все эти разговоры и события, словно кассетный магнитофон, перематывающий и проигрывающий неинтересные пленки.
Мысль, что Руфь появится в его офисе не раньше чем через полчаса, огорчила его, поскольку не с кем будет поговорить и отвлечься от множества неприятных мыслей. В основном он успел разобраться с ними, сидя в ванной, и в это утро ему не хотелось больше думать.
Оказавшись в пределах городской черты, Дуэйн миновал свой склад труб с четырьмя взметнувшимися вверх бурильными установками, словно символизирующими его упадок и гибель. Они предназначались для глубокого бурения, и каждая стоила почти три миллиона долларов. Одна из них периодически использовалась для бурения скважин, но три другие так никогда и не покинули склад. Оглядываясь назад и стараясь отыскать положительные моменты (а все постоянно советовали ему поступать именно таким образом), Дуэйн утешался тем, что страшно выгадал, не заказав десять установок, которые сейчас могли бы здесь ржаветь и за которые пришлось бы платить проценты по ссуде.
Лестер Марлоу, президент местного банка, которому недавно было предъявлено обвинение в мошенничестве по семидесяти трем пунктам статей уголовного кодекса, настоятельно советовал ему построить десять бурильных установок. Это было в самый разгар бума, когда все газеты кричали о разразившемся энергетическом кризисе. Бурение велось бешеными темпами, но все равно спрос на сырую нефть западного Техаса трудно было быстро удовлетворить. Четыре небольшие установки Дуэйна работали круглые сутки из месяца в месяц, хотя они и не могли проникать на большие глубины. Но и на неглубоких скважинах можно было тогда сделать кучу денег, и Дуэйн, как и большинство живущих поблизости, не упустил своего, хотя каждый банкир, с которым он общался, уверял его, что будущее за глубокой нефтью. Лестер Марлоу как бы между прочим предложил ему тридцать миллионов на строительство глубинных установок.
После томительного и глубокого размышления Дуэйн решил ограничиться четырьмя. Еще до того как они были построены, нефтяной бум пошел на убыль, и Дуэйн оказался вместе с другими нефтедобытчиками за бортом. Энергетический кризис каким-то образом перерос в избыток нефти. Четыре буровые установки остались без движения на складе, но деньги, потраченные на их строительство, вылетели в трубу, плюс проценты, которые в месяц составляли более ста тысяч долларов.
Суд над Лестером Марлоу, обвиняемым в банковских махинациях, должен состояться через три месяца. Он собирался сослаться на незнание закона. Все в городе соглашались с этим аргументом, что не мешало им с радостью признать, что тюрьма – самое подходящее для него место.
Бобби Ли, который ненавидел Лестера, изъявшего у него однажды пикап за неплатеж, требовал для того смертной казни. Никогда и нигде не служивший, он занимал жесткую позицию в отношении преступлений, совершаемых «белыми воротничками».
– Я хотел бы увидеть, как Лестер пройдет свою последнюю милю, – любил говаривать при случае Бобби Ли.
– Никакую милю он не пройдет, – возражал ему Эдди Белт. – Слишком жирный. От силы одолеет футов триста.
Эдди, который работал у Дуэйна, был реалистом.
Надо признать, что Лестер Марлоу отличался сверхизбыточным весом. Как президент банка он развил слишком бурную деятельность, и на активный отдых у него времени не оставалось. Самой подвижной формой его отдыха было и оставалось перебирание груды заявок на получение ссуды. Не будучи никогда худым, он начал полнеть. По мере того как на финансовом горизонте стали сгущаться тучи, его разносило все больше и больше. В «Молочной королеве» его видели ежедневно, где он уписывал огромное количество бананов с мороженым, сбитыми сливками и орехами, стараясь забыть свои проблемы.
Дуэйн остановился перед своим офисом, но двигатель не выключил и из машины не вылез. На другой стороне улицы располагались новые муниципальные теннисные корты – последнее добавление к городскому пейзажу. Западный район Талиа был так сер и безобразен, что теннисная сетка на законном основании служила деталью, оживляющей этот унылый ландшафт.
Теннисные корты служили также еще одним напоминанием о вспышке популярности активного отдыха. Построенные в разгар массового увлечения спортом, эти сооружения раньше использовались много месяцев в году. Однако теннис оказался более сложным видом спорта, чем бег трусцой или сидение в горячей ванне. Так, несколько браков распалось из-за непривычного напряжения при игре в смешанной паре, впрочем, и без того они были обречены. Теперь редко кто заглядывал на корты. Дуэйн, который прилично играл в теннис, держал в офисе ракетку. Иногда в конце рабочего дня он выходил с ведерком мячей и развлекался, разгоняя ими кучи перекати-поле, растущие у северной ограды.
Сейчас вместо того, чтобы идти в пустой офис, Дуэйн развернул машину и направил ее к «Молочной королеве». Возле кафе стояли пикапы, многие из которых принадлежали его работникам. Бобби Ли и Эдди Белт также были там.
Когда Дуэйн выбрался из машины, Шорти положил лапы на приборную панель и принялся внимательно наблюдать за хозяином. Несмотря на то, что Дуэйн не меньше двух раз за день отправлялся в «Молочную королеву», собака беспокойно воспринимала его отсутствие. Шорти нравилось держать Дуэйна в поле зрения, а когда тот входил в кафе, это трудно было сделать. Прижавшись головой к ветровому стеклу, Шорти мог видеть только расплывчатое изображение хозяина, сидящего в «Молочной королеве». Но все лучше, чем ничего.
В кафе собралась обычная деловая и пребывающая в унынии публика: бывшие нувориши, оказавшиеся у разбитого корыта.
– Я вижу, ты опять прихватил свою береговую акулу, – заметил Эдди Белт, когда Дуэйн подсел к столу нефтяников. Эдди имел в виду Шорти, голова которого, прижавшаяся к ветровому стеклу, была видна из огромного окна кафе.
Это прозвище Дуэйн слышал несколько раз в неделю. Бобби Ли, интеллект которого в основном ограничивался статьями из «Сатердей найт лив», когда-то так обозвал Шорти, и с тех пор кличка приклеилась к псу. Шорти ненавидел весь промысел за его привычку нападать неожиданно. Пес мог часами без движения лежать в пикапе, как бы разморенный тепловым ударом, но если какой-нибудь рабочий или старый приятель Дуэйна касался локтем машины, Шорти никому не давал спуску, предпочитая хватать за пятки, хотя не пренебрегал и руками, как в этом очень скоро могли убедиться работавшие у Дуэйна.
– Доброе утро, – поздоровался Дуэйн. Ему не хотелось ни защищать Шорти, ни вообще говорить о нем. Мысль, что многие, кого он знал, не могли говорить ни о чем другом, как только о привычках его собаки, действовала на него угнетающе.
Особенно плохо выглядел Джуниор Нолан. У Джуниора была светлая кожа и ярко-красный от загара лоб. В «Молочной королеве» он всегда сидел в ковбойской шляпе, часто забывая покрыть голову, выходя на улицу. Обычно она лежала на сиденье его машины.
Джуниор на нефтяном бизнесе сделал столько денег, что мог позволить себе купить ранчо и осуществить свою давнишнюю мечту—стать ковбоем. К сожалению, ему почти в одиночку пришлось работать на своем ранчо, поскольку почти все ковбои из местных давно оставили прежнее занятие, подавшись на буровые. Джуниор довольствовался одним помощником, стариком по имени Митч Мотт, любившим курить, пуская кольца дыма. Вот и сейчас он сидел рядом с боссом, пуская в потолок кольца.
– Митч, я думал, ты бросил курить, – сказал Дуэйн.
– Бросил, – согласился Митч, закуривая новую сигарету от только что выкуренной. – Последнюю неделю держался, но потом так приспичило, что не выдержал.
Джуниор Нолан имел все шансы потерять свою нефтяную компанию и ранчо тоже. Ростом он был выше всех в округе: шесть футов и пять дюймов.
Карла проявляла к нему интерес, но никак конкретно его не выражала.
– Я скорее удавлюсь, чем первой проявлю инициативу, – призналась она мужу во время одной из многочисленных бесед на любовную тему. – Непонятно, почему я должна лежать первой шаг?
– Мне тоже непонятно, дорогая, – поддержал ее Дуэйн. О моментах, проведенных в горячей ванной за обсуждением амурной жизни жены на стороне, он всегда вспоминал с особым удовольствием. Карла придерживалась того мнения, что ее личная жизнь складывается не очень удачно.
Дуэйн испытывал неопределенное чувство вины в связи с этим, но не более того. Его слишком мучили страхи по поводу предстоящего банкротства, чтобы хотя бы для вида вникнуть в намеки жены и заняться устройством ее личной жизни.
Джанин Уэллс, его любовница, сидела от него через столик и пила кофе с подругами из здания суда. Джанин добилась того, что ее выбрали окружным сборщиком налогов. Это была изящная блондинка, которая тоже непрестанно жаловалась на неустройство личной жизни.
Дуэйн был рад, что они с Джанин согласились на людях игнорировать друг друга, хотя порой он подумывал, что было бы лучше договориться так, чтобы он мог не замечать ее и в приватной обстановке. Их последние свидания прошли, по словам Джанин, неровно, хотя Дуэйн даже дважды засыпал, желая восстановить столь необходимые ему силы.
– Ты не должен быть равнодушным ко мне, когда мы наедине, только на публике, – упрекала она его. Он однажды проснулся, совершенно обессиленный и холодный, в дорогом отеле Форт-Уэрта, куда они прибыли, чтобы заодно посетить театр и посмотреть пьесу, в которой главную роль исполнял Джек Пэленс.
– Я не равнодушен к тебе – мы же в Форт-Уэрте, – заметил он.
– Дуэйн, не валяй дурака. Если ты переживаешь за Карлу, то не стоит – у нее роман с Джуниором Ноланом.
– Откуда тебе это известно? – спросил Дуэйн, недовольный тем, что надо отправляться смотреть пьесу. Как было бы хорошо поспать еще пару часиков!
– Это известно всем, кроме тебя, Дуэйн. Понятие «всем» включало в себя Руфь Поппер, которая была в курсе всех местных амурных похождений. Спустя месяц после визита в Форт-Уэрт Дуэйн спросил Руфь, не кажется ли ей, что Карла крутит роман с Джуниором Ноланом. Руфь проработала с ним пятнадцать лет, и Дуэйн не боялся говорить с ней начистоту. В принципе, сама Руфь не боялась ни с кем говорить откровенно.
– Нет, – ответила она, услышав его вопрос. – Он слишком высок.
– Я думал, что женщины любят высоких мужчин, – сделал удивленное лицо Дуэйн.
– Это миф, – отрезала Руфь, обладавшая исключительно твердыми убеждениями в отношении того, что является и что не является мифом.
– Женщины любят симпатичных мужчин, – добавила она.
– Джуниор производит довольно приятное впечатление, – заметил Дуэйн. – У него милая жена и милые дети. Если обмен женами войдет в ближайшее время в моду, подобно тому, как все помешались на беге, я хотел бы заполучить Сюзи Нолан.
– Карла исключительная жена, – заявила Руфь, которая в молодые годы была неудачлива, но зато в зрелом возрасте встретила улыбку счастья.
– Разве высокий мужчина не может быть симпатичным и приятным? – спросил Дуэйн. Он всегда немного завидовал высоким мужчинам, считая, что женщинам они нравятся больше.
– Мужчина любого роста может быть приятным, – ответила Руфь. – Но беспокойный мужчина не станет приятным – в отличие от того, кто наделен душевным спокойствием. Я думаю, что Карле нужен именно мужчина, у которого мир в душе.
– Тогда здесь лучше всего подходит Сонни, – сказал Дуэйн.
Руфь с яростью посмотрела на него.
– Сонни апатичен и вял, – изрекла она. – Ему наплевать, будет ли он жить или умрет. Покорность – не то же самое, что душевное спокойствие.
– Мне тоже в высшей степени наплевать, буду ли я жить или умру, учитывая то, что творится вокруг, – мрачно проговорил Дуэйн.
– Нет, тебе, глупому, не наплевать, – строго сказала Руфь, – Ты можешь так уверять себя, но на самом деле тебе не наплевать.
ГЛАВА 5
Глядя через стол на Джуниора Нолана, Дуэйн не испытывал вообще никаких чувств по поводу того, что у того роман с Карлой. Джуниор выглядел очень встревоженным, что, как Дуэйн знал по собственному опыту, приводит не к любовным приключениям, а к апатии.
Единственным человеком за столом, источавшим оптимизм, был Лути Сойер. Лути владел небольшой бурильной компанией и, подобно всем, обанкротился, но он говорил так много и находился в таком постоянном движении, что, наверное, и не заметил этой детали. Лути оставался неисправимым оптимистом, наделенным богатым воображением. Его неожиданные решения какой-нибудь проблемы не раз ставили в тупик окружающих.
– Мне кажется, что я нашел ответ, как бороться с избытком нефти, – заявил Лути, помешивая кофе в чашке так быстро, что образовалась воронка.
– Отлично, – сказал Дуэйн. – В чем он заключается?
– Надо разбомбить ОПЕК,
– ответил Лути. Это был невысокий, сильно загорелый и полный энергии мужчина.
– М… да, – неопределенно произнес Дуэйн. Бобби Ли и Эдди Белт обменялись задумчивыми взглядами.
– Напалмовыми или водородными бомбами? – спросил Бобби Ли.
Лути, очевидно, в своем планировании не заходил так далеко.
– Я не знаю, можно ли купить водородную бомбу, – неуверенно ответил он.
– Почему это нельзя? – спросил Эдди Белт. – У нас пока что свободная страна, не так ли?
– Я не думаю, что здесь уместно ядерное оружие, – возразил Лути. – Я думаю, что подойдут обычные бомбы.
– Если это означает призыв в армию, то я «за», – подхватил Бобби Ли.
– Ни одна армия в мире не возьмет тебя, – заметил Эдди Белт. Он и Бобби Ли были давнишними врагами.
– А ты забыл Росса Перо? – спросил Лути. – Его инженеров упрятали в тюрьму, а он нанял «зеленых беретов» и вызволил их оттуда.
– Кто такие «зеленые береты»? – захотел узнать Митч Мотт.
– Сам знаешь – наемники, – пояснил Лути.
Ненавистное имя Росса Перо, миллиардера, захватившего в свои руки компьютерный рынок и пытавшегося навести порядок в системе образования, нашло живой отклик в сердцах посетителей «Молочной королевы».
Несколько человек повернулись в сторону нефтяников, бросая на них злобные взгляды за то, что они осмелились произнести это имя. Всякий раз, когда двери кафе распахивались, слышалось приглушенное скандирование со стороны средней школы, стоящей на расстоянии трех кварталов. Весенняя подготовка была в самом разгаре, и вечно подающая надежды спортивная команда «Талийского чертополоха» готовилась к предстоящему сезону под палящим солнцем.
Благодаря новому закону, принятому штатом, ученики, не сдавшие хотя бы один зачет, не допускались к соревнованиям в течение шести недель после «неуда». Росс Перо сделал все, что было в его силах, для проталкивания этого законопроекта, а он, как многие с горечью признавали, был способен на все.
Для «Талийского чертополоха» это означало, что некоторым молодым людям, занимающимся сейчас физподготовкой, грозило отлучение от любимой игры после первой же контрольной работы, что, в свою очередь, могло привести к такой ситуации, когда школа не сможет даже выставить полную команду.
Критики «Чертополоха», послужной список которого за минувшее десятилетие сводился к трем победам, двум ничьим и семидесяти четырем поражениям, утверждали, что Талиа редко выставляла полную команду, но их робкие голоса тонули в шквале гневного смерча, промчавшегося по всему штату после принятия билля «нет зачета – нет игры». Несправедливость по отношению к детям, которым отныне придется весь день корпеть над скучнейшими предметами, в свое время не вызывавшим ни малейшего интереса их родителей, остро ощущалась повсеместно.
– Я просто готов разбомбить офис Росса Перо, – высказал свое отношение к новому закону Бобби Ли.
Дуэйн, яростный сторонник нововведения, не стал высказывать свои мысли по этому поводу, так как всегда мечтал о том, что было бы очень хорошо, если бы его дети получили настоящее образование. В мечтах он представлял Дики не преступником, а адвокатом, а Джека с Джулией – первыми техасскими близнецами, окончившими Гарвард. Правда, даже в самых несбыточных мечтах он не мог представить Нелли с дипломом в руках, зато оставались внуки, его надежда. Может быть, у одного из них появится тяга к знаниям…
На людях он старался отделаться от вопросов по этому поводу редкими и двусмысленными фразами. Местная газета вообще утверждала, что закон «нет зачета – нет игры» является самой сложной проблемой, с которой столкнулся Талиа со времен Гражданской войны, – хотя город появился спустя два десятилетия после того, как генерал Ли сдался генералу Гранту, а до того здесь были сплошные прерии.
Страх, проникший в сознание каждого родителя, объяснялся опасением, что если их чада лишатся права заниматься спортом, устраивать демонстрации в честь любимой команды, болеть за нее или поддерживать ее боевой дух, играя на духовых инструментах, то они вообще немедленно бросят школу и будут торчать дома, уставившись в «ящик».
– Как вышло, что Росс Перо не разорился вместе со всеми нами? – спросил Эдди Белт. – Уж не коммунист ли он?
– Он не занят в нефтяном бизнесе, – заметил Дуэйн.
– Ненавижу каждого сукиного сына, который богаче меня, – зло бросил Бобби Ли.
– И всего-то нужно несколько сот тысяч долларов, чтобы разделаться с ОПЕК, – сказал Лути, возвращаясь к облюбованному им плану.
– Я не думаю, что все упирается в ОПЕК, – возразил Дуэйн.
Это замечание Дуэйна обидело Лути – он всегда был крайне чувствителен. Бомбежка ОПЕК казалась простым решением проблемы, которая волновала всех без исключения. Почти каждая газета давала понять, что ОПЕК несет ответственность за перенасыщение рынка нефтью. Однако замечание Дуэйна поколебало уверенность Лути.
– Мне кажется, что он располагается где-то рядом с Кувейтом, – продолжал Лути.
– Мексика туда не входит, в отличие от Венесуэлы, – опять заметил Дуэйн.
– О, черт, Мексику, пожалуй, не стоит бомбить. Она распространяет одну только заразу, – сказал Эдди Белт, который дважды побывал там, подхватывая не совсем приличные болезни. – С другой стороны, я больше не хочу болеть, – заявил он, воскрешая в памяти ужасные моменты.
Дальше разговор пошел вяло. Завсегдатаи «Молочной королевы» как бы оказались во власти таких событий, которые трудно выразить словами. Наступившую тишину нарушал только отрывистый звук лопающейся жевательной резинки во рту Джанин, звук, который действовал Дуэйну на нервы. Джанин никогда не расставалась с резинкой, хотя это резко контрастировало с ее изысканными и утонченными манерами, которые она старательно культивировала как официально избранный имидж. Дуэйн знал, что она следит за ним. Она следила за ним постоянно, впрочем, обнаруживая мало что нового: Джанин вряд ли можно было причислить к большим психологам, тонко разбирающимся в нюансах поведения представителей сильного пола.
– Вы не думаете, что женщинам это нужно больше, чем мужчинам? – неожиданно спросил Джуниор Нолан, уставившись на солонку.
Последовало всеобщее молчание. Только один Дуэйн улыбнулся. Остальные принялись задумчиво помешивать кофе, смущенные тем, что Джуниор счел нужным задать такой деликатный вопрос.
– Что «это»? – спросил Бобби Ли, хотя прекрасно понимал, о чем идет речь.
– Ну… сексуальные отношения, – хмуро уточнил Джуниор.
Задумчивое размешивание кофе в чашках продолжилось. Дуэйн разделался со своим, откинувшись на спинку стула и приготовившись слушать доводы компании на удивительный вопрос Джуниора.
