– Конечно нет! – грубо ответила Джанин. – Я скорее начну есть траву, чем откажусь от маленького и кудрявого мальчика, который у меня будет.
– Кудрявого? – удивленно спросил Дуэйн. Ни у Лестера, ни у Джанин кудрей не было и в помине.
– Понимаешь… мне очень хочется, чтобы он был кудрявым, – пояснила Джанин.
– А что по этому поводу думает Лестер?
– Он считает, что из меня выйдет хорошая мать, – с гордостью ответила Джанин. – Он говорит, что надо нанять человека из службы информации, который объяснил бы населению округа что к чему, чтобы я не проиграла на следующих выборах.
Дуэйн подумал, а не образовалась ли и у него опухоль в мозгу. Последние месяцы граждане Талиа несут совершеннейшую чепуху. За одним совершенно ненормальным высказыванием, ничего общего не имеющим со здравым смыслом, следует другое, еще более ненормальное. Неслыханное дело – для сохранения места клерка подключать пресс-службу.
– Лестер утверждает, что в наше время каждый должен иметь собственный имидж, – продолжала Джанин. – Он говорит, что опытный специалист может подать факты в положительном свете. Мой психиатр также считает, что положительность – это самое главное.
Она открыла пачку с жевательной резинкой, которая всегда находилась у нее под рукой, и бросила две пластинки в рот.
– Лестер считает, что он может получить небольшой срок, если докажет, что по дому у него много разных обязанностей.
– Вполне возможно.
К удивлению Дуэйна, Джанин подошла и села к нему на колени.
– Я чувствую, что сейчас мы лучшие друзья, так что веди себя хорошо, – проговорила она, тыча пальцем ему в промежность для подтверждения своих слов.
– Я веду себя хорошо.
Она склонила голову ему на грудь, застыв в таком положении на несколько минут. Наступившее молчание прерывали лишь звуки двигающихся челюстей да разрывающихся пузырей из жевательной резинки. Дуэйн решил, что она заснула, но когда он взглянул на ее лицо, то увидел открытые сияющие глаза. Полное отчаяния существо под мокрым полотенцем испарилось, уступив место молодой женщине, радующейся ранней беременности. До полного отчаяния, казалось, было всего два шага, но в некоторых случаях это становилось весьма большим расстоянием.
– Мои сиськи уже увеличились, – голосом, полным счастья, прошептала она. – Я рада, что ты со мной… как хорошо, когда мужчина умеет вести себя.
Дуэйн, держа в своих объятьях Джанин, не переставал удивляться непостоянству женщин. Ему казалось, что сам он всегда один и тот же, что пройдет не меньше десяти лет, прежде чем он изменится, а женщины способны перевоплощаться чуть ли не каждую секунду.
– Ведь ты не ненавидишь Лестера, правда? – осторожно спросил Дуэйн.
– Нет, – весело ответила Джанин. – Я сказала это просто так. Разве ты не говоришь ничего такого?
Дуэйн не ответил. Теперь, когда бурный поток полного отчаяния вынес ее в тихую спокойную заводь, его мысли вернулись к Шорти, который свою первую ночь провел на новом месте. Тоскует ли он по дому?
Джанин снова ткнула пальцем ему в промежность, но уже не так сильно, чтобы убедиться, что он ведет себя хорошо.
– Пожалуй, тебе можно доверять, – проговорила она, видимо, удивленная его безукоризненным поведением. – Как ты думаешь, меня уволят?
– Сомнительно, – ответил Дуэйн. При современных взглядах представлялось маловероятным, чтобы кого-то привел в ярость тот факт, что скромная женщина, служившая в городском суде, попала в интересное положение, не будучи замужем.
– Ты одолжишь мне денег на возведение забора вокруг моего дома? – неожиданно спросила Джанин. – Если это будет мальчик, то не успеешь оглянуться, как он выскочит на улицу.
– Как-нибудь наскребу, – сказал Дуэйн. – А если окажется девочка?
– Буду приобретать все то, что нужно маленьким девочкам, – ответила Джанин, принимаясь за новую пластинку. Ее совершенно не угнетало то, что она беременна. Более того, он никогда не видел эту женщину более радостной и обаятельной.
– Это будет что-то мое, – в изумлении прошептала она. – Мне всегда хотелось что-то свое.
Дуэйн попытался приложить ее слова к своим двадцати беспорядочным годам отцовства. Только изредка, да и то на короткое время, он по-настоящему ощущал, что эти дети были его детьми в том смысле, в котором это грезилось Джанин. Конечно, он дал семя, которое попало в яйцеклетку, в результате чего они и появились на свет, но, в принципе, с самого рождения они казались ему маленькими незнакомцами, принадлежавшими самим себе, а не ему или Карле. Конечно, порой они проносились совсем рядом от него, и он тогда испытывал огромную к ним любовь, но в другой раз их орбиты проходили на большом отдалении, и он только осознавал, какое огромное расстояние лежит между ним и детьми, в особенности когда они проносились по Техасу, подобно кометам, оставляя за собой одни лишь разрушения.
Но зачем говорить все это Джанин? У нее все может быть по-другому. Совсем по-другому.
– Дуэйн, ты огорчен, что сегодня мы остались только друзьями? – спросила Джанин, в третий раз тыча ему между ног пальцем. Она как будто приобрела новую уверенность в себе, которая, однако, требовала постоянного подтверждения.
– О, ничего… как-нибудь переживу, – ответил Дуэйн, стараясь не впадать в излишнюю веселость или депрессивное состояние, на которое намекала она в своем вопросе.
– Нам еще вместе работать и работать, – успокоила она его. – Тебе придется помочь мне в выборе имени. В частности, имени мальчика. Если будет девочка, я уже знаю, как назову ее.
– Как?
– Даниэль. Оно тебе не нравится?
– Очень нравится.
ГЛАВА 41
По дороге домой Дуэйн думал лишь об одном – как бы поскорее добраться до кровати и заснуть. Он настолько устал, что был бы рад даже огромной водяной кровати. Однако, подъехав к дому, он обнаружил, что на заднем дворе горят все окна и там царит столпотворение.
Одна лишь Минерва, сидя за кухонным столом с номером «Нэйшнл инквайэр», сохраняла полную невозмутимость.
– Маленький Майк залез на спутниковую тарелку, – доложила она. – Вот уж не думала, что ребенок его лет способен туда забраться. Пройдет немного времени, и ему по плечу будет гора Рашмор.
– Это не та, на которой высечены лики президентов? – спросил Дуэйн. – Чего ему лезть на нее?
– А чего он полез на «тарелку»?
В самом деле, маленький Майк пристроился на самом верху спутниковой антенны, то и дело повторяя любимое словечко: «Хрен! Хрен!»
Карла, насупив брови, стояла на стуле в нескольких футах от основания «тарелки» и обещала малышу прощение всех грехов, если тот спустится вниз.
– Попробуй ты, – сказала она мужу. – Я так долго стою на этом стуле, что у меня уже кружится голова.
Дуэйн встал на стул, но до сорванца дотянуться, конечно, не мог.
– Где Джулия? – спросил Дуэйн. – Ее он послушается.
Маленький Майк боготворил Джулию, немедленно исполняя все, что она говорила ему. Он готов был делать и то, что ему не говорили, к примеру, плюнуть в нее. Маленький Майк рассматривал такой поступок как проявление любви и всегда бывал поражен, когда Джулия давала ему подзатыльник за то, что он обрызгивал ее слюной.
– Я не имею ни малейшего представления о том, где близнецы, – сказала Карла. – Кажется, они уехали, заявив на прощание, что здесь самый настоящий сумасшедший дом. Что правда, то правда.
– Надаю тебе по попке, если ты сейчас же не спустишься вниз, – закричала на ребенка Карла, меняя тактику.
– Где Нелли? – спросил Дуэйн. – Она его мать, вот пусть и занимается им.
– Ей не до этого. Нелли объясняет Джо Кумсу, почему она разрывает с ним помолвку.
До Дуэйна долетели всхлипывания. Он повернул голову и увидел в бассейне долговязую и худую фигуру Билли Энн, которая сидела на плоту и рыдала.
– Что с ней? – спросил он у жены.
– Дики монтировкой разнес вдребезги всю новую мебель, – ответила Карла. – В такие дни ты не должен оставлять меня одну, Дуэйн. Я не могу даже напиться. Чем больше я пью водки, тем чаще происходят события, которые отрезвляют меня.
– Мелочи, вроде разорванной помолвки и несостоявшейся семейной жизни?
– Вот именно… плюс разбитая мебель. Но меня по-настоящему тревожит Джуниор. Банк в категорическом порядке потребовал уплаты долгов.
– Потребовал уплаты долгов? – переспросил Дуэйн.
Весть в самом деле оказалась не из приятных. Всем прекрасно было известно, что Джуниор по уши в долгах, но никто не думал, что банк перейдет к решительным действиям. Даже он не думал, что все произойдет настолько быстро… Пока там расшевелятся, пока будут решать, как поступить… Ему хотелось надеяться, что Джуниор отделается потерей ранчо или своей буровой компании, но чтобы лишиться всего…
– Что они потребовали? – спросил он у Карлы.
– Все, – ответила она. – Джуниор вылетел в трубу.
Дуэйн, внезапно почувствовавший слабость в ногах, подошел к стулу и опустился на него.
– За меня тоже могут приняться, – тихо проговорил он. – Где, черт возьми, Джуниор?
– Взял из своего пикапа веревку и спустился в долину. Возможно, уже болтается на каком-нибудь суку.
– Почему ты не остановила его?
Карла устало села рядом с ним. У нее тоже подкашивались ноги.
– У меня только одна пара рук, Дуэйн. Я собиралась звонить по телефону доверия, но тут прибежала Билли Энн, вся в слезах, и Джуниор у меня выскочил из головы, а потом было слишком поздно.
Как по заказу послышались крики и стоны Билли Энн. Она, размахивая руками, кружила на голубом плоту по бассейну.
– Мир, пожалуй, приближается к своему концу, – прокомментировала Карла. – Как ты думаешь, Иисус поможет нам, если остаток нашей жизни мы посвятим Ему?
– Нет, – ответил Дуэйн. – Во-первых, свою жизнь я не собираюсь никому посвящать.
– Вот, вот… ты никогда не старался приобщиться к религии. Отсюда все наши несчастья.
– Наши несчастья от того, что на рынке переизбыток нефти. Религия тут ни при чем.
– Нефть – это раздавленные динозавры?
– Это ископаемое топливо. Но кроме этого, было раздавлено и многое другое. Растения, в основном папоротники.
– Кто бы мог подумать, что под Саудовской Аравией окажется столько раздавленных динозавров, что спрос на нефть упадет, – заметила Карла с задумчивым, даже философским, видом.
– А чего это Дики разнес в щепки мебель?
– Он застукал Билли Энн говорящей по телефону с каким-то мужчиной. По ее словам, это был слесарь по бытовой технике, но я что-то сомневаюсь – ведь у них совершенно новая посудомойка.
В это время подошел маленький Майк, самостоятельно спустившийся с «тарелки».
– Хрен! – радостно доложил он.
Карла поймала его за руку и oт души шлепнула пару раз. Веселость маленького Майка сменилась удивлением и обидой. Он принялся громко плакать. Чтобы малыш не убежал, Дуэйн подхватил его и усадил на колени, стараясь загладить вину взрослых. Ведь маленький человечек хотел только поговорить, а взамен получил шлепки.
– Оставь его в покое, – сказал Дуэйн жене. – Он не понимает, что натворил.
– Его следовало бы хорошенько проучить, – пробурчала Карла, уже жалея о том, что ударила внука.
Маленький Майк уткнулся в рубашку деда и захлюпал носом. За ним следом принялась хлюпать носом Карла, чувствуя за собой вину. Билли Энн продолжала плакать, плавая в бассейне, и наверняка Джуниор Нолан где-то плакал там, внизу, если, конечно, его тело уже не болталось на мескитовом дереве. Дуэйну самому захотелось поплакать, но не было сил. Эмоции переполняли его, но мускулы, ответственные за пролитие слез, как будто атрофировались.
Первым пришел в себя маленький Майк. Плачущая бабушка настолько удивила его, что он позабыл обо всех своих горестях, вытянул палец в ее сторону и удивленно спросил:
– Хрен?
Дуэйн передал внука жене, чтобы они ревели на пару.
– Я разговаривала с Джейси, – сказала Карла. – От Шорти она просто в восторге. Она, наверное, сама не подозревала, как одинока.
– Возможно.
– Дуэйн, как мило с твоей стороны, что ты отдал ей собаку, – проговорила Карла, утирая слезы.
Тронутый ее тоном и тоскуя по Шорти, Дуэйн тоже прослезился.
ГЛАВА 42
Ни Дуэйн, ни Карла не могли уснуть, переживая из-за Джуниора.
– Надо было бы поискать его, – несколько раз повторил Дуэйн, покачиваясь на водяной кровати.
– Да он спит, поди, где-нибудь под деревом, – сказала Карла. – Наверняка покажется к обеду. Ему нравятся бисквиты Минервы.
– Почему Нелли не хочет выходить за Джо?
– Может, у нее кто-то есть на примете, кого она любит еще больше. Вот почему Нелли не может устроить свою судьбу.
Пролежав в постели с час и уставившись в потолок, Дуэйн не выдержал, встал и оделся.
– Поеду поищу его. Меня от этого не убудет. Карла тоже поднялась.
– Ты можешь остаться, – сказал он жене.
– Я с тобой, – заявила Карла. – Я не хочу оставаться один на один со своими мыслями.
Они сели в пикап и спустились на равнину, петляя среди деревьев и многочисленных нефтяных скважин. На площади в три тысячи акров найти Джуниора было почти невозможно. Если он не заснул прямо на дороге, шансы на успех были ничтожны.
– С какими мыслями ты не хотела остаться один на один? – спросил Дуэйн, прерывая затянувшееся молчание.
– Я давно о них забыла. Слава Богу, что мысли в моей голове не задерживаются больше пяти минут.
– Никто пока вроде бы не умер. А где есть жизнь, там и надежда.
– Все так переплелось… Я очень сомневаюсь, что моя жизнь когда-то распутается. Распутать всегда труднее, чем запутать.
– Может быть, близнецы вырастут путевыми.
– Ты, Дуэйн, окончательно свихнулся.
– Они могли бы обзавестись семьями, стать юристами и жить припеваючи, – продолжал мечтать вслух Дуэйн. – И тогда мы, как родители, получали бы по пятьсот долларов в месяц, что очень даже неплохо.
– Держи карман шире. Из них вырастут отъявленные преступники, и мы получим шиш с маслом. Мы даже не знаем, где они находятся в данный момент. Нам надо искать их, а не Джуниора. Как-никак, он взрослый человек.
Дуэйн не считал, что близнецам, где бы они ни находились, может что-нибудь угрожать.
– Надо что-то делать с Дики, – заметил Дуэйн. – Битье мебели не должно сойти ему с рук.
– Он очень ревнивый, вроде тебя.
– Но я не крушу мебель, – возразил Дуэйн, глядя на жену. После того эпизода с Сонни Кроуфордом на балконе ее словно подменили.
– Крушение может случиться в любой день, – поддразнила мужа Карла, но шутка прозвучала неубедительно.
После двух часов бесплодных поисков они сдались. Джуниор как сквозь землю провалился. На пути домой им пришлось остановиться из-за двух опоссумов, перебегавших дорогу. Заметив животных, Карла заметно оживилась.
– Какие они забавные! – воскликнула она. – Может, нам взять в дом опоссума вместо Шорти?
– Подождем несколько дней. Джейси могут не понравиться кое-какие привычки Шорти.
– Ты никак не можешь смириться с тем, что он бросил тебя, ведь так? – рассмеялась Карла. – Но факты упрямая вещь, Дуэйн. Твоя преданная собака оказалась не такой уж преданной.
Когда они снова заползли на необъятную кровать, Дуэйну приснился страшный сон, в котором его Шорти болтался мертвым на перекладине футбольных ворот.
Очнувшись от кошмара, он встал и, пошатываясь, вышел из дома. Светало. Он решил доспать в ванной, но, почуяв запах бисквитов, отправился на кухню. Там уже хозяйничала Минерва.
– Джуниор не показывался?
– Нет, и, надеюсь, не покажется, – отрезала та. – Одним ртом меньше.
– Ты могла бы ему посочувствовать, – с укором произнес Дуэйн. – Человек только что потерял все, отдав этому сорок пять лет своей жизни.
Минерва презрительно усмехнулась и сказала:
– Он упражняется под холмом, намыливая веревку. А что мешает ему сколотить еще одно состояние? А тебе что мешает, а? Мой отец разорялся три раза. Джуниор ничего не добьется, просиживая дни напролет и подзывая койотов.
Дуэйн вышел из кухни и у ближайшего насоса увидел Джуниора, старающегося накинуть на него лассо.
Прихватив пять бисквитов, на случай если Джуниор проголодался, Дуэйн спустился вниз. Джуниору в конце концов удалось заарканить насос. Вообразив, что перед ним олень, он уперся пятками в землю, но насос оказался сильнее, сбив Джуниора с ног.
– В свое время я был неплохим ковбоем, – проговорил он, когда Дуэйн протянул ему бисквиты. – Я мог бы отличиться на родео. Тряхнуть, так сказать, стариной.
– Не вздумай. Ты слишком стар для родео. У тебя ничего не получится, старина.
Джуниор задумался над словами Дуэйна. На его лицо было страшно смотреть: кожа обгорела и теперь слезала кусками.
– Я думаю, что пора отправляться к себе домой, – сказал он. – Нельзя же все время сидеть на ваших с Карлой шеях. И потом, Минерва меня не любит. Она говорит, что я нахлебник.
– Минерва никогда не отличалась терпимостью.
– А ты знаешь женщину, которая отличалась бы терпимостью? – удивился Джуниор. – Если тебе известна такая, ты счастливее, чем я. Мне не доводилось встречать таких.
Дуэйн подумал, что жена Джуниора, Сюзи, отличается терпимостью, но промолчал. Они стали подниматься вверх. На полпути Джуниор выдохся и присел на камень передохнуть.
– Жить в таком месте – наказание, – проговорил он. – Наказание и безобразие. Я служил в военно-морском флоте, на островах в Тихом океане… Надо было отправиться в самоволку и не возвращаться…
Дуэйн подумал, что Джуниор дошел до последней черты, и забеспокоился не на шутку. Когда они добрались до дома, он отозвал Карлу в сторону и добился от нее обещания, что она будет за ним присматривать.
– Пожалуй, я смогу уговорить Сюзи, чтобы она забрала его обратно, – сказал он жене. – По крайней мере попытаюсь… иначе мы можем потерять Джуниора.
– В Форт-Уэрте намечается большая продажа скота, – сказала Карла. – Я могла бы свозить его туда.
Приехав в свой офис, Дуэйн целый час сидел в одиночестве, так как Руфь совершала утренний моцион. Вернувшись, она заметила, что босс сидит в темном кабинете, и, сунув голову в дверь, строго посмотрела на него. Временами она напоминала ему Брискоу, марафонца, живущего за углом офиса, худого и раздражительного. Он побывал здесь раньше, постучав по оконному стеклу. Этот человек был неисправимым безработным, бродягой, который не успокаивался до тех пор, пока ему не удавалось куда-нибудь залезть и что-то стянуть.
– Не в твоем характере хандрить, – заметила Руфь.
– Последние шесть месяцев я только этим и занимаюсь, – заметил Дуэйн. – Больше нечем.
– Хандра тебе не идет. Отправляйся на вышку. Сделай что-нибудь полезное для компании. Четвертая вот уже сколько времени стоит без дела.
– Почему? Что случилось с Абиленом?
Абилен был буровым мастером и отвечал за четвертую буровую установку. Когда-то он работал на отца Джейси и был влюблен в ее мать; Дуэйн, учась в школе, даже работал в его бригаде. С Абиленом всегда было трудно ладить. Он был самодоволен, не понимал юмора и лез в драку по любому поводу.
– Абилен не показывался. Скорее всего, подцепил себе новую подружку. Кончай хандрить и отправляйся на работу, а то через неделю мы прогорим.
– Мы не прогорим, мы уже отгорели.
– Где Шорти? – спросила Руфь.
– Перебрался на житье к Джейси, – неохотно ответил Дуэйн.
– Не хотела бы я иметь собаку, они слишком похожи на людей. А как поживает Джейси?
– Живет – не жалуется.
– Тебе трудно судить: ты большую часть жизни прожил с Карлой. Карла – жизнерадостная. Таких женщин мало… Она мне нравится. Тебе повезло, что ты женился на ней.
– Хоть что-то ты нашла во мне положительное.
– Я ничего не нашла… Просто очень мило с твоей стороны, что ты одолжил Джейси свою собаку.
Она подошла к окну и подняла шторы. В комнату хлынул такой яркий свет, что Дуэйну пришлось надеть солнцезащитные очки.
– У тебя в кабинете слишком темно, – сказала Руфь. – Не удивительно, что ты пребываешь в хандре. Солнечный свет живо поднимет тебе настроение.
– В таком случае почему на улице полно печальных лиц? – спросил Дуэйн. – Солнца там хватает на всех.
Руфь сквозь окно посмотрела на пыльный теннисный корт.
– Печаль кроется в самих людях, – изрекла она. – Взять хотя бы Сонни. Каким печальным он был в детстве, таким и остался.
– Я не знаю, что ему сказал психиатр, – пожаловался Дуэйн. – Сонни избегает меня. Я вижу его только на заседаниях.
– Я тоже избегала бы тебя на месте Сонни. Ты счастливчик, а он нет.
– Что ты хочешь этим сказать? Я сижу на мели, а у него пять или шесть крепких предприятий, – возразил Дуэйн. – Они, конечно, не «Эксон» и не «Мобил», но какой-никакой доход приносят. Это мне следует печалиться.
– Некоторые люди могут замечать только поражения, – ответила его секретарша. – Ты не из их числа, Дуэйн.
Они помолчали. Дуэйна в последнее время часто раздражало, что никто не хотел видеть изменений, происходящих в его жизни. Все спокойно продолжали считать его самым преуспевающим бизнесменом в городе, хотя его личная жизнь не заладилась, дети стали неуправляемыми, а предприятие балансировало на грани краха.
– Может статься, что я сейчас наблюдаю собственное поражение, – сказал он таким тоном, что Руфь могла понять, что и его не обходят превратности судьбы.
Но Руфи уже не было до него никакого дела. Она направилась в душевую, и вскоре он услышал, как она застучала на машинке, печатая свои таинственные письма.
Дуэйн достал из стола лист чистой бумаги, собираясь написать на нем все то, что хотел сделать за день. Карла где-то вычитала, что хорошо заранее составить такой список, и постоянно пользовалась такими памятками, прикрепляя их к ванне, стоявшей на веранде. Солнце быстро высушивало клейкую ленту, и тогда они разлетались по всему двору, становясь добычей муравьев и жуков. Она прикрепляла их также к холодильнику и к ветровому стеклу БМВ. Карла почти никогда не следовала тому, что было занесено в эти записки-напоминания, но они создавали впечатление бурной деятельности, вызывая зависть у Дуэйна.
Он долго глядел на чистый лист бумаги, потом написал:
(1) Проверить установку Абилена,
(2) Сюзи Нолан,
(3) Дики.
Немного подумав над многообещающим перечнем дел, требовавших ответственного отношения, он зачеркнул «Дики» и вставил «Джейси». Больше ничего не лезло в голову, а три дела на целый день – не густо. Получается глупо. Он скомкал бумагу и швырнул ее в мусорную корзину. Поднявшись из-за стола, Дуэйн решительно направился к машине и уже собрался было садиться, как вдруг вспомнил, что Руфь с Карлой отличаются повышенным любопытством и могут наткнуться на скомканный листок бумаги. Конечно, и та, и другая были уже в курсе их дружеских отношений с Джейси и вроде бы обе одобрили такое событие. О его связи с Сюзи Нолан, пожалуй, им ничего не известно. Во всяком случае, ни в чем таком он не признавался, но и ничего решительно не отрицал. Они, разумеется, вправе строить любые предположения, но не больше… Но если Карла или Руфь обнаружат в корзине вещественное доказательство, то последуют соответствующие выводы. И эти выводы окажутся, весьма вероятно, правильными.
Терзаясь сомнениями, Дуэйн с минуту подумал и вернулся назад в офис за компроматом.
– Забыл кое-что, – неуклюже объяснил он Руфи свое неожиданное возвращение.
– Бывает, Дуэйн, – сказала Руфь. – Никто не упрекнет тебя, если ты будешь действовать только наверняка.
Вернувшись к машине, Дуэйн на корте заметил Брискоу. Брискоу прыгнул через сетку, обежал дальний край площадки и затем снова перепрыгнул через сетку. Походило на то, что он сам с собой играл в теннис, подавая и отбивая мячи. После этого Брискоу принялся раздраженно рвать сетку. Когда же он заметил, что за ним наблюдают, то отбежал на линию подачи, наклонил голову и сердито уставился на Дуэйна.
Понаблюдав за странным человеком, Дуэйн почувствовал себя лучше. У того, кто воображает себя теннисным мячом, есть перспективы. Возможно, его можно будет обучить сидению в пикапе, и тогда из машины не будут воровать инструменты. К тому же этот парень умеет молчать и не станет визжать по любому поводу.
– Брискоу, место Шорти к твоим услугам в любую минуту, – сказал он, трогаясь с места.
ГЛАВА 43
Проезжая по городу, он заметил у магазина Сонни два знакомых велосипеда. Дуэйн остановился и вошел в магазин. Дженевив мыла пол.
– Ты не видела тут никаких близнецов, а? – спросил он.
Женщина усмехнулась. К счастью для себя, она умела видеть в жизни забавную сторону, поскольку собственная жизнь ей не удалась.
– Только что я видела какую-то парочку в видеозале, – сказала она. – Они завтракали молочными конфетами.
Дуэйн заглянул в зал. Двойняшки и вправду были там. Они сидели на спальных мешках и смотрели рок-концерт по миниатюрному телевизору, стоявшему на коробке из-под консервированного мексиканского перца. Перед тем как сбежать из дома, они сделали себе панковские прически. Сейчас их лица закрывали огромные темные очки. Магазинный зал они превратили в комнату, оснащенную современной аппаратурой. Здесь же лежал совершенно новый проигрыватель их матери с большой хозяйственной сумкой, полной компакт-дисков.
– Привет, – сказал Дуэйн.
Брат с сестрой молча уставились на отца, не снимая очков. Хотя их прически были выполнены в разном стиле, невозможно было определить, кто есть кто.
– Надеюсь, Бобби Ли не забрел сюда, – продолжал Дуэйн. – Зайди он сейчас, с ним случился бы удар. Он принял бы вас за ливийских террористов.
– Мы не тронули бы Бобби Ли, – ответил Джек. – В нашем списке его нет.
– А кто есть в вашем списке? – спросил Дуэйн.
– Это станет ясно, когда мы нанесем удар, – вставила Джулия.
Дуэйн присел на один из ящиков и, обведя комнату взглядом, сказал:
– Вы хорошо устроились.
– Мы собираемся тут жить, – сказала Джулия. – Тут гораздо интереснее, чем дома. Дядя Сонни разрешил нам пользоваться душем в его отеле.
– Я не понимаю, почему вам неинтересно жить дома, – удивился Дуэйн. – Для меня каждая минута, проведенная дома, полна приключений. К примеру, вчера трое потерялись.
Близнецы даже не удосужились ответить на слова отца. Они молча повернулись и принялись досматривать свое видео.
Дуэйн решил, что нет смысла загонять их домой. На складе было хорошо и спокойно; он даже позавидовал своим детям, что те первыми нашли это укромное местечко.
– Звякнули бы матери… не переломились бы, – в сердцах заметил он.
– Она накричала бы и заставила вернуть кассеты, – сказал Джек.
– Она переживает больше за вас, чем за кассеты, – заметил строго Дуэйн.
– При желании она могла бы найти нас, – сказала Джулия. – Наши велосипеды прямо у входа.
– Ладно… Не путайтесь только под ногами Дженевив… или Сонни.
– Мы помогаем им по вечерам, – с гордостью произнес Джек. – Он забывает, как пользоваться кассовым аппаратом, но не беспокойся, мы не позволим, чтобы его ограбили.
– Хорошо, я как-нибудь еще заскочу к вам, – на прощанье сказал Дуэйн.
Из магазина Сонни он направился к Сюзи Нолан. Сюзи лежала в гамаке на заднем дворе. Этот гамак сплел для нее Джуниор. На ней была голубая ночная рубашка, а в руках она небрежно держала толстую книгу, которая называлась «Остров страсти».
– Вчера вечером заглянул Дики, – зевая, весело сообщила она. – Я сказала ему, что он пришел в самый подходящий момент… крысенок.
Дуэйн внезапно почувствовал, что не знает, как держать себя с Сюзи. Известие о том, что его сын уже успел побывать здесь, сбило его с толку. Он взял стул и молча сел.
– Пожалуйста, мне надо переодеться и ехать в Уичита, – проговорила она. – Мои дети – в финале теннисного турнира. Они всегда в том или ином финале и всегда выигрывают. Ты не сочтешь меня плохой матерью, если я не поеду?
– Сочту, – сказал Дуэйн, недовольный Сюзи в общем и в целом.
Женщину совершенно не обескуражил такой ответ. Она отметила пилкой для ногтей абзац в пухлой книге и принялась поглаживать то тут, то там свое тело.
– Знаешь, – начал Дуэйн, – мне очень хочется, чтобы ты разрешила Джуниору вернуться. Он в чертовски плохом состоянии, да еще на него наседает банк.
– Я тоже в чертовски плохом состоянии, – ответила Сюзи. – Я – плохая жена и плохая мать.
Дуэйн промолчал.
– После ночи с Дики нет ничего лучше, как полежать в гамаке, – продолжала Сюзи.
Признание в том, что она плохая жена и плохая мать, не вызвало у нее заметных душевных страданий. Дуэйн понимал, что его собственная позиция слаба, поскольку он сам способствовал такому печальному признанию.
– Меня в самом деле очень беспокоит Джуниор, – повторил он. – Сам он не выберется, если ему не помочь.
– Он мог бы завести себе подружку, если бы носил шляпу, – заметила Сюзи. – На его лицо страшно смотреть – все в ожогах. Я вот что думаю: если совсем станет плохо, пойду работать в аптеку или куда-нибудь еще. Лишь бы Джуниора не было в доме.
– Он тебе ничуть не нравится? – спросил Дуэйн. Он сам очень любил Джуниора. У него сложилось впечатление, что Сюзи нравились все, с кем бы она ни встречалась на своем жизненном пути. Но, к сожалению, собственный муж ей чем-то не угодил… Нет, мне определенно не дано понять женщин, сделал для себя вывод Дуэйн.
– Я двадцать один год была замужем за ним, – ответила Сюзи. – Насколько я припоминаю, он только пять раз был счастлив. Ты знаешь, что мне нравится, Дуэйн. Я счастливый человек, а на счастливого человека несчастливый плохо действует. Теперь, когда я даже просто вижу Дики и тебя, я счастлива как никогда. Не то что живя с Джуниором. Нет, возвращаться к старому я не намерена.
Дуэйну нечего было сказать. По прошествии всего лишь нескольких недель ему стало ясно, что несчастье Джуниора может действовать угнетающе. И у того, кто находился с ним рядом в течение двадцати одного года, столько накопилось всего, что видеть и впредь перед собой его лицо уже не было никаких сил.
