Вы можете, чего доброго, подумать, что такое старое платье было уже очень поношенным и выглядело немодным? У кого-нибудь другого возможно, только не у мисс Тервиллигер! Сразу после церкви или после собрания в Женском клубе она переодевалась в простое бумажное платье, а свое знаменитое вешала на плечики и в шкаф - до следующего торжественного случая. А что касается моды, то н здесь мисс Тервиллигер всегда была на высоте. Если носили короткие платья, она распускала добрый кусок, но пряжу, конечно, сохраняла. А когда, через год или два, вновь побеждали длинные - мисс Тервиллигер тут же надвязывала до нужной длины.
      Из всего сказанного выше уже можно было прийти к заключению, что мисс Тервиллигер являлась женщиной незаурядной; но если добавить ко всему этому, что слава о ее жареных цыплятах шагнула далеко за пределы Сентерберга, то сделается ясным как день, что такого человека должны были не только уважать, но и обожать.
      И больше всех к этому были причастны шериф и дядя Гомера, но не Одиссей, разумеется, а другой - по имени Телемах.
      Насколько помнил Гомер, шериф наносил визит мисс Тервиллигер по средам, а дядюшка Телемах по воскресеньям, и каждый из них получал право отведать в этот день прославленного жареного цыпленка "по-тервиллигеровски".
      Ни для кого в городе не было секретом, что оба они - и шериф, и дядюшка Телемах - мечтают жениться на мисс Тервиллигер. И оба ей нравились. Но выбора она до сих пор никак не могла сделать...
      Гомер вспомнил, что сегодня среда и, значит, у него есть еще одно дело. Поэтому он принялся ворошить горящую кучу листьев, чтоб она горела побыстрей, и когда огонь наконец потух, Гомер собрал остатки золы и помчался потом к дому дядюшки Телемаха.
      Дядюшка Телемах жил совсем один в маленьком доме у железной дороги. Мать Гомера любила часто повторять, что это стыд и срам, что дядя Телик должен влачить одинокое существование, в то время как он мог бы составить счастье для многих женщин, в том числе и для той, фамилия которой тоже начинается на "Т". А тетя Агнесса обычно отвечала:
      - Так-то оно так, но я просто не представляю, как она будет мириться с некоторыми его привычками!
      Под "некоторыми привычками" тетя Агнесса имела в виду любимое занятие дядюшки Телемаха, его хобби. А хобби это заключалось в том, что дядюшка Телемах уже многие годы собирал веревки. И насобирал их немалое количество. По средам, во второй половине дня, он посвящал свой досуг тому, что связывал все собранные за последнюю неделю веревки и затем накручивал их на свой клубок - огромный веревочный шар, который находился в гараже. И вот тут-то дядюшке Телемаху и нужна бывала помощь Гомера. Потому что последнее время у него все чаще стали приступы ревматизма. А веревочный клубок был уже таким огромным, что намотать на него новые экземпляры было делом совсем не простым: приходилось немало прыгать и нагибаться.
      Дядюшка Телемах встретил племянника еще у дверей и сразу закричал:
      - Здравствуй, дорогой! Сегодня у нас уйма работы.
      - Что ж, хорошо, дядя Телик, - ответил Гомер. - Я вот тоже принес тебе немного веревок из дома.
      И они отправились в гараж, и дядюшка Телемах, в который уже раз, с гордостью произнес:
      - Ты видишь сейчас самый большой клубок веревок в мире! - И он добавил: - Еще полдюйма - и будет шесть футов в поперечнике.
      - Не знаю, дядя Телик, - сказал Гомер. - Мне Фредди говорил... Он пришел из тюрьмы, помогал там шерифу накручивать его веревки. Ну и вот... Шериф сказал, что в его клубке тоже около шести футов.
      - Ха! - ответил дядюшка Телемах. - У меня есть точные сведения, что шериф совсем не натягивает веревку, когда мотает на клубок. А я играю честно, моя веревка натянута, как струна. - И он похлопал свой шар по серому боку. - Если этот клубочек распустить, он получится вдвое длиннее, чем у твоего шерифа. Не веришь?
      - Наверно, вы правы, - сказал Гомер.
      И он сразу приступил к делу: начал накручивать веревки на клубок, а дядюшка Телемах перед этим связывал их двойными узлами.
      - Натягивай, натягивай как следует, - говорил дядюшка Телемах. - Пусть никто не говорит, что мы жульничаем... Мы мотаем честно. Нам с тобой не к лицу эти шерифские штучки...
      Они уже почти закончили свою работу, как вдруг в гараж постучали. И когда дядюшка Телемах открыл дверь, то появились сначала судья Шенк, а за ним и сам шериф.
      - Добрый день, Телемах, - сказал судья.
      - Здорово, Телли, - сказал шериф, высовываясь из-за плеча судьи, чтобы получше разглядеть веревочный клубок.
      - Здравствуйте, - ответил дядюшка Телемах и, хмуро посмотрев на шерифа, добавил:
      - Вот уж не ожидал, что ТЫ пожалуешь ко МНЕ именно в СРЕДУ вечером. Ведь...
      - Понимаешь, Телемах, - перебил судья, - я как раз заехал в магазин за женой и вдруг встречаю шерифа. Ну, и разговорились мы насчет нынешней ярмарки. Ты, наверно, знаешь, что в этом году нам придется значительно сократить расходы. Мы не сможем уже позволить себе устраивать, например, рысистые испытания, как в прошлые времена. И вот что мы с шерифом, который является, подобно мне, членом ярмарочного комитета и, подобно тебе, одним из выдающихся коллекционеров веревок, вот что мы с шерифом предлагаем... Мы предлагаем, чтобы вы оба приняли участие в состязании на ипподроме - в состязании, которое соберет не меньше публики, а развлечет ее даже больше, чем рысистые испытания или скачки...
      - Попросту говоря, - вмешался шериф, - я вызываю тебя, Телли, на состязание по клубкам. Мы размотаем наши клубки прямо на беговой дорожке, и пускай все увидят, что мой куда больше твоего!
      Дядюшка Телемах молчал, а судья продолжал:
      - Такова ситуация, таково настоятельное требование дня, и ты, я глубоко уверен, не откажешься при данных обстоятельствах от этого вызова. Ты прежде всего патриот нашего города, Телемах. А кроме того, победителю будет вручен приз.
      - Клянусь Зевсом, я принимаю вызов! - гордо выпрямившись, вскричал дядюшка Телемах. - И мы посмотрим, шериф, кто победит! Ведь некоторые клубки, хоть и большие, да веревки в них натянуты не больно туго. Не так, как в этом!
      Дядюшка Телемах с такой силой хлопнул по серому боку своего клубка, что потерял равновесие и чуть не свалился.
      - Прекрасно, джентльмены, - сказал судья. - Итак...
      - Минуточку, - прервал его дядюшка Телемах. - Я принимаю вызов, это верно, но при одном условии.
      Гомер затаил дыхание, потому что знал своего дядюшку как отчаянного спорщика и сейчас предвкушал удовольствие от того, что тот скажет.
      - Если я выиграю, - продолжал дядюшка Телемах, - то шериф должен обещать, что прекратит свои визиты к мисс Тервиллигер и будет проводить среды где угодно, только не у нее за столом. Это облегчит ей возможность выйти за меня замуж.
      - Идет, - ответил шериф. - Но в таком случае и я ставлю дополнительное условие.
      Если победа моя, то и ты должен будешь проводить все воскресенья в любом месте, кроме дома мисс Тервиллигер. И тогда, несомненно, она выйдет замуж за меня!
      - По рукам! - воскликнул дядюшка Телемах. - Гомер, разбей!
      И они пожали друг другу руки впервые за многие годы (и то, конечно, лишь для того, чтобы закрепить пари).
      - Прекрасно, джентльмены, - сказал судья. - Я сам буду судьей в этом матче, и мы сегодня же создадим судейскую коллегию и выработаем основные правила... Желаю всяческих благ, Телемах.
      - Пока, Телли, - сказал шериф. - Жалко, у меня больше нет времени, а то бы посидел еще.
      Дядюшка Телемах с треском захлопнул дверь за гостями и вернулся к своему клубку.
      - Посмотрим, чья возьмет, - сказал он и завязал следующий узел с такой силой, что порвал веревку.
      - Вот здорово, дядя Телик! - воскликнул Гомер. - Шикарный будет матч! Я уверен, вы возьмете первый приз.
      - Дело не в призе, а в принципе, - сказал дядюшка Телемах. - И нужно, чтобы для мисс Тервиллигер легче было сделать выбор. Да... - вздохнул дядюшка Телемах, и взгляд его сделался мечтательным, - если б ты только знал, как эта женщина жарит цыплят!..
      После этих слов он принялся снова завязывать узлы, напомнив Гомеру, чтобы тот потуже натягивал веревку на клубок.
      Через день в вечернем выпуске "Сентербергского сигнала" Гомер прочитал большую статью о местной ярмарке, а также специальное объявление о матче на звание чемпиона мира по собиранию веревок. Тут же были опубликованы правила и условия состязания. Вот некоторые из них:
      а) Каждому из соревнующихся предоставляется право иметь ассистента во время маневрирования с его клубком веревок.
      б) Клубок веревок должен разматываться на беговой дорожке городского ипподрома в направлении, противоположном ходу часовой стрелки.
      в) Место старта - напротив судейской будки, возле главного входа.
      г) Клубок веревок, обернувшийся наибольшее число раз по беговой дорожке, считается занявшим первое место, а его владельцу присваивается звание чемпиона мира по собиранию веревок.
      д) Клубки веревок будут разматываться в течение всей ярмарочной недели. Начало в два часа дня.
      Гомер прочитал все пункты и обратил внимание на то, что ни в одном из них не упоминается о дополнительном джентльменском соглашении между шерифом и дядюшкой Телемахом. Впрочем, все равно весь Сентерберг уже говорил о том, что выигрыш матча почти наверняка означал выигрыш руки и сердца мисс Тервиллигер. И откуда только люди так быстро узнают все подробности?
      Гомер подумал, что надо навестить дядюшку Телемаха и выяснить, согласен ли он со всеми условиями матча. И еще Гомеру хотелось бы знать, как отнесется такая умная женщина, как мисс Тервиллигер, которая вдобавок умеет так здорово жарить цыплят, - как она отнесется к этому дополнительному соглашению.
      Дядюшку Телемаха Гомер застал у стола, перед листом бумаги, погруженного в одно из четырех действий арифметики. Он умножал диаметр своего веревочного клубка на число "пи", которое равно 3,14159, и результат этого умножения показывал, какой длины окружность клубка, если ее растянуть по прямой, то есть по беговой дорожке ипподрома. Потом дядюшка Телемах помножил еще что-то на что-то и в конце концов спросил у Гомера, сколько футов в миле.
      - Пять тысяч двести восемьдесят, - ответил Гомер. Дядюшка Телемах тем временем помножил еще кое-что на кое-что, затем повернулся к Гомеру и сказал:
      - Я вычислил, что веревок в этом клубке хватит на то, чтобы несколько сот раз пройти по кругу ипподрома. Клянусь! По моим расчетам здесь двадцать пять миль веревки! Посмотрим, как шериф со мной справится!..
      - Ой, дядя Телик! - закричал Гомер, - Смотрите, кто сюда идет! Опять судья и шериф... Ой, а с ними... посмотрите... мисс Тервиллигер!
      Дядюшка Телемах распахнул дверь, прежде чем в нее постучали, и первым, отдуваясь, вошел судья, а за ним остальные гости.
      - Привет тебе, Телемах, - сказал судья. - Мы прибыли поставить тебя в известность, что еще один претендент вступает в борьбу за титул чемпиона мира по собиранию веревок.
      При этих словах мисс Тервиллигер покраснела и смутилась, а дядюшка Телемах отшатнулся на другой конец комнаты, поднял брови чуть не до самой лысины и поглядел на шерифа. И в глазах его можно было прочитать вопрос: "Неужели она узнала о нашем тайном соглашении?!"
      На что шериф пожал плечами и дернул правым усом, что также означало полное недоумение.
      Во всяком случае, если мисс Тервиллигер что-то и знала или слышала, то вида не показывала. Наоборот, она весело улыбнулась и сказала, обращаясь к шерифу и к дядюшке Телемаху:
      - Разве не замечательно, что у нас оказалось так много общего?.. Да, я тоже последние пятнадцать лет собирала веревки. Вернее, не веревки, а пряжу... Все, что оставалось после моих занятий с учениками. И у меня получился неплохой клубок всех цветов и оттенков.
      - Превосходно! - сказал судья, потирая руки. - Просто превосходно, мисс Тервиллигер.
      - Но послушай, судья... - с тревогой произнес дядюшка Телемах, а шериф продолжил:
      - Послушай, судья, разве не тришком слудно... то есть я хотел сказать не слишком трудно для женщины участвовать в таких соревнованиях?
      И он незаметно ткнул судью в бок и яростно подмигнул ему. Но судья не понял или не захотел понять намека.
      - Превосходно, - продолжал он, - ибо свидетельствует о том, что простая американская женщина начинает занимать достойное место в сфере деловой и общественной жизни своей нации... И шериф, и Телемах, и я глубоко ценим ваш общественный темперамент, дорогая мисс Тервиллигер, и я уверен, что ваше непосредственное участие принесет нынешней ярмарке непревзойденный успех.
      - Ну, это вы, право, слишком, - с улыбкой сказала мисс Тервиллигер. Пойдемте, судья, мне пора возвращаться домой. Всего хорошего, шериф. До свиданья, Телемах.
      С вами мы увидимся в воскресенье, как всегда.
      После их ухода шериф и дядюшка Телемах долго еще спорили. Каждый обвинял другого в том, что по его вине мисс Тервиллигер узнала об их тайном соглашении. Но в конце концов они успокоились и пришли к выводу, что сама мисс Тервиллигер ни о чем не догадывается, а просто судья своими речами склонил ее тоже принять участие в состязании.
      - Дядя Телик, - спросил Гомер, - а разве может быть на свете еще один такой же огромный клубок, как у вас или у шерифа?
      - Ах, сынок, - со вздохом сказал шериф, - ты не знаешь этой женщины! Она очень умна, поверь мне, очень умна. А дядюшка Телемах уныло добавил:
      - И мы можем опять оказаться в прежнем положении. Ведь что будет, если выиграет она? Снова нам придется ожидать ее решения. И, возможно, целую вечность...
      В течение нескольких дней, оставшихся до открытия ярмарки, весь город, да что там город - весь округ только и говорил что о необычном состязании. Люди не только говорили об этом, но старались и помочь. У каждого из претендентов были болельщики, которые сейчас лихорадочно собирали веревки или нитки для своих любимцев. Кроме того, болельщицы мисс Тервиллигер сообщили, что она позволила себе потратить часть пряжи на то, чтобы связать совсем новое платье!
      Когда мать Гомера услышала об этом, она тут же позвонила тете Агнессе и сказала:
      - Нужно что-то сделать и для Телика. Ты же знаешь, он не может отличить пиджака от куртки!
      И на следующий день они потащили его в магазин и выбрали ему очень милый клетчатый костюмчик, который так шел к его лицу и лысине.
      Ну, а как только это стало известно шерифу, он сказал:
      - Что ж, если они хотят устроить мыставку вод... то есть я хотел сказать - выставку мод, то за мной дело не станет!
      И он отправил заявку в лучшее ателье Чикаго и заказал там самый модный двубортный костюм.
      И вот наступил последний день перед торжественным открытием ярмарки, и Гомер с шерифом направились к дому мисс Тервиллигер, чтобы присутствовать при том, как ее клубок будут грузить на машину и отправлять к месту состязаний.
      Клубок был так велик, что не пролезал в дверь, и пришлось вызывать городского плотника, чтобы он разобрал стену, - только тогда клубок скатили по доскам со второго этажа прямо в кузов грузовика.
      И пока грузчики с криками "Раз, два - взяли!" делали свое дело, шериф говорил:
      - Н-да, это самый здоровенный клубок из всех, какие я видел. И какой аккуратный!
      Сразу чувствуется ренская жука... то есть я хотел сказать - женская рука!
      Тут подошел дядюшка Телемах и сказал:
      - Да, чудесный клубочек! Отливает всеми цветами радуги. Очень красиво... Только ручаюсь, что нитки совсем не натянуты. Конечно, он такой мягкий, что его проткнешь кулаком.
      - Зато какой здоровенный! - печально сказал шериф. - И пряжа так хорошо растягивается.
      Минула беспокойная ночь, засияло новое утро - и ярмарка открылась. К двум часам дня трибуны ипподрома были переполнены. Народ толпился у изгороди, в проходах и даже на самом кругу.
      Ровно в два часа участники состязаний вместе со своими ассистентами начали раскручивать клубки. Это захватывающее зрелище не помешало публике (особенно женской ее части) одобрительно оценить новое розовое платье мисс Тервиллигер и новые костюмы двух других претендентов.
      После первых трех кругов и соревнующиеся, и их помощники страшно вымотались, им было жарко и хотелось пить. Поэтому, чтобы не прерывать состязание, судья принял такое решение: разматывать клубки станут по-очереди служащие ярмарки, а сам он вместе с главными участниками сядет в машину шерифа и будет следовать за клубками.
      К концу первого дня соревнования клубок мисс Тервиллигер равнялся в поперечнике 5 футам 9 дюймам; клубок шерифа - 5 футам 3/4 дюйма, и клубок дядюшки Телемаха - 5 футам 8 дюймам. И шериф, и дядюшка Телемах были заметно обеспокоены.
      После второго дня борьбы счет был такой:
      Шериф и мисс Тервиллигер - 5 футов.
      Дядюшка Телемах - 4 фута 11 15/16 дюйма.
      Шериф и дядюшка Телемах несколько повеселели. Время шло, напряжение в борьбе нарастало, и за день до закрытия ярмарки турнирная таблица выглядела следующим образом:
      Дядюшка Телемах - 16 1/2 дюйма.
      Шериф - 16 1/2 дюйма.
      Мисс Тервиллигер - 12 5/8 дюйма.
      А клубок каждого из участников чемпионата сделал вокруг ипподрома ровно девяносто девять кругов.
      Дядюшка Телемах и шериф сейчас были уже совершенно уверены в победе каждый, разумеется, в своей - и в том, что недалека та минута, когда один из них будет объявлен чемпионом мира по собиранию веревок (и счастливым претендентом на руку и сердце мисс Тервиллигер).
      И вот он наконец, заключительный день соревнований, день закрытия ярмарки. С самого утра толпы людей из города и со всей округи осаждали ипподром, где снова, как и вначале, сами претенденты будут разматывать свои клубки.
      Шериф и дядюшка Телемах вышли на поле в новых, тщательно выутюженных костюмах.
      Но мисс Тервиллигер, к удивлению многих, не надела своего нового розового платья. Все женщины сразу заметили, что на ней было ее видавшее виды сине-желто-малиновое платье - то самое, что она связала много лет назад и берегла все эти годы. Только сейчас оно было внизу отделано розовой каймой.
      ...Два часа пополудни. Пробил гонг, и мисс Тервиллигер первая начала разматывать свой клубок, а вернее, то, что осталось от него, потому что весь он уместился в изящной корзинке, которая была у нее в правой руке. В левой же она держала не менее изящный зонтик, раскрыв его над головой для защиты от довольно горячего осеннего солнца.
      Почти все знали о том печальном факте, что клубок мисс Тервиллигер на 1/г дюйма меньше, чем у шерифа или у дядюшки Телемаха. И тем более все не могли не восхищаться силой духа и выдержкой мисс Тервиллигер, потому что было ясно, что она не может уже претендовать даже на второе место.
      Дядюшка Телемах и шериф, совершенно уверенные в победе (каждый, естественно, в своей), начали раскручивать клубки медленно и с достоинством и время от времени бросали друг на друга зоркие ястребиные взгляды, следя, чтобы противник не слишком приближался к забору и тем самым не уменьшал диаметра круга, а также чтобы все узлы на его веревках были целы. Мужчины не прошли еще и четверти круга, когда мисс Тервиллигер достигла уже половинной отметки и вот-вот должна была остановиться.
      Гомер с жалостью следил за худощавой фигурой с корзинкой в правой руке и зонтиком в левой, в потускневшем, видавшем виды платье сине-желто-малинового цвета с розовой каймой внизу.
      Дядюшка Телемах и шериф тоже миновали половинную отметку, но у них еще был порох в пороховницах - иначе говоря, в их клубках еще оставалось немало веревок, и они их натягивали как только могли...
      Мисс Тервиллигер продолжала идти, и нитка за ней продолжала разматываться, словно она держала в руках не простую корзинку с жалкими остатками ниток, а волшебную - с неиссякаемым запасом пряжи.
      Три четверти круга... "Ну, все!" - вздохнул Гомер. Нет, мисс Тервиллигер по-прежнему шла размеренным шагом в своем платье сине-желто-малинового цвета с розовой каймой внизу, и в правой руке у нее была корзинка, а в левой, как вы уже помните, зонтик.
      Последние футы дистанции. Шериф и дядюшка Телемах ускорили шаг и обогнали мисс Тервиллигер... И вот они остановились рядом, не дойдя полдюжины футов до судейской будки, напротив главного входа. Остановились на одной линии.
      Ипподром замер...
      - Я выиграл!!! - закричал вдруг во все горло дядюшка Телемах, и все зрители, как один, вздрогнули. - Смотрите! Судья! У шерифа конец веревки приклеен к грецкому ореху, а у меня нет! Значит, мой клубок длиннее!.. Я выиграл! Слышите?!
      Послышались ликующие крики:
      - Ура, Телемах! Да здравствует Телик! Пламенный привет чемпиону мира по собиранию веревок! Ура!.. Мо-ло-дец!..
      Когда шум постепенно затих, все услыхали негромкий тонкий голос:
      - А ведь выиграла я!
      И тут каждый из присутствующих увидел, что мисс Тервиллигер стоит прямо возле судейской будки напротив главного входа; стоит в своем новом розовом платье с сине-желто-малиновой отделкой вокруг шеи... И в правой руке у нее корзинка, а в левой, как вы уже прекрасно помните, зонтик!..
      Судья выскочил из будки, подбежал к мисс Тервиллигер, выхватил из ее рук желтый конец нитки, поднял высоко в воздух и провозгласил:
      - Я объявляю победителя в этом матче первым чемпионом мира по собиранию веревок!..
      И долго не умолкали приветственные возгласы в честь мисс Тервиллигер.
      Дядюшка Телемах (серебряная медаль) и шериф (бронзовая медаль), как им ни было обидно, нашли в себе силы сразу подойти и поздравить мисс Тервиллигер с победой.
      Они были огорчены не столько поражением, сколько тем, что вновь остается все та же неопределенность в их взаимоотношениях с мисс Тервиллигер и друг с другом...
      Надо сказать, что не было, наверно, на всем ипподроме ни одной женщины, которая с удовлетворением бы не заметила, с какой ловкостью и находчивостью мисс Тервиллигер выхватила знамя победы из рук противников. И женщины не удивились этому. Потому что, во-первых, они всегда знали, как умна мисс Тервиллигер, а во-вторых... во-вторых, чего не придумает женщина, если не хочет лишиться ни одного из своих поклонников!
      Конечно, и некоторые из мужчин - наиболее наблюдательные, такие, как, скажем, Гомер - поняли, что придумала мисс Тервиллигер для того, чтобы добиться победы.
      Но они почти ни словом не обмолвились об этом, а если их языки и развязались, то лишь после того, как мисс Тервиллигер согласилась выйти замуж за дядюшку Телемаха. Это случилось через неделю после закрытия ярмарки. Свадьбу закатили на славу, и самым почетным гостем был шериф.
      Дядюшка Телемах и его жена давно уже уехали посмотреть на Ниагарский водопад, а гости все еще пили пунш в их доме и ели свадебный пирог и пончики, не говоря уже про знаменитых жареных цыплят.
      - ...Да, - сказал шериф Гомеру на пятый день празднования. - Свавная была сладьба... то есть я хотел сказать - славная свадьба. Ничего не скажешь.
      Он обсосал грудную косточку очередного цыпленка, взял двумя пальцами дужку - некоторые называют ее "бери да помни", - повертел в руках и вздохнул. Но он недолго оставался печальным, через минуту взор его прояснился, и шериф сказал:
      - А ты знаешь, они пригласили меня обедать у них каждый четверг.
      И еще через минуту он добавил:
      - Я думаю, это будет очень порошая хара... то есть я хотел сказать хорошая пара. Они вместе пойдут по жизни, собирая веревки.
      - Да уж, - сказал Гомер, - теперь их никто на свете не обгонит.
      - Ты прав, парень. Никому не намотать столько веревок, сколько у них у двоих...
      А я, пожалуй, начну теперь собирать бумажные мешки или эти... как их... каночные брышки... то есть хотел сказать - баночные крышки!
      Глава 5. СЕНТЕРБЕРГСКИЙ МЫШЕЛОВ.
      После закрытия ярмарки жизнь в городе Сентерберге вошла в обычную колею. Гомер и его друзья снова сосредоточили главные силы на арифметике и баскетболе, а взрослые занялись своими делами и старались их вести так, чтобы во всем была тишь да благодать. До выборов в городское управление оставался месяц с лишним, и сторонники демократической и республиканской партий еще не начали спорить о том, как лучше управлять городом. Члены Женского клуба тоже пока ни с чем не боролись, дядюшка Одиссей не приобретал новых автоматов для своего кафе...
      Словом, ничего нового не происходило и не о чем было людям посудачить, поразмыслить, посплетничать... Не о чем, кроме погоды, кинофильмов и последних фасонов дамских шляп, а этого хотя и не так уж мало, но все же недостаточно.
      Дядюшка Одиссей, шериф и все остальные, кто любил собираться в парикмахерской, давно уже ломали голову, о чем бы еще потолковать и как бы убить время до выборов.
      Правда, иногда, особенно по утрам, их беседа становилась довольно оживленной.
      Так случилось и в тот описываемый нами день, когда шериф, весь сияющий, вошел в парикмахерскую и заявил:
      - А я надел сегодня берстяное шелье... то есть я хотел сказать шерстяное белье. С утра было страшно холодно.
      - Да ну? - удивился дядюшка Одиссей. - Разве? Надо сказать Агнессе, чтобы достала и мое.
      - Что касается меня, - сказал парикмахер, - я не надену теплого белья ни за какие деньги! От него все тело зудит...
      И они заспорили на целый час, если не больше. Потом их разговор, естественно, перескочил на шерстяные носки, ботинки, галоши, а отсюда и рукой подать до грязи, которая на дорогах, в коровниках, в курятниках... Потом наступило длительное молчание. Городские часы показывали всего половину одиннадцатого, а беседа уже иссякла. Говорить было абсолютно не о чем. Оставалось лишь глазеть через витрину парикмахерской на улицу.
      - Вон доктор Пелли пошел, - проговорил парикмахер. - Кто-то заболел, наверно...
      Интересно, кто?
      - Может, обморок у жены судьи, - предположил шериф.
      - В семье Колби ожидают ребенка, - сказал дядюшка Одиссей. - Я спрошу сегодня у Агнессы. Она все разузнает.
      - Далей Дунер идет, - сказал шериф. - Он уже три года как без работы.
      За окном прошли несколько ребят.
      - В школе, должно быть, большая перемена, - сказал дядюшка Одиссей.
      И немедленно вслед за этими словами в парикмахерскую вошел Гомер, поздоровался и сказал:
      - Дядюшка Одиссей, меня послала тетя Агнесса. Она велела вам сейчас же идти домой и помочь ей подавать дежурный завтрак.
      Дядюшка Одиссей вздохнул, поправил свой белый колпак и уже приподнялся было с парикмахерского кресла, как вдруг шериф приложил ладонь к уху и сказал:
      - Слышите?.. Что это?
      Дядюшка Одиссей перестал вздыхать и прислушался. То же сделал и парикмахер.
      Шум (он больше походил на треск) сделался громче, и вот из-за угла выполз и задребезжал по городской площади странного вида автомобиль. Наблюдатели из окна парикмахерской глазели, разинув рты, на то, как он сделал один круг по площади, потом второй и после третьего весь затрясся и остановился наконец перед самыми дверями кафе дядюшки Одиссея.
      Автомобиль был таким древним, что его хоть в музее показывай. Вместо кузова на нем стояло какое-то страшное оборудование, видневшееся из-под старого, замызганного брезента. Но не это заставило Гомера, и шерифа, и дядюшку Одиссея, не говоря уже о парикмахере, широко разинуть рты и долго не закрывать Нет!
      Больше всего их поразил вид самого водителя.
      - Ух ты, какая бородища! - воскликнул Гомер.
      - А волосы! - сказал парикмахер. - Ручаюсь, здесь стрижки доллара на два, не меньше!
      - Кто-нибудь видит, какое у него лицо? - спросил шериф.
      - Никто, - ответил дядюшка Одиссей, не сводя глаз с удивительного незнакомца.
      А тот вытащил свою бороду из рулевой баранки, вылез из кабины и скрылся в дверях кафе дядюшки Одиссея. Владелец кафе тут же ринулся к выходу, на пути крикнув:
      - Пока! Увидимся позже.
      - Подожди, я с тобой, - сказал шериф. - Мне что-то есть захотелось.
      Гомер, конечно, побежал вслед за ними, а парикмахер закричал вдогонку:
      - Поскорее возвращайтесь и расскажите, в чем дело!
      - Если я доставлю к тебе этого клиента, - не оборачиваясь, сказал шериф, - с тебя причитается!
      Незнакомец скромно сидел на самом дальнем конце прилавка и выглядел до крайности смущенным и застенчивым. Тетя Агнесса, глядя на него с нескрываемым подозрением, подала на голубой тарелке дежурный завтрак. Чтоб не показаться вконец невежливыми, дядюшка Одиссей и Гомер не пялили на него глаза, а зашли за прилавок и сделали вид, что чем-то очень заняты. Шериф притворился, что внимательно изучает меню, которое давно уже знал назубок. Все они лишь изредка бросали мимолетные взгляды на странного посетителя.
      Но в конце концов любопытство дядюшки Одиссея взяло верх над всеми правилами приличия. Он приблизился к незнакомцу и безразличным голосом спросил:
      - Ну как? Нравятся вам наши завтраки? Может, желаете еще что-нибудь?
      Эти слова повергли незнакомца в еще большее смущение. Даже волосы и борода не могли скрыть, как он покраснел.
      - Спасибо, сэр, - ответил он, - Все в порядке. Завтрак очень хороший.
      Он кивнул головой, подтверждая свои слова, и борода его угодила в тарелку с кашей, от чего он смутился так, что дальше некуда.
      Дядюшка Одиссей помолчал, ожидая, что незнакомец продолжит разговор, но этого не случилось. Тогда дядюшка Одиссей взял дело в свои руки.
      - Прекрасная погода сегодня, - сказал он.
      - Да, прекрасная, - подтвердил незнакомец и уронил вилку.
      После чего смутился окончательно - просто готов был сквозь землю провалиться от смущения.
      Дядюшка Одиссей подал ему чистую вилку и поскорее ретировался за прилавок, пока тот не уронил тарелку или, чего доброго, не упал со стула.
      Закончив завтрак, незнакомец полез в карман своего потрепанного, залатанного пальто и вытащил оттуда потертый кожаный бумажник. Он долго искал в нем деньги, расплатился, кивнул на прощание и вышел из кафе.