Затем совершенно внезапно прямо передо мной показалась хижина, выглядывающая из-за деревьев как замшелый старый пень. Она стояла на бревнах, уже порядком сточенных временем. В дальнем от меня конце крыши, над заколоченным окном, как скрюченный черный палец, в небо торчала труба.

Дым из нее не шел.

Теперь я уже был полностью уверен в том, что все идет вкривь и вкось. Стараясь не шуметь, я свернул с тропы и подошел к двери в хижину.

Стоя за дверью, я прислушивался к происходящему в хижине и одновременно пытался привести в порядок дыхание и вытер пот со лба и с рук. Далеко-далеко, в противоположном конце ущелья, заревела и завизжала электропила. Из хижины же не доносилось ни звука. Если старушки нет дома, все окажется куда проще.

Я пару раз постучал. Никто не ответил. Я взялся за дверную ручку. Она была изготовлена из подковы, настолько проржавевшей, что я испугался, как бы она не рассыпалась в моей руке.

Ручка, однако же, повернулась, и дверь несколько приоткрылась.

— Миссис Бегли? — я дал двери легкого пинка. — Есть тут кто-нибудь?

Дверь поддалась с большим трудом, как будто кто-то изнутри ее придерживал.

— Миссис Бегли, — повторил я.

Запахом сырости и гниения обдало меня из темного помещения. Преодолевая тошноту, я понял, что никого тут нет. Или я вышел не на ту хижину, или Скальф ошибся и Иды Бегли уже нет в живых. В этой хижине явно никто не жил уже давным-давно.

Надавив плечом, я все-таки открыл дверь.

И увидел печь.

Она высилась как трон в дальнем конце комнаты: роскошная реликвия из прошлого столетия, покрытая сейчас пылью и паутиной. Оглядевшись еще раз по сторонам, чтобы убедиться, что здесь никого нет, я вошел внутрь. Послышался страшный скрип, как будто все сооружение готово было рассыпаться и покатиться вниз по склону. Пройдя в глубь комнаты, я склонился к печи, а затем опустился на колени возле скульптурной, в форме звериной лапы с когтями, ножки.

Палкой, подобранной по дороге, я принялся расчищать от листьев и всякой дряни основание из листового железа, на котором стояла печь. Убрав мусор, я увидел, что основание привинчено к полу тяжелыми болтами примерно через каждые три дюйма по периметру. Прямо перед печью, там, где доски пола уходили под ее основание под прямым углом, трех болтов не хватало.

Именно так Бегли все и описал на кассете.

Я очистил место вокруг недостающих болтов как можно тщательнее, а затем принялся поднимать половицы при помощи все той же палки. Одна из них, бывшая заметно короче остальных, сдвинулась сразу же.

Я отложил палку в сторону и начал отдирать половицу руками. В комнате вроде бы стало темнее, как будто на нее неожиданно упала какая-то тень. Внезапно почувствовав, что за мной наблюдают, я резко обернулся. В проеме двери с ружьем в руке и заслоняя своей массивной фигурой почти весь проход, стоял Зак Скальф.

— Смотрите-ка, кто сюда пожаловал, — зловеще произнес он. — Ну, парень, и как ты думаешь, чем это ты сейчас занимаешься? Слышал когда-нибудь о неприкосновенности чужой собственности? И о вторжении в частное владение?

— Да брось! Да погоди минуту, — шутливо запротестовал я. — Ты ведь не говорил мне... — И тут я понял, что он не шутит. Я хотел было подняться на ноги, но он живенько вскинул ружье.

— Ну-ка, полегче! Полегче, я тебе говорю!.. Ни с места! Стой, где стоишь, чтобы мне было тебя видно. На коленях, а обе руки к полу. Вот так-то лучше.

— Да что это ты? Разве не об этой хижине ты мне рассказывал?

— Видел Иду?

— Слушай, почему бы тебе не оставить ружье в покое? Оно меня раздражает. Давай поговорим спокойно.

Он хмыкнул и немного опустил ружье, дуло которого, однако же, по-прежнему целилось мне прямо в грудь.

— Ну а теперь выкладывай: какого хрена ты заявился сюда из Нью-Йорка и какое тебе дело до братца Бегли? И не вешай лапшу на уши насчет книги — не на такого напал.

— Но это правда. И я могу доказать это. Когда мы вернемся в мотель...

— А кто тебе сказал, что ты вернешься в мотель? — хмыкнул Скальф. — Я застукал тебя возле этой печи. Чего ты тут искал?

— Библию.

— Не пудри мне мозги, парень, — мягко произнес он и взвел курок. — Что там, выкладывай!

— Честное слово, Библия! Когда Принт был мальчиком, если это только та хижина, он приходил сюда иногда почитать Библию. Он прятал ее здесь под печью.

— Ну а ты-то как про это прознал?

— Мне сказал его товарищ по оружию.

— Сказал про Библию? — Скальф оскалился в злобной ухмылке.

— Послушай-ка, я даже не знаю, на месте ли она. И все остальное, — я вздохнул. — Он ведь мог забрать все с собой, когда ушел...

— Это правда? — Глаза Скальфа сузились от любопытства.

— Да ты же сам его в тот день видел. Не помнишь, у него было с собой что-нибудь?

Он покачал головой, а затем, надеясь извлечь какую-то выгоду из ответа, добавил:

— У него была веревка, шахтерская каска и лампа. Все от его папаши. Я спросил его, куда это он с таким хозяйством собрался и уж не решил ли таким образом стать шахтером. А тут он мне и ответил насчет крота, который роется в земле. А куда собирается, так и не сказал. И собака его при нем была.

— Собака? Что за собака?

— Коричневая такая. Вечно брал ее с собой на охоту. Но тогда она уже ослепла от старости.

— Ее звали Рори?

Это имя Принт пару раз произносил на кассете. Скальф кивнул.

— Из-за этой собаки мы в конце концов и проведали, что случилось с Принтом.

— Что ты имеешь в виду? — я буквально остолбенел. — Ты же сказал, что он пропал.

— А он и точно пропал. Только, сдается, никак не рассчитывал, что собака за ним увяжется, — Скальф прислонился к двери, по-прежнему держа меня на мушке. — Рори нашли в двадцати милях отсюда. Он сидел под дождем у входа в Утраченную Надежду. Эта такая большая пещера под Спрингфилдом. Сейчас ее называют гротом. Провели освещение, водят туристов. Мотель там и всякое такое. А тогда это была просто здоровущая яма. Рори нашли недели через три как пропал Принт. Собака чуть не околела с голоду. Но никого к себе не подпускала. Престон Бегли с другими шахтерами спустился в пещеру искать Принта. Но так ничего и не нашли.

Скальф замолк и задумчиво поскреб щеку, как будто решая для самого себя, с какой стати он мне все это рассказал.

— Страшная смерть, если боишься темноты... Сукин он сын! Не хочу и думать, что с ним там сталось. Утраченная Надежда уходит в землю, ей нет конца. До самого ада, считай, доходит. Конца до сих пор не нашли, вот так-то. Наверное, потому и тело не отыскали.

— А что стало с Рори?

— Он не отходил от пещеры, поэтому Престон пристрелил его.

— А почему ты не рассказал мне все это прошлым вечером?

— Почему я не рассказал тебе? — повторил, словно не веря собственным ушам, Скальф, затем откинул голову и разразился зычным хохотом.

— Что тут смешного?

— Ты, видать, держишь меня за идиота, — отозвался он, стирая с глаз слезы. — Стоило на тебя посмотреть: было видно, что ты взял след. Не знаю, какой. И что, надо было помочь тебе управиться с этим делом? Так что давай копай и показывай, что Принт здесь припрятал.

— А если там ничего не будет?

Скальф сперва ничего не ответил на это. Он вновь прицелился в меня, и злая ухмылка расползлась, казалось, по всему его лицу. Внезапно он посмотрел на меня в упор и сказал:

— Я убью тебя, жопа.

Я отвернулся от него и, по-прежнему стоя на коленях, но уже лицом к печи, начал нервно дергать отстающие от пола половицы. Я старался держаться так, чтобы Скальфу не было видно, что именно я делаю. Отдирая одну половицу за другой из-под основания печи, я складывал их в стопку. Вскоре между полом и фундаментом я обнаружил тайник глубиной примерно в фут.

Посмотрев в эту щель, я увидел там нечто спрятанное. Это была книга под густым слоем пыли и паутины. Ее переплет с застежками в виде собачьих ушей был черно-зеленым и поблескивал, как чешуя ящерицы.

— Ну что, ты вспомнил это число? — спросил я, стараясь отвлечь его разговором. — День, когда Принт пропал?

— Второго августа сорок пятого, — ответил Скальф, все еще обуреваемый смехом. — Я посмотрел нынешней ночью в «Курьере». О нем написали, потому что еще одна поисковая экспедиция отправилась в пещеру.

— А он, выходит, еще четыре дня после этого был жив?

— Откуда ты знаешь?

Неоспоримое доказательство моего предыдущего существования лежало здесь, на груде крошечных белых костей. Это были скелеты бесчисленных мелких животных. Над некоторыми из них поработали, вырезав нечто вроде статуэток, остальные просто лежали, истачиваясь и тончая, пока не стали выглядеть как солома. Должно быть, он невероятно долго сидел там, на гребне, пребывая на своем посту.

— Я родился шестого августа в восемь пятнадцать утра, — сказал я, обращаясь в основном к самому себе, и был потрясен собственным открытием. — На другом конце света в точности в это время — меня всегда поражало такое невероятное совпадение — бомбардировщик «Б-29» с высоты двадцати пяти тысяч футов, буквально с неба, сбросил атомную бомбу на Хиросиму. Я помню, что эту бомбу окрестили «малышом».

— Что за чушь ты несешь?

— Вот тогда-то и умер Принт Бегли. Ему, должно быть, стало известно, что случится. Видишь ли, он дожидался знака, который будет означать конец мира. Теперь все становится более или менее ясно. Меня послали ему на смену.

— Ах ты черт, ты дурнее самого Принта. Ну что, ты там еще ничего не нашел?

Я слышал, как Скальф сделал шаг в глубину хижины, но угрожающий скрип половиц под его тяжестью заставил Зака отказаться от своего намерения.

Я сунул руку в щель и принялся рыться там.

— Тут что-то есть, — сказал я, полуобернувшись к нему. — Здоровая такая куча. Поглядел бы ты лучше сам.

— Фиг тебе, старина! Это ты достань и дай мне. Доставая книгу из тайника и заботливо отряхивая ее от пыли и паутины, я ухитрился одновременно извлечь одну из самых крупных костей и зажал ее в левой руке, спрятав от глаз Скальфа за переплетом книги. В ней было дюймов шесть в длину и примерно полдюйма в толщину, на одном конце кость была закруглена, а на другом заострена, и выглядела она как какой-нибудь примитивный хирургический инструмент.

Держа книгу в ладонях, я встал на ноги и медленно повернулся к Скальфу.

— Это Библия Принта. Она оказалась в точности там же, где он и сказал. О Господи, если бы я только понимал, что это значит.

Скальф смотрел на меня в упор.

— Вот тут даже дарственная надпись имеется. «Принту Бегли от его матери Иды Бегли. 18 мая 1932 года». И перечень имен членов семьи с указанием даты рождения.

— Ладно... Дай-ка я погляжу! — Он приблизился ко мне, не выпуская из рук ружья. — Ну-ка давай сюда и не вздумай дурить.

Я подошел к нему по скрипучим половицам, не поднимая глаз и ведя себя так, словно я по-прежнему погружен в изучение книги. Под ее прикрытием я переложил кость из левой руки в правую, держа ее острием от себя.

— Стой вот тут, — он еще раз угрожающе повел ружьем. — И давай ее сюда.

Я выждал несколько секунд, затем посмотрел на него с отсутствующим видом, как будто только что до меня дошел смысл его слов. Мы стояли менее чем в двух ярдах друг от друга. Лицо и шея у него были жирно политы потом. Под его пристальным взглядом я высмотрел место для удара у него на шее — голый участок между адамовым яблоком и густой, рыжей шерстью, выбивающейся из раскрытого ворота. Я сосредоточился на этом участке, уповая на то, что кость окажется достаточно острой и не сломается.

— Какого хрена ты ждешь, парень? Давай ее сюда. Он на глазах серчал.

Протягивая ему книгу, я сделал шаг вперед, и, на мгновение ослабив бдительность, Скальф опустил ружье.

Я выронил Библию, взметнул правую руку и ударил его моим оружием в шею, вложив в удар всю тяжесть тела. Кость пошла ему в горло и буквально утонула там. По руке у меня заструилась его теплая кровь, она же полилась и на зеленую жилетку. Скальф издал изумленный крик и уронил ружье. Прижав обе руки к горлу, он кое-как выбрался из хижины.

По-прежнему издавая какие-то свистящие звуки, он доковылял до растущих у хижины деревьев. Затем опустился на колени и попытался своим толстыми неуклюжими пальцами извлечь кость из горла. Но слишком глубоко она вошла и слишком прочно засела. Его лицо постепенно побагровело, глаза выкатились наружу. Он не переставая тряс головой, как будто все еще пребывал в недоумении по поводу происшедшего, тряс ею все сильнее и сильнее, пытаясь впустить воздух в легкие. Головка белой кости торчала у него из шеи, как окровавленный кулачок, проложивший себе дорогу в темницу плоти.

Последним отчаянным усилием он всплеснул руками, сцепил их под подбородком, как будто взывая о помощи; на какое-то мгновение мне почудилось, что он все-таки сумеет встать на ноги. Я схватил ружье и прицелился ему в голову. По нужды в этом уже не было. С отвратительным свистящим звуком из его разинутого рта хлынула струйка крови, он повалился навзничь и застыл.