— Мне чертовски жаль, сэр, — сказал боцман, которому было известно, что Ральсон был единственным близким другом Паттерсона на корабле.

— Да, — с отсутствующим взглядом произнёс Паттерсон. — У него остались молодая жена и двое деток. Совсем крошек.

Боцман покачал головой и заглянул в следующую каюту, которая принадлежала второму помощнику капитана.

— Мистера Ролингса тоже здесь нет.

— Да, нет и не может быть. Он — на мостике.

Боцман бросил взгляд на Паттерсона, затем отвернулся и направился в каюту капитана, располагавшуюся напротив. Как ни странно, казалось, с нею ничего не произошло. Боцман сразу же подошёл к небольшому деревянному шкафчику, стоявшему у переборки, вытащил складной ножик и открыл его замок.

— Не успели войти и сразу же начинаете взламывать чужие вещи, — произнёс старший механик озадаченным, но отнюдь не обвиняющим тоном, ибо ему было хорошо известно, что боцман никогда ничего не делает без веской причины.

— Взламывают тогда, когда двери и окна закрыты, сэр. А это лучше назвать вандализмом. — Дверца шкафчика открылась, и боцман выудил оттуда два пистолета. — Кольт-45. Вы знакомы с этим оружием, сэр?

— Никогда в жизни не держал пистолета. А вы, наверное, знакомы с оружием так же хорошо, как с ромом?

— Да, имею представление. Сперва обращаете внимание на этот рычажок. Слегка его нажимаете и переключаете. Таким образом, снимаете с предохранителя. Вот, пожалуй, и всё, что необходимо знать об оружии. — Он посмотрел на взломанный шкафчик, на пистолеты и вновь покачал головой. — Не думаю, что капитан Боуэн стал бы возражать.

— Не станет. Не стал бы. Точнее, не станет.

Боцман осторожно положил пистолеты на стол.

— Вы хотите сказать мне, что капитан жив?

— Да, жив. И старший помощник тоже.

Боцман улыбнулся, впервые за всё утро, а затем укоризненно посмотрел на старшего механика.

— Могли бы и сказать мне, сэр.

— Наверное. Я мог бы многое вам рассказать. Но согласитесь, боцман, у нас с вами и так голова идет кругом от множества проблем. А они оба в лазарете. У них довольно сильно обгорели лица, но сами они вне опасности, по крайней мере, по словам доктора Сингха. Их спасло то, что они находились по левому борту мостика, и они не испытали на себе прямого воздействия взрыва.

— Почему же они так сильно обгорели, сэр?

— Не знаю. Они едва могут говорить. Их лица все в бинтах, и они похожи на самые настоящие египетские мумии. Я попытался расспросить капитана, а он только что-то невнятно бормочет. Что-то вроде Эссекса или Уэссекса или что-то в этом роде.

Боцман понимающе кивнул.

— Уэссекс, сэр. Ракеты. Сигнальные. На мостике было целых два ящика этих ракет. В результате взрыва, по всей видимости, сработали детонаторы, и ракеты стали взрываться. Простая случайность. Просто не повезло.

— Чертовски повезло, боцман, по сравнению с теми, кто находился в надстройке.

— Он знает о том, что произошло?

— Пока что не время говорить ему об этом. Кстати, он всё время повторяет ещё кое-что, как будто это имеет громадное значение. «Домашний сигнал, домашний сигнал» — что-то вроде этого. Повторяет снова и снова. Может, у него мысли стали путаться, может, я просто не правильно его понял. Они оба говорят с трудом. И у одного, и у другого сильно обгорели губы. Потом, не стоит забывать, что им постоянно вкалывают морфий. «Домашний сигнал»? Это вам о чём-нибудь говорит?

— В данный момент нет.

В дверях показался Маккриммон — весьма непривлекательный, молодой, довольно тщедушный кочегар, примерно двадцати с небольшим лет, который постоянно жевал резинку, вёл себя вызывающе, вечно злился и говорил гадости.

— Чёрт побери, какой кошмар! Самое настоящее кровавое кладбище.

— Не кладбище, Маккриммон, а морг. Морг, — сказал Паттерсон. — Что вам надо?

— Мне? Ничего, сэр. Меня послал Джемисон. Он сказал что-то вроде того, что телефоны не работают и вам, возможно, понадобится связной.

— Значит, Маккриммон, вас послал второй механик. — Паттерсон бросил взгляд на боцмана. — Очень разумно с его стороны. В настоящее время в машинном отделении делать нечего. Только надо установить аварийный штурвал. А на палубе, боцман?

— Поставить двух вперёдсмотрящих, хотя одному богу известно, что они там будут высматривать. Сколько же у нас народу? Два человека у вас, сэр, два санитара внизу, Фергюсон и Керран, специалист по изготовлению парусов, точнее — он им был. Ну и я буду помогать. Керран прекрасно знает, что для этого нужно. Я предлагаю, сэр, заняться уборкой матросской столовой.

— То есть нашей покойницкой?

— Да, сэр.

— Вы слышали, Маккриммон? Сколько вас там человек?

— Восемь.

— Восемь. Двое — на вахту. Два человека принесут брезент и всё, что необходимо. ещё четыре человека займутся уборкой столовой. Только не вздумайте сами им об этом говорить, а то они могут выбросить вас за борт. Скажите об этом второму механику, а он сообразит, как поставить их в известность. Когда они закончат работу, пускай сообщат мне об этом, сюда или на мостик. Вы, кстати, тоже. Можете идти.

Маккриммон удалился.

Боцман показал на два кольта, лежавшие на столе.

— Интересно, что Маккриммон подумал об этом?

— Наверное, вспомнил какой-нибудь анекдот с бородой. Джемисон выбрал человека что надо. Маккриммон — человек тяжёлый, не склонный к сентиментальности. Из ирландских шотландцев. Родился в трущобах Глазго. Побывал в тюрьме. И если б не война, там бы он находился и сейчас.

Боцман кивнул и открыл маленький стенной шкафчик. На сей раз с помощью ключа. Это был небольшой бар, из которого Маккиннон вытащил бутылку рома и положил её на капитанскую койку.

— Я не думаю, что капитан стал бы и в этом случае возражать, — сказал Паттерсон. — Для ребят с носилками?

— Да, сэр. — Боцман стал просматривать содержимое ящиков капитанского стола и в третьем ящике обнаружил то, что искал, — две книги в кожаном переплете, которые протянул Паттерсону. — Молитвенник и книга для проведения заупокойной службы, сэр. Но, думаю, последней будет вполне достаточно. Надо только решить, кто будет читать.

— О боже. Я же не священник, боцман.

— Это так, сэр. Но вы — командир.

— О боже, — повторил Паттерсон. — Он почтительно положил книги на капитанский стол. — Я взгляну на них позже.

— «Домашний сигнал», — медленно произнёс боцман. — Эти слова всё время повторяет капитан, да? «Домашний сигнал»[3].

— Да.

— Самонаводящий сигнал — вот, что он пытается сказать. Самонаводящий сигнал. Мне об этом следовало догадаться раньше, но именно поэтому Боуэн — капитан, а я — нет. Как вы думаете, почему «кондору» удалось обнаружить нас в темноте? Ну, пускай даже уже наполовину рассвело, когда он нас атаковал, но он наверняка уже был в пути, когда ещё царила ночь. Так каким образом он узнал о нашем расположении?

— Может, получил информацию от немецкой подводной лодки?

— Нет, лодка тут ни при чём. Иначе эхолокатор «Андовера» её бы обнаружил.

Боцман вновь повторил слова капитана Боуэна.

— Да. — Паттерсон кивнул головой. — Самонаводящий сигнал. Наш друг диверсант.

— Или «Невидимка», как окрестил его Джемисон. Он не только приложил руку к нашей электрической сети, но и постоянно передавал сигнал.

Направленный сигнал. «Кондору» точно было известно наше местоположение, вплоть до дюйма. Не знаю, оснащены ли «кондоры» необходимым оборудованием для принятия подобных сигналов, мне ничего неизвестно об оснащении самолётов, но его совершенно спокойно могли принять в каком-нибудь месте, например в Альта-фьорде, и передать наши координаты «кондору».

— Скорее всего, боцман, вы правы. — Паттерсон посмотрел на пистолеты.

— Один — для меня, а другой — для вас?

— Если вы так решите, сэр.

— Не сходите с ума, кому же ещё доверить оружие? — Паттерсон взял пистолет. — Я никогда не держал в руках оружия, тем более, никогда не стрелял. Но, откровенно говоря, боцман, я совершенно не против этого. Не прочь сделать хотя бы один выстрел. Всего лишь один.

— То же самое я могу сказать и о себе, сэр.

Второй помощник капитана, Ролингс, лежал у штурвала. Осколком снаряда ему срезало голову.

— Где рулевой? — спросил боцман. — Он-то остался в живых?

— Не знаю. Мне даже неизвестно, кто чём занимался. Возможно, Ролингс послал его за чем-нибудь. Но, кроме капитана и его старшего помощника, два человека точно уцелело. Макгиган и Джонс, — Макгиган и Джонс? А что они здесь делали?

— Кажется, мистер Кеннет вызвал их для того, чтобы поставить впередсмотрящими на каждый борт судна. Именно поэтому, я думаю, они и уцелели, так же как остались в живых капитан Боуэн и мистер Кеннет.

— Они сильно пострадали?

— Насколько мне известно, нет. Правда, испытали сильный шок, но только и всего.

Боцман прошёл на левый борт корабля. Паттерсон последовал за ним.

Внешне борт не пострадал. Никаких нигде повреждений. Боцман обратил внимание только на сильно обожжённый, некогда серый металлический ящик, расположённый под щитом для защиты от ветра.

— Вот здесь хранилась, уэссекские ракеты, сказал боцман.

Они вернулись на мостик и боцман направился радиорубке, деревянная дверь которой была сорвана. — Я бы не стал смотреть, если бы был на вашем месте, — сказал Паттерсон.

— Бомба угодила прямо в ребят, да?

Старший радист лежал на полу, но узнать его было просто невозможно. Это была какая-то аморфная масса из мяса, костей и клочков одежды, насквозь пропитанной кровью. Если бы не одежда, можно было бы подумать, что тут лежат окровавленные останки какого-то животного. Когда Маккиннон отвернулся, Паттерсон заметил, что его сильно загоревшее лицо заметно побледнело.

— Первая бомба, по всей видимости, разорвался прямо у него под ногами, — сказал боцман. — Боже никогда не видел ничего подобного. Я сам займусь им. Интересно, а где третий помощник капитана Бейтсман? Вы имеете хоть какое-нибудь представление об этом?

— В штурманской рубке. И туда я бы не советовал вам ходить.

Бейтсмана можно было узнать, но не более того. Он все ещё сидел на своём стуле, полунаклонившись, полулёжа на столе, положив то, что осталось от его головы, на окровавленную карту. Маккиннон вернулся на мостик. :

— Я думаю, что их родственникам легче не станет, если они узнают, что эти парни умерли, даже не сознавая этого. Третьим помощником я тоже сам займусь. Я не могу поручить это другим. — Он посмотрел вперёд, на разбитые вдребезги ветровые стекла. «По крайней мере, — подумал боцман, — его больше не будет волновать вопрос о том, чтобы кентский экран давал ясный обзор окружающей обстановки». — Ветер подул в обратную сторону, к востоку, — рассеянно произнёс он. — Наверняка принесёт снег. Это даст нам, по крайней мере, возможность спрятаться от волков, если здесь поблизости есть какие-нибудь волки.

— Вы считаете, что они могут вернуться и добить нас?

Старшего механика сильно трясло, потому что он привык к теплу машинного отделения, а на мостике было морозно, и ветер задувал со скоростью двенадцать узлов.

— А кто его знает, сэр. Лично я так не думаю. Любой из «хенкелей» мог нас прикончить. Было бы желание. Если подумать, то и «кондор» мог это сделать.

— Он и так хорошо постарался, если хотите знать моё мнение.

— Ну, не так уж хорошо, как мог бы. Мне, например, известно, что «кондор» обычно несет на своём борту 250-килограммовые бомбы, то есть весом примерно в 550 фунтов. Несколько таких бомбочек — скажем, три или четыре — и мы бы давно уже пошли на дно. Даже двух было бы вполне достаточно, и они бы разнесли надстройку в щепки, а не просто покурочили её.

— Это вы судите по своему опыту в королевском флоте, боцман?

— Я имею представление о снарядах, сэр. Бомбы сброшенные на нас, были по всей видимости, пятидесятикилограммовые. Вам не кажется, сэр, что было бы неплохо расспросить капитана «кондора» как только он придет в сознание?

— И получить ответы на кое-какие интересные вопросы, я вас правильно понял? Включая ответ на вопрос, почему он стал бомбить госпитальное судно.

— Пожалуй, да.

— Что вы хотите сказать этим «пожалуй»?

— Существует возможность — правда, весьма слабая, — что он представления не имел о том, что бомбит госпитальное судно.

— Не смешите меня, боцман. Конечно, ему было известно, что он атакует госпитальное судно. Что он, красных крестов не видел?

— Я не пытаюсь его оправдать, сэр, — довольно грубо ответил Маккиннон.

Паттерсон нахмурился. Это было так не похоже на боцмана. Значит, для этого у него есть основания.

— Не надо забывать, сэр, что всего лишь наполовину рассвело. Сверху все вещи кажутся темнее, чем с уровня моря. Заберитесь на дерево и сразу же это поймете. — Поскольку Паттерсон в жизни ни разу не залезал на дерево, ответить что-либо на слова боцмана он не мог. — Далее. Поскольку он летел прямо со стороны кормы, он не мог видеть опознавательных знаков по бортам судна, а так как он летел на очень низкой высоте, он был просто не в состоянии разглядеть красный крест на носу — здесь поле зрения закрывала надстройка.

— Но есть ещё красный крест на кормовой части палубы. Даже если только едва рассвело, он должен был увидеть его.

— Нет, если учитывать то огромное количество дыма, которое вы напустили, когда пошли полным ходом.

— Что ж, вполне возможно.

Слова боцмана его явно не убедили, и он с некоторым нетерпением наблюдал за тем, как тот крутанул совершенно ненужный ныне штурвал и проверил компасы, надеяться на восстановление которых было просто бессмысленно.

— Мы так и будем здесь стоять? — недовольно проворчал Паттерсон. — Все равно ничего сейчас сделать мы не можем, а я чертовски замёрз. Предлагаю пройти в капитанскую каюту.

— Я как раз собирался предложить вам то же самое, сэр.

Температура в каюте была чуть выше нуля, но, тем не менее, в ней было значительно теплее, чем на мостике, а кроме того, что самое важное, здесь не дул ветер. Паттерсон сразу же прошёл к бару и вытащил бутылку виски.

— Если вы можете это сделать, почему мне не сделать то же самое. А капитану объясним потом. Я не очень люблю ром, но выпить просто необходимо.

— Для профилактики? Чтобы не заболеть пневмонией?

— Что-то в этом роде. Вы присоединитесь ко мне? — Да, сэр. Холод меня не особенно волнует, но выпить необходимо, судя по тому, что меня ожидает в ближайшие час или два. Как вы считаете, сэр, восстановить управление машинами можно?

— Наверное, но придется сильно попотеть. Я попрошу Джемисона заняться этим.

— Это не так уж важно. Я знаю, что все телефоны вышли из строя, но восстановить телефонную связи много времени не займёт. В машинном отделении можно установить временное управление. Немного времени нужно и для электриков, чтобы провести несколько запасных кабелей. Но мы ничего этого сможем сделать, пока небо над морем не прояснится. Паттерсон поставил на стол свой стакан, опустошенный наполовину.

— Управлять «Сан-Андреасом» с мостика просто невозможно. Лично мне хватило пары минут. Пятнадцать минут — и человек там замёрзнет от холода.

— Но управлять судном с другого места нельзя. Холод — это действительно проблема, я с вами согласен. Значит, мостик надо закрыть со всех сторон фанерой, которой полным-полно в плотницкой мастерской.

— Но тогда ничего не будет видно.

— Время от времени можно выглядывать в дверь, но этого не понадобится. Мы просто сделаем окошки в фанерной обшивке.

— Прекрасно, — согласился Паттерсон. Виски явно вернуло его к жизни.

— Значит, нам необходим стекольщик и несколько оконных рам, но у нас нет ни того, ни другого.

— Стекольщик нам не нужен. И стекло тоже, чтобы постоянно билось. Нам необходимы рулоны изоляционной ленты. Из вашего электромашинного отделения.

— У нас там целые сотни миль такой ленты, но окон все равно нет.

— Нам не нужны привычные окна с оконными рамами. Необходимо только стекло. А лучшее стекло, насколько мне известно, толстое листовое.

Поверхность всех этих красивых тележек и подносы в госпитале сделаны как раз из такого стекла.

— Ага, теперь я понимаю, что вы имеете в виду, боцман.

— Ну и прекрасно, сэр. Думаю, сестра Моррисон позволит вам воспользоваться ими.

Паттерсон, что было ему несвойственно, широко улыбнулся.

— Пусть только не позволит. Всё-таки я командир, хотя и временно.

— Вот именно, сэр. Только сделайте так, чтобы меня поблизости не было, когда вы поставите её перед фактом. Так, теперь осталось ещё несколько мелочей. Наибольшую тревогу вызывают три вещи. Во-первых, радиопередатчик превратился в груду металла. Мы не в состоянии ни с кем связаться, и с нами этого сделать не могут. Во-вторых, от компасов никакого толку. Мне известно, что у вас установлен гирокомпас, но он никогда не работал, так ведь? Но самое серьёзное — это проблема навигации.

— Навигации? Ах, навигации! Ну и в чём же тут проблема?

— Если перед вами стоит задача из пункта А добраться в пункт В, то это самая серьёзная проблема. На борту нашего судна есть, точнее, — было, восемь штурманов, двое из которых мертвы, а остальные двое, по вашим же словам, напоминают египетские мумии. Командующий Уоррингтон мог бы взять управление ходом судна на себя, но он ослеп и, судя по выражению лица доктора Сингха, навсегда. — Боцман замолчал, а затем покачал головой. — У нас есть штурман, с «Андовера», но он то ли контужен, то ли находится в состоянии ступора, это следует уточнить у доктора Сингха. Если бы игрок в карты имел на руках такой расклад, он наверняка бы застрелился. Четыре штурмана, которые ничего не видят, а если вы ничего не видите, то вести судно вы просто не в состоянии. Вот почему радиоприёмник для нас чертовски необходим. Наверняка в радиусе одной-двух сотен миль есть британский военный корабль, который мог бы выделить нам штурмана. А вы, сэр, можете управлять ходом судна?

— Я? Ходом судна? — Паттерсон явно подобного не ожидал. — Я — механик, а вот вы, Маккиннон, вы — моряк, и двенадцать лет прослужили в королевском флоте.

— Это не имеет значения, сэр, даже если б я прослужил сотню лет в королевском флоте. От этого управлять ходом судна я всё равно бы не научился. Тем более, что я был торпедистом, а по званию — всего лишь старшина. Если вам необходимо выпустить торпеду, сбросить глубинную бомбу, подорвать мину или провести элементарную проводку, тогда вы можете прямо обращаться ко мне. Но я вряд ли узнаю секстант, даже если увижу его. А такие вещи, как ориентирование по солнцу, по луне или по звёздам, если они вообще существуют, для меня пустой звук. Конечно, мне приходилось слышать такие термины, как девиация, вариация или деклинация, но я лучше разбираюсь в греческом, нежели в них.

У нас есть небольшой ручной компас на спасательной шлюпке, которым я пользовался сегодня, но от него никакого толку. Безусловно, это магнитный компас, но он бесполезен, поскольку мне прекрасно известно, что рядом с географическим Северным полюсом нет никакого магнитного полюса. Он находится бог знает за сколько миль отсюда. То ли в Канаде, то ли на Баффиновой Земле, то ли ещё где-то. В любом случае, на тех широтах, где мы сейчас находимся, магнитный полюс скорее к западу, а не к северу. — Боцман выпил немного виски и посмотрел на Паттерсона. — Старший механик Паттерсон, мы пропали.

— Ну, успокоил, — произнёс Паттерсон, с мрачным видом уставившись на стакан, а затем спросил, без особой надежды:

— Может быть, в полдень будет солнце и по нему мы узнаем, где находится юг?

— Судя по погоде, мы не сможем в полдень увидеть солнце. Потом, что такое полдень? По нашим часам это отнюдь не двенадцать часов.

Представьте себе, что мы находимся в самом центре Атлантики, что вполне возможно, и знаем, в какой стороне юг. Поможет ли это нам найти Абердин, куда, если я не ошибаюсь, мы и направляемся? Хронометру, кстати, капут.

Впрочем, это не важно, так как я все равно по нему не смогу определить долготу. И даже если мы сможем сориентироваться в южном направлении, мы не сможем ничего поделать, так как здесь из двадцати четырех часов приходится на ночь, целых двадцать часов, а автоматическая система управления судном вышла из строя, как, впрочем, и всё остальное на этом мостике. Конечно, мы не будем ходить кругами. Ручной компас поможет нам, но мы всё равно не знаем, в каком направлении продолжать движение.

— Если хотите знать моё мнение, боцман, я знаю, что не надо делать. Если мы приблизительно представляем себе, где находимся, это как-то нам поможет?

— Может быть, но нам известно только то, что мы где-то к северу или северо-западу от Норвегии. Вокруг — ну, скажем, — двадцать тысяч квадратных миль моря. Есть только две возможности, сэр. Капитану и его старшему помощнику должно быть известно, где мы находимся. Если они могут нам это сказать, они наверняка скажут. Я в этом уверен.

— Ну конечно, господи! Как мы только сразу же не догадались. По крайней мере, мне это в голову не пришло. Но почему вы сказали «если»? Капитан Боуэн был в состоянии разговаривать всего лишь двадцать минут назад.

— Но это было двадцать минут назад. Вы же знаете, как болезненны ожоги. Доктор Сингх наверняка дал им болеутоляющие лекарства, которые иногда просто посылают вас в нокаут.

— Ну, хорошо, а вторая возможность?

— Штурманская рубка. Мистер Бейтсман что-то наносил на карту. У него даже в руке остался карандаш. Я пойду туда.

Паттерсон скорчил рожу.

— Да, лучше вы, чем я.

— И не забывайте про Невидимку, сэр. — Паттерсон сунул руку в карман своего плаща и нащупал пистолет. — И о погребальной службе.

Паттерсон с отвращением посмотрел на книгу в кожаном переплете.

— И куда мне её положить? На операционный стол?

— В госпитале, сэр, пустуют целых четыре каюты. Для выздоравливающих высокопоставленных лиц, каковых у нас на данный момент нет.

— Ну, хорошо. Тогда встречаемся через десять минут.

Боцман вернулся через пять минут, а старший механик — через пятнадцать. Паттерсон был мрачен.

— Не повезло, сэр?

— Да, чёрт побери. Угадали. Они оба находятся под влиянием седативных препаратов. Пройдет немало часов, прежде чем они начнут приходить в себя. Но даже если они очнутся, доктор Сингх, по его словам, собирается вновь напичкать их лекарствами. Они, правда, пытались сорвать бинты со своих лиц, и он вынужден был забинтовать им руки. Даже находясь в беспамятстве, утверждает доктор, люди пытаются сорвать то, что раздражает их. Впрочем, их руки тоже обгорели, не так сильно, но обгорели, поэтому бинты вполне уместны.

— Но есть специальные ремешки для привязывания рук к кроватям.

— Доктор Сингх упоминал об этом, правда, он сказал, что вряд ли капитану Боуэну понравится, когда он придет в себя, видеть себя в буквальном смысле связанным на своём собственном корабле. Кстати, относительно пропавшего рулевого — Хадсона. Ему поломало рёбра, одно из которых прошло сквозь лёгкое. Доктор говорит, что он в очень тяжёлом состоянии. Ну, а как у вас?

— То же самое, что и у вас. Полный нуль. Рядом с Бейтсманом лежали параллельно линейки. Думаю, что он прокладывал курс.

— И вы ничего не смогли понять по карте?

— Это уже была не карта, а пропитанная кровью тряпка.