Глава 13

— Мистер Джерран, — проговорил я. — Буду весьма признателен, если вы, мистер Хейс-ман, мистер Гуэн и Тадеуш выйдете со мной на минуту.

— Выйти с вами? — Отто взглянул на часы, затем на троих своих коллег, снова на часы, а потом на меня. — В такую-то стужу и в столь поздний час? А зачем?

— Прошу вас. — Я посмотрел на актеров, собравшихся в кают-компании. Буду также весьма признателен, если остальные останутся в помещении, пока я не вернусь. Надеюсь, задержу вас ненадолго. Вы не обязаны подчиняться моей просьбе, а я, разумеется, не вправе заставить вас сделать это. Хочу лишь отметить, что это в ваших же собственных интересах. Мне известно, кто из нас убийца. Но, думаю, будет справедливо, если прежде, чем назвать его имя, я побеседую с мистером Джерраном и остальными членами руководства кинокомпании.

Я ничуть не удивился тому, что краткое мое обращение было выслушано в полной тишине. Как и следовало ожидать, первым нарушил молчание Отто Джерран. Прокашлявшись, он изрек:

— Так вы утверждаете, будто вам известно, кто этот человек?

— Да.

— И можете это подтвердить?

— Хотите сказать, представить доказательства?

— Именно.

— Нет, не могу.

— Ну вот видите! — сказал Отто многозначительно. Оглядев присутствующих, он добавил:

— А не много ли вы на себя берете?

— В каком смысле?

— В том смысле, что вы все больше и больше проявляете диктаторские замашки. Старина, если вы нашли преступника, сообщите кто он и дело с концом. Здесь не место для представлений. Не подобает простому смертному изображать из себя этакого Господа Бога. Доктор Марлоу, хочу напомнить вам, что вы всего лишь один из сотрудников нашей киностудии.

— Я не сотрудник вашей киностудии, я сотрудник британского казначейства, которому поручено расследовать некоторые аспекты деятельности компании «Олимпиус продакшнз лимитед». Расследование это закончено.

При этих словах у Джеррана отвисла челюсть. На гладком лице Гуэна появилось не свойственное ему настороженное выражение. Хейсман удивленно воскликнул:

— Правительственный агент! Сотрудник секретной службы!

— Вы перепутали две страны. Правительственные агенты работают в министерстве финансов США, а не в британском казначействе. Я обыкновенный чиновник 'и за всю свою жизнь не только ни разу не выстрелил из пистолета, но даже никогда не носил его с собой. И прав у меня не больше, чем у почтальона или мелкого клерка с Уайтхолл. Вот почему я не требую, а прошу. Взглянув на Отто, я сказал:

— Именно поэтому я предлагаю вам нечто вроде предварительной консультации.

— Расследование? — спросил Отто, успевший прийти в себя. — Какое еще к черту расследование? И каким образом лицо, нанятое для выполнения обязанностей врача... — Отто выразительно замолчал, показывая, насколько поражен открытием.

— А вы не задумывались над тем, почему ни один из остальных кандидатов на должность врача экспедиции не явился к вам на собеседование? Особенно большого внимания хорошим манерам в медицинских колледжах не уделяют, но все же мы не настолько невоспитанны. Позволите продолжать?

— Я полагаю, Отто, — хладнокровно сказал Гуэн, — нам следует выслушать то, что он намерен нам сообщить.

— Мне тоже хотелось бы это услышать, — заметил Конрад, один из немногих находившихся в кают-компании, кто не смотрел на меня, словно на инопланетянина.

— Ни минуты в этом не сомневаюсь. Боюсь, вам придется остаться в бараке. Однако, если не возражаете, хотелось бы с вами переговорить с глазу на глаз, — сказал я, направляясь к себе в комнату.

Отто преградил мне путь.

— Все, что вы собираетесь сообщить Конраду, можно сказать и остальным.

— Откуда вам это известно? — возразил я, грубо отстранив его, и закрыл дверь за Конрадом, когда мы оба вошли ко мне в спальню.

— Я не хочу, чтобы вы покидали блок, по двум причинам, — сказал я Конраду. — Если прибудут наши друзья, то, не найдя меня у причала, они направятся прямо в жилой блок. Тогда вы им сообщите, где меня найти. Кроме того, вы должны следить за Юнгбеком. Если он попытается выйти из помещения, попробуйте уговорить его остаться. Если вам это не удастся, не дайте ему уйти дальше чем на метр. Если в руках у вас случайно окажется бутылка виски, ударьте его посильней: Только не по голове, а, то убьете. Бейте по плечу поближе к шее. При этом вы, вероятно, сломаете ему ключицу, тем самым выведя его из строя.

Даже глазом не моргнув, Конрад произнес:

— Теперь мне понятно, почему вы предпочитаете обходиться без оружия.

— Бутылка виски, — согласился я, — уравнивает шансы.

Захватив с собой фонарь системы Кольмана, я повесил его на ступеньку железного трапа, по которому можно было спуститься в корпус модели субмарины. Его яркий свет лишь подчеркивал сходство секции с сырым и холодным железным склепом. Пока спутники мои, хранившие враждебное молчание, наблюдали за моими действиями, я отвинтил одну из досок палубного настила, вытащил чушку балласта и, положив ее на компрессор, поскреб ножом поверхность бруска.

— Вы сейчас убедитесь, — обратился я к Отто, — что я вовсе не намерен устраивать представлений. Не будем терять времени и приступим к делу. Закрыв нож, я посмотрел на свою работу. — Не все золото, что блестит. Но на сей раз поговорка эта неуместна.

Я оглядел всех четверых и убедился, что они разделяют мое мнение.

— Никакой реакции, ни малейшего удивления, — заключил я, убирая нож в карман, и улыбнулся при виде трех вытянувшихся лиц. — Ей-Богу, мы, государственные служащие, никогда не носим с собой пистолет. И то сказать, чему тут удивляться. Вы все четверо давно поняли, что я не тот, за кого вы меня вначале принимали. И появлению тут золота нечего удивляться. Оно и являлось основной причиной экспедиции на остров Медвежий.

Никто не произнес ни слова. Как ни странно, на меня никто не смотрел, все смотрели на брусок золота в уверенности, что оно гораздо важнее всего, что я скажу.

— Боже мой! — продолжал я. — Почему же вы не уверяете, что вы тут ни при чем, не бьете себя в грудь, не кричите исступленно: «Что за чушь вы несете?» Согласитесь, любой беспристрастный наблюдатель сочтет это отсутствие реакции столь же убедительным доказательством вашей вины, как письменное признание.

Я выжидающе посмотрел на всех четверых, но один лишь Хейсман провел кончиком языка по губам. Не дождавшись никакого ответа, я сказал:

— Даже ваш адвокат признает на суде, что план был гениален и продуман во всех деталях. Может быть, кто-то из вас снизойдет и расскажет, в чем заключается этот план?

— Полагаю, мистер Марлоу, — назидательно произнес Отто, что психическая нагрузка, которую вы испытывали последнее время, пошатнула ваше душевное здоровье.

— Неплохая реакция, — сказал я с одобрением. — К сожалению, с ней вы запоздали на две минуты. Есть еще желающие выступить? Мы страдаем от излишней скромности или не желаем помочь властям? Не угодно ли вам, мистер Гуэн, сказать несколько слов? Ведь вы передо мной в долгу. Если бы не эта стычка, вы не дожили бы до конца недели.

— Я считаю, что мистер Джерран прав, — произнес рассудительно Гуэн. Вы говорите, что надо мной нависла смертельная угроза? — Он покачал головой.

— Нагрузка оказалась вам не по плечу. Как врач вы должны признать, что в подобных обстоятельствах больное воображение...

— Воображение? Неужели двадцатикилограммовый брусок золота всего лишь плод моего воображения? — Я показал на дно субмарины. — Неужели остальные пятнадцать брусков также существуют лишь в моем воображении? Неужели в моем воображении существуют сто, если не больше, брусков золота, сложенных штабелем в нише туннеля? Разве отсутствие всякой реакции при упоминании туннеля не свидетельствует о том, что вам известно, что это такое, где это находится и что это значит?

Давайте не будем играть в эти детские игры, ведь ваша карта бита. Игра была интересна, пока она шла. Действительно, лучшего прикрытия для экспедиции за золотом, чем съемка фильма об Арктике, не придумаешь. Ведь киношников принято считать настолько эксцентричными, что самые немыслимые их поступки воспринимаются как нечто вполне естественное. Самое удобное время для изъятия сокровищ из тайника — когда световой день короток и основную часть операции можно осуществить в темное время суток, не так ли? А наилучший способ ввоза золота в Британию — под видом чугунного балласта под самым носом у таможенников, верно? — Бросив взгляд на балласт, я прибавил: Как указано в превосходной брошюре, составленной мистером Хейсманом, вес балласта четыре тонны, но по-моему, все пять. Стоимостью около десяти миллионов долларов. Ради такого куша не то что на остров Медвежий, на край света отправишься. Разве я не прав?

Никто не ответил мне.

— Потом, продолжал я, под каким-нибудь предлогом вы отбуксировали бы модель субмарины к туннелю, чтобы проще было заменить балласт золотом. А оттуда — курс на старую веселую Англию, где можно беспрепятственно пожинать плоды своих трудов. Или я ошибаюсь?

— Нет, — спокойно ответил Гуэн. — Вы правы!.. Но представить это предприятие как преступное деяние вам будет сложно. В чем нас могут обвинить? В краже? Смехотворно. Мы обыкновенные искатели сокровищ.

— Искатели сокровищ? Каких-то нескольких тонн золота? До чего же ничтожны ваши аппетиты, не так ли, Хейсман?

Все трое посмотрели на Хейсмана, прятавшего глаза.

— Как вы думаете, почему я здесь, недалекие вы люди? — спросил я. Почему вам не пришло в голову, что, несмотря на весь туман, который вы напустили, британское правительство знало не только то, что вы направляетесь на Медвежий, но и подлинную цель вашей экспедиции? Разве вам не известно, что по некоторым вопросам правительства европейских государств работают в тесном контакте друг с другом? Разве вы не знаете, что правительства многих этих стран внимательно следят за деятельностью мистера Хейсмана? А все потому, что им известно об этом господине гораздо больше, чем вам. Может быть, Хейсман, вы сами расскажете своим друзьям кое-что из своей биографии?

К примеру, о том, что свыше тридцати лет вы работаете на русских?

Отто выпучил глаза на Хейсмана, раздувая щеки. Холеное лицо Гуэна напряглось и потеряло свое благородство. Граф лишь кивнул, словно поняв разгадку давно мучившей его проблемы. У Хейсмана был несчастный вид.

— Поскольку непохожее-заметил я, — что Хейсман нам что-то сообщит, придется сделать это мне. Хейсман — специалист высшей пробы по весьма специфическим проблемам. Короче говоря, он подлинный искатель сокровищ, причем ни один из вас ему и в подметки не годится. Но нужны ему не те сокровища, которые, по его утверждению, он ищет. Боюсь, он вас тут обманывает, как обманывает вас и по другому поводу. Я имею в виду условие, по которому, чтобы получить свою долю добычи, вы должны были принять для работы на киностудии его племянницу Мэри Стюарт. По натуре своей люди подозрительные и подлые, вы тотчас решили, что она ему вовсе не племянница, и это правда, что она нужна ему для иных целей, что тоже правда. Но вовсе не для тех, какие вы предполагаете. Мисс Стюарт нужна Хейсма-ну для достижения совершенно иной цели, о которой он забыл вам сообщить. Нужно признать, господа, отец Мэри Стюарт был таким же беспринципным и беспардонным мошенником, как и любой из вас. Он занимал весьма ответственную должность в командовании немецким военно-морским флотом и важный пост в руководстве нацистской партии. Подобно другим бонзам, по примеру Германа Геринга поняв, что война будет проиграна, он решил подостлать себе соломки там, где придется упасть. Он оказался умнее Геринга и избежал процесса над военными преступниками. Хотя доказать это будет невозможно, наверняка золото изъято из подвалов норвежских банков.

Но причина, по которой здесь находится Стюарт, не одно лишь золото.

Соломка показалась папочке недостаточно мягкой. Лебяжий пух — вот на что претендовал папочка. Лебяжий пух наверняка обрел форму ценных бумаг или облигаций, которые он заполучил — не думаю, что купил, — в конце тридцатых годов. Эти бумаги можно превратить в наличные даже сегодня. Недавно была осуществлена попытка продать при посредничестве западных бирж ценные бумаги на тридцать миллионов стерлингов, но западногерманский федеральный банк отказался участвовать в операции, поскольку не было надежных данных о происхождении бумаг. Но теперь никаких проблем с установлением их происхождения не будет, не так ли, Хейсман?

Тот не ответил ни да ни нет.

— Так где же они? — спросил я и сам же ответил:

— В сейфе, замаскированном под чугунную болванку. — Поскольку Хейсман продолжал молчать, говорить пришлось мне. — Не беспокойтесь, мы их найдем. И вам не удастся получить подпись и отпечатки пальцев отца Мэри Стюарт на этих документах.

— Вы в этом уверены? — произнес Хейсман, успевший в достаточной мере обрести уверенность в себе.

— Хотите сказать, в мире, где все меняется, нельзя быть ни в чем уверенным? С такой оговоркой я согласен.

— Думаю, вы не учли одного обстоятельства.

— Какого же?

— Адмирал Ханнеман у нас в руках.

— Такова настоящая фамилия отца мисс Стюарт?

— Вы даже не знали этого?

— Нет, но это неважно. Однако я бы не сказал, что вовсе не учел это обстоятельство. Вскоре я займусь им. После того как закончу разбираться с вашими друзьями. Пожалуй, определение это неточно. Возможно, они вам больше не друзья. Хочу сказать, настроены они к вам не слишком дружелюбно, не так ли?

— Чудовищно! — воскликнул Отто. — Просто чудовищно. Какое дьявольское коварство! И это называется партнер! — исполненный гнева, Джерран умолк.

— Подлец, — хладнокровно отозвался Гуэн. — Презренный негодяй.

— Неужели? — обратился я к Гуэну. — Скажите, этот благородный гнев вызван предельным вероломством Хейсмана или тем, что он не взял вас в долю?

Не надо отвечать на этот сугубо риторический вопрос, поскольку вы такой же мошенник, как и Хейсман. Что я хочу сказать? А то, что большую часть времени и умственной энергии вы тратите на то, чтобы скрыть от остальных членов правления компании вашу собственную деятельность. Так что Хейсман не исключение.

Возьмем теперь Графа. По сравнению со всеми остальными он сущий ангел во плоти, но и он не брезговал ловить рыбу в мутной воде. В течение тридцати лет он состоит в совете директоров кинокомпании, обеспечив до конца дней своих безбедное существование. И все лишь потому, что он оказался в Вене во время аншлюса, когда Отто сбежал в Штаты, а Хейсмана увезли в другую сторону. О последнем позаботился Отто, чтобы получить возможность вывезти капитал компании из страны. Когда нужно утопить друга, у таких, как Отто, рука не дрогнет.

Отто не знал, а Граф намеренно не сообщил ему, что Хейсман уехал по собственной инициативе. Хейсман давно работал на немцев, и он понадобился фатерланду. Правда, в фатерланде не знали, что русские завербовали его еще раньше. Но Отто был уверен, что обменял друга на золото, и Граф об этом знал. К сожалению, выдвинуть против Графа какое-либо обвинение теперь будет сложно, тем более что человек он по натуре не алчный и ничего, кроме жалованья, взамен за свое молчание не требовал. Ко всему он согласился выступить в качестве свидетеля обвинения...

На сей раз Хейсман, как и Отто с Гуэном, одарил Графа таким же взглядом, какого недавно удостоился сам.

— Или возьмем Отто, — продолжал я. — В продолжение многих лет он присваивал крупные суммы денег, буквально обескровливая кинокомпанию. Теперь Хейсман и Граф изумленно взглянули на Отто. — Перейдем затем к Гуэну.

Обнаружив, что Отто растратчик, он в течение двух или трех лет занимается шантажом и грабит Джеррана самого. Словом, подобралась на зависть дружная компания беспринципных и аморальных типов. Но я еще не рассказал о всей низости вашего поведения. Вернее, поведения одного из вас. Мы еще не говорили о том, кто повинен в совершенных убийствах. Разумеется, это один из вас. Разумеется, он душевнобольной и окончит свои дни в Бродмурском желтом доме, хотя, следует признать, логичность его мыслей и поступков не характерны для умалишенного. Жаль, что у нас отменена смертная казнь, но тюремная лечебница ему гарантирована.