Глава 8

Непривычно ярко сияло солнце, когда мой будильник зазвонил на следующее утро, – вернее – в то же самое утро. Я принял душ, побрился, оделся, спустился в ресторан и подкрепился завтраком, после чего уже был в состоянии улыбнуться и пожелать по очереди доброго дня управляющему, портье и, наконец, шарманщику. Потом постоял некоторое время перед отелем, озираясь по сторонам и всем видом изображая, что жду появления того, кому на сей раз положено за мной следить, но, видимо, мои почитатели уже разочаровались в том занятии, так что никто не стремился составить мне компанию до места, где осталось минувшей ночью полицейское такси. Убедившись, что никто ночью не разместил под капотом смертоносных порций взрывчатки, я сел за руль и прибыл в полицейский комиссариат точно в десять, как и обещал.

Полковник де Граф ждал меня на улице с готовым ордером на обыск. Рядом – инспектор ван Гельдер. Они приветствовали меня с вежливой сдержанностью людей, которые считают, что зря тратят время, но слишком хорошо воспитаны, чтобы говорить об этом, и проводили меня к полицейской машине, намного комфортабельней, чем та, какую выделили мне.

– Вы по-прежнему уверены, что наш визит к Моргенштерну и Муггенталеру желателен? – спросил де Граф. – И необходим?

– Более, чем когда бы то ни было.

– Что-то произошло?

– Ничего, – соврал я и коснулся головы, – просто иногда меня словно подталкивает…

Де Граф и ван Гельдер коротко переглянулись.

– Подталкивает? – осторожно переспросил полковник.

– Ну да. Предчувствие…

Последовал еще один быстрый обмен взглядами, выражающий их мнение о работниках полиции, действующих на такой научной основе, потом де Граф почел за лучшее сменить тему:

– У нас восемь человек в штатском, они ждут нас в грузовике – на месте. Но вы говорили что, в сущности, не хотите производить обыск?

– Почему же? Хочу. Вернее – хочу создать видимость обыска. На самом же деле меня интересуют списки всех поставщиков этого магазина.

– Надеюсь, вы знаете, что делаете, – серьезным тоном произнес ван Гельдер.

– Вы надеетесь? – Я чуть подчеркнул это «вы». – А что я, по-вашему чувствую?

Ни один из них не ответил мне. Не желая обострять и без того принявший нежелательное направление разговор, мы хранили молчание до самого прибытия на место. Наша машина остановилась у невзрачного серого грузовика, и тут же из его кабины выскочил мужчина в темном костюме и подошел к нам. Его гражданская одежда была отнюдь не лучшим маскарадом – я распознал бы в нем полицейского за милю.

– Мы готовы, господин полковник, – обратился он к де Графу.

– Собирайте своих людей.

– Есть! – полицейский указал вверх. – Что бы это могло значить, господин полковник?

Мы проследили за его вытянутой рукой. В это утро дул ветер не особенно сильный, но достаточный, чтобы медленно, неравномерно раскачивать весело раскрашенный предмет, подвешенный у подъемной балки на торце магазина. Предмет этот описывал небольшой полукруг и был, пожалуй, одной из самых мрачных вещей, какие я видел.

Кукла. Очень большая кукла, почти метрового роста, конечно, одетая в знакомый, прекрасно сшитый традиционный голландский наряд, с длинной полосатой юбкой, кокетливо волнующейся на ветру. Обычно через подъемный блок переброшена веревка или проволока, но в этом случае кто-то решил воспользоваться цепью, а куклу прикрепили к ней с помощью чего-то, в чем даже на такой высоте можно было распознать грозно выглядящий крюк, немного выгнутый, чтобы обхватить шею своей неодушевленной жертвы, причем его, видимо, вбили силой, потому что шея была сломана И голова свисала под углом, почти касаясь правого плеча. Всего-навсего покалеченная кукла, но эффект ужасающий. И, по-видимому, не я один испытывал это чувство.

– Что за чудовищный вид! – Де Граф явно был потрясен. – Что бы это могло значить, боже мой? Какова… цель этого? Что за этим кроется? Какое больное воображение могло создать такую… такую мерзость?

Ван Гельдер покачал головой:

– Болезненного воображения всюду хватает, и в Амстердаме его предостаточно. Брошенная любовница… Ненавистная теща…

– Да-да, конечно. Но это… это так ненормально, почти безумно… Выражать свои чувства таким ужасным способом… – Де Граф взглянул на меня удивленно, как если бы изменил мнение о целесообразности нашего визита. – Господин майор, вам не кажется, что это очень странно?

– Вполне разделяю ваше впечатление. У того, кто это сделал, есть все основания получить первое же свободное место в клинике для душевнобольных. Но я сюда приехал не за этим.

– Конечно, конечно, – де Граф бросил еще один долгий взгляд на болтающуюся куклу, словно не мог заставить себя отвести от нее глаз, потом решительно тряхнул головой, подал знак и первым поднялся на крыльцо магазина. Привратник проводил нас на второй этаж, а затем в угловую комнату, двери которой с часовым замком – не так, как в последний раз, когда я их видел, – были гостеприимно распахнуты.

Комната эта являла резкий контраст с самим магазином. Она была просторной, современной и комфортабельной: прекрасный ковер и драпировки различных оттенков янтаря, дорогая новейшая скандинавская мебель, более подходящая модному салону, чем деловому бюро в портовом квартале. Двое мужчин, сидевшие в глубоких креслах за большими обитыми кожей столами, вежливо поднялись и указали де Графу, ван Гельдеру и мне другие, столь же удобные кресла, а сами остались стоять перед нами. Я был рад этому, потому что теперь мог лучше к ним присмотреться, а оба были на свой лад очень похожи друг на друга, так что стоили внимания. Однако наслаждение теплым приемом длилось всего несколько секунд, я сам прервал его, обратившись к де Графу:

– Совсем забыл об одной очень важной веши. Мне надо срочно увидеться с одним моим знакомым…

Это было правдой. Нечасто, возникает у меня такое знобкое-свинцовое ощущение в желудке, но когда это происходит, следует без малейшего промедления принимать профилактические меры.

– И такое важное дело могло вылететь у вас из головы? – де Граф сделал удивленную мину.

– У меня полно других забот и дел. А это припомнилось мне как раз сейчас. – Это тоже было правдой.

– Может, вы позвоните…

– Нет-нет. Я должен сделать это лично.

– А не могли вы мне объяснить…

– Господин полковник!

Он тут же кивнул, соглашаясь, что не стоит открывать государственные тайны в присутствии хозяев магазина, вызывающего у нас серьезные подозрения.

– Если бы я мог взять вашу машину и шофера…

– Разумеется, – откликнулся он с готовностью, но без энтузиазма.

– И если бы вы подождали, пока я вернусь…

– Вы многого требуете, майор.

– Знаю. Но это займет всего несколько минут.

Так и вышло. Я приказал шоферу остановиться у первого же попавшегося нам кафе, вошел туда и позвонил по городскому автомату. Услышал сигнал и, когда после соединения через коммутатор отеля почти тут же сняли трубку, почувствовал, что плечи мои расправляются от облегчения.

– Мэгги?

– Добрый день, господин майор! – Мэгги всегда вежлива, почти всегда чуть подчеркнуто деловита, пожалуй, никогда еще это не доставляло мне такого удовольствия.

– Рад, что тебя застал. Боялся, что, может, вы уже вышли с Белиндой, она тоже еще дома, а? – Значительно больше я боялся некоторых других вещей, но не время было ей об этом говорить.

– Она здесь, – голос Мэгги оставался спокойным.

– Вы обе должны немедленно покинуть отель. Когда говорю «немедленно», имею в виду десять минут. Если возможно – пять.

– Покинуть? Это значит…

– Это значит упаковаться, расплатиться и больше вблизи него не показываться. Перебирайтесь в другой отель. В какой угодно… Нет, ты совсем с ума сошла, не в мой! В соответствующий вам отель. Берите столько такси, сколько понадобится, пока не убедитесь, что никто за вами не едет. Сообщите свой номер телефона в бюро полковника де Графа на Марниксстраат. Продиктуешь номер задом наперед.

– Задом наперед? – Мэгги была ошарашена. – Значит, вы не доверяете даже и полиции?

– Не знаю, что ты понимаешь под «даже», но я не доверяю – никому, крошка. Когда зарегистрируетесь в отеле, отправляйтесь разыскивать Астрид Лимэй. Она у себя – адрес знаете – или в «Новом Бали». Скажите ей, что она должна поселиться в вашем отеле, пока не дам ей знать, что она может вернуться.

– Но ее брат…

– Георг может остаться на месте. Ему ничто не грозит, – позже я не мог вспомнить, было это заявление шестой или седьмой грубой ошибкой, которую я допустил в Амстердаме. – А она в опасности. Если начнет упираться, скажите, что по моему поручению немедленно идете в полицию по делу Георга.

– Но с какой стати нам идти в полицию?

– Ни с какой. Но ей незачем об этом знать. Она так напугана, что само слово «полиция»…

– Это попросту жестоко, – прервала меня Мэгги сурово.

– Вздор! – крикнул я и с треском швырнул трубку. Минутой позже я снова был в магазине и теперь у меня было время приглядеться к его хозяевам и поближе, и подольше. Оба они выглядели карикатурами на типичного амстердамца в представлении иностранца. Очень массивные, очень толстые, румяные, с обвислыми щеками, но если во время нашей первой короткой встречи их лица со складками и выражали доброжелательность и добродушие, то их сейчас им решительно недоставало. Видимо, нетерпеливый де Граф во время моего столь краткого отсутствия начал действовать. Я не упрекнул его по этому поводу, а у него хватило такта не спросить у меня, как все прошло. Муггенталер и Моргенштерн стояли почти в тех же позах, в каких я их оставил, переглядываясь с растерянностью, испугом, а также с совершенным отсутствием понимания происходящего. Муггенталер держал в руке какую-то бумагу, потом опустил ее жестом человека, не верящего собственным глазам.

– Ордер на обыск!.. – Его пафос, отчаяние и трагизм исторгли бы слезы даже у статуи, если бы этот человек был вполовину тоньше и больше походил на Гамлета. – Ордер на обыск в фирме Моргенштерна и Муггенталера! Сто пятьдесят лет обе наши семьи были в числе самых уважаемых, да что там, в числе самых почтенных купцов Амстердама. А теперь – такой позор! – Он провел рукой за собой и откинулся на кресло, словно потеряв силы держаться на ногах, бумага выпала из его руки. – Ордер на обыск!

– Ордер на обыск! – подхватил и Моргенштерн; ему тоже пришлось присесть в кресло. – Ордер на обыск, Эрнст. Черный день нашей фирмы! Боже мой! Что за стыд! Что за позор! Ордер на обыск!

Мугтенталер сделал отчаянный и в то же время безразличный жест:

– Пожалуйста, обыскивайте, господа, все, что хотите.

– И вы не хотите знать, что мы ищем? – любезно спросил де Граф.

– С чего бы я вдруг захотел это знать? – Муггенталер попробовал на миг возбудить в себе негодование, по был слишком для этого сокрушен. – Вот уже сто пятьдесят лет…

– Но, господа, – успокоительным тоном заговорил де Граф, – не принимайте этого так трагически. Я понимаю потрясение, которое вы должны испытывать, и лично я допускаю, что мы ищем что-то, чего не существует. Но к нам в этом деле обратились официально, и мы обязаны выполнить формальности. У нас есть информация, что вы владеете бриллиантами, полученными незаконным образом…

– Бриллианты! – Муггенталер с недоверием взглянул на компаньона. – Слышишь, Ян?! Бриллианты! – Он потряс головой и сказал, обращаясь к де Графу: – Если вы их найдете, дайте мне несколько штук, хорошо?

Де Граф не принял этого угрюмого сарказма:

–…и, что много важнее, станком для шлифовки алмазов.

– Да, у нас все от пола до потолка заставлено станками для шлифовки алмазов, – тяжело вздохнул Моргенштерн. – Можете сами убедиться.

– А где книги поступлений товара?

– Что хотите, все, что хотите, тоскливо откликнулся Муггенталер.

– Благодарю вас за готовность к содействию, – де Граф кивнул ван Гельдеру, который тут же встал и вышел из комнаты; полковник же доверительно продолжал: – Заранее извиняюсь за вторжение, которое почти наверняка окажется пустой тратой времени. Откровенно говоря, меня больше занимает этот кошмар, болтающийся на цепи у вашего подъемника. Кукла.

– Что? – Муггенталер, казалось, проверял, не ослышался ли.

– Кукла. Большая кукла.

– Кукла на цепи? – Выражение лица Муггенталера было одновременно туповатым и ошеломленным, чего, по себе знаю, добиться нелегко. – На нашем магазине? Ян!

Было бы не совсем точно сказать, что мы помчались по лестнице наверх, потому что этому не соответствовало сложение Моргенштерна и Муггенталера. Этажом выше мы застали ван Гельдера и его людей за работой. По предложению де Графа ван Гельдер к нам присоединился. Меня утешало, что его люди не надорвутся от поисков, потому что найти они все равно ничего не могли. Ведь я не уловил даже запаха гашиша, который был таким густым на этом этаже прошлой ночью. Впрочем, на мой взгляд, тошнотворно-сладкий аромат какого-то цветочного препарата, пришедший ему на смену, нельзя признать более приятным. Однако было не время упоминать об этом кому бы то ни было.

Кукла по-прежнему неровно колыхалась на ветру, спиной к нам, с головой, свисающей на правое плечо. Муггенталер, поддерживаемый Моргенштерном и, видимо, не в восторге от своей опасной позиции, осторожно протянул руку, перехватил цепь тут же над крюком и притянул ее настолько, чтобы не без значительных трудностей отцепить куклу. Добрую минуту он держал ее в руках, всматриваясь, потом тряхнул головой и взглянул на Моргенштерна.

– Ян, тот, кто сделал эту паскудную вещь, кто сыграл эту отвратительную шутку… будет выкинут из нашей фирмы еще сегодня!

– В течение часа, – поправил его Моргештерн. Лицо его скривилось, не от вида куклы, а от того, что с ней сделали. – И такая прекрасная кукла!..

Моргенштерн не преувеличивал. Кукла и впрямь была прекрасна – и не только, и даже не столько из-за отлично сшитых и замечательно гармонирующих лифа и юбки. Хотя шея была сломана я ужасно разодрана крюком, лицо осталось нетронутым – удивительное лицо, истинное художественное произведение, в котором тонко сочетались цвета темных волос, глаз и кожи, а при взгляде на тонкие черты, трудно было поверить, что это лицо куклы, а не человека с собственной жизнью и выразительной индивидуальностью. И не я один так считал.

Де Граф взял куклу из рук Муггенталера и присмотрелся к ней.

– Прекрасна, – шепнул он. – Как она прекрасна! Как живая! Ведь она живет, – он повернулся к Муггенталеру. – Вы не догадываетесь, кто сделал эту куклу?

– Никогда такой не видел. Наверно, она не из наших, но надо бы спросить мастера… Да нет, наверняка не из наших…

– И этот точный колорит, – продолжал де Граф задумчиво. – Так хорошо, так безошибочно подобранные цвета. Никто не мог бы сделать такого по памяти. Он должен был иметь живую модель, кого-то, кого видел и знал. Как вы думаете, инспектор?

– Иначе это сделать невозможно, – коротко ответил ван Гельдер.

– Мне кажется, что я уже где-то видел это лицо, – добавил де Граф. – Кто-нибудь из вас видел подобную девушку?

Все медленно покачали головами, и никто не сделал этого медленнее, чем я. Свинцовое чувство в желудке снова вернулось, но на этот раз свинец был покрыт толстым слоем льда.

Кукла, впрочем, не просто отличалась поразительным сходством с Астрид Лимэй: она давала такой верный портрет, что, в сущности, это была Астрид Лимэй.

Через четверть часа, когда основательный обыск дал, как и можно было предвидеть, нулевой результат, де Граф попрощался с Моргенштерном и Муггенталером на крыльце магазина в присутствии нас с ван Гельдером. Муггенталер снова сиял, а Моргенштерн стоял рядом с ним, улыбаясь со снисходительным удовлетворением. Полковник по очереди сердечно пожал им руки.

– Тысячу раз извиняюсь, – де Граф говорил почти искренне. – Наша информация оказалась примерно столь же точна, как всегда. Все записи, карающиеся этого визита, будут изъяты из дела, – он широко улыбнулся. – Списки мы вам вернем, как только некоторые заинтересованные лица убедятся, что, вопреки ожиданиям, не сумели там найти никаких нелегальных поставщиков алмазов. До свиданья, господа.

Вслед за ван Гельдером попрощался и я, особенно сердечно сжав ладонь Моргенштерну и подумав про себя: как хорошо, что ему очевидно недостает умения читать мысли и что несомненно он явился на белый свет без моей врожденной способности чувствовать, когда смерть или опасность вблизи, – ведь это именно Моргенштерн был прошлой ночью в «Новом Бали» и первым покинул ресторан, когда Мэгги и Белинда вышли на улицу. Обратную дорогу до Марниксстраат мы провели в частичном молчании, это значит, де Граф и ван Гельдер вели непринужденную беседу, в которой я не участвовал. Казалось, их куда более заинтересовал инцидент с покалеченной куклой, чем предположительная причина нашего визита в магазин, что, вероятно, и выражало их мнение об этой причине, а у меня не было охоты подтверждать их правоту.

По возвращении в бюро де Граф снова стал любезным хозяином:

– Может, кофе? Тут есть девушка, которая готовит лучший кофе в Амстердаме.

– Это удовольствие мне придется отложить до другого раза.

– У вас возникли какие-то планы? Или наметилась линия действий?

– Примерно. Хочу лечь в постель и подумать.

– В таком случае, зачем…

– Зачем я сюда приехал? Две маленькие просьбы. Узнайте, пожалуйста, не звонили ли мне?

– Звонили?

– Человек, с которым я должен был увидеться, когда мы были в магазине… – я уже начинал путаться, когда говорю правду, я когда лгу.

Де Граф кивнул, снял трубку, коротко поговорил, выписал длинный список букв и цифр и вручил листок мне. Буквы не имели значения, цифры же – в условленной с Мэгги очередности – были новым номером телефона обеих девушек. Я сунул листок в карман.

– Спасибо. Должен это расшифровать.

– А другая маленькая, – он чуть растянул это слово, – просьба?

– Не могли бы вы одолжить мне бинокль?

– Бинокль?

– Хочу поразвлечься наблюдением птиц, – пояснил я.

– Конечно, – со вздохом согласился ван Гельдер. – Вы, верно, помните, что мы должны тесно сотрудничать?

– Ну и что?

– Вы не слишком, если можно так сказать, коммуникабельны.

– Я свяжусь с вами, когда буду иметь что-нибудь стоящее. Не забывайте, что вы работаете над этим с прошлого года, я же здесь неполных два дня. А теперь я должен идти – лечь и подумать.

Но ни лечь, ни подумать не пришлось. Доехав до телефонной будки, находящейся, на мой взгляд, на разумном расстоянии от комиссариата, я набрал номер, данный мне де Графом.

– Отель «Тауринг», – отозвался голос в трубке. Я знал этот отель, но никогда не бывал в нем. Не такого класса, чтобы соответствовать моим командировочным, однако я сам выбрал бы для обеих девушек что-нибудь именно в этом роде.

– Моя фамилия Шерман. Поль Шерман. Кажется, сегодня утром у вас остановились две молодые девушки. Не мог бы я с ними переговорить?

– Очень сожалею, но их сейчас нет.

Это меня не встревожило: если они не заняты поисками Астрид Лимэй, то, вероятно, выполняют мои утренние поручения. Голос в трубке предупредил мой следующий вопрос:

– Они просили вам передать, что отыскать вашу общую знакомую не удалось и что теперь они ищут других знакомых. Боюсь, что это звучит немного неясно, но повторяю почти слово в слово.

Мне ничего не оставалось, только поблагодарить и положить трубку. «Помоги мне, – сказал я Астрид, – а я помогу тебе». Похоже, я действительно ей помог – помог добраться до ближайшего канала или могилы. Наверно, за время недолгой езды до скромного квартала по соседству с Рембрандтплейн мне удалось нажить кучу врагов.

Дверь квартиры Астрид была заперта, но снова выручил мой пояс с незаконными скобяными изделиями. Жилище выглядело так же, как тогда, когда я увидел его впервые: опрятно, чисто и убого. Никаких признаков насилия или внезапного спешного ухода. Правда, в шкафу было маловато одежды. Но вряд ли это имело значение: ведь Астрид упоминала, что оба они не больно-то богаты. Перетряхивание всей квартирки в поисках места, где могла быть оставлена весточка для меня, тоже ничего не дало, да и занимался я этим скорее из добросовестности, чем в надежде что-либо найти. Наконец, заперев дверь, я отправился в «Новый Бали». Для ночного ресторана это был, разумеется, слишком ранний час, так что, как и следовало ожидать, двери оказались запертыми. Двери эти были достаточно массивны, но, к счастью, мне все же удалось достучаться; в замке повернулся ключ и одна створка чуть приотворилась. Я всунул ногу в эту щелку и слегка расширил ее – настолько, чтобы заметить голову и плечи выцветшей блондинки, целомудренно придерживающей халат высоко под шеей. Учитывая, что в последний раз я видел ее одетой единственно в тоненький слой прозрачных мыльных пузырей, это можно было признать немного неестественным.

– Я хотел бы повидаться с управляющим.

– Мы открываем только в шесть.

– Не собираюсь заказывать столик. И не ищу работы. Мне надо увидеться с управляющим. И сейчас же.

– Его нет.

– Ах так… Надеюсь, следующее место вашей службы будет таким же прибыльным, как это.

– Не понимаю… – Ничего удивительного, что вчерашней ночью освещение в ресторане было таким приглушенным – при ярком свете это покрасневшее лицо выгнало бы людей из заведения так же успешно, как известие, что у одного из клиентов чума. – Что вы хотите этим сказать?

Я понизил голос, что полагается делать, когда говоришь с доверительной весомостью:

– Попросту то, что вы потеряете место, если управляющий узнает, что я приходил по крайне срочному делу, а вы меня к нему не допустили.

Она посмотрела на меня неуверенно, потом решилась:

– Подождите, – и попыталась закрыть дверь, но я оказался значительно сильнее, так что она вскоре сдалась и ушла, чтобы через полминуты вернуться в сопровождении мужчины, еще не успевшего сменить вечерний костюм на что-нибудь более подходящее для бела дня.

Не могу сказать, что он пришелся мне по вкусу. Подобно большинству людей, я недолюбливаю ужей, а именно ужа он мне навязчиво напоминал. Очень высокий и очень худой, он двигался со змеиной грацией. Изнеженно элегантный и мускулистый, он отличался нездоровой бледностью, свойственной любителям ночной жизни. Алебастровое лицо, гладкие черты, почти неразличимые губы, расчесанные на пробор и плоско приклеенные к голове волосы. Смокинг его был скроен недурно, однако с портным ему повезло меньше, чем мне: выпуклость слева под мышкой была явственно заметна. В худой, белой холеной руке – нефритовый мундштук. На лице застыло пренебрежительное и немного брезгливое выражение, вероятно, постоянное. Одно это было, на мой взгляд, достаточным поводом, чтобы дать ему в зубы. Он выпустил тонкую струю сигаретного дыма.

– В чем дело, мой дорогой? – Выглядел он французом или итальянцем, но, судя по произношению, был англичанином. – Наш ресторан еще закрыт.

– Сейчас уже открыт, – возразил я. – Вы управляющий?

– Я его представитель. Если вы сочтете возможным прийти попозже, – и он выпустил еще немного этого отвратительного дыма, – значительно позже, то…

– Я адвокат из Англии, и у меня срочное дело, – моя визитная карточка подтвердила, что я адвокат из Англии. – Есть вещи не терпящие промедления. Дело идет о больших деньгах.

Если такое выражение лица, как у него, может смягчиться, то именно это и произошло, хотя надо было иметь наметанный глаз, чтобы это заметить.

– Ничего не обещаю, мистер Харрисон, – эта фамилия значилась на визитной карточке. – Возможно, мистер Даррел даст себя склонить ко встрече с вами.

Он ушел походкой балетного танцора и через минуту вернулся, кивнул мне и чуть отодвинулся, пропуская меня впереди себя в широкий, слабо освещенный коридор; этот профессиональный жест мне не понравился, но пришлось примириться. Коридор кончался дверью, ведущей в ярко освещенную комнату. Поскольку очевидно, предполагалось, что я войду без стука, я так и поступил. И при этом успел заметить, что подобную дверь директор сокровищницы Английского Банка – если такой существует – отверг бы, как превосходящую его требования. Внутри комната тоже сильно напоминала сокровищницу. В одной из стен – два шкафа, достаточно большие, чтобы вместить человека. Вторая стена была предназначена для ряда металлических шкафчиков – вроде автоматической камеры хранения на вокзале. Остальные две стены, видимо, тоже не имели окон, но поручиться за это было трудно – их целиком закрывали ярко-красные и фиолетовые драпировки.

Впрочем, сидящий за столом мужчина вовсе не выглядел директором банка, во всяком случае, английским банкиром, который обыкновенно имеет здоровый вид человека, много времени проводящего на свежем воздухе, – благодаря любви к гольфу и коротким часам, отсиживаемым за рабочим столом. Передо мною же был бледный обладатель восьмидесяти фунтов лишнего веса, жирных черных волос и прищуренных желтоватых глаз. Темно-синий костюм едва сходился на нем, руки, казалось, придавлены к столу тяжестью многочисленных перстней, а лицо кривилось в явно для него непривычной приветливой улыбке.

– Мистер Харрисон? – он даже не попытался подняться, рассудив, что мое посещение не стоит таких усилий. – Приятно познакомиться. Я – Даррел.

Возможно, теперь он так и именовался, но родился наверняка под другой фамилией. Несмотря на это, я поздоровался с ним так любезно, как если бы он и вправду был Даррелом.

– Вы хотите обсудить со мной какое-то дело? – Он не был лишен сообразительности и знал, что адвокаты не приезжают из самой Англии без солидного повода, причем как правило – финансового свойства.

– Собственно, не с вами. С одной из ваших служащих.

Приветливая улыбка отправилась в холодильник – до следующего раза:

– Служащих?

– Да.

– Почему же вы обращаетесь ко мне?

– Потому что не застал ее по домашнему адресу. А работает она как будто здесь.

– Кто же это?

– Ее зовут Астрид Лимэй.

– Сейчас, сейчас, – он внезапно расплылся в готовности помочь мне. – Астрид Лимэй? Вы уверены, что она работает именно здесь? – Он наморщил лоб. – Разумеется, у нас служит много девушек. Но это имя я слышу впервые.

– Мне говорили об этом ее знакомые, – возразил я.

– Это какая-то ошибка. Марсель?

Человек-уж снисходительно усмехнулся:

– У нас нет никого с такой фамилией.

– И никогда не было?

Марсель пожал плечами, подошел к одному из шкафов, вынул папку, положил ее на стол и кивнул мне:

– Тут все девушки, которые у нас работают либо работали в прошлом году. Проверьте сами.

Я не дал себе такого труда.

– Значит, меня плохо проинформировали. Извините, что напрасно вас побеспокоил.

– Может, вы поискали бы ее в каком-нибудь другом ночном ресторане, – Даррел, по обыкновению деловых людей, уже писал что-то на листке, давая понять, что разговор окончен. – До свиданья.

Марсель уже подошел к двери. Я двинулся за ним, но на пороге обернулся и смущенно улыбнулся:

– Мне очень жаль…

– До свиданья.

Он даже не потрудился поднять головы. Я снова неуверенно улыбнулся и аккуратно прикрыл за собой дверь. Она выглядела звуконепроницаемой. Марсель, стоя в коридоре, одарил меня своей теплой улыбкой и даже не пытаясь заговорить, дал небрежный знак – идти перед ним по коридору. Я кивнул и, проходя, сильно и с удовлетворением ударил его в живот и, хотя этого было вполне достаточно, добавил – рубанул ребром ладони по шее. Потом достал пистолет, привертел глушитель, схватил лежащего Марселя за ворот пиджака, подтащил к двери кабинета и открыл ее рукой, в которой держал пистолет.