— Она знает, где похоронен Александре.

— Ну и что? Александре? А кто такой этот Александре?

— Ну конечно. Так ты ее и отпустишь?..

— Даю слово. А ты не будешь особенно сопротивляться.

Боуман согласно кивнул.

Трое бандитов тотчас схватили, а точнее, попытались схватить Боумана, и вся четверка шла не спеша по зоне безопасности. Пестрая толпа зрителей находилась в радостно-возбужденном состоянии. Все предчувствовали, что сейчас увидят нечто великолепное, и смешная возня, происходившая там, являлась прелюдией очередного веселого, комичного номера, потому что человек, который старался вырваться, был одет в смешной костюм Пьеро. Наконец под взрывы смеха, свиста и криков Боуман вырвался, немного пробежал вдоль барьера и перемахнул на арену. Кзерда последовал за ним и даже сымитировал попытку перелезть через барьер, но его схватили Серл и Эль Брокадор, который возбужденно показывал в сторону северной части арены. Кзерда посмотрел туда.

Посмотрели туда и все зрители. Вдруг неожиданно воцарилась полная тишина, смех прекратился, улыбки исчезли с лиц, на них появилось выражение замешательства, которое мгновенно сменилось страхом. Боуман проследил за взглядом толпы, но не мог сначала понять причины страха. Однако почти тотчас же понял, в чем дело.

Северные ворота были подняты, и на выходе стоял бык: не маленький черный камаргский бык, которых обычно использовали для бескровных боев. Это был огромный испанский боевой бык, андалузский монстр, каких используют для смертельных боев на великих корридах Испании. С широкой грудью, огромной головой и ужасающих размеров рогами. Голова животно-гГО была опущена к земле, он уже рыл землю копытом, оставляя глубокие борозды на темном песке арены.

Зрители в смятении переглядывались. Многие хорошо разбирались в корриде и, очевидно, понимали, что происходящее сейчас не имело отношения к честному бою человека с животным. Безоружный человек на арене, каким бы искусным он ни был, был обречен на верную смерть.

Боуман замер. Его губы сжались, зрачки сузились, сосредоточенным взглядом он впился в быка.

Когда двенадцать часов назад он карабкался по отвесной стене старого форта, его охватил страх. И теперь он снова оказался в его власти, прекрасно сознавая это. Это не плохо, подумал Боуман. Страх явится причиной того, что в кровь начнет поступать адреналин — катализатор молниеносной реакции на насильственные действия. Судя по тому, как складываются обстоятельства, ему понадобится весь адреналин, который его организм сможет выработать. Боуман отлично понимал, что, если сейчас он и не погибнет, — это все равно будет лишь отсрочкой. И даже весь адреналин, который выработает его организм, не спасет его.

Кзерда в волнении облизывал губы, стоя в зоне безопасности в предвкушении того, что должно произойти, но он сочувствовал человеку на арене, не сознавая этого. Неожиданно он замер, и одновременно с ним замолкли зрители. Гробовая тишина — предвестник смерти — повисла над ареной. Бык начал свою атаку.

С невероятной для такого крупного животного скоростью он надвигался на Боумана. Словно экспресс. Боуман не мигая следил за быком, его мозг, как электронно-вычислительная машина, высчитывал соотношение между скоростью быка и быстро сокращающимся расстоянием. Он стоял, парализованный беспредельным ужасом. Объятые страхом, зрители в панике смотрели на арену, уверенные, что от смерти этого сумасшедшего Пьеро отделяют лишь несколько секунд.

Боуман выждал, когда бык приблизился на расстояние в двадцать футов, — теперь только одна секунда отделяла его от смерти, — и резко бросил свое тело вправо. Но бык прекрасно понял тактику человека: с удивительным для такого огромного зверя проворством он повернул налево для перехвата. Но Боуман сделал всего лишь обманный финт. Он резко остановился и кинулся влево. Бык пронесся мимо. Его правый рог проскользнул мимо Боумана на расстоянии одного фута. Не веря своим глазам, зрители издали вздох облегчения. Но напряжение не ослабевало и висело в воздухе густым облаком пыли.

Андалузский бык мгновенно остановился, окутанный ею, развернулся и снова пошел в атаку на Боумана, не дав ему ни секунды передышки. И опять Боуман рассчитал все до доли секунды, повторил маневр, только в обратном порядке.

Бык опять промахнулся, но теперь уже всего на несколько дюймов. С трибун донесся вздох облегчения, который сопровождался робкими аплодисментами: напряжение начало медленно, но заметно спадать.

Бык опять развернулся, но на этот раз остановился и замер на месте в тридцати футах от человека; он следил за Боуманом так же, как и Боуман, стоя неподвижно, следил за быком. Боуман разглядывал его рога: сомнений быть не могло — их концы были заточены. Боуман отрешенно подумал, что никогда прежде еще не сталкивался с таким изощренным способом убийства. Не имело значения, были рога заточены или, наоборот, обрублены до диаметра центовой монеты. Удар с разбега такими рогами со всей силой громадного мускулистого тела пронзит насквозь. Удар же заостренным рогом — просто молниеносный способ убийства. Но это не важно, ведь конечный результат будет таким же.

Бык тупо уставился на Боумана. «Что у него на уме? — подумал Боуман. — Понимает ли он, что для человека это всего лишь игра в русскую рулетку, до данного момента пока удачная? Ожидает ли животное новой попытки повторить маневр, когда сможет достать меня, если я не успею бросить свое тело в другую сторону? Или надеется, что следующий маневр будет очень прост? Маневр и еще один маневр... В конце концов, — заключил Боуман, — бесполезно размышлять, здесь вступает в силу закон слепого везения, и рано или поздно, а скорее рано, чем поздно, один из этих рогов вырвет жизнь из моего тела».

Мысль о везении заставила Боумана взглянуть на барьер. Он был не менее чем в десяти футах. Боуман повернулся и побежал к нему, спиной почувствовав, что бык начал новую атаку.

...А в зоне безопасности Боумана ждал Кзерда с пистолетом под красным платком, перекинутым через руку. Кзерда знал, что Боуман не покинет арену...

Боуман развернулся спиной к барьеру, лицом — к быку. Когда животное было настолько близко, что попыталось ударить его рогами, Боуман отскочил в сторону, в результате чего бык не достиг цели, а только скользнул заостренным рогом по рукаву Боумана, не повредив ткани. Со страшной силой бык врезался в барьер, вдребезги разнеся две верхние планки. Еще какое-то время он пытался прорваться дальше, вперед, не понимая от ярости, что противник находится уже далеко позади.

Зрители зааплодировали. Улыбки вновь заиграли на лицах, и некоторые уже наслаждались зрелищем, которое поначалу, как им показалось, предвещало убийство.

С минуту бык стоял, оглушенный ударом о барьер, и мотал головой. На этот раз он решил изменить тактику: не стал атаковать с разбега, а начал медленно подбираться к Боуману. Бык продвигался вперед по мере того, как Боуман отступал назад, медленно настигая человека. А когда внезапно наклонил голову и начал атаку, то у Боумана на маневр уже не оставалось ни пространства, ни времени. И он сделал единственно возможное: когда бык попытался ударить его, он высоко подпрыгнул, упал на спину быка, а потом отлетел, кувыркаясь, в сторону, однако каким-то чудом устоял на ногах, не был ранен и лишь тяжело дышал, с трудом сохраняя равновесие.

Зрители в восхищении кричали и свистели. Они хлопали друг друга по спине. Под одеждой Пьеро скрывался великий тореадор сегодняшнего представления. Некоторым даже стало стыдно из-за того, что они поначалу усомнились в способностях такого мастера-профессионала.

Трое прикованных мужчин на нарах, две девушки и Мазэн с трепетом следили, как ле Гран Дюк нервно мерил шагами кибитку, раздраженно поглядывая на часы.

— Почему, черт возьми, Кзерда так задерживается? — Он повернулся к Мазэну: — Послушай, куда они повели Боумана?

— Я думал, ты знаешь. За ключами. И деньгами. Ты же слышал. А потом на арену.

— На арену? Зачем?

— Зачем? — Мазэн явно был сбит с толку этим вопросом. — Ты же хотел, чтобы мы... это сделали, не так ли?

— Чтобы вы сделали — что? — Ле Гран Дюк в этот момент едва сдерживал себя.

— Ну, Боумана... убрать ли...

Ле Гран Дюк схватил Мазэна за плечи и начал трясти его, что было сил, так как ярость его достигла предела.

— Почему на арену?!

— Чтобы биться с быком, конечно... С огромным испанским быком и... с пустыми руками. — Мазэн кивнул в сторону Сессиль. — А если бы он не согласился, мы бы убили ее. Как говорит Кзерда, и тени подозрения не упадет на нас. Сейчас Боуман, должно быть, уже мертв. — Мазэн в восхищении покачал головой. — Кзерда умен и хитер!

— Кзерда — чокнутый маньяк! — заорал, рассвирепев, ле Гран Дюк. — Убить Боумана? Сейчас? Пока мы не заставили его говорить? Пока я не узнал, как он вышел на нас! Не говоря уже о моих восьмидесяти тысячах франков, которые я еще не получил! Ты сейчас же пойдешь и остановишь Кзерду! Вытащи Боумана с арены, пока не поздно!

Мазэн упрямо покачал головой:

— У меня приказ Кзерды оставаться здесь и сторожить этих девушек.

— Ладно, с тобой я разберусь позже! — холодно пообещал ле Гран Дюк и повернулся к Сессиль: — Понимаете, я не могу себе позволить, чтобы меня еще раз видели вместе с Кзердой. Мисс Дюбуа, сейчас же бегите туда!

Сессиль вскочила. Ее платье арлезианки теперь уже не было так красиво, как еще недавно, но Лила сделала все возможное, чтобы оно выглядело хотя бы прилично. Сессиль пошла к выходу, но Мазэн преградил ей дорогу.

— Она никуда не пойдет, — объявил он. — Приказ, данный мне...

— Господи Боже! — прогремел ле Гран Дюк. — Ты что, не доверяешь мне?

Он грозно надвинулся на Мазэна. Цыган не успел даже сообразить, что сейчас произойдет, как ле Гран Дюк со всего размаха нанес ему удар пяткой по щиколотке, вложив в этот удар всю тяжесть своего тела. Мазэн взвыл от боли, хромая, отпрянул в сторону, хватаясь за ушибленную ногу. И в следующий момент ле Гран Дюк ударил его сцепленными руками по шее. Мазэн потерял сознание еще до того, как рухнул на пол.

— Ну, быстрее же, мисс Дюбуа, быстрее! — нетерпеливо торопил ле Гран Дюк. — Если ваш друг еще не погиб, то силы его могут быть уже на исходе.

Действительно, Боуман был на пределе. Он еще держался на ногах только благодаря огромной силе воли и необыкновенной жажде жизни. Его лицо, перепачканное песком и залитое кровью, было искажено от боли и изнеможения. Время от времени он подносил руку к левому боку, к которому страшно было притронуться. Его недавно еще броский наряд стал теперь грязным и рваным. Два длинных лоскута, болтающиеся в левой части балахона, свидетельствовали о двух удачных атаках быка, когда Боуман как никогда был близок к гибели. Он уже сбился со счета, сколько раз оказывался на песке арены, но отдавал себе отчет, что не всегда это случалось по его вине. Дважды его сбивали с ног гигантские плечи быка, а один раз он зацепил рогом его левую руку, когда Бо-уман совершал прыжок в сторону. Сейчас бык снова шел в атаку...

Боуман отскочил, но его реакция была уже не та. К счастью, бык всего лишь задел свою жертву левым плечом. Удар получился скользящим, если можно так сказать об ударе быка весом около тонны, несущегося со скоростью тридцать миль в час. Но и от этого скользящего прикосновения Боуман кубарем полетел на песок. Бык преследовал его, стараясь ударить рогами, но у Боумана еще хватало сил, катаясь по арене, избегать смертельных ударов.

Неожиданно зрители притихли: тореадор что надо, великолепный актер... но все это было слишком! Ведь никто не станет в демонстрации своего искусства заходить столь далеко, чтобы каждая минута грозила смертью. А Боуман находился в шаге от нее, а иногда и ближе. Дважды рога рвали его одежду на спине.

Оба раза он чувствовал, как они раздирают его тело, и это заставляло находить в себе силы продолжать смертельную схватку. Множество раз Боуман все увертывался и увертывался от ударов, и вот ему представился шанс, даже не шанс, а скорее полшанса, подняться на ноги. Он ничего больше не мог делать, только стоять, пьяно шатаясь. Опять зловещая тишина повисла над ареной. Приведенный в бешенство разъяренный бык несся прямо на Боумана, и казалось, на этот раз он покончит с упрямым противником. Но опять инстинктивный, неловкий, но, как оказалось, правильно рассчитанный рывок из последних сил спас человеку жизнь. Бык был настолько взбешен, что пробежал еще ярдов двадцать, прежде чем сообразил, что человека уже нет перед ним. И бык остановился.

Толпа взорвалась бурными аплодисментами. Повинуясь охватившему их чувству, люди кричали, хлопали в ладоши, утирали слезы радости, восхищения и безмерного преклонения перед этим тореадором-полубогом. Какой актер! Какой исполнитель! Как великолепен! Подобного представления еще не доводилось никогда и никому из них видеть.

Боуман прислонился к барьеру в полном изнеможении. Недалеко от него стоял Кзерда и улыбался. Боуман исполнил свою лебединую песню, и отчаяние на его лице более чем что-либо другое свидетельствовало об этом. У него иссякли не только физические силы, но и пропала воля к сопротивлению. Он просто не в состоянии был больше двигаться. Бык наклонил голову, готовясь к последней атаке. И опять на арене наступила жуткая тишина. Какое чудо покажет волшебник на этот раз?

Но у волшебника уже никаких чудес в запасе не осталось. Когда воцарилась тишина, Боуман вдруг услышал нечто, что заставило его резко обернуться и посмотреть на зрителей. Он не поверил своим ушам.

В последнем ряду трибун стояла Сессиль и неистово махала руками, не обращая внимания на то, что была центром внимания для сотен глаз.

— Нейл! — пронзительно крикнула она. — Нейл Боуман!

А бык уже начал свой разбег. Но появление Сессиль и мысль о том, что возможное спасение близко, придали Боуману новые силы. Он каким-то чудом оказался в зоне безопасности, и прошли еще две секунды, прежде чем бык врезался в барьер. Боуман сбросил шляпу Пьеро, которая болталась у него за спиной, и надел на один из рогов животного, что были так старательно заточены Кзердой.

Боуман помчался наверх со всей скоростью, на какую только были способны его словно свинцом налитые ноги, на ходу приветствуя зрителей, которые хотя и пребывали в замешательстве от странного поворота событий, но все же расступались перед ним, громко выражая восхищение. Происшедшее было настолько непредвиденным, что все посчитали его частью выступления. Боуман не знал, какие мысли и чувства владели этими людьми, да ему и не было до этого никакого дела, главное, что ряды зрителей расступались, пропуская его, и снова смыкались за его спиной. Это давало ему несколько жизненно важных секунд npeимущества перед его преследователями. Боуман добежал до последнего ряда и схватил Сессиль за руку.

— Ты пришла вовремя! — выдохнул он. Его голос, как и дыхание, был прерывистым и хриплым.

Боуман оглянулся: Кзерда следом пробивался сквозь толпу, за ним Эль Брокадор; Серла нигде не было видно. Выбравшись с арены, они помчались мимо раздевалок, стойл и загонов для быков. Боуман на бегу засунул руку в одну из многочисленных прорех в своем балахоне, нащупал ключи и вытащил их. Добежав до последней раздевалки, он сжал руку Сессиль и выглянул из-за угла. Секундой позже повернулся к ней, и на его лице отразилось горькое разочарование.

— Сегодня не наш день, Сессиль. Помнишь того цыгана, которому крепко досталось от меня? Мака? Он сидит на капоте «ситроена» и чистит ножом ногти.

Боуман открыл дверь раздевалки и втолкнул Сессиль внутрь. Это была та самая раздевалка, где ему пришлось переодеваться перед выступлением. Он протянул ей ключи от машины:

— Жди здесь, пока не начнут расходиться зрители. Смешайся с толпой. Возьми машину. Встретимся около церкви, с южной стороны, обращенной к морю. И ради Бога, не оставляй «ситроен» нигде поблизости! Отгони его в кемпинг, к югу от города, и оставь там.

— Хорошо. — Боуман подумал, что девушка что-то уж слишком спокойна. — А у тебя, конечно, дела?

— Как всегда. — Он выглянул в дверной проем. Снаружи никого не было, и он выскользнул за дверь, закрыв ее за собой.

Трое прикованных мужчин лежали на койках. Они лежали тихо, внешне безразличные ко всему происходящему. Лила беспрестанно шмыгала носом, а ле Гран Дюк сидел с хмурым видом. Вдруг по ступеням лестницы, ведущей в кибитку, взбежал Серл.

— Я надеюсь, — сказал ле Гран Дюк угрожающе, — что ты принес хорошие вести.

— Я видел девушку, — задыхаясь, выговорил Серл. — Как она...

— Боже мой, Серл! Ты и твой лопух Кзерда дорого заплатите мне за все это. Если Боуман мертв... — Ле Гран Дюк остановился на полуслове. Его взгляд был устремлен куда-то за спину Серла. — Черт возьми, кто это?

Серл обернулся и посмотрел туда, куда был направлен взгляд ле Гран Дюка.

Человек в бело-красном костюме Пьеро бежал, шатаясь и спотыкаясь, через импровизированную стоянку автомобилей. И было ясно, что он вот-вот упадет.

— Это он! — завопил Серл. — Это он!

В этот момент из-за кибитки, откуда ни возьмись, появилось трое цыган. Кзерда, а это, несомненно, был он, бежал первым, преследуя Боумана, причем расстояние между ними все сокращалось. Боуман бросил взгляд через плечо, затем резко свернул в сторону, надеясь спрятаться среди кибиток, и увидел, что наперехват выскочили Эль Брокадор и еще двое цыган. Он еще раз резко свернул направо и помчался в сторону лошадей на привязи.

Лошади были белые, с тяжелыми уздечками и высокими седлами, которые очень напоминали рифленые, обитые кожей кресла. Боуман подбежал к ближайшей, отвязал ее, вставил ногу в стремя и с явным усилием забрался в седло.

— Скорее! — приказал ле Гран Дюк Серлу. — Догони Кзерду, скажи ему, если Боуман уйдет, то ты и Боуман умрете! Боуман мне нужен живым. Если он погибнет, вы оба отправитесь следом! Доставите его в отель «Мирамар» в Сен-Мари! Я не могу позволить себе оставаться здесь ни секундой дольше. Да, и не забудьте поймать девчонку. Привезите ее вместе с Боуманом. Живее, парень, живее!

Серл не заставил себя просить дважды. Когда он перебегал дорогу, ему пришлось отскочить в сторону, чтобы не попасть под копыта лошади Боумана. Ле Гран Дюк видел, что Боуман неуверенно сидит на лошади, хотя и держит поводья, но цепляется за луку седла, чтобы не свалиться. Даже сквозь грим было видно, что лицо Боумана бледно, искажено болью и усталостью. Ле Гран Дюк почувствовал, что Лила стоит рядом и тоже не спускает глаз с Боумана.

— Я слышала о том, что они собираются делать, — тихо сказала девушка. Она не плакала больше, однако выглядела печальной и подавленной. — Теперь я и сама вижу это. Вот что значит затравить человека до смерти.

Ле Гран Дюк взял ее за руку:

— Уверяю, дорогая...

Она с силой вырвала руку, но ничего не ответила. Ей и не нужно было говорить. На ее лице отразилось такое презрение и отвращение, что все стало понятно и без слов. Он кивнул и посмотрел на удаляющегося Боумана, который через несколько секунд исчез за поворотом дороги.

Ле Гран Дюк был не единственным человеком, который с таким интересом наблюдал за Боуманом. Прижавшись лицом к маленькому окну раздевалки, Сессиль не отрывала взгляда от лошади и седока, пока они не исчезли за поворотом. Она точно знала, что последует за всем этим. Ей не пришлось долго ждать. Через считанные секунды мимо окна пронеслись пятеро всадников — Кзерда, Эль Брокадор, Ференц и Серл; пятого цыгана она не знала. Во рту у нее пересохло, сердце заныло, и она едва не расплакалась. Затем отвернулась от окна и начала что-то искать среди множества висевших костюмов.

И почти сразу же нашла то, что хотела: обыкновенный клоунский наряд, состоящий из красных, очень широких брюк на желтых подтяжках, футболки в красную и желтую полоску и темного пиджака огромного размера. Она натянула брюки прямо на платье, старательно расправив его (к счастью, брюки были громадными и хорошо скрывали платье), натянула через голову красно-желтую футболку и влезла в пиджак. Сняла свой рыжий парик и напялила на голову плоскую зеленую кепку. Зеркала в раздевалке не оказалось.

«Ну и хорошо, что его нет», — с грустью подумала Сессиль и подошла к окну.

Дневное представление закончилось, и люди по ступеням спускались вниз, переходили дорогу и шли к своим машинам. Сессиль направилась к дверям. Сменив свое платье на другой наряд, совсем не похожий на прежний, она совершенно изменила облик: стала неузнаваемой для преследователей Боумана, которых очень боялась, и, смешавшись с толпой, незаметно добралась до «ситроена».

Насколько можно было судить, никто не узнавал ее, когда она шла к машине, а если кто-то и догадался, то пока это никак не проявлялось. Когда Сессиль оказалась рядом с машиной, то огляделась, чтобы окончательно увериться, что никем не замечена, открыла дверцу и скользнула на сиденье. Вставив ключ в замок зажигания, она тотчас вскрикнула, больше от испуга, чем от боли, когда большая рука, подобно клещам, схватила ее за горло. Хватка ослабла, и Сессиль медленно повернулась назад. Мака стоял на коленях на заднем сиденье. На его губах играла злая усмешка, а в правой руке он держал нож.