— Вас, Кэвел. Полиция, кажется.

Я подошел, поднес трубку не вплотную к уху — Вилли обладал пронзительным голосом, да к тому же я просил его заранее говорить четко и ясно. Он старался:

— Кэвел? Вы сказали, что собираетесь туда, поэтому я звоню. Очень срочно. Еще одна неприятность у Хайлемской узловой станции. Связано с Мортоном, если не ошибаюсь. Большая неприятность. Можете вы приехать туда немедленно?

— Постараюсь. Где эта станция?

— В полумиле от вас. В конце переулка повернете налево и пройдете мимо знака «Зеленые насаждения». Как раз там.

Я положил трубку, встал и, немного поколебавшись, сказал:

— Это был инспектор Вилли. Что-то стряслось на Хайлемской станции.

Скажите, можно Мэри остаться на несколько минут у вас? Инспектор сообщил о какой-то неприятности...

— Конечно, — ответил повеселевший от своего алиби доктор Хартнелл. Мы присмотрим за ней, старина.

Я остановил машину в двухстах ярдах от конца переулка, достал фонарь, отмычки, перчатки и направился назад к дому Хартнеллов. Заглянув мельком в освещенное окно, убедился, что нет никакой опасности быть замеченным.

Хартнелл разливал виски, и все трое оживленно болтали, как люди, избавившиеся от опасности. На Мэри можно было положиться — она заговорит любого до бесконечности. Миссис Хартнелл все еще сидела на стуле. Когда мы вошли, она даже не поднялась нас приветствовать. Наверно, у нее болели ноги — эластичные чулки не так незаметны, как полагают их производители.

Гараж был закрыт на тяжелый висячий замок. Правда, обучавший меня кузнец и его знакомые сейчас бы рассмеялись. Но мне было не до смеха и мастером-кузнецом я не был. Все же я в две минуты открыл замок, почти не оставив на нем царапин. После неудачных занятий биржевой игрой Хартнеллу пришлось продать автомобиль. Теперь его единственным средством передвижения был мотороллер «Весна», хотя, как мне было известно, обычно он пользовался автобусом — в Мортон и обратно. Мотороллер был в хорошем состоянии, выглядел так, будто его недавно вычистили, но чистые части меня не интересовали. Я тщательно осмотрел машину, соскреб засохшую грязь из-под переднего крыла, положил в полиэтиленовый мешочек и заклеил.

Следующие две минуты я тщательно осматривал гараж, потом вышел и закрыл его.

Затем снова взглянул в окно гостиной. Все трое сидели у огня и беседовали. Я направился в мастерскую, тоже закрытую на замок. Здесь было вполне безопасно; никто из дому меня не заметил бы, поэтому я, тщательно осмотрев замок, не спеша открыл его и вошел внутрь.

Сарай, оборудованный под мастерскую, был небольшим. Не прошло и десяти секунд, как я нашел разыскиваемое. Все лежало на видном месте.

Заполнив несколько полиэтиленовых мешочков, замкнул дверь, повесил замок и пошел к машине. А вскоре снова подъехал к дому. На звонок вышел Хартнелл.

— Быстро вы вернулись, Кэвел, — весело сказал он, пропуская меня в прихожую. — Что же случилось?.. — Его улыбка мгновенно испарилась, едва он взглянул на меня. — Что-то произошло?

— Да, — холодно ответил я, — кое-что произошло, а вы в этом замешаны.

Не хотите ли сами признаться в происшедшем?

— Замешан?.. — напряженно повторил он со страхом в глазах. — Черт возьми, Кэвел, что вы несете?

— Выкладывайте, — резко сказал я, — если не цените свое время, то считайтесь хотя бы с моим. Не хочу терять его больше попусту и потому не собираюсь подбирать джентльменский набор слов. Итак, кратко и прямо, Хартнелл, вы просто лжец.

— Ну, это уже слишком, черт вас возьми, Кэвел. — Его лицо побледнело, кулаки сжались, будто он собирался броситься на меня, хотя и понимал, как знающий медицину человек, что сам на сорок фунтов легче, и это может иметь свои последствия. — Я ни от кого не потерплю такого тона в разговоре со мной.

— Придется его вести со следователем в Олд-Бейли, и, кстати, тогда у вас будет возможность привыкнуть к этому тону. Если вы смотрели вечером «Золотую кавалерию», как утверждали, то тогда, должно быть, телевизор был установлен на руле вашего мотороллера. А полицейский, видевший вас проезжавшим через Хайлем, ничего не сказал о телевизоре.

— Уверяю вас, Кэвел, у меня нет ни малейшей мысли...

— Вы меня раздражаете, — презрительно сказал я. — Ложь еще можно стерпеть, но глупость в человеке вашего калибра — нет. — Я взглянул на Мэри. — Что ты скажешь об этой передаче?

Она неприязненно и печально пожала плечами:

— Все телевизионные программы в Южной Англии были отменены по причине аварии электрической сети вчера вечером. В программе было три перерыва по техническим причинам, и она не закончилась раньше одиннадцати тридцати.

— У вас, видать, какой-то особенный телевизор, на самом деле, сказал я Хартнеллу, подошел к журнальному столику, взял радиопрограмму, но прежде чем успел открыть ее, услышал взволнованный голос миссис Хартнелл:

— Не утруждайте себя, мистер Кэвел. Программа вчера вечером была повторением воскресной полуденной программы. Мы смотрели ее в воскресенье.

— Она повернулась к мужу. — Успокойся, Том, ты можешь сделать себе хуже.

Расстроенный Хартнелл огорченно взглянул на нее, повернулся, плюхнулся в кресло и осушил двумя глотками свой стакан. Мне он не предложил, но за это его не стоило упрекать и считать негостеприимным просто ситуация сложилась не совсем удачная.

— Я выходил вчера вечером из дому, — наконец сказал он. — Ушел после десяти тридцати. Мне позвонил человек и просил встретиться с ним в Альфингеме.

— Кто это был?

— Неважно. Я не встретил его. Его не было там, когда я приехал.

— Ставлю десять против одного, что это был наш старый знакомый Тариэл из «Тариэл и Ханберри», юридический консультант.

— Да, Тариэл, — удивленно уставился он на меня. — Вы знаете Тариэла?

— Старая юридическая фирма «Тариэл и Ханберри» известна полиции дюжины графств. Они называют себя юридическими консультантами. В этом нет ничего примечательного, потому что добросовестные служители закона не в состоянии что-либо предпринять против них. Единственный источник знания законов Тариэлом — довольно частые встречи с акцизными судьями по обвинению во взятках и коррупции. Они известны как наиболее крупная фирма в стране, представляющая взаймы деньги, и, судя по всему, под высокий процент.

— Но как... как вы догадались?

— Здесь нет догадки, что это был Тариэл. Уверен в этом. Только человек, имеющий над вами власть, мог вытащить вас из дома в такую ночь. А такая власть над вами есть только у Тариэла. У него не только закладные бумаги на ваш дом, но и ваша расписка на восемьсот фунтов.

— Кто вам сообщил об этом? — прошептал раздраженный Хартнелл.

— Никто. Сам докопался. Не думаете ли вы, работая в самой крупной секретной лаборатории Англии, что мы ничего не должны знать о вас? О вашем прошлом мы знаем больше вас самого. Это сущая правда. Значит, это был Тариэл, так? Хартнелл кивнул.

— Он сказал, что хочет меня видеть ровно в одиннадцать. Я, конечно, заупрямился, но он пригрозил, что если я не буду выполнять его требования, то он обнародует закладные на дом и вызовет меня в суд как банкрота по предъявленной им расписке на пятьсот фунтов.

— Все вы, ученые, похожи друг на друга. Едва вы выходите из лаборатории, сразу все запутываете. Дающий вам взаймы деньги человек делает это на свой риск и не имеет права обращаться к закону. Итак, его там не оказалось?

— Нет, я подождал с четверть часа, затем пошел к нему домой. Знаете, такой большой особняк с теннисными кортами, плавательным бассейном и прочим, — сокрушенно продолжал Хартнелл. — Я подумал, что он обмолвился о месте встречи. Дома его не оказалось. Там никого не было. Я вернулся в Альфингем, еще немного подождал и возвратился домой около полуночи.

— Кто-нибудь видел вас? Вы кого-нибудь встречали? Есть ли кто, могущий поручиться за ваш рассказ?

— Никого. Никто не видел. Ночь, пустая дорога. Было очень холодно. Он замолк, затем оживился. — Полицейский-то видел меня, — сказал он неуверенно.

— Если даже он вас видел в Халеме, то потом вы могли повернуть в Мортон, — вздохнул я. — Кроме того, там не было полицейского. Вы не единственный, кто обманывает. Теперь понимаете, в каком положении вы оказались, Хартнелл? Сообщению о звонке мы должны поверить на слово.

Затем, нет и следа звонившего человека. Прошли шестнадцать миль на мотороллере, ожидали в обычном обжитом маленьком городке — и ни единой души, которая бы вас видела. Наконец, вы безнадежно увязли в долгах, настолько безнадежно, что готовы пойти на любой проступок. Даже проникнуть в Мортон, если это улучшит ваше скверное финансовое положение. С минуту он молчал, затем устало поднялся:

— Я совсем невиновен, Кэвел, но вижу, в какую передрягу попал, не так уж я глуп. Выходит, меня арестуют?

— А вы что скажете об этом, миссис Хартнелл? — спросил я.

Она печально улыбнулась мне и нерешительно ответила:

— Думаю, этого не стоит делать. Я... я не знаю, как разговаривает полицейский офицер с человеком, которого собирается арестовать за убийство, но по вашему тону чувствую, что не хотите этого.

— Наверное, и мне стоило поработать в лаборатории номер один вместо вашего мужа, — сухо сказал я. — Вашей истории трудно поверить, Хартнелл.

Это не алиби. Никто в здравом уме не поверит вам, или вы считаете, что я не в здравом уме?

Хартнелл с облегчением глубоко вздохнул, но его жена, колеблясь, произнесла:

— Может быть, это ловушка? Может, вы подозреваете Тома и хотите приписать ему участие в...

— Миссис Хартнелл, я принимаю во внимание ваше абсолютное незнание жизни и ее нелепостей в ненормальном Уилтшире. Ваш муж может считать, что его никто не видел, но, уверяю вас, на отрезке от вашего дома до Альфингема жизнь бьет ключом между десятью тридцатью и одиннадцатью часами: влюбленные, джентльмены на полпути из кабака домой, осушившие последнюю бутылку и готовящиеся к домашнему скандалу, старые леди, а иные и не такие старые, выглядывающие из-за полузадернутых занавесок. С группой детективов я могу к завтрашнему полудню опросить массу людей, и, клянусь, дюжина жителей Альфингема подтвердит, что вчера вечером видели доктора Хартнелла ожидающим у конторы Тариэла. Впрочем, нет нужды даже и это делать.

— Он и это учитывает, Том, — тихо прошептала миссис Хартнелл.

— Да, именно это я и учитываю: кто-то старается навлечь на вас подозрение, Хартнелл. Дня два посидите дома, я сообщу об этом в Мортон. Ни с кем не разговаривайте, ни с кем. Хотите — лежите в постели, но ни с кем не общайтесь. Ваше отсутствие на работе по болезни в таких обстоятельствах заставит думать преступников, что мы подозреваем вас. Понимаете?

— Да. Прошу прощения, Кэвел, что свалял дурака, но...

— Я тоже был не на высоте. Спокойной ночи. В машине Мэри недоуменно спросила:

— Что произошло с легендарной непримиримостью Кэвела?

— Не знаю. А как ты думаешь?

— Тебе не следовало убеждать его в невиновности. После его признания тебе стоило бы промолчать, пусть он продолжал бы свою деятельность.

Подобный Хартнеллу человек не смог бы скрыть своего смертельного страха, а это как раз и помогло бы тебе: настоящий преступник решил бы, что подозревается Хартнелл. Но ты не мог так поступить, не правда ли?

— До женитьбы я таким не был. Теперь я конченый человек. Кроме того, если его обвинить, то он сойдет с ума.

Она немного помолчала. И хотя я не видел ее отчетливо — она сидела слева, — но чувствовал: она разглядывает меня. Наконец, услышал:

— Не понимаю.

— Со мной три полиэтиленовых мешочка, лежат на заднем сиденье. В одном из них — образец сухой грязи. Хартнелл постоянно ездит на работу автобусом, но я обнаружил эту характерную рыжеватую глину под передним крылом его мотороллера. Такую глину можно отыскать только на окружающих главный въезд в Мортон полях. Во втором мешочке — молоток, который я нашел в его сарае. Готов поклясться, что пара седых волосков, к нему прилипших, принадлежит известной собаке по кличке Ролло, которой вчера ночью крепко досталось. Третий мешочек хранит тяжелые кусачки с изолированными ручками.

Их тщательно вычистили, но электронный анализ установит идентичность зазубрин режущей части с зазубринами на перекушенных обрывках колючей проволоки в Мортоне.

— И все это ты нашел? — прошептала она.

— Все это я нашел. Почти гениально, сказал бы я.

— Ты сильно взволнован, не так ли? — спросила Мэри. — Даже имея такие веские улики, ты все же считаешь его невиновным? Полагаешь, что кто-то пойдет так далеко, что...

— Хартнелл невиновен. В убийстве, во всяком случае. Кто-то вскрыл его сарай ночью, на это определенно указывают зазубрины на замке, если знаешь, где их увидеть.

— Тогда почему ты снял...

— Было две причины. Потому что на нашем острове есть такие полицейские, которые крепко усвоили и уверовали в детское правило дважды два обязательно дает четыре. Такие не станут долго рассуждать и сразу поволокут Хартнелла к ближайшему старому дубу. Глина, молоток, кусачки, скачущий под луной преступник — чертовски занятно, не правда ли?

— Да. А может...

— Ерунда.

— Я назвал доктора Хартнелла лжецом, он недалек и всему верит. Ночью все кошки серы. Человек на мотороллере в пальто, шляпе и очках ночью похож на всякого другого в пальто, шляпе и очках. Но я просто не смекнул, как еще можно продвинуть расследование, а пугать их до смерти мне не хотелось.

Не говорить же ему, в самом деле, о безумце, выкравшем дьявольский микроб из Мортона. Кроме всего прочего, я не желаю, чтобы Хартнелла тревожили.

— Что ты имеешь в виду?

— Точно еще и сам не знаю, — сознался я. — Хартнелл не способен и мухи обидеть, но он все же замешан в чем-то серьезном.

— На чем ты это основываешь? Сначала говорил, что он чист. Почему...

— Повторяю, не знаю, — разозлился я. — Можешь считать это подозрительностью, можешь назвать работой интуиции, но я сам еще не могу в этом разобраться. Во всяком случае, это еще одна из причин, почему я унес улики А, В и С. Ведь кто бы их ни подсунул, чтобы навлечь на Хартнелла подозрение, теперь и сам немного поволнуется. Если полиция оправдает Хартнелла или обвинит, то наш неведомый приятель сразу раскусит что к чему. Но когда Хартнелл неожиданно остается дома, а полиция одновременно не сообщает о находке улик А, В и С, преступник заподозрит неладное, начнет ломать голову в догадках. Неопределенность. Нерешительность. Они тормозят дальнейший ход событий, а это даст нам возможность выиграть время. Нам сейчас необходимо побольше времени.

— У вас примитивное и извращенное мышление, Пьер Кэвел, — произнесла Мэри, — но, полагаю, если я невиновна, а факты неумолимо свидетельствуют против меня, то, пожалуй, я предпочла бы поручить вам расследование моего дела, и никому иному. Но если бы я была виновата, а улики отсутствовали, я, пожалуй, предпочла видеть следователем любого, но только не вас.

Уверена, Пьер, ты найдешь преступника.

Мне тоже хотелось разделить ее уверенность. Но я не мог. Я сомневался во всем, за исключением одного: Хартнелл с женой не так уж и невиновны, как могло показаться. Да еще нога сильно ныла. Сегодня вечером я не надеялся ни на что хорошее.

Мы вернулись в «Вогоннер» до десяти, но Харденджер нас уже поджидал в углу пустого холла вместе с незнакомым человеком в темном костюме, который оказался полицейским-стенографистом. Старший инспектор сидел в кресле и с ворчанием изучал какие-то бумаги, но едва он взглянул на нас, его тяжелое лицо сразу озарилось улыбкой. Скорее, он взглянул на Мэри, а не на меня.

Он нежно любил ее и никак не мог понять, что же заставило ее выйти замуж за меня.

Я дал им минуты две на приветствия, глядя на Мэри и наслаждаясь ее неповторимым голосом — мягким, веселым, журчащим. Старался запомнить смену выражений ее лица на те времена, когда мне больше от нее ничего не останется. Затем кашлянул, напомнив, что я еще здесь, а Харденджер только глянул на меня, и улыбка исчезла с его лица.

— Что-то особенное? — спросил он.

— В некотором роде. Молоток, которым ударили овчарку. Кусачки, которыми перекусили проволоку. И возможное доказательство, что мотороллер доктора Хартнелла был вчера ночью в окрестностях Мортона.

— Давай поднимемся в вашу комнату, — не моргнув глазом сказал он. Мы поднялись, и там уже Харденджер обратился к своему спутнику:

— Джонсон, ваш блокнот. — И потом ко мне:

— С самого начала, Кэвел.

Я рассказал ему обо всех событиях вечера так как есть, опустив только то, что узнала Мэри от матери и сестры Чессингема.

— Уверены, что все подтасовано? — спросил Харденджер после моего рассказа.

— Очень похоже, не правда ли?

— А вам не пришло в голову, что здесь двойная игра? Возможно, в ней участвует и сам Хартнелл.

— Возможно и это, но вряд ли. Я знаю Хартнелла. Вне своей работы он недалек, нервозен, нерешителен и глуп. Он мало годится на роль жестокого и тщательно все продумавшего преступника. И вряд ли он настолько изощрен, что сам вскроет свой замок. Однако не это существенно. Я велел ему пока оставаться дома. Ботулинус и дьявольский микроб выкрадены с определенной целью. У инспектора Вилли просто руки чешутся от желания действовать.

Пусть его люди установят круглосуточное наблюдение за домом Хартнелла.

Если виновником окажется сам Хартнелл, то он не настолько глуп, чтобы держать контейнеры с микробами дома. Если же они где-то вне дома, то ему до них не добраться. И это уже утешительно. Нужно также проверить достоверность его безрезультатного ночного путешествия.

— Это мы сделаем, — уверил Харденджер. — Что-нибудь Чессингем сообщил о Хартнелле?

— Ничего полезного. Имеются только одни мои предположения. Мне было известно, что единственного из всех работающих в лаборатории номер один можно шантажировать или вовлечь — Хартнелла. Важно здесь, что об этом еще кто-то знает. Этот некто знал, что Тариэла нет дома. Вот он-то нам и нужен. Но как он обнаружил?

— А как обнаружили вы? — спросил Харденджер.

— Сам Тариэл мне об этом сказал. Пару месяцев назад я помогал Дерри проверить группу вновь прибывших ученых, тогда и просил Тариэла дать мне имена всех мортоновских служащих, обращавшихся к нему за финансовой помощью. Хартнелл оказался единственным из целой дюжины.

— Вы попросили или потребовали?

— Потребовал.

— А знаете, что поступили незаконно? — проворчал Харденджер. — На каком основании?

— А вот на каком. Если бы он отказался выполнить мои требования, то у меня хватало фактов, чтобы упечь его за решетку на всю жизнь.

— И у вас действительно были такие факты?

— Нет. Но у такого темного субъекта, как Тариэл, всегда рыльце в пушку. Он согласился выполнить мое требование. Возможно, именно Тариэл сказал кому-то о Хартнелле. Или его компаньон Ханберри.

— А как относительно других членов фирмы?

— Их нет. Даже машинистки. В подобных делах не полагаются даже на собственную мать. Кроме этих двух о финансах Хартнелла знали Кливден, Уйбридж, возможно, Кландон и я. И конечно, Истон Дерри. Больше никто не имел доступа к секретным папкам в Мортоне. Дерри и Кландона нет в живых...

А Кливден?

— Это смешно. Он почти всю ночь провел в военном министерстве. В Лондоне.

— А что здесь смешного? Если Кливден, обладая такой информацией, передал ее еще кому-то... — Харденджер промолчал. — Затем Уйбридж. Что он делал вчера в ноль часов?

— Спал.

— Кто вам это сообщил? Он сам? — Харденджер кивнул, а я продолжал развивать мысль:

— А подтверждение? — Харденджеру стало неловко. — Он проживает один в офицерском бараке. Он вдовец. Обслуживает его ординарец.

Ну, это ничего. А как других? Проверили?

— Было еще семеро, — сказал Харденджер. — Первый, как отметили, ночной часовой. Он прослужил только два дня, его перевод был полнейшей неожиданностью для меня: послали из полка заменить заболевшего. Доктор Грегори был дома всю ночь. Он живет в довольно дорогих меблированных комнатах высшего класса за пределами Альфингема. Полдюжины людей могут клятвенно подтвердить, что он находился дома, по крайней мере, до полуночи. Он отпадает. Доктор Макдональд был дома с очень респектабельными друзьями. Играли в карты. Двое из них — техники. Верити и Хит были в прошлый вечер на танцах в Альфингеме. Остальные двое — Робинсон и Марч были на свидании со своими подружками. Ходили в кино, в кафе, затем такси, и — к ним домой.

— Итак, вы ничего не обнаружили?

— Ровно ничего.

— А как те два техника и их девочки? — спросила Мэри. — Робинсон и Марч обеспечивают алиби друг друга. А девушка могла быть и для отвлечения внимания.

— Нет, не то, — сказал я. — Кто бы все это ни подстроил, он ни за что не впал бы в элементарную ошибку, обеспечив себе подобное алиби. Тот хитрее. Если бы эти девочки были незнакомы с парнями и раньше, возможно, здесь что-нибудь и светило бы. Но если Робинсон и Марч не меняли своих подружек с последней нашей проверки их, то они просто невинная пара.

Старший инспектор смог узнать от них всю правду в пять минут. А возможно и за две.

— Именно две минуты и ушло на это, — подтвердил Харденджер. — Ничего не вышло. Мы отправили их обувь в лабораторию на анализ, жирная глинистая почва въедлива, проникает в мельчайшие швы и трещины и служит хорошим индикатором. Чистая формальность. Ничего из этого не выйдет. Хотите копии всех заявлений свидетелей и допросов?

— Да, пожалуйста. Что намерены предпринять дальше?

— А вы что? — спросил в ответ Харденджер.

— Опрошу Тариэла, Ханберри, Кливдена и Уйбриджа, чтобы установить, говорили ли они кому-либо о денежных затруднениях Хартнелла. Затем приступлю к Грегори, Макдональду, Хартнеллу, Чессингему и четырем техникам, естественно, к каждому в отдельности, изучу их знакомства. Были ли они когда друг у друга дома? Последнее можно узнать мимоходом. Затем по их домам пойдет группа специалистов проверять отпечатки пальцев. Вам не понадобится доставать ордера на арест. Если Икс будет утверждать, что он никогда не был дома у Игрека, а вы по отпечаткам знаете, что он лжет, тогда кое-кто даст нам любопытное объяснение.

— Включая дома генерала Кливдена и полковника Уйбриджа? — серьезно спросил Харденджер.

— Наплевать, сейчас не до щепетильности. Не время учитывать чье-то уязвленное самолюбие.

— Это очень и очень дальний прицел, — сказал Харденджер. — Во всяком случае, тщательно прячущие связи между собой преступники никогда не будут открыто встречаться в своих домах.

— А можете ли вы игнорировать этот дальний прицел?

— Вероятно, не можем, — сказал Харденджер и повторил:

— Вероятно, нет.

Ровно двадцать минут спустя после их отъезда я вышел через окно на веранду, прошел через двор, сел в машину и помчался в Лондон.

В половине третьего утра меня провели в библиотеку Шефа в его квартире на Ист-энд. Шеф был в красном стеганом халате. Он поздоровался и указал на стул. Я его не разбудил, а халат ничего не значил: Шеф постоянно ходил так дома.

Шести футов ростом, соответствующей комплекции семидесятилетний старик выглядел бодро — осанка спортивная, да и глаза моложавые. Они-то и скрадывали его возраст. Густые седые волосы и такие же седые, аккуратно подстриженные усы, карие глаза и самая светлая голова, которую я когда-либо встречал.

— Итак, Кэвел, — деловито-резко, но совсем не по-военному сказал он, — хорошенькую кашу вы заварили.

— Да, сэр. — Для меня он был единственным в мире, кто заслуживал обращения «сэр».

— Один из моих лучших сотрудников Нейл Кландон мертв. Другой, тоже из лучших, Истон Дерри, значится без вести пропавшим, но, по всей видимости, тоже мертв. Выдающийся ученый доктор Бакстер тоже мертв. Чья вина, Кэвел?

— Моя. — Я взглянул на графин с виски. — Я мог бы выпить, сэр?

— Не часто ты не можешь этого сделать, — язвительно сказал он и затем, немного смягчившись, спросил:

— Нога-то пока действует?

— Немного шевелится. Прошу прощения за столь поздний час, сэр. Но необходимость заставляет. Хотите, чтобы я рассказал эту историю?

— Точно, кратко и сначала.

— Харденджер появился в девять утра. Послал инспектора Мартина проверять мою лояльность, переодев его бог знает в кого. Полагаю, вы об этом знали. Могли бы предупредить меня.

— Пытался, но опоздал, — нетерпеливо сказал он. — Сообщение о смерти Кландона пришло к генералу Кливдену и Харденджеру раньше, чем ко мне. Я звонил вам, но ни домашний, ни в конторе телефоны не отвечали.

— Харденджер отключил телефоны, — пояснил я. — По крайней мере, я прошел испытание. Харденджер удовлетворен. Просил меня приехать в Мортон.

Сказал, что вы неохотно согласились. Выходит, немного нужно, чтобы создать у Харденджера убеждение в собственном величии.

— Да, так и есть. Но советую не недооценивать Харденджера. Выдающийся полицейский. Он вас ни в чем не подозревает? Уверены?

— Что все подстроено? Что вы перевели меня из специального бюро в Мортон и затем снова оттуда? Гарантирую, у него нет подозрений.

— Хорошо. А теперь рассказывайте. Попусту слов я не тратил. Главное, что надо знать, общаясь с Шефом, — никогда не говорить лишних слов. Через десять минут он знал самое необходимое. И это он уже никогда не забудет.

— Почти точное изложение докладов Харденджера, полученных мной по официальной линии, — заметил он.

— Почти, — сказал я.

— Хороший полицейский концентрирует внимание на самом существенном.

Ваши выводы, Кэвел?

— Что с расследованием, которое я просил провести в Кенте, сэр?

— Безрезультатно.

Я еще выпил виски. Мне это было необходимо.

— Харденджер подозревает доктора Бакстера и считает, что за это надо ухватиться, — сказал я. — Вы об этом знаете. Он просил начать расследование. Подозревает, что доктор Бакстер, возможно с соучастником, проник в Мортон. Бакстера убивает его соучастник или кто-то иной, что можно объяснить какими-то обстоятельствами или предварительным планом.

Харденджер не имеет представления, что именно доктор Бакстер первый сообщил Истону Дерри об исчезновении из Мортона малого количества вирусов, самых редких, и просил разобраться. И конечно, не знает, что именно Бакстер освободил меня от Мортона с тем, чтобы я мог заняться расследованием в Лондоне под видом частного детектива. Харденджер дважды ошибся: доктор Бакстер не проникал в Мортон той ночью, потому что просто не выезжал из него. Убийца работает не один, у него серьезная организация.

Он похитил детей Брисонов и Чиперфильдов, хозяев фермы. Дети находятся не там, где утверждают родители: не с бабушкой в Кенте. У Брисонов и Чиперфильдов не было выбора: или сотрудничество, или смерть детей. Они стали сотрудничать. Они приносили ящики с животными в лабораторию номер один в полдень накануне убийства. Они старые работники, и охране в голову не пришло проверить содержимое. Среди этих ящиков было два со спрятанными в них людьми. Один из них загримирован под доктора Бакстера — другой под кого-то неизвестного. В тот полдень привезли восемь ящиков. Следуя своему обычному правилу не тревожить работников лаборатории, Брисон и Чиперфильд поставили их у двери, чтобы потом по мере надобности внести внутрь. Это убедительно доказывает, что им сообщил сведения кто-то из работающих в лаборатории. Пока ящики стояли, один из спрятавшихся, загримированный под неизвестного, тихонько прокрался в раздевалку, примыкающую к лаборатории, и спрятался в шкафу. Другой же, загримированный под доктора Бакстера, был внесен вместе с ящиками в помещение для животных, где для прячущегося найдется дюжина мест.

Расследования показали, что ученые и техники в тот вечер уходили, как обычно, поодиночке. Один из сотрудников, воспользовавшись тем, что в раздевалке никого нет, проник туда, поменялся местом с укрывшимся здесь преступником и отдал ему жетон. Преступник проходит через проходную, отдает жетон и подделывает подпись. Вечер, темно, многие выходят гарантия полной безопасности.

Неизвестный же возвращается в лабораторию, когда уже все ушли, и направляет пистолет на Бакстера. Вероятнее даже, что это уже сделал переодетый Бакстером преступник. Но это несущественно. Бакстер всегда выходил последним, он включал и настраивал код системы охраны. Вот почему его убили. Вскоре самозванец уходит и вручает у ворот на проходной жетон Бакстера. Неизвестный, конечно, не может положить вирусы в карман, убить Бакстера и исчезнуть. Ему приходится пройти мимо часового у ворот и отметиться. Но он не может отметиться дважды. Он знает: чтобы не попасться, нужно выходить после последнего обхода, одиннадцатичасового.

Итак, он дожидается одиннадцати, берет вирусы, наносит рукояткой пистолета удар Бакстеру по голове и уходит, вылив вирусный токсин на беспамятного человека. Ему пришлось убить Бакстера, ибо тот был знаком с ним. Он не знал, что Кландон каждую ночь наблюдал в бинокль за коридором блока "Е", но, возможно, подозревал об этом. Подобные люди не полагаются на волю случая. Он наверняка предполагал ту единственную возможность, которая может сорвать его план.

Здесь появляются отравленные леденцы. Когда Кландон подошел к некоему, закрывшему дверь, тот, вероятно, завел разговор и предложил собеседнику леденцы. Очевидно, он хорошо знал Кландона, как и тот его.

— Остроумно, если не больше, — задумчиво погладил Шеф усы. — В целом вы правы. Кажется, правы. Но что-то не ладится с этим ядом. Что-то здесь не так. Кландон следил за крадущим вирусы. Он наверняка подозревал этого Некто. Не могу представить берущего леденцы Кландона. Кроме того, наверняка Некто имел бесшумное оружие. Почему не оно? Почему яд?

— Не знаю, сэр. — Я хотел добавить, что меня там не было.

— Как вы напали на это первым?

— Собака помогла, сэр. У нее была рана от колючей проволоки на загривке. Должна была остаться кровь и на самой проволоке. Она действительно нашлась на внутреннем ограждении. Никто не проникал в Мортон ночью, кто-то убежал из Мортона. Всего за час я убедился в этом.