Хьюэлл вернулся на рассвете. Один. Почему? Окровавленное левое предплечье явилось косвенным ответом на вопрос, что произошло. Надо полагать, трое часовых у противоположного заграждения выказали больше бдительности и воинского мужества, чем он ожидал. Но, увы, меньше, чем ожидали мы. Так или иначе физиономия Хьюэлла не отражала никаких эмоций. Гибель подчиненных, собственная рана, убийство часовых - все скатывалось с него, словно с гуся вода. Напряженные, перепуганные, посеревшие лица пленных свидетельствовали: людям все ясно, в моих комментариях они не нуждаются. При Иных обстоятельствах мимика отдельных лиц была бы достойна насмешки. Идея "Этого никак не может быть!" боролась с противоположной: "Это есть - не верите, проверьте на своей шкуре!" Смеяться, однако, не хотелось.
      Хьюэлл воздержался от исповеди. Он вытащил пистолет, жестом приказал Хангу покинуть помещение, безразлично оглядел нас и скомандовал: - На выход!
      Мы вышли. Такие же пальмы, как и на другой стороне острова. Склон горы покруче, чем там; расщелина, делящая массив надвое, видна лучше. На северо-восток уходит гребень, прикрывающий от нас север и запад.
      Хьюэлл помешал нам любоваться пейзажами. Построил в колонну по два, велев держать руки на затылке. Я, впрочем, не подчинился, а он не стал заострять на этом внимание. Через скальный перевал он повел нас на северо-запад.
      Триста ярдов подъема на первый хребет - следующий раскинулся впереди, - и я замечаю слева, ярдах так в пятидесяти, груду камней, совершенно свежую. Снизу не разглядишь, что там за ней. Но мне и так ясно. Выход из туннеля, использованный Визерспуном и Хьюэл-лом рано поутру. Осматриваюсь, тщательно фиксируя в памяти приметы. Наконец обретаю уверенность: найду это место даже в кромешной тьме. Сам себе удивляюсь: что за неизлечимая страсть коллекционировать бесполезную информацию.
      Через пять минут мы на следующем хребте; перед нами под сенью горы расстилается западная, долинная часть острова. Уже день, и все до мельчайшей подробности видно.
      Долина побольше восточной, но ненамного. Миля в длину - с севера на юг. И ярдов четыреста в ширину, между морем и первыми уступами горы. Ни деревца. На юго-западе сверкающие воды лагуны взрезает длинный, широкий пирс. Отсюда, с расстояния в четыреста - пятьсот ярдов он кажется бетонным, на самом же деле, скорее всего, коралловый. На дальнем конце пирса, на рельсах, широко расставив лапы, стоит подъемный кран, какие мне случалось видеть в доках. Корпус и стрела на подвижных колесиках. Кран, каким могла пользоваться фосфатная компания. Именно наличие такого крана, должно было склонить флотское начальство к решению организовать базу на острове. Попробуй-ка сыщи еще где-нибудь посреди океана такие удобства.
      На пирсе различимы еще две узкоколейные линии.. Одна, думаю, подавала вагоны с рудой на погрузку, вторая - обслуживала порожняк. Проржавевшие рельсы уходят на юг, к шахте. Вторая подновлена, свеженькие рельсы сверкают сотни за две ярдов отсюда. Прошивают бетонное кольцо диаметром в двадцать пять ярдов и обрываются у ангара, тридцать футов высоты, сорок - ширины, сто - длины. Мы находимся прямо над ангаром, ворота поэтому не увидеть. Но и так понятно: рельсы ведут внутрь. Ангар ошеломляет белизной. Это не краска. Это отбеленный брезент, предохраняющий металлический корпус от перегрева.
      Чуть севернее разбросаны приземистые сборные домики - жилища обслуживающего персонала. Еще севернее - на четверть мили примерно врезанное в грунт мощное квадратное сооружение из бетона высотой в два-три фута. На нем - с полдюжины металлических шестов да столбов с оборудованными на них разнокалиберными антеннами.
      Ханг ведет нас в ближайший из сборных домов. Внутри двое. Китайцы с автоматами. Кивок одного из них, и Ханг пропускает нас вперед.
      Внутри кавардак. Комната сорок футов на пятнадцать. Вдоль обеих стен - койки в три яруса. В промежутках между койками - трехстворчатые шкафчики, вокруг - прикнопленные к стенам вырезки из журналов, фото, рисунки. Приставленные один к другому столы образуют один общий стол, отскобленный добела, как и пол под нами. В противоположном конце комнаты - дверь.
      В следующей комнате на скамьях вокруг дальних столов сидит человек двадцать. Младшие офицеры и матросы. Кто в полной форме, кто почти нагишом. Один, на столе, вроде бы спит, положив руки под голову. Стол покрыт запекшейся кровью. Ни шока на лицах, ни страха, стиснутые зубы и гнев. Таких не запугаешь, ягнят среди них нет. Флот отобрал на эту операцию лучших, закаленнейших. Именно поэтому, видимо, фактор внезапности и не дал Хьюэллу всех искомых преимуществ.
      Четверо сидят друг против друга за самым дальним столом. Руки, как и у остальных за ближними столами, лежат связанные на поверхности стола. На плечах у каждого -4 погоны со знаками различия. Слева - крупный седеющий мужчина с припухшими кровоточащими губами. Четыре золотые нашивки. Вероятно, капитан Гриффите. С ним рядом - тощий, лысый, крючконосый. Три нашивки на пурпурном фоне. Значит, начальник инженерной службы. Молодой блондин, две золотые полоски на красном фоне. Небось, хирург, лейтенант Брукман. Наконец, еще один лейтенант. Рыжеволосый юнец. Глаза, полные горечи. Губы поджаты, не губы, а бесцветный шов посреди лица.
      Пятеро китайцев стоят у стены с карабинами наготове. Во главе первого стола сидит, раскуривая сигару, безоружный - малаккская трость не оружие - подставной профессор Визерспун. Он оборачивается, смотрит прямо на меня, и я не обнаруживаю в этом лице ни одной благородной, профессорской черты. На нем впервые за все наше знакомство нет очков. И эти мраморные, отсутствующие глаза устрашают. Глаза слепого.
      - Ну? - спрашивает он у Хьюэлла.
      - Ну! - отвечает Хьюэлл, на которого неотрывно смотрят теперь все, кроме молоденького лейтенанта. А я-то и забыл, как ошеломляет это неандертальское чудище непосвященных. - Мы их схватили. Они были настороже. Но мы их взяли. Наши потери - один человек.
      - Так, - роняет Визерспун. - Значит, полный порядок?
      - Негодяй! Убийца! - шепотом отвечает седовласый. - Убить десятерых...
      Мановение трости - и карабин приставлен к затылку матроса, стоящего рядом с окровавленным на столе.
      - Все, - торопливо выговаривает капитан Гриффите, - молчу.
      Еще одно мановение трости - и страж отступает на шаг. На шее моряка остается белая метка. Его обвисшие было плечи распрямляются, он протяжно вздыхает. Хьюэлл кивает на труп.
      - Что тут случилось?
      - Да спросил я вон у того дурачка, - Визерспун тычет пальцем в молоденького лейтенанта, - где хранится оружие. А дурачок не пожелал отвечать. Тогда я пристрелил этого матроса. На следующий раз дурачок ответил.
      Хьюэлл с отсутствующим видом кивает, вроде бы нет ничего в этом мире более естественного, как пристрелить одного человека, если другой утаивает информацию. Но Хьюэлл меня сейчас не интересует. Меня интересует Визерспун. Без очков он как бы и не изменился внешне, а между тем изменился целиком. Быстрые, птичьи жесты наигранный фальцет, словесные повторы - все это исчезло. Передо мной спокойный, самоуверенный, беспощадный субъект, властно повелевающий собой и окружающими. Ни одной фразы, ни одного движения понапрасну, впустую.
      - Это ученые? - гнет свою линию Визерспун.
      Хьюэлл кивает. Трость Визерспуна указывает на дальний угол.
      Охранники вталкивают семерых мыслителей в комнату. Проходя мимо Визерспуна, Фарли, стиснув кулаки, останавливается.
      - Ах ты чудовище, - говорит он, отдуваясь. - Проклятый...
      Визерспун и не смотрит на него. Взвивается в воздух трость, и Фарли, прижимая к лицу руки, ударяется о койку. Хьюэлл хватает его за ворот и пинком швыряет вперед. Визерспун по-прежнему не смотрит на своего противника. Да, вряд ли мы с Визерспуном найдем общий язык.
      И снова в комнату'Запихивают мужчин, и снова. А потом за дверью слышится гомон. Высокая тональность возбуждения сомневающихся женских голосов.
      - Ты прятал их, пока флот работал на тебя, - швыряю я слово за словом в лицо Визерспуну. - Теперь тебе флот больше не нужен. Нужны ученые, чтоб совершенствовать ракету. И, значит, нужны жены, чтоб вынудить ученых работать. Как еще ты их заставишь?
      - Кто тянет тебя за язык? - зловеще вопрошает он, помахивая тростью.
      - Только тронь меня этой тростью, - говорю я. - Вышибу из тебя дух.
      В комнате воцаряется странная тишина. Хьюэлл застывает на полпути. Другие тоже, затаив дыхание, помалкивают. Кажется, оброненное перышко произведет в такой тишине громовой шум. Секунда за секундой, каждая ей-богу - пятиминутной продолжительное ти, проходят одна за другой. Никто не издает ни звука. Наконец, рассмеявшись, Визерспун обращается к капитану Гриффитсу:
      - Этот Бентолл - птица совсем иного полета. Не то что ваши люди или эти ученые, - говорит он, словно бы оправдываясь. - Бентолл, к примеру, отличный актер. Никто и никогда не разыгрывал меня с таким успехом. Бентолла заставляет нервничать разъяренная собака, а он и вида не показывает. Бентолл практически одной рукой расправляется в пещере с двумя профессиональными убийцами. Вдобавок он поджигатель высокой квалификации. - Он пожимает плечами: ну впрямь извиняется. - Но, в конце концов, первых попавшихся людей с улицы в английскую разведку не берут.
      Странная тишина. Еще более странная, чем в начале сцены. Все смотрят на первого в их жизни секретного агента. Впечатление, представляю, ниже среднего. Запавшие щеки, отощавшее тело - ни дать ни взять ходячий скелет. Для рекламных плакатов по вербовке в разведывательные службы свежих кадров едва ли гожусь. Любопытно, однако, как мои анкетные данные попали к Визерспуну. Ханг, правда, слышал меня. Но Визерспун еще не слышал Ханга.
      - Ты ведь агент разведки, Бентолл, верно? - негромко переспрашивает Визерспун.
      - Я ученый! - пускаю я пробный шар. - Специалист по топливу. - И поясняю: - По жидким его разновидностям.
      Сигнал, не замеченный мною, и автоматное дуло прижато к затылку капитана Гриффитса.
      - Контрразведка, - говорю я.
      - Спасибо. - Страж отступает назад. - Настоящие ученые не ведают кодов в морзянке. А ты поднаторел в этих делах, правда, Бентолл?
      Я перевожу взгляд на лейтенанта Брукмана.
      - Можете подлечить мне руку?
      Визерспун делает шаг в мою сторону. Губы побелели, уподобившись побелевшим от напряжения костяшкам пальцев, сжимающих трость. Голос, однако, По-прежнему невозмутим.
      - Когда я закончу. Тебя ведь может заинтересовать такая информация. Не прошло и двух минут, как я вернулся после пожара, а рация приняла депешу с "Пеликана", весьма ценимого мною.
      Если бы моя нервная система функционировала в нормальном режиме, я наверняка подпрыгнул бы аж под потолок. Но сил на подобные гимнастические упражнения нет. И в заданных обстоятельствах у меня и мускул на лице не дрогнул. "Пеликан". Название, стоявшее в первой строке на том листе под промокашкой, копия которого покоилась сейчас в районе моей правой ступни.
      - "Пеликан" прослушивал эту частоту, - продолжал он. - Согласно инструкции. Представляешь, как удивился радист сигналу SOS. На частоте, не предназначенной для таких сигналов.
      Лицо мое неподвижно, как маска. Без всяких волевых усилий. Это результат шока. Я вдруг сейчас осознаю масштабы своего поражения. Причем никаких промахов я не допустил. Откуда мне было знать, что цифра "46" на том листе означала время, когда "Пеликан" и другие корабли, | перечисленные в списке, начинают прослушивать эфир. На сорок шестой минуте каждого часа. Помнится, первый пробный SOS я отстучал как раз на сорок шестой минуте, когда настраивал аппаратуру. На волне Фуджоу, которой они обычно пользовались.
      - Радист был не дурак, - продолжает Визерспун. - Потеряв тебя, он догадался: ты сменил частоту. Он выследил тебя на аварийных частотах. Услышал название Вардю. Дважды. Понял: что-то здесь не так. Зафиксировал буква в букву твои переговоры с "Аммандейлом". Выждал десять минут и включил передатчик.
      Я все еще копирую статую с острова Пасхи, каменного идола, изрядно потрепанного ветрами столетий. Конец? Не обязательно. И, однако же, похоже, что так.
      - "Ридекс Комбон Лондон" - телеграфный адрес тво; его шефа? допытывается он. Бесполезно пудрить ем; мозги, уверяя, что отстукивался поздравительную тел грамму по случаю дня рождения моей тетушки Мирты Пугни. И я киваю. - Так и предполагал. А потому я послал туда свою радиограмму открытым текстом, поскольку не располагаю вашим кодом. Именно же такую: "Прошу игнорировать предыдущее послание. Ситуация контролируется. Избегайте попыток связаться со мной сорок восемь часов". Я осмелился подписать депешу твоим именем. Как считаешь, Бентолл, инцидент исчерпан? Я молчу. Да и что тут скажешь? Никто теперь на меня не смотрит. Разглядываю свои руки. Даже Мэри не смотрит в мою сторону. Видно, не там, где надо, появился я на свет и не тогда, когда следовало. Мне бы родиться в Риме две тыщи лет тому назад. Тогда я мог бы уйти из жизни, бросившись на собственный меч. Передо мной проплывает видение: разверзшаяся, кровоточащая рана, и по напрашивающейся ассоциации я обращаюсь к Визерспуну с просьбой:
      - Разрешите хирургу заняться моей рукой? Он разглядывает меня долго, придирчиво и подытоживает:
      - Сожалею, что жизнь развела нас по разные стороны баррикад. И вполне понимаю, почему начальство остановило свой выбор на тебе. Опасный ты человек!
      - Более того, удачливый. Я еще поучаствую в твоих похоронах.
      Он еще на секунду задерживает взгляд на моей персоне, после чего обращается к Брукману:
      - Займитесь его рукой.
      - Спасибо, профессор Визерспун, - вежливо говорю я.
      - Леклерк, - равнодушно сообщает он. - Никак не Визерспун. Старый болтливый дурак отыграл свою роль и покинул сцену.
      Славно потрудился Брукман. Вычистил мои раны чуть Не проволочной щеткой, зашил, замотал фольгой, забинтовал, накормил меня таблетками и для пущей важности вкатил парочку уколов. Будь мы с ним один на один, я сплясал бы от боли танец дервиша, но при свидетелях не стал рисковать репутацией британской разведки. Когда он завершил курс врачевания, я без всяких церемоний перебрался поближе к капитану Гриффитсу. Визерспун точнее, Леклерк - сел рядом.
      - Тебе получше, Бентолл?
      - Хуже не бывает. Если собакам положен ад, вашему пинчеру там самое место.
      - Согласен... Скажите, капитан Гриффите, кто из ваших ученых главный?
      - Очередную пакость задумали? - спросил седой капитан.
      - Я не склонен повторять вопросы, - мягко сообщил Леклерк, переводя невидящий взгляд на убитого.
      - Харгривс, - устало проговорил Гриффите. За дверью слышались голоса. - Зачем, Леклерк? Он только что встретился с женой. После многомесячной разлуки. Разве он способен сейчас отвечать на вопросы. Допрашивайте меня вместо него. В конце концов, я здесь отвечаю за все. Я, а не Харгривс.
      Леклерк, пораскинув мозгами, спросил:
      - Отлично. Каков уровень готовности "Черного сорокопута"?
      - И это все, что вас интересует?
      -Да.
      - "Черный сорокопут" почти готов к запуску. Остается смонтировать стартовую систему.
      - Что помешало закончить эту работу?
      - Исчезновение доктора Фейрфилда. - Я попытался сфокусировать зрение на капитане Гриффитсе - не самая простая задача в калейдоскопе видений и голосов! - смутно осознавая, что только сейчас до него дошло, почему исчез Фейрфилд. Уставившись на Леклерка, он прохрипел: - О Боже! Конечно, конечно...
      - Конечно! - гаркнул Леклерк. - Не о нем речь! Почему же стартовую систему не смонтировали своевременно? Насколько мне известно, взрывное устройство поставили месяц назад.
      - О Господи, откуда вам это известно?
      - Отвечайте на вопрос!
      - Фейрфилд опасался, что взрывчатка может в условиях жары повести себя непредсказуемо. А тут еще дополнительный риск старта. - Загорелая рука Гриффитса стерла пот с окровавленного лица. - Вам следует знать: испытание любой бомбы, начиная с двухфунтовой и кончая водородной, обычно оттягивается до последней секунды.
      - Сколько времени требуется на запуск?
      - Фейрфилд однажды при мне назвал срок: сорок минут.
      - Лжете, капитан, - корректно заметил Леклерк. - Я знаю: важнейший плюс "Черного сорокопута" - ра кета взлетает мгновенно. '
      - В условиях войны - да. Но пока нет уверенности во взрывчатке. Надежна она или ненадежна...
      - Итак, сорок минут?
      - Сорок минут.
      - Слышишь, сорок минут, - сказал, обращаясь ко мне, Леклерк.
      - Слышу урывками, - пробормотал я, - мой слух барахлит.
      - Тебе дурно?
      - Почему это мне дурно? - Я попытался продемонстрировать ему крайнее изумление, но его физиономия куда-то провалилась. - Почему мне должно быть дурно?
      - Ты можешь запустить ракету, Бентолл?
      - Я специалист по жидкому топливу, - с трудом выговорил я.
      - А мне известно другое, - теперь эта физиономия нашлась. В трех дюймах от моего носа. - Ты был ассистентом Фейрфилда в Гепворте. И специализировался на твердом топливе. Я знаю.
      - Ты знаешь чертовски много.
      - Итак, ты можешь подготовить запуск? - настаивал он.
      - Виски, - сказал я. - Дайте глотнуть виски.
      - О Господи! - Он сопроводил это восклицание доброй дюжиной других, на коих мне, к счастью, не удалось сосредоточиться. Потом окликнул кого-то из своих. Китаец сбегал, видимо, в офицерское жилище. Так или иначе, пару секунд спустя в руку мне сунули стакан.
      Глянул я сквозь туман на него, на свои пальцы - и два глотка опорожнил. Прокашлялся, отер слезы. Tenepь я видел почти нормально.
      Леклерк коснулся моей руки.
      - Итак, что скажешь? Под силу тебе запустить "Черного сорокопута"?
      - Не ведаю даже, как к нему подступиться.
      - Ты болен, - беззлобно сказал Леклерк. - Не соображаешь, что городишь. Отоспись.
      Глава 10
      Пятница 10 утра - 1 час дня
      Спал я два часа. Когда проснулся, солнце стояло высоко в небе, и доктор Харгривс осторожно, как ему казалось, тряс меня за плечо. Меня укрыли одеялом, почему он и забыл о состоянии моего левого плеча. Я попросил его быть повнимательней. Он обиделся. Тон, что ли, был у меня такой. Потом я отшвырнул одеяло, сел. Чувствовал себя отвратительно. Все тело ныло, рука и плечо неистово пульсировали, но усталость почти прошла, голова прояснилась, чего и добивался Леклерк. Ибо не мог в здравом уме рассчитывать, что спотыкающийся, заикающийся индивид - ни дать ни взять пьяница на пороге белой горячки - наладит сложнейшую техническую систему мощностью в сотни тонн взрывчатки. Я умею тешить себя - в исключительные, конечно, минуты - иллюзиями. Но полагать, будто Леклерк оставил меня в покое? Подобных иллюзий я не питал.
      Харгривс был бледен и несчастен. Чему удивляться? Воссоединение с женой в сложнейших обстоятельствах счастья им не принесло. А ближайшие перспективы выглядели удручающе. Как они обошлись с Мэри? Влили в женский хор? Харгривс подтвердил: да.
      Я осмотрел помещение. Мизер. Восемь на восемь. Вдоль стен - стеллажи. Над головой - крохотное зарешеченное оконце. Кажется, краем уха я слышал: здесь раньше был склад легкого оружия. Но проверять услышанное тогда не стал. Повалился на раскладушку и уснул. А теперь поинтересовался:
      - Что тут происходило, пока я спал?
      - Расспросы, - устало ответил он. - Расспросы и допросы. Без конца. Допрашивали всех подряд. Моих коллег, меня, офицеров. Сперва порознь, потом скопом. Потом раскидали всех по хибарам, два-три человека в каждой. Жен от мужей, сам понимаешь, отделили.
      Тактика Леклерка была понятна. Обществу, расколотому на группки, нелегко, почти невозможно разработать планы совместного сопротивления или коллективного бунта. А опасения за женщин, за их благополучие и безопасность, атмосфера неослабевающего страха заставят ученых полностью склонить перед Леклерком голову.
      - О чем он говорил с тобой?
      - О многом. - Он отвернулся. - В основном о работе. Кто и что знает о запуске. Меня он расспрашивал только об этом.
      - А ты или кто другой из ученых смог ему толком ответить? По сути?
      - Только в общих чертах. Основные принципы, связывающие разрозненные компоненты в единое целое, известны каждому из нас. Без этого нельзя. Но в частностях смежного участка никто не разбирается. - Он тускло улыбнулся. - Хотя любой может с помощью этой штуки отправить в загробный мир целое королевство.
      - Такая угроза существует реально?
      - Экспериментальная ракета плохо сочетается с гарантиями безопасности.
      - Значит, бетонное укрытие, врытое в землю там, на севере, призвано...
      - Стартовая площадка для пробных испытаний. Этой ее функцией и предопределено расстояние между жили-Щами ученых и ангаром,
      - Выходит, шкурами моряков можно рисковать? - Он промолчал, и я продолжил расспросы: - Куда, по-твоему, они перетащат ракету и ученых с женами? Моряков, разумеется, никуда.
      - То есть?
      - Сам должен понимать. Они, с точки зрения Лек-лерка, бесполезны, а потому подлежат уничтожению. - Он невольно содрогнулся и прикрыл лицо руками. - Не выдал ли Леклерк невзначай конечный маршрут?
      Он покачал головой и отвернулся. Он был расстроен, отводил глаза, как бы стыдясь моих упреков. Но в чем я мог его упрекнуть?
      - Может, Россия?
      - Нет, не Россия. - Он сверлил взглядом пол. - Только не Россия. Там не заинтересуются техникой на уровне парового двигателя.
      - Не заинтересуются?.. - Пришел мой черед удивляться. - А я-то считал эту технику передовой...
      - Для Запада - да. Но в последнее время среди ученых распространились слухи, правда, не слишком рекламируемые, будто у русских появилась сверхракета. Фотоновая ракета. Прозрачные намеки профессора Станюковича, их ведущего эксперта в области динамики газов, не оставляют на сей счет никаких сомнений. Боюсь, они открыли способы получения и хранения антипротонов. У нас тоже есть концепция антиматерии. Но мы не умеем ее добывать. А русские умеют. Нескольких унций этого вещества хватит, чтоб забросить "Черного сорокопута" на Луну.
      Тонкости проблемы были мне не по зубам. Но с основным я согласился: русским наша ракета не нужна. Китай? Япония? Присутствие китайцев и китайско-японская ориентация радиопередатчика вроде бы подтверждали такую гипотезу. Но, с другой стороны, мало ли в Азии стран - да и не только в Азии, - которые с удовольствием наложили бы лапу на "Сорокопута"? Еще важней географического аспекта проблемы (кому понадобилась ракета?) был аспект детективный. Откуда этот "кто-то" узнал, что подобную ракету конструируют? На задворках моего сознания стало медленно вызревать предположение. Очень странное, почти невероятное...
      Я вдруг снова услышал Харгривса:
      - Прости мне мою непонятливость, когда нынче утром я, - говорил он неуверенно, - настаивал на утверждении, что ты специалист по твердому топливу - это была непростительная глупость. Все равно что закинуть на тебя веревку. Я просто ничего не соображал. Вряд ли охранник меня понял.
      - Ничего, ничего. Сомневаюсь, чтоб он понял.
      - Ты ведь не станешь сотрудничать с Леклерком? - спросил Харгривс, его сплетенные пальцы рук судорожно сжимались и разжимались. Его нервы явно уступали по стойкости интеллекту. - Тебе ведь эта работа по плечу.
      - Вполне. Несколько часов с бумагами Фейрфилда, записями, диаграммами. Анализ реальной ситуации... и все. Но время за нас, Харгривс. Единственный фактор, действующий в нашу пользу. Ключевой момент для Лек-лерка - стартовый взрыв. Пока он не заполучит этот ключик, с места не тронется. Лондону известно: я здесь. На "Неккаре" того и гляди зародятся подозрения: почему откладывается запуск? Да мало ли что может произойти, и, что бы ни произошло, любая оттяжка льет воду на нашу мельницу. - Я попытался представить себе события, льющие воду на нашу мельницу, но, увы, потерпел неудачу, - Так что я безмолвствую. Пусть Леклерк считает меня знатоком жидкого топлива.
      - Конечно, конечно, - бормотал Харгривс, - время на нашей стороне.
      Он сидел потупив голову на ящике из-под боеприпасов. Разговаривать ему не хотелось, мне тоже. В дверях звякнул ключ. Вошли Леклерк с Хьюэллом. Леклерк спросил:
      - Ну как? Получше?
      - Чего тебе надо?
      - Чтоб ты бросил притворяться, будто не знаком с твердым топливом.
      - Не понимаю, о чем ты. - Разумеется, разумеется. - Гигант приблизился, поставил на пол кожаную коробку. - Может, прослушаете свеженькую магнитофонную запись?
      Я медленно поднялся на ноги. Сверху вниз глянул на Харгривса. Он по-прежнему смотрел в пол.
      - Спасибо, Харгривс, - сказал я. - И впрямь большое спасибо.
      - Я вынужден был пойти на это, - тупо произнес он. - Леклерк пригрозил застрелить мою жену.
      - Прости. - Я коснулся его плеча. - Ты не виноват. Что дальше, Леклерк? - Пора тебе навестить "Черного сорокопута". - Он посторонился, освобождая мне проход.
      Дверь ангара была распахнута настежь. Высоко под крышей горели лампы. Рельсы уводили в глубь ангара.
      А там и на самом деле стояли "черные сорокопуты"! Обрубленные цилиндрические карандаши с полированными стальными боками и фарфоровыми носами, которые покоились на зубчатом помосте высотой с двухэтажный дом. Ракеты лежали на стальных платформах, каждая платформа о восьми колесах. Между ракетами высились портальные краны, тоже на платформах с колесами. Своими вытянутыми лапищами краны удерживали днища и головки ракет в стационарном положении. Обе ракеты и все четыре крана использовали одну и ту же рельсовую колею.
      Леклерк не тратил впустую ни слов, ни времени. Он подвел меня к ракете и взгромоздился на подъемник крана. Хьюэлл поддал мне пистолетом в спину. Я понял намек и присоединился к Леклерку. Хьюэлл остался, где стоял. Леклерк нажал на кнопку, взвыл электромотор, и лифт мягко взлетел футов на пять. Леклерк вынул из кармана ключ, сунул его в дырочку на боку ракеты, извлек из корпуса рукоятку, с помощью которой отворил люк семифутовой высоты, столь тщательно притороченный к "Черному сорокопуту", что о его существовании я сперва и не подозревал.
      - Присмотрись получше, - сказал Леклерк. - Ради этого я тебя сюда привел.
      Я присмотрелся получше. Внешняя оболочка ракеты и была всего-навсего внешней оболочкой. Внутри, с отступом дюймов в пять, обнаружилась другая оболочка.
      Напротив меня на уровне глаз расположились две коробки, шесть дюймов на шесть и шесть в промежутке. На левой, зеленого цвета, стояла надпись: "Пуск", ниже - слова: "Включение" и "Выключение". На правой, ярко-красной, симметрично белыми буквами: "Безопасно", справа "Заряжено". Над коробками - кнопочные регуляторы.
      Под коробками тянулись гибкие армированные провода с пластиковой подкладкой - теплоизоляция электрокабеля, необходимая при высоких температурах полета. Провод, ведущий к коробке "Пуск", - полтора дюйма в диаметре. Другой - полдюйма. Первый в трех футах от коробки разделяется на семь проводков, остающихся внутри. Второй уходит наружу, за пределы внешней оболочки.
      Еще два провода. Один, толщиной в полдюйма, соединяет обе коробки. Второй, в два дюйма, связывает коробку "Пуск" с третьей коробкой, побольше размерами, чем те две. Она закреплена на внутренней стенке внешней оболочки, имеет дверцу и не имеет никакой иной оснастки, в частности дополнительных вводов и выводов тока. Вот и все, что следовало осмотреть. Операция заняла у меня секунд десять.
      Леклерк спросил:
      - Ясно?
      Я кивнул и не сказал ничего.
      - Фотографическая память, - загадочно молвил он Затем закрыл и запер люк, нажал на кнопку лифта, взмыл еще футов на шесть. Опять же манипуляции ключ - люк, на сей раз фута в два, приказ осмотреться.
      На сей раз и осматривать-то почти нечего. Круглое отверстие во внутренней обшивке, пятнадцать - двадцать круглых трубок, сужающихся к концу. А в центре - макушка некоего цилиндрического предмета, этак дюймов в шесть диаметром. На самой верхушке цилиндра - отверстие, меньше полудюйма. С внешней оболочкой сопряжен провод таких же параметров, как тот, что обслуживает коробку "Безопасно" - "Заряжено". Можно предположить, что это тот же самый провод. Конец провода, снабженный медной втулкой, висит в пространстве между двумя оболочками. Логично предположить, что втулка соответствует отверстию в цилиндре. Но логика в этом случае не срабатывала. Отверстие раза в четыре больше медной втулки.
      Леклерк закрыл люк, нажал на кнопку, и лифт спикировал к подножию крана. Еще один люк, еще один ключ. На сей раз мы у самого основания ракеты, на фут ниже места, где кончаются трубки. Здесь ощущение хаоса среди трубок, преобладавшее наверху, пропадает. Все математически безукоризненно, вокруг - безукоризненная симметрия. Девятнадцать цилиндров, заполняющих внутреннюю емкость, каждый диаметром в семь дюймов, опечатан пластиковым составом. На боках у цилиндров - маятник, почти наверняка клеммы для проводов, которые неаккуратной связкой болтаются в промежутке между двумя оболочками. По счету - точно, девятнадцать проводов. Производное от семи кабелей, исходящих из коробки "Пуск". По паре от трех кабелей, по три еще от трех кабелей и четыре от последнего кабеля.
      - Ухватил, Бентолл? Все ухватил? - спросил Леклерк.
      - Все, - сказал я. Дело оказалось простым.
      - Вот и хорошо. - Он затворил люк и повел меня к выходу из ангара. Теперь перелистай записи Фейрфилда. То, что нам удалось спасти.
      Я поднял в изумлении брови: одно из немногих безболезненных мускульных упражнений, оставшихся в моем репертуаре.
      - А что, вы не все смогли спасти? А чего не досчитались? Что потеряли?
      - Полный комплект "синьки" на ракету. Не думал, что у британцев хватит ума на такие предосторожности. Чертежи находились в запечатанной металлической коробке, в верхней части которой поместили плавиковую кислоту в сосуде с датчиком. Стандартное устройство военного времени, куда более надежное, чем огонь. Датчик привели в действие, и кислота пролилась, прежде чем мы смекнули, что происходит.
      Я вспомнил окровавленное лицо капитана.
      - Молодец капитан Гриффите. Теперь, значит, без функционирующего образца ракеты вам не обойтись! А?