Возможно, это было потому, что она открыла ему свою душу, рассказала то, что не решалась рассказать никому. Или это была ее невинность и непорочность?
Нет, этого быть не могло. Мысли, которые у него возникали при виде Адели, не имели ничего общего с невинностью. Они были мрачными, греховными, непозволительными.
А она, взглянув на него своими невинными глазами, печально произнесла:
– Дамьен, иногда меня беспокоит то, что я сама себя не знаю.
– Но я знаю, какая вы, – ответил он.
Он сделал шаг вперед, преодолев то малое расстояние, которое оставалось между ними, и облегченно вздохнул. «Наконец», – подумал он, предвкушая то, что должно было произойти. И в тот же момент почувствовал стыд и сожаление, угрызения совести, еще до того, как он что-нибудь сделал.
Глядя ему в глаза, она укоризненно покачала головой, и он понял, что она хотела сказать, хотя она не произнесла ни слова. «Это нехорошо», – говорила она ему своим взглядом.
Он знал, что это плохо, что это непростительно, но он не мог остановиться. Просто не имел сил.
Дамьен обнял ее и держал в своих объятиях так же, как он держал ее в кровати, когда ее мучили ночные кошмары. Но тогда он должен был это делать, он должен был оберегать ее, целой и невредимой доставить ведомой, к Гарольду. Он действовал как ее защитник.
Теперь же у него не было оправдания. Они благополучно добрались до дома Осалтонов. И единственная опасность, которая ей угрожала, – это был он. Ему не следовало держать ее в своих объятиях, ее должен был обнимать Гарольд.
Но он не мог ее отпустить. Сердце его билось с невероятной скоростью. Он немного отодвинулся, обеими руками повернул ее лицо к себе, поцеловал ее нос, потом лоб, потом потянулся к ее губам и крепко, жадно прижался к ним. Ему слышно было, как кровь пульсировала у него в висках. Он просунул язык ей в рот, и она издала тихий стон, в котором звучало наслаждение.
Чувствуя прикосновение ее упругой молодой груди, он буквально млел от восторга. Адель обвила руками его шею, пальцы ее шевелили волосы у него на затылке, и как огонь вспыхивает от вылитого на него керосина, так вспыхнули его сексуальные инстинкты, и он издал звук, похожий на стон.
Дамьен прильнул к ее губам с такой жадностью, как умирающий от жажды путник в пустыне, добравшись до оазиса, набрасывается на живительную влагу. Не отрывая своих губ от ее, он осторожно повернул ее и спиной прислонил к стене. Даже если бы Гарольд стоял снаружи у одного из окон, Дамьен не в состоянии был бы остановиться. Так сильно его притягивало к ней, так велико, безнадежно и страстно было его желание, превосходившее все, что он чувствовал когда-нибудь раньше.
Сознавая, что он поступает плохо, Дамьен не мог сдержать себя. Слишком велико было наслаждение, слишком сильна потребность коснуться и удержать ее. Ему казалось, что он задохнется, если отпустит ее.
Чуть согнув колени, он всем телом подвинулся вверх, и она раздвинула ноги, предоставляя ему место, и еще сильнее прижалась к нему. Еще и еще раз он сгибал колени, потом выпрямлялся, и каждый раз она издавала тихий звук, полный удовлетворения и радости. И это казалось таким естественным, эти дразнящие эротические движения, симулирующие сексуальный контакт, хотя оба они были полностью одеты, и она стояла, прижавшись спиной к стене.
Чувства его были обострены, ему хотелось гораздо большего. Он хотел обладать ею по-настоящему, здесь и немедленно, на холодном твердом полу этой круглой комнаты. Целуя ее нежную кожу, он обнял ее за шею. Она вздохнула, наслаждаясь, и низкий хриплый звук ее голоса, наполненный сексуальным возбуждением, окончательно разрушил непрочную стену его самоконтроля.
Он начал расстегивать верхние пуговицы ее платья. Ему безумно хотелось произнести вслух ее имя, но он побоялся разрушить волшебную атмосферу, которая образовалась вокруг них, и промолчал.
Адель опять застонала, проводя пальцами по его густым волосам, приводя их в невероятный хаос, пока Дамьен продолжал целовать ее шею, у самой границы платья. Обняв ладонями ее грудь, он гладил ее, мечтая о том, чтобы коснуться губами ее сосков.
– Дамьен, – прошептала она, почти задыхаясь и отводя голову в сторону, – пожалуйста, остановитесь.
Он услышал отчаяние в ее голосе и понял, что она молит его опять, но в этот раз совсем не о том, о чем она молила несколько дней назад. Она просила его остановиться, так как у нее не было ни сил, ни опыта, чтобы сделать это самой.
Дамьен попытался подавить нараставшее в нем желание заглушить его. И пока еще его тело могло быть подвластно приказу, он быстро отошел на шаг назад и провел дрожащей рукой по волосам. Воздух с шумом выплеснулся из его легких. Это была реакция на неожиданно и поспешно прерванное сексуальное возбуждение.
Адель неподвижно стояла у стены. Щеки ее пылали. Испуганными глазами она смотрела на Дамьена.
– Боже, – прошептал он. В этот момент он презирал себя.
– Как могли мы такое сделать? – спросила она с полными слез глазами, казалось, она не верила сама себе.
– Это была моя вина, – произнес он неуверенно.
– Нет, в этом была и моя вина. Что-то внутри тянуло меня к вам, но я не хочу этого.
Ее слова казались обидными, хотя он понимал, что так было на самом деле. Он тоже не хотел, чтобы его тянуло к ней.
– Пожалуйста, уезжайте, – взмолилась она, – поезжайте в Лондон, пока это все не пройдет. Это все очень нехорошо, Дамьен, и мы оба прекрасно это знаем. Пожалуйста, уезжайте.
Он долго смотрел на нее, красивую и очень печальную, в освещенной солнцем комнате, молившую его о том, чтобы он поступил правильно. Потом он кивнул и, ни слова не говоря, вышел из домика.
Дамьен быстрыми шагами прошел в дом, чтобы оставить записку тетушке, сообщив ей, что он уезжает. На лестнице он столкнулся со своей кузиной Вайолет.
– Дамьен, – спросила она, – куда ты собрался? Не останавливаясь, он бросил на ходу:
– В Лондон.
– А как же сегодня вечером? Мы ведь хотели репетировать сцену из «Короля Лира»?
– Уверен, все пройдет прекрасно, – проговорил он и, войдя в дом, закрыл за собой дверь.
Вайолет осталась стоять на лестнице, глядя вслед кузену, который, судя по всему, торопился и был весьма взволнован. «Наверное, торопится к своей актрисе», – подумала она, раскрыла зонтик и спустилась по лестнице, направляясь в сад, куда, она слышала, пошел лорд Уитби.
Вайолет глубоко вздохнула. Лорд Уитби был так невероятно красив, что она не могла этого перенести. Когда-то она слышала, что противоположности притягиваются друг к другу. Она восхищалась его золотистыми волосами. Слава Богу, он вернулся из Америки, не поймав богатую наследницу. И к счастью, Гарольду это удалось.
Улыбнувшись, она подумала, что иногда судьба преподносит приятные сюрпризы. Кто бы мог подумать, что Гарольд сумеет такое сделать, обеспечив, кстати, и ее будущее? И это было вполне надежно, так как она всегда умела управлять братом, дергая за веревочки. Теперь она будет управлять семейным кошельком. Взглянув через плечо на то место на лестнице, где она только что встретилась с Дамьеном, она отметила про себя, что тут никаких веревочек не существовало. Он никому не подчинялся, не был ничьей марионеткой. Ей, Вайолет, повезло, эта богатая американская наследница все еще хочет выйти замуж за ее братца. И слава Богу, что Дамьен уехал.
Неожиданно какая-то мысль заставила ее остановиться. Была ли она эгоисткой, мечтая о браке Гарольда только ради собственной выгоды? Ей вспомнились слова викария, сказанные в церкви на прошлой неделе: «Мы должны думать о других раньше, чем о себе». Наверное, ей следует постараться быть лучше, чем она была. Приподняв бровь, она попыталась представить себя помогающей в церкви или занимающейся благотворительностью. Могла бы она помогать викарию, когда он собирал еду для нуждающихся?
И тут она вспомнила о дешевом неприятном одеколоне, который употреблял викарий. Сморщив нос, Вайолет пошла дальше. Нет, ей не имеет смысла заниматься самоусовершенствованием. Судьба наградила ее хорошеньким личиком, к тому же скоро появится и счет в банке. А викарий вообще неприятный. Все говорят, что он очень милый, но у него такой скрипучий голос.
* * *
Примерно через час после того, как Адель вернула лошадь в конюшню, она зашла в дом, и стук ее каблуков эхом отзывался в пустом зале, когда она проходила к лестнице.
Не успела она взяться за перила, как кто-то появился наверху. Подняв глаза, она увидала Дамьена.
Их взгляды встретились, но сами они оставались неподвижны, она внизу, он наверху. Она никак не ожидала встретить его, была уверена, что он уже уехал.
Ей захотелось спуститься со ступеньки и прислониться к стене, чтобы дать ему возможность пройти. Или, может быть, ей следует наклонить голову и пройти мимо него, ничего не говоря.
Через несколько секунд Дамьен нерешительно начал спускаться с лестницы, не сводя с нее глаз. Она стояла как загипнотизированная и ждала, не зная, что должно произойти. Приблизившись к ней, он остановился. Сердце ее колотилось невероятно, ей казалось, что он сейчас велит ей покинуть дом Осалтонов.
Но он не произнес ни единого слова, просто взял ее за руку и повел в уединенное место, в библиотеку.
Глава 15
Дамьен открыл дверь и заглянул в библиотеку. Убедившись, что там никого нет, зашел туда вместе с Аделью и закрыл за собой дверь.
– Нам не следует быть здесь, – сказала она, проходя через комнату к окну, – одним.
Она заставила себя повернуться и посмотреть на него.
Он успел переодеться, на нем была хрустящая белая рубашка, черный пиджак и длинное расстегнутое пальто. А его вьющиеся темные волосы были в невероятном беспорядке, и, несмотря на хорошо отглаженную одежду, он выглядел взъерошенным и немного диким. Его грудь и плечи были невероятно широкими, и весь он высился перед ней, как гора. Обдуваемая ветрами гора.
Когда он наконец заговорил, голос его был глубоким и сдержанным.
– Я должен сказать вам кое-что, пока я не уехал.
Сейчас он будет извиняться и скажет, что это больше никогда не повторится, подумала она. И на этом все кончится, а к ночи он уже будет в объятиях своей любовницы. Мысли о его любовнице придавали ей силы.
– Вы абсолютно уверены в том, что хотите выйти замуж за Гарольда? – спросил он, подходя к ней на шаг.
Потерявшая от удивления дар речи, Адель тупо смотрела на него. Это было совсем не то, что она ожидала услышать. И почему он задавал ей такой вопрос? Хочет ли он убедить ее в том, что ей не следует выходить замуж за Гарольда? Неужели он сам намерен добиваться ее?
На секунду она представила себе, что стала невестой Дамьена, и какая-то часть ее души замерла от восторга при мысли о том, что она может быть по-настоящему любимой, любимой ее диким темным рыцарем. Наконец она призналась в этом самой себе. И эта часть ее души действительно мечтала о таком выходе из этой сложной, запутанной ситуации.
«Но нет», – сказала она себе. Сжав кулаки, она запретила себе погружаться в эти фантазии. Он был не тот человек, за которого следовало выходить замуж. Он постоянно был влюблен в актрис подозрительной репутации и понятия не имел, что такое верность.
Он менял женщин как перчатки. И не надо представлять его лучше, чем он был на самом деле.
Она напомнила себе, что он впервые возбудил в ней страсть, но это вряд ли можно было причислить к его достоинствам. Такая перемена в ней сбивала ее с толку и пугала. Она понятия не имела, к чему это могло привести. И она ни в коем случае не хотела закончить свою жизнь как Франс Фэрбанкс, женщина неразборчивая, лишенная уважения окружающих, живущая лишь для собственного удовольствия. Может такое произойти с Аделью? Дамьен, с его огромной притягательной силой, был весьма опасным искушением. И это заставляло ее опасаться за свое будущее, в котором, возможно, ее ждут и сожаления, и упреки. Она может разрушить свою жизнь из-за страстного «временного помешательства».
– Я уверена, – ответила она, всеми силами стараясь, чтобы голос ее звучал твердо.
Он медленно пересек комнату, угрожающе приближаясь к ней, и когда он остановился, их разделяло крошечное пространство. Адель почувствовала, что у нее перехватило дыхание.
– Я провел последний час мучаясь и пытаясь решить, должен ли я рассказать Гарольду о том, что произошло, – сказал он тихо.
Опять невероятно удивленная услышанным, Адель быстро заморгала.
– Не надо паниковать, – продолжал он, – я никогда бы не причинил ему боль только ради того, чтобы облегчить свою совесть. Но я бы мог причинить ему боль, если бы считал, что это поможет ему. – Он начал медленно ходить по комнате: – У него нет опыта общения с женщинами, Адель. Он невинный и наивный человек. Какой женой вы будете для него?
Воздух, который был сжат в ее легких, медленно вышел из нее. Так. Он привел ее сюда совсем не для того, чтобы уговаривать ее выйти замуж за него. Он привел ее сюда только потому, что сомневался в ее порядочности.
Хотя у нее самой были сомнения по этому поводу, ей весьма неприятно было услышать эти сомнения из его уст.
– Дамьен, я обычно сдерживаю свои обещания, и когда я произнесу брачные клятвы, я отнесусь к этому очень серьезно.
– Но когда я поцеловал вас, вы ответили мне поцелуем.
Адель молча подняла вверх подбородок.
– Возможно, вы на самом деле не такая сильная, как вы и все окружающие предполагаете, – говорил он, опять приближаясь к ней, – вот это и беспокоит меня. Моя мать была неверна моему отцу, и их брак закончился трагически. Я не могу допустить, чтобы такое же произошло с Гарольдом.
Он подошел ближе и почти прижал ее к обитой деревом стене. Она чувствовала его запах, видела щетину у него на подбородке. Она ощущала его величину и вес так, как будто он лежал на ней и давил на нее, в каком-то смысле так оно и было.
– Я никогда не буду неверной женой, – сказала она.
Тяжело дыша, Адель смотрела на его полные губы. Несмотря ни на что, она помнила ощущения, которые вызывало прикосновение к этим мягким губам.
– Но ведь вы оказались неверной невестой.
Глаза ее расширились. Он, безусловно, был прав. Она такой оказалась. Но это не значит, что он может так говорить. И она неожиданно разозлилась. Жизнь ее была легкой и спокойной до тех пор, пока она не встретила его. Защищаясь, она опять попыталась гордо поднять подбородок.
– Меня не в чем было упрекнуть до того, как я увидела вас. Если я и упала со своего пьедестала, то это вы заставили меня оступиться.
– Вы таким видите меня? Что-то вроде аморального змия?
– А разве это не так? Вы водитесь с подозрительными женщинами, вы не платите свои долги.
Эти слова шокировали его, это видно было по его глазам.
– И вы предали того, кого вы опекали, – продолжала Адель, – то, что случилось, было следствием слабости и искушения, а теперь вы сравниваете меня с вашей матерью, у которой был тайный роман. У меня нет даже слов, чтобы выразить мое возмущение. Все, что произошло между нами, было аморально, и я весьма сожалею об этом.
Произносимые ею слова были как острый нож, втыкаемый в ее собственное сердце. Она до этого никогда не поступала аморально, она всегда все делала правильно. И ей было ужасно неприятно думать, что сейчас все изменилось. Между тем какая-то часть ее души лелеяла воспоминания о том, что было. В его объятиях она ощущала себя любимой, желанной, и мысль о том, что все это было стыдным и грязным, буквально разрывала ее сердце.
– Вы стоите слишком близко, Дамьен, – заметила она, стараясь сохранить спокойствие.
Взгляд его потеплел, и он сделал шаг назад. Адель схватилась рукой за оконную раму, чтобы не упасть. Дамьен долго изучающим взглядом смотрел на нее.
– Иногда мне хочется, чтобы вы не были такой сильной, Адель.
Одновременно злость и смущение вспыхнули в ней, и они вырвались наружу, как вода сквозь треснувшую плотину.
– Зачем? Чтобы я предала Гарольда, а вы смогли бы поздравить себя с тем, что были правы, считая всех женщин такими же, как ваша мать? Именно поэтому вы до сих пор не женились, не так ли? Вы думаете, что все женщины нечестные и неверные, и вы хотите доказать это на моем примере. Гарольд говорил вам, что я почти святая, и вы не захотели этому поверить. Вы опасаетесь полюбить кого-нибудь, довериться кому-нибудь так, как Гарольд поверил в меня. Вы не хотели, чтобы Гарольд имел то, чего не было у вас, потому что вы завидовали ему. Завидовали его способности любить и доверять людям. Вас мучает комплекс неполноценности, вы это знаете, и хотите, чтобы и другие ощущали то же самое, и этим другим, к сожалению, оказалась я.
Потрясение и ярость смешались у нее в душе. Никогда раньше она не испытывала ничего подобного. Она никогда никого не упрекала и уж тем более не обвиняла так жестоко и оскорбительно, как его.
Но ей надо было быть жестокой. Она злилась на него. Злилась за то, что он заставил ее чувствовать себя виноватой и безнравственной, что он заставил ее желать его, когда это было совершенно невозможно. Она сердилась на него, потому что он не хотел бороться за нее и стать тем, кем ей хотелось, чтобы он стал. Не хотел расстаться со своим убеждением, что ни одной женщине на свете нельзя доверять. Он пытался обвинить ее в непорядочности, чтобы облегчить свою совесть.
Дамьен молча повернулся и пошел к двери. Через несколько секунд он ответил ей:
– Нет. Мне было бы гораздо легче все это перенести, если бы я мог думать о вас плохо. Я пытался возненавидеть вас, Адель, но мне это не удалось. Я ощущаю только невероятное чувство вины, потому что вы правы, это я заставил вас потерять себя.
Не оглядываясь, он вышел из комнаты. Адель свалилась на стул, пытаясь восстановить нормальное дыхание. В ушах звучали его слова: «Я заставил вас потерять себя».
Сердце ее не могло примириться с теми жесткими словами, которые они только что наговорили друг другу. Дамьен не доверял и не уважал ее. Он видел ее похожей на свою мать, готовой обмануть Гарольда. Он видел в ней только плохое. А она сказала ему, что он аморальный и что его мучает комплекс неполноценности.
Она совсем не хотела так думать о человеке, который спас ее, человеке, который нежно целовал ее, держа в своих объятиях. Но эти слова были правдой, и она это знала. Ей следовало примириться с тем, что он никогда не будет принадлежать ей. И никогда не окажется ее сказочным принцем.
Подождав несколько минут, чтобы он ушел, Адель поспешила выйти из библиотеки.
Вайолет, наоборот, не спешила покинуть комнату. Она медленно поднялась с кушетки, которая стояла в другом конце комнаты у камина.
Ей хотелось удушить Дамьена. Мало того, что он не мог пропустить ни одной женщины в Англии, ему еще нужна была идеальная, добродетельная невеста его кузена Гарольда!
Сжав зубы, Вайолет ругалась. «Будь он проклят», – думала она. И твердо решила, что она этого не допустит. Она не позволит Гарольду потерять ту единственную женщину, которая смогла отвлечь его внимание от любимой лаборатории, причем так надолго, что он даже сделал ей предложение. Вайолет никогда не надеялась, что доживет до этого момента. Если ее брат потеряет Адель, может пройти целая вечность, пока он поднимет глаза от своих чертовых пробирок, чтобы заметить другую женщину. А каковы были шансы, что эта другая женщина окажется такой же богатой наследницей, как эта американская мисс Уилсон? Вайолет понимала, что шансы эти были ничтожны.
Она еще не знала, что ей следует предпринять, но, выходя из библиотеки, была уверена, что ей удастся что-нибудь придумать, так как она ни в коем случае не хотела, чтобы эти вожделенные американские доллары проскользнули у нее между пальцев.
Дамьен постучал в гримерную Франс условленным стуком: два раза, после паузы еще два раза.
– Заходи, дорогой, – раздался знакомый приятный голос.
Открыв дверь, он ощутил аромат роз, букеты которых заполняли комнату. Блестящие костюмы висели на спинках стульев, а раскрашенные перья стояли в высоких вазах.
Сидевшая перед зеркалом Франс повернулась. На ней был только корсет, сорочка и чулки, макияж на лице и туфли на высоких каблуках. Она вынула заколки, и ее волнистые рыжие волосы беспорядочно рассыпались по плечам. Она знала, что это нравилось Дамьену. Не знала она, однако, что он предпочитал видеть ее без макияжа.
Не говоря ни слова, Дамьен прошел по комнате, на ходу развязывая галстук. В эти минуты после представления, когда они оставались наедине, он всегда улыбался, сегодня же улыбки не было у него на лице. Он хотел только одного, он не пытался ее очаровывать, а она не была той женщиной, которая требовала этого.
Франс медленно встала и дразнящей походкой направилась к небольшой кушетке, которая стояла у противоположной стены. Дамьен остановился перед ней, глядя ей прямо в глаза и продолжая развязывать галстук.
Она внимательно смотрела на него, стараясь прочесть его мысли, затем подвинулась на край кушетки. На лице у нее появилась ироническая усмешка, а в зеленых глазах озорные огоньки.
– У кого-то из моих гостей не очень приличные намерения, – проговорила она, расстегивая его брюки.
Дамьен закрыл глаза, ожидая обычной в такой ситуации вспышки желания, но, к его удивлению и досаде, совершенно бессознательно он поднял обе руки и взял Франс за запястья. Франс, невероятно удивленная, смотрела на него.
– Что случилось? – тихим голосом спросила она.
В течение нескольких, казавшихся вечностью, секунд он молчал, потом проговорил:
– Боже, Франс, прости меня.
Она покачала головой, не понимая, что происходит. Он сам был не уверен, что понимает, в чем дело. В последнее время он вообще плохо понимал сам себя.
– Простить за что?
Он отошел на несколько шагов, потом повернулся к ней спиной и застегнул брюки.
– Я не должен был приходить сюда.
– Почему? – В ее голосе звучало и удивление, и надменность.
– Потому что я только использовал бы тебя.
Франс резко встала:
– Я никогда не возражала против этого.
Она была необыкновенной женщиной.
– Раньше было иначе. Я приходил сюда не только ради секса. Мы были большими друзьями.
Ее глаза прищурились от злости.
– А что изменилось? Неужели это из-за браслета? Я совсем не хотела быть жадной, Дамьен.
– Я знаю.
– В чем же тогда проблема? Мы что, перестали быть друзьями?
Он ненавидел себя. Ненавидел то, что собирался сказать.
– Мне кажется, пришло время, когда нам следует оставаться только друзьями, и не больше того.
– Почему? – опять с удивлением спросила она.
Не было никакого смысла дурить ей голову, она заслуживала того, чтобы он сказал ей правду, хотя бы часть правды. Остальное он оставит при себе, пока сам не разберется в своих чувствах.
– Потому что пришло время, и я нашел себе жену.
– Но ведь это не значит, что мы должны прекратить встречаться.
– Вот именно значит.
Потому что ни одна женщина не могла назвать его своим, если бы он продолжал встречаться с Франс. А ему нужно было, чтобы кто-то считал его своим. Ему надо было иметь жену, и чем скорее, тем лучше.
Голова Франс откинулась назад, как будто ее чем-то тяжелым ударили в лицо.
– Ты боишься, что я испорчу твою репутацию?
Он промолчал, не зная, что ответить.
– Я сообщу тебе новость, Дамьен, – продолжала Франс, – твоя репутация была испорчена задолго до того, как ты попал в мою постель.
В ее глазах можно было увидеть и смятение, и ярость. Повернувшись, она схватила розовую бутылочку с косметикой и бросила ее в Дамьена. Бутылка была не закрыта, и комната наполнилась приятным ароматом. Он не успел еще прийти в себя, как в него полетело стеклянное пресс-папье в форме обнаженной женщины. Статуэтка попала ему в лицо и разбила его в кровь.
– Боже! – Он нагнулся и схватился рукой за глаз.
– Ты заслужил это, нахал! – взвизгнула Франс.
Дамьен выпрямился. Он, безусловно, заслужил это и не хотел сопротивляться. Но когда в него полетела ваза, значительно большая по размеру и более тяжелая, чем бутылка с косметикой и пресс-папье, вместе взятые, терпению его пришел конец. Он поймал вазу и направился к Франс, чтобы утихомирить ее. Подойдя сзади, он взял ее за руки, получил пару ударов, но в конце концов заставил ее успокоиться.
– Надеюсь, что ты сгоришь в аду, – со злостью прошипела она.
– Уверен, что так и будет, – согласился он.
Через секунду он отпустил ее, ощущая безмерное чувство вины. Он всегда был честен с Франс. Оба они прекрасно понимали суть своих взаимоотношений, но сегодня он пришел сюда для того, чтобы снять мучившее его напряжение, чтобы подавить тревогу и беспокойство, вызванные отношениями с другой женщиной, женщиной, которая была помолвлена с его кузеном.
Он пал невероятно низко.
Постепенно Франс начала дышать спокойнее и обмякла в его руках.
– Я ненавижу тебя, – сказала она.
– Я это знаю.
– Ты отъявленный подлец.
– И это я тоже знаю. – Он положил голову ей на плечо и глубоко и печально вздохнул.
Взглянув на него, Франс заметила:
– У тебя лицо в крови. – Она повернулась к нему и провела рукой по его лицу, стараясь определить, откуда появилась кровь. – Вот видишь, – продолжала она, – ты просто делаешь меня ненормальной, Дамьен. Ни одному мужчине этого не удавалось до сих пор. – Голос ее стал намного мягче. – Вот это и злит меня больше всего.
Кровь продолжала капать у него со щеки. Он вытер ее тыльной стороной ладони.
– Возможно, мне будет лучше без тебя, – сказала она, направляясь за мокрым полотенцем, чтобы вытереть кровь, – может быть, нам обоим будет лучше.
Глава 16
Прошло два дня. Адель сидела в своей спальне, рассеянно глядя в окно на увлекательный лабиринт. Раздался стук в дверь, и в комнату заглянула Клара.
– Мы с Сигером и малышкой скоро уезжаем, – сказала она. – Вещи уже складывают в карету.
Адель встала. Мысль о том, что сестра уезжает, вызвала в ней волну эмоций, и ей пришлось бороться с желанием расплакаться. Такое часто происходило с ней в последнее время, когда она думала о том, что родные уедут, и она, может быть, никогда больше не увидит свою родную Америку. Это было совсем не похоже на Адель, она была весьма сдержанной и плакала редко.
Ей все же удалось придать лицу жизнерадостное выражение, чтобы не огорчать сестру и не перекладывать груз своих проблем на ее плечи. Утешением было то, что она собиралась в ближайшее время посетить в Лондоне другую сестру, Софи.
– Уверена, ты будешь рада вернуться домой, – проговорила Адель, – ты ведь так долго не была дома.
Зайдя в комнату, Клара взяла младшую сестру за руки:
– Конечно, я буду рада, но я беспокоюсь о тебе. Ты уверена, что у тебя все в порядке? Ты выглядишь совсем не такой, какой я знала тебя в Нью-Йорке, – уверенной и удовлетворенной. Мне кажется, ты чем-то опечалена.
Опечалена. Да, это была правда, хотя для печали не было видимой причины – она была окружена счастливыми людьми, и все было так, как она хотела.
Дамьен вернулся в Лондон. После этого Гарольд показал ей все внутри дома, Юстасия повезла ее и ее маму в карете по всему поместью и в соседнюю деревню. Адель провела много приятных часов, беседуя с Кэтрин, что позволило ей лучше узнать старую леди. Каждый вечер она принимала участие в развлечениях в гостиной, пела и играла. Как будто все было хорошо.
– Это имеет какое-то отношение к тому, что лорд Элсестер уехал в Лондон? – спросила Клара, как всегда попадая в самую точку.
И наконец Адель поняла, что не может больше скрывать свои проблемы. Ее сестра и так все знала, она всегда обо всем догадывалась, но не торопилась расспрашивать.
– Да, – помолчав, произнесла Адель.
В глазах у Клары промелькнуло сочувствие. Она коснулась щеки младшей сестры:
– Ты должна была рассказать мне раньше, Адель. Я знаю, ты считаешь, что со своими проблемами нужно справляться самой и быть идеальной дочерью, идеальной невестой, но поверь, тебе совсем не обязательно быть идеальной. Никто не может таким быть. Садись и рассказывай.
Когда они обе уселись на край кровати, Клара сказала:
– Удивительно, как это ты до сих пор не взорвалась. Расскажи мне все, может быть, я смогу чем-нибудь помочь.
Адель кивнула.
– Это началось в первую же ночь, когда он появился в коттедже, спасая меня. – Адель вспомнила свое первое впечатление. – Он ворвался в мою комнату, сильный и мужественный, и он спас мою жизнь. Я была безумно благодарна, но в то же время немного насторожена, потому что все, что касалось его, было пугающим. Он только что на моих глазах убил человека. Потом я помню, мне очень хотелось, чтобы на его месте был Гарольд, чтобы это он спасал меня, потому что я чувствовала, что между мной и Дамьеном будет что-то такое, чего не должно быть.
Адель подробно рассказала о разговорах, которые они вели с Дамьеном, и как она мучалась, будучи не в состоянии заснуть после всех ужасов. И рассказала, как они с Дамьеном оказались в одной постели.
– Он знает меня, Клара. Он видит, что происходит у меня внутри, и он заставил меня заглянуть в глубину моей души. И все это случилось всего за три дня. Когда я рядом с ним, я чувствую и говорю то, чего я никогда не чувствовала раньше. Я полностью открываюсь ему, и из-за этого я сомневаюсь в моих отношениях с Гарольдом.
– Ты думаешь, что Гарольд не знает тебя, настоящую? – спросила сестра.
Адель опустила глаза:
– Мне кажется, что он просто не видит меня вообще, не говоря уже о том, что у меня в душе. Рядом с ним я просто перестаю существовать. Есть только моя оболочка, которой положено кивать, улыбаться и соглашаться с его мнением. Именно таким существом я и была в Нью-Йорке.