– Почему ты спрашиваешь об этом, дорогая?

Вытирая рот салфеткой, Софи спокойно объяснила:

– Мне любопытно, ходят ли по городу слухи об этом. Я не так уж наивна и понимаю, что многих джентльменов это интересует. Но я хотела бы знать, известна ли точная сумма, которую отец собирается заплатить.

Миссис Уилсон откашлялась.

– Кажется, я никому не называла цифры, кроме, конечно, Флоренс.

Графиня не поднимала глаз от своей тарелки, и это разозлило Софи.

– Флоренс знает, а я нет? Как же это? Почему?

Взглянув на лакея, стоявшего за спиной графини, Софи заметила, что он, как солдат на посту, не поднимает глаз и ничем не выказывает даже намека на свою заинтересованность в разговоре. Казалось, что в голове у него ничего не происходит, однако Софи прекрасно знала, что это не так. Слуги – обыкновенные люди, и, вероятно, они развлекались, наблюдая за жизнью аристократов; для них это было чем-то вроде большого спектакля с костюмами, светом и бутафорией.

Намазывая булочку маслом, Беатрис тихим голосом произнесла:

– Точная сумма неизвестна, Софи, но... Вы не оставите нас на пару минут? – внезапно обратилась она к лакею, и тот, молча поклонившись, вышел из комнаты.

– Но отец назвал тебе какую-то сумму? – продолжала настаивать Софи.

– Дорогая, как тебе не стыдно задавать такие вопросы? – возмущенно спросила Беатрис.

– Потому что я имею право знать и хочу оценить свои шансы встретить мужчину, который возьмет меня в жены не только ради моих денег.

– Никто не захочет жениться на тебе только из-за денег, – вмешалась Флоренс, – ты очаровательная женщина, и это ни для кого не секрет.

– Так вы говорите, что значение имеют моя внешность и деньги, а моя душа, мое сердце, мой ум не имеют?

Обе дамы в один голос принялись разубеждать ее.

– Конечно, все это имеет значение, дорогая, и никто в этом не сомневается.

Софи, молча продолжая есть свой завтрак, спокойно повторила:

– Вы так и не сказали мне, сколько денег готов заплатить отец.

После недолгого колебания Беатрис, наконец, решилась:

– Он считает, что пятьсот тысяч фунтов вполне подходящая исходная сумма, но она, безусловно, может измениться в зависимости от того, кто будет претендентом.

– Так всегда делается, – важно добавила Флоренс.

«Исходная сумма» – эти слова, как звон колокола, звучали у Софи в голове несколько секунд. Убедившись, что аппетит ее пропал окончательно, она проговорила:

– Благодарю вас за то, что вы ничего от меня не скрываете.

Решив, что Софи, наконец, успокоилась, Флоренс позвонила в колокольчик и попросила вернувшегося лакея принести еще чаю, а когда он отправился за чаем, Софи обратилась к старшим дамам с просьбой:

– Могу я попросить вас не называть никому сумму, даже тем джентльменам, которые будут этим интересоваться? Я понимаю, всем известно, что у меня солидное приданое, но я бы предпочла сохранить некоторую интригу. Пусть тот, кто намерен сделать предложение, вынужден будет рискнуть, поскольку приданое может оказаться меньшим, чем он рассчитывает.

Обе леди изумленно переглянулись.

– Если это тебя успокоит, Софи, то я, пожалуй, соглашусь с тобой, – негромко произнесла Беатрис. – Мы не откроем рта, пока ты не встретишь мужчину, которого сможешь полюбить.

Для Софи было полной неожиданностью услышать из уст матери слово «полюбить». Она глубоко вздохнула:

– Большое спасибо, мама. – Встав, она подошла к матери и поцеловала ее в щеку.

Выйдя из экипажа, Джеймс посмотрел вверх, на окна графини Лансдаун, и его охватили сомнения. Правильно ли он поступает? Совершенно неожиданно для себя он на балу сказал Софи, что заедет к ней. Обычно Джеймс хорошо знал причины, которые заставляли его поступать так или иначе, но сегодня он не был уверен в себе. Неужели все это только ради денег, или некая искра разожгла огонь у него внутри, – огонь, который стал следствием того, что мисс Уилсон оказалась весьма оригинальной особой? В конце концов, герцог решил, что на этот раз действуют все причины одновременно, хотя до этих пор он не считал оригинальность положительным качеством женщины.

Джеймс уже стал подумывать о том, чтобы вернуться в экипаж и спокойно отправиться домой, но потом решил довести до конца рискованное мероприятие и посмотреть, к чему это приведет. Разумеется, он выдержит скучную беседу о погоде и о вчерашнем бале, а больше ничего серьезного не произойдет.

Убедив себя в этом, Джеймс подошел к входной двери и постучал.

Через несколько минут его пригласили наверх, в гостиную. Швейцар объявил о его приходе. Войдя, Джеймс первым делом посмотрел на мисс Уилсон, которая сидела на другом конце гостиной с чайной чашкой в руках. Платье цвета слоновой кости оттеняло цвет ее лица, и она, на взгляд Джеймса, выглядела как аппетитная конфетка. Взглянув на нее, Джеймс почувствовал совершенно непривычное для него волнение и предположил, что оно вызвано желанием исправить первое неблагоприятное впечатление о нем.

Несколько мгновений длилось неловкое молчание, после чего Беатрис и графиня радостно поприветствовали его. Пройдя дальше, Джеймс остановился, увидев сидящего у камина Эдварда Уитби.

– Приятно, увидеться с тобой, Уитби, – произнес он, стараясь, чтобы голос его звучал спокойно и доброжелательно.

Граф поднялся со стула.

– Мне также весьма приятно.

В комнате возникло еще более неловкое молчание. Наконец, Уитби подчинился правилам этикета и наклонился за своей шляпой и тростью. Поскольку он уже нанес визит, ему следовало вежливо откланяться, и, поклонившись дамам, он произнес:

– Благодарю вас за внимание, леди Лансдаун. Мне было весьма приятно, миссис Уилсон. Желаю вам хорошо провести день, мисс Уилсон.

Передав хозяйке дома свою визитную карточку и проходя мимо Джеймса, Уитби сердитым приглушенным голосом проворчал:

– До встречи, Уэнтуорт.

Джеймса совсем не обрадовало то, что Эдвард теперь будет считать его соперником на ярмарке невест. Черт возьми, эти сведения могут завтра оказаться в газетах.

– Проходите, ваша светлость! – Графиня любезно улыбнулась.

Джеймс кивнул. Стараясь забыть про неудачную встречу с приятелем, он решил сосредоточить все свое внимание на мисс Уилсон. Однако и это было непросто, так как в голове у него тут же всплыли воспоминания о его отношениях с Флоренс. Герцог не мог даже предположить, что когда-нибудь зайдет в дом графини после того, что произошло три года назад. Флоренс тогда впервые приехала в Лондон и обратила свое внимание на красивого герцога. Слава Богу, на горизонте очень кстати появился граф Лансдаун и, сделав предложение, избавил Джеймса от необходимости унизить Флоренс, отказавшись от брака.

– Пожалуйста, устраивайтесь поудобней, – продолжала хозяйка дома. Казалось, она совершенно забыла о том, что произошло между ними когда-то.

Миновав свободный стул, стоявший рядом с графиней, Джеймс сел рядом с миссис Уилсон, и горничная налила ему чашку чая.

– Сегодня чудесный день, не правда ли, ваша светлость? – начала разговор леди Лансдаун. – Не припомню, чтобы в мае было столько солнечных дней.

Так, подумал Джеймс, начинается.

– Вы правы, и это особенно приятно после обильных дождей в марте...

– Тут всегда так тепло в мае? – поинтересовалась миссис Уилсон.

Часы, стоявшие в гостиной, громко тикали, отсчитывая минуты малоинтересной беседы. Когда прошли обязательные пятнадцать минут, Джеймс удивился, зачем вообще он сюда приехал. Софи же так и не произнесла ни слова.

В то время как Беатрис рассказывала о балах в Нью-Йорке, герцог воспользовался моментом и попытался внимательнее рассмотреть красавицу, сидевшую напротив него. Софи спокойно пила чай, по-прежнему не принимая никакого участия в разговоре. Куда подевались ее жизнерадостность, тот огонек, который он заметил в ней вчера?

– Понимаете, – продолжала тараторить миссис Уилсон, – в Америке все совсем иначе. Летом, когда очень жарко, люди стараются покинуть Нью-Йорк и отправляются в свои летние загородные дома. А тут, наоборот, все оставляют свои поместья и приезжают в столицу.

– Какой удивительный контраст, – заметила леди Лансдаун.

– Я никакие могу понять, почему вы не остаетесь летом за городом, – не унималась миссис Уилсон, – когда в городе так жарко и...

Все это время Джеймс обдумывал различные предположения. Возможно, мисс Уилсон разочарована тем, что он своим появлением сократил визит лорда Уитби. Впрочем, почему его должна заботить разочарованная девица; гораздо важнее, что сегодня утром она так же невероятно богата, как и вчера вечером.

Взглянув в ее бездонные синие глаза, герцог неожиданно подумал, что никогда в жизни не видел более очаровательного существа. И все же ему пора уходить...

Однако как только эта мысль пришла ему в голову, Софи прервала мать:

– Это из-за того, что летом заседает парламент, мама, вот и все.

Софи заговорила впервые со времени его прихода, и его желание уйти неожиданно испарилось. Джеймсу тут же захотелось узнать, заговорила ли она специально для того, чтобы еще немного задержать его в гостиной графини, или это было простой случайностью. Настроение его немного улучшилось, и он решил вернуться к своей игре.

– Конечно-конечно, – кивнула миссис Уилсон, хотя Джеймс сомневался, что она вообще что-то знала по этому поводу.

А Софи наконец, обратилась к гостю:

– Парламентская деятельность, вероятно, отнимает у вас большую часть времени, ваша светлость?

Герцог был искренне рад, что у него, наконец, появилась возможность поговорить с Софи. В глазах ее появился блеск, она с явным интересом ожидала его ответа, и Джеймс с удовольствием представил себе, как он занимается с ней любовью. Интересно, будет ли она в постели столь же оживленной, какой она была на балах, нарушая правила лондонского этикета?

В течении последующих десяти минут они вели не очень серьезный разговор о работе парламента. Ее любопытство и разумные вопросы, которые она задавала, заставили Джеймса обдумывать свои ответы, и он совершенно перестал фантазировать о том, как бы она выглядела в постели. В голове у него возникли более практичные мысли. Ему было ясно, что Софи – способная ученица, а это весьма важно для того, чтобы стать настоящей герцогиней.

«Настоящая герцогиня». Джеймс несколько раз повторил про себя эти слова и решил, что ему не следует торопиться. Когда стало ясно, что визит может затянуться, Джеймс поставил чашку на стол и, улыбнувшись графине, встал.

– Благодарю вас, леди Лансдаун, за приятную беседу.

Хозяйка дома также поднялась, чтобы проводить его до дверей гостиной. Передавая ей свою карточку, Джеймс обернулся и еще раз взглянул на Софи.

– Мне было очень приятно, ваша светлость, что вы заехали к нам. – Произнося эти слова, она внимательно смотрела на него.

Поклонившись, герцог покинул комнату. Как только он вышел, Софи повернулась к матери:

– Ты же обещала мне, что никому не назовешь сумму, которую готов заплатить отец.

Беатрис побледнела.

– Мне очень жаль, милая, и я ничего не хотела говорить. Просто граф так интересовался всем! Я намеревалась убедить его в том, что делать предложение в настоящее время нецелесообразно, поскольку ты хочешь как следует узнать джентльмена до того, как ответить на его предложение. А то, о чем ты говоришь, дорогая, – я не смогла солгать ему. Я пыталась сменить тему разговора, правда, Флоренс? – Беатрис беспомощно посмотрела на графиню.

– Да-да, конечно. Твоя мать пыталась уйти от ответа, но ей это не удалось, так как герцог был весьма настойчив.

Однако Софи сомневалась, что все происходило именно так, как ей пытались представить.

– Теперь каждый будет знать, насколько мы богаты. К тому же всех шокируют «невоспитанные американки», которые обсуждают финансовые проблемы в гостиной.

– Я предупредила герцога, что это секрет, а он все же джентльмен...

Софи недоверчиво покачала головой:

– Ладно, я отправляюсь к себе в спальню.

Она была уже у дверей гостиной, когда Беатрис окликнула ее:

– Но, дорогая, ты, по крайней мере, счастлива, что герцог приехал к нам?

Софи остановилась, потом вернулась и поцеловала мать в щеку, понимая, что нет никакого смысла сердиться. Беатрис сознавала, что совершила оплошность, и, наверное, теперь не сможет заснуть спокойно. Она была доброй, хорошей женщиной и любящей матерью, вот только не умела хранить секреты. К счастью, это было ее самым серьезным недостатком. А вот бабка Софи продавала своих детей, чтобы купить виски, после того как отец Беатрис оставил семью.

Была ли счастлива Софи, общаясь с герцогом? Вряд ли она чувствовала себя счастливой. Это было нечто совсем другое. Но она понимала, что впредь следует соблюдать особую осторожность.

Слуга в ливрее открыл дверь кареты для Джеймса и, когда тот удобно уселся внутри, закрыл ее. Однако еще до того, как лошади тронулись, в дверь кареты постучали, и в окне появилась физиономия Уитби.

– Подождите! – прокричал Джеймс кучеру и открыл дверь.

– Не подвезешь меня до Грин-стрит? – спросил Эдвард.

Поборов непроизвольное желание отказаться, Джеймс кивнул, и почти всю дорогу они молча сидели друг напротив друга, пока экипаж подпрыгивал на неровной каменной мостовой.

– Так ты все-таки изменил свои намерения? – спросил, наконец, Уитби.

– Какие намерения? – пожал плечами, словно не понимая, о чем речь.

– Относительно американской наследницы. Ты ведь говорил, что она тебя не интересует.

В тоне Эдварда Джеймс уловил враждебность, но постарался ответить как можно спокойнее:

– Что-то не припомню.

– Ты сказал, что вообще не признаешься ни в чем.

– Совершенно верно. А почему тебя это интересует?

От очередного толчка Эдвард покачнулся на сиденье.

– Видишь ли, я сообщил миссис Уилсон о моей заинтересованности, и она высказала мне свое одобрение.

Джеймс крепче сжал рукоять своей трости.

– Кто, миссис Уилсон или ее дочь?

– Конечно, миссис Уилсон. Сама девица была оживленна, любезна, и к тому же на прошлой неделе она улыбалась мне каждый раз, когда мы встречались с ней.

– Думаю, таково обычное поведение молодых американок, – холодно заметил Джеймс.

Боже, уж не ревнует ли он? Джеймс постарался взять себя в руки.

– Так ты сделал предложение?

– Не... не совсем. Миссис Уилсон сказала мне, что делать предложение слишком рано. Ее дочь хочет, чтобы за ней сперва ухаживали подобающим образом, а уж потом заводили речь о браке.

– Ухаживали подобающим образом? – удивленно приподнял брови. – Звучит уж очень по-американски.

У его собеседника дернулся подбородок – судя по всему, его друг прилагал неимоверные усилия, чтобы скрыть злость.

– Я не предполагал, что ты хочешь жениться, – сказал Уитби.

Теперь в его голосе звучало отчаяние, и Джеймсу это было весьма неприятно. Ему следовало немедленно убедить приятеля в том, что он не собирается делать предложение, и на этом окончить неприятный разговор.

– Она назвала тебе предполагаемую сумму приданого? – спросил Эдвард.

– Сумму? – Теперь настала очередь Джеймса возмутиться. – Не очень понимаю, о чем ты?

– Отлично понимаешь: речь идет о величине приданого. Подозреваю, что именно поэтому ты изменил свои планы.

– Я не мог изменить планы хотя бы потому, что у меня их никогда не было, – заверил Уитби Джеймс.

– Но миссис Уилсон назвала тебе сумму? – продолжал настаивать граф.

Джеймс вздохнул:

– Послушай, что мне за дело до величины приданого ее дочери? Господи, Боже мой, – он рассмеялся, – мы вообще не говорили о подобных вещах. Дурацкий разговор шел только о погоде.

– Ах, вот как! Что ж, ладно... – Эдвард замолчал и посмотрел в окно. Видно было, что он почувствовал облегчение.

Джеймс же, наоборот, отчего-то разволновался.

– А ты что, в самом деле, обсуждал это с миссис Уилсон? – недоверчиво спросил он. – Разумеется, дочери при этом не было?

– Боже, конечно, не было!

Карета продолжала свой путь, и Джеймс почувствовал, что любопытство не дает ему покоя. Он стал придумывать объяснения, почему миссис Уилсон не сообщила ему о величине приданого. Вряд ли она сама предпочитает Уитби. Она охотница за титулами и должна понимать, что титул Джеймса самый высокий. Графиня, безусловно, все это ей объяснила. С другой стороны, вполне возможно, что желание матери не имеет здесь никакого значения. Вероятно, миссис Уилсон знает, что ее дочери Эдвард нравится больше, чем герцогский титул, и именно поэтому ведет себя так. Мысль о том, что молодая женщина предпочла ему его приятеля, была для Джеймса особенно неприятной.

– Ситуация и в самом деле весьма странная, – неожиданно заговорил Уитби, – удивительно, что отец собирается заплатить пятьсот тысяч фунтов за то, чтобы выдать замуж такую красавицу: если бы Софи родилась в Англии, ему, вероятно, не пришлось бы потратить ни фартинга. Им приходится платить за то, что они американцы и хотят стать уважаемой частью Старого Света. Мы живем в очень странное время, не правда ли, Джеймс?

Однако герцог молчал – он просто не мог сразу переварить услышанную им огромную цифру – пятьсот тысяч фунтов.

Экипаж остановился на Грин-стрит, и кучер открыл дверцу кареты.

– Надеюсь, старина, ты не собираешься становиться между мной и тем, что я получил раньше тебя? Если попробуешь, уверяю тебя, ты пожалеешь. – Выражение лица Уитби стало жестким и даже злым.

Кровь забурлила в жилах Джеймса.

– Ты лучше других должен знать, Эдвард, что я плохо реагирую на угрозы.

Лицо графа тут же разгладилось. Уитби вежливо поблагодарил Джеймса за то, что тот довез его, и вышел из кареты.

Экипаж последовал дальше по Грин-стрит, но герцог все никак не мог успокоиться, поскольку он терпеть не мог, когда его пытались запугивать. Челюсть его сжалась, когда он до конца осознал, что произошло всего несколько минут назад. То, что Эдвард Уитби зашел в дом графини на полчаса раньше, не давало его приятелю никаких преимуществ. Это могло случиться из-за запруженных улиц Лондона... Да мало ли из-за чего!

Уитби прекрасно знал, что Джеймсу давно пора жениться; он даже сам убеждал приятеля в этом задолго до того, как на горизонте возникла богатая американка.

Мысли герцога снова возвратились к огромной сумме приданого. Оценивая состояние своих финансов, Джеймс подумал, что игнорировать такую возможность было бы просто абсурдом. Отказываться только потому, что он мог повести себя так же, как его отец, было бы преступлением по отношению к его семье. Безусловно, он был более сильным человеком, чем отец, и вполне мог бороться со своими инстинктами.

Джеймс считал себя достаточно разумным, чтобы увидеть приближающуюся опасность и справиться с ней, разве нет? Не зря же он потратил всю свою жизнь на то, чтобы научиться справляться со своими страстями. В ближайшем будущем он намеревался рассматривать сложившуюся ситуацию исключительно с рациональной точки зрения, хотя представившаяся ему возможность и казалась похожей на сказку. Судьба дразнила его, поместив перед его носом золотое райское яблочко, которое соблазняло его и красотой девушки, и огромными деньгами. Что ж, пришло время откусить кусочек яблока. Он уже был готов к этому – он научился управлять своими чувствами и умел сдерживать свои страсти, если в этом была необходимость.

Вероятно, он был прав, всю жизнь занимаясь тренировкой характера. Теперь пора проверить успешность этих тренировок, общаясь с очаровательной американкой: ведь чтобы получить это огромное приданое, ему придется соблазнить мисс Уилсон...