Джеймс запер дверь и медленно приблизился к кровати.

– Есть успехи в поисках новой горничной? – Голос его был тихим и хриплым.

– Пока нет. – Несмотря на сильное сердцебиение, Софи старалась, чтобы голос ее звучал спокойно. – Завтра должны прийти еще две претендентки.

– Отлично. Надеюсь, домоправительница оказывает тебе помощь?

– Да, конечно. – Софи не сомневалась, что Джеймс сам беседовал с домоправительницей и просил ее помочь.

Джеймс присел на край кровати.

– А как дела со всем остальным?

Софи поежилась.

– Думаю, мне еще многому предстоит научиться...

– Не сомневаюсь, что у тебя все получится, даже если ты будешь действовать по-своему.

– По-своему? – удивленно переспросила Софи. – Не думаю, что твоя мать одобрит это.

Джеймс усмехнулся:

– Я совсем не рассчитываю, что ты будешь такой же, как моя мать. На самом деле я предпочел бы, чтобы ты была совсем другой.

Странный блеск в его глазах заставил Софи задрожать. Она еще пыталась сохранить самообладание, чтобы понять смысл того, что он говорил, но на самом деле ей хотелось только смотреть на него.

– Ты хочешь сказать, что я могу поступать так, как считаю нужным?

– Если это не слишком утомительно для тебя.

– Что ты имеешь в виду?

– Я наблюдал за тобой на прошлой неделе и знаю, что ты посещаешь наших арендаторов, знаю, что ты отправила больную посудомойку отдохнуть.

Щеки Софи покраснели.

– Могу только догадываться, какое сопротивление тебе пришлось преодолеть, чтобы все это стало возможным, – добавил он.

– Ты прав, это произвело не слишком хорошее впечатление на домоправительницу и на твою мать.

Джеймс громко рассмеялся:

– Я и не думал, что ей это может понравиться, но для матушки весьма полезно встретить сопротивление. Ты поступила смело, дав ей понять, что не собираешься походить на бесформенную медузу. Если бы не сделала это, ты не успела бы и глазом моргнуть, как к твоим суставам оказались привязаны пружинки, за которые мать дергала беспрерывно, а слуги продолжали бы выполнять только ее распоряжения.

– Так оно и есть. Даже сейчас они слушают меня, только когда я одна, но если в комнате старая герцогиня, они смотрят на нее и ждут ее одобрения.

Джеймс коснулся пальцем ее щеки.

– Они привыкли к этому, Софи, и думают, что так будет продолжаться всегда. Нужно время, чтобы вы приспособились друг к другу.

Ощущение его теплых пальцев на щеке успокаивало Софи. Впервые за последние недели она почувствовала облегчение оттого, что кто-то понял, с какими трудностями ей пришлось столкнуться, и попытался ободрить ее. О, как ей хотелось сохранить это ощущение близости и понимания, возникшее между ними! Вот только возможно ли это? Этого она не знала.

Если бы только Джеймс мог приходить к ней каждую ночь и беседовал с ней, как сейчас, ей было бы гораздо легче приспособиться к новой для нее жизни. Ей нужно было, чтобы кто-то родной был рядом. Ей нужен был он.

Взяв руку Джеймса, Софи поцеловала ее.

– Я так благодарна тебе. До твоего прихода я чувствовала себя такой одинокой и...

Он остановил ее поцелуем, и Софи медленно погрузила пальцы в его шевелюру. Она не была уверена, что поняла, почему Джеймс прервал ее. То ли он не мог больше ждать, то ли просто не хотел говорить на опасные темы. Возможно, действовали обе причины, но каковы бы они ни были, она с удовольствием отвечала на его ласки, потому что ее с невероятной силой тянуло к нему. Ей нужно было ощущать тепло его прикосновений, и никакая гордость, никакие разумные доводы не могли бы заставить ее отказать ему.

Прервав поцелуй, Джеймс шепотом спросил:

– Предполагаю, ты знаешь, почему я здесь?

Софи молча кивнула.

– И сегодня ночью ты этого хочешь?

Окольным путем он как бы передавал бразды правления в руки Софи, давая ей самой решить, что произойдет или не произойдет между ними в эту ночь. Он пытался дать ей понять, что в каком-то смысле она является хозяйкой положения.

– Я не только хочу, Джеймс. Все эти дни я мечтала об этом.

В глазах Джеймса появилось что-то хищное.

– И чего именно ты ждала? Этого? – Он нежно прижался к ее губам, раскрыл их и просунул язык внутрь, в то время как его пальцы закручивали локоны у нее на висках.

Софи прижалась к нему, и их поцелуй стал еще более глубоким.

– А может, этого? – Он просунул руку под рубашку и нежно погладил ее грудь.

У Софи перехватило дыхание, и она не в состоянии была отвечать на его вопросы.

– Или ты ждала того же, чего ждал я сам... – Он наклонился над ней.

– Ждала чего? – задыхаясь, прошептала она, в то время как ее сердце, казалось, вот-вот пробьет дырку у нее в груди.

Джеймс лукаво улыбнулся:

– Все, начиная с этого... – Он потянул край ее ночной рубашки и, медленно поднимая его, начал скользить рукой по ее обнаженной ноге. Когда его рука оказалась у нее между ног, он выжидающе посмотрел на Софи. – Этого ты тоже ждала?

От его умелых прикосновений она потеряла возможность произносить слова и только молча кивнула. Джеймс засунул пальцы внутрь, потом осторожно убрал их. Несколько раз повторив эти движения, он шепотом спросил ее:

– А как тебе нравится то, что я делаю сейчас?

Дыхание его было влажным, горячим, и это вызывало в ней дрожь. Софи казалось, что она тает в его горячих руках. Закрыв глаза, она с трудом прошептала:

– Да, Джеймс, очень.

Он знал, как доставить ей невероятное наслаждение, и она целиком погрузилась в него. Сбросив халат на пол, Джеймс лег под одеяло. Желание Софи все больше нарастало, в конце концов, оно стало таким сильным, что сбило бы ее с ног, если бы она попыталась подняться.

Быстрыми движениями Софи через голову сняла с себя ночную рубашку и отбросила ее в сторону. Почувствовав прохладу на обнаженной коже, она прижалась к горячему телу мужа.

– Мне так недоставало тебя, Джеймс!

– Я тоже тосковал без тебя, – прошептал он.

Эта фраза была для нее хоть малым, но все-таки утешением. Джеймс потерся носом о ее нос, затем торопливо, как будто он не мог больше ждать, проник в нее.

– Не шевелись, – произнес он властным тоном, – мне нужно время.

Несколько секунд, пока они лежали неподвижно, сердце у Софи билось с такой силой, что ей казалось, стук его слышат слуги во всем доме.

– Все, – прошептал Джеймс и отодвинулся от нее.

Но Софи этого было мало. Она выгнула спину, просунула пальцы за гладкую, мокрую от пота спину мужа и сильнее прижала его к себе. Какое-то время они ритмично двигались вместе, пока она не вскрикнула от удовлетворения и восторга.

Джеймс еще и еще раз проникал в нее. Ощущение ее ногтей на спине и тихие восторженные звуки, которые издавала Софи, возбуждали его все больше. Много дней, не отдавая себе отчета, он мечтал об этом.

В последний раз Джеймс проник в нее сильно и глубоко, а затем, обессиленный, задрожал. Он лежал, придавив ее, и ждал, пока у него восстановится дыхание, в то время как пальцы Софи нежно поглаживали его по спине. Эти прикосновения успокаивали Джеймса, и ему совсем не хотелось расставаться с ней. Через несколько минут, опасаясь, что он может раздавить ее, Джеймс перевернулся на бок и поцеловал жену в щеку.

– Ты останешься на всю ночь? – ласково спросила Софи.

– Да, – ответил Джеймс.

Обняв ее и прижав к себе, как в их первую брачную ночь, Джеймс словно забыл о времени, однако, когда он уснул, сон его был беспокойным и полным обычных мрачных сновидений.

Проснувшись посреди ночи, Софи обнаружила, что Джеймс уже ушел. Обнаженная, ощущая ночную прохладу, она села в кровати. Комната была освещена луной, и она наклонилась, пытаясь разыскать на полу свою ночную рубашку. Надев ее, Софи долго сидела не шевелясь, пытаясь осмыслить то, что произошло.

Он опять ушел. Софи не чувствовала разочарования, так как, несмотря на то, что сказал ей Джеймс, она почему-то предчувствовала, что он не останется на всю ночь.

Ей и самой не всегда удавалось контролировать свои эмоции, а значит, вряд ли ей удастся удовлетворить все желания мужа. В ее семье не принято было переносить невзгоды молча: если у кого-то возникала проблема, они вместе обсуждали ее и старались найти выход; никто не подавлял свои чувства и не делал вид, что все идет хорошо. Теперь ей тоже нужно было обсудить с Джеймсом их отношения – это было необходимо Софи для ее душевного равновесия. Она хотела понять, почему Джеймс не хочет полюбить ее. Его разговоры о том, что в аристократических семьях любовь не обязательна, казались ей несерьезными.

Софи встала с кровати и по холодному каменному полу дошла до стула, на котором висела ее шаль; поежившись, она накинула ее на плечи и, зажигая свечи, подумала о том, что до наступления зимы надо будет наладить водяное отопление, так как камины не могли как следует нагреть этот огромный каменный дом.

Взяв подсвечник, Софи подлинному коридору направилась в комнату мужа. Негромко постучав и не дождавшись ответа, она открыла дверь и ощутила приятное тепло.

Джеймс сидел у пылающего камина, держа в руке стакан с бренди, и неподвижно смотрел на огонь.

– Я никак не мог уснуть, – сказал он, словно пытаясь оправдываться.

В камине затрещал уголь.

– Я тоже. – Софи поставила подсвечник на камин и опустилась на колени рядом с ним. – Я замерзла...

– Ну, так иди сюда. – Он посадил ее к себе на колени.

Какое-то мгновение Софи сидела неподвижно, наслаждаясь ощущением его груди у себя за спиной и его пальцев, гладивших ее по плечу, думая лишь о том, должна ли она удовлетвориться таким уровнем отношений и не требовать большего. С тех пор как они вернулись в замок, у нее не было более приятных минут, и она решила не настаивать, во всяком случае сразу.

– Здесь всегда так холодно в октябре?

– Нет, это скорее исключение. Боюсь, как бы снег не испортил наш охотничий праздник.

– Но он ведь все равно состоится, даже если пойдет снег?

– Да, конечно. Гости приезжают не только ради охоты.

Софи ощущала аромат бренди в его дыхании, и ей приходилось сдерживать свое желание поцеловать его. Она боялась, что, если сделает это, никакого разговора не получится.

Повернувшись к мужу, Софи улыбнулась:

– Могу я сказать тебе кое-что?

Джеймс ответил не сразу, и она поняла, что он волнуется.

– Конечно.

Софи ласково провела пальцами по его волосам.

– А ты не рассердишься?

– Это зависит от того, что ты собираешься сказать.

Софи помолчала, обдумывая, с чего ей начать и как сформулировать свои мысли так, чтобы у ее мужа не создалось впечатления, будто она чего-то требует от него.

– Я думала о тех словах перед твоим отъездом в Лондон и о своей реакции на них. Вероятно, я должна извиниться за свое поведение и за то, что очень разозлилась тогда.

Софи заметила, как напряглись плечи Джеймса, и поняла, что ее взволнованная речь произвела на него сильное впечатление.

– Тебе совершенно не за что извиняться. Жизнь в замке – совсем не сахар, и я это отлично знаю.

Софи кивнула:

– Я бы соврала, если бы сказала, что это не трудно, но я сделаю все, что в моих силах, клянусь. Я постараюсь стать достойной герцогиней.

Взгляд Джеймса смягчился, и Софи поняла, что ей удалось разрушить хотя бы один барьер в их отношениях. Теперь ей предстояло преодолевать другие.

Джеймс поднес ее руку к губам, поцеловал, и приятное тепло распространилось по всему ее телу.

– Ты уже и так преуспела в этом. Все арендаторы обожают тебя.

– Арендаторы, но не твоя мать. – Софи вздохнула.

– Моя мать – весьма твердый орешек. Я даже сомневаюсь, что ее можно назвать орешком. Скорее это камень, но ведь и камни иногда раскалываются... – многозначительно подмигнул. – Если, например, уронить камень с высокой башни.

Софи невольно рассмеялась:

– Что ты хочешь этим сказать?

– Безусловно, ничего, – ответил Джеймс и тоже рассмеялся, – хотя мне не следовало шутить по этому поводу. Такое случалось.

Софи почувствовала невольное волнение.

– Случалось? Где? – взволнованно спросила она.

– Это было много лет назад. – Джеймс покачал головой, как будто стараясь избавиться от мрачных мыслей.

– И что? Кого-то убили?

– Нет, но вторая герцогиня Уэнтуорт покончила с собой. Она выбросилась из окна.

И тут Софи как будто снова услышала то, что Флоренс говорила ей про отца Джеймса, который погиб от пьянства, и про деда, который убил себя выстрелом в голову. Ей трудно было представить, что жизнь может оказаться настолько ужасной, что человек окончательно теряет всякую надежду; однако когда она вспомнила выражение лиц на портретах предков Джеймса, то невольно вздрогнула.

– Она выбросилась из моего окна? – спросила Софи, чувствуя одновременно и страх, и любопытство.

Герцог скривил рот.

– Мне не следовало говорить тебе об этом. Все это произошло очень давно...

Положив голову на плечо мужа, Софи постаралась забыть обо всем, о чем думала, идя сюда по коридору. Ветер, проникая через трубу, шевелил языки пламени в камине.

Джеймс взял стакан и отпил немного бренди.

– А твоя мать всегда была такой, как сейчас?

– Насколько помню, да.

– Тебе, наверное, приходилось нелегко, когда ты был ребенком. А каким был твой отец?

К неудовольствию Софи, Джеймс, высвободившись из-под нее, поднялся.

– Еще хуже, – помолчав, ответил он.

Ей стало холодно без него, и тут он, улегшись на кровать, негромко произнес:

– Иди сюда, ложись со мной.

Однако в ее голове все еще звучали слова, сказанные им перед отъездом в Лондон: «Ты ведь совсем не знаешь меня». Это было правдой – она совсем ничего не знала о своем муже.

Желание, которое обычно возникало у Софи, когда Джеймс смотрел на нее так, как он смотрел сейчас, куда-то испарилось. Любопытство, стремление лучше узнать его оказались сильнее.

– Он был жесток к тебе?

– Кто?

– Твой отец.

Вероятно, Джеймс понял, что она хочет поговорить с ним, и взгляд его сразу изменился.

– Да, он был невероятно жесток. Я предполагал, что ты слышала сплетни о нем в гостиных Лондона или дома от графини Лансдаун.

Софи вспомнила фразу, произнесенную Флоренс: «Кто знает, сколько секретов хранит этот мрачный замок?.. Уверена, что их немало». Теперь она жалела, что тогда же не расспросила ее о подробностях.

– Нет, я ничего не слышала, но кое-что ты рассказал мне тогда в парке.

По выражению лица Джеймса нельзя было понять, что он чувствовал. Раздражение? Досаду?

– Зато теперь ты знаешь все. Почему бы тебе не забраться в кровать?

– Он был жесток и с твоей матерью тоже?

– Да, он жестоко обращался с ней, и она отвечала ему тем же. Они ненавидели друг друга. Но мой отец давно мертв, и я думаю, что мне удалось избавить дом хотя бы от некоторых демонов.

– Демонов? – Софи почувствовала, как у нее мурашки поползли по коже.

– Ну да, тех, которые не дают мне спать по ночам. Ты долго еще собираешься мучить меня таким образом? Сядь по крайней мере, пока мы разговариваем, чтобы я не мог видеть все, что у тебя под халатом.

Халат Софи не был застегнут, и ее муж, безусловно, мог видеть все детали. Она смущенно потупилась и торопливо запахнула халат.

– Прости.

Покачав головой, Джеймс чуть улыбнулся:

– Тебе не надо извиняться.

Поднявшись с кровати и подойдя к ней, он отвел ее руку, и халат снова раскрылся. Тогда Джеймс коснулся ее груди и горячими руками провел по ее коже.

Выходит, подумала Софи, мужчина, с которым она провела медовый месяц, не был реальным человеком. Реальный, настоящий Джеймс всегда носил маску, но она этого просто не знала.

И вот теперь, наконец, ей это стало известно. Она также многое узнала о семье Джеймса и событиях, которые сформировали его характер. Может быть, у них все же смогут сложиться нормальные отношения? Софи хотелось верить, что человек, в которого она влюбилась, на самом деле и сейчас существует где-то внутри, под холодной маской равнодушия.

– Он тебя бил? – Софи сама удивилась своей настойчивости, однако ей хотелось узнать о муже как можно больше.

– Да. Он бил мать, бил моих нянюшек и гувернанток, и те вымещали свою обиду на мне.

Софи с удивлением слушала его, не в состоянии понять, как он мог говорить таким равнодушным тоном о таких ужасных вещах.

– А Лили? – продолжала она, стараясь унять боль в сердце, возникшую от всего услышанного.

– Может быть, и ее, но я к тому времени уже уехал.

– Куда уехал?

– Учиться. А летом на каникулы я уезжал за границу.

Порывисто взяв мужа за руки, Софи убежденно проговорила:

– Не все семьи такие, уверяю тебя.

– Возможно, ты права. – Джеймс посмотрел ей в глаза. – Но для нас все это было словно заразная болезнь, передававшаяся из поколения в поколение, и с этим следовало, наконец, покончить.

– Покончить? – переспросила Софи.

– Да. – Не отпуская ее рук, Джеймс повел Софи к кровати, через голову снял с нее рубашку, так что она оказалась совершенно обнаженной, и, обхватив ладонями ее лицо, наклонившись, поцеловал, прошептав при этом: – Я должен это сделать.

Джеймс не казался взволнованным, он говорил спокойно и решительно, и Софи было очень интересно узнать, каким образом и что он собирается сделать. Но, очутившись на мягкой кровати, лежа рядом с ним, она не могла долго думать об этом.

Поскольку Джеймс всю сознательную жизнь старался управлять своими эмоциями, он был невероятно смущен и растерян, когда, лаская и целуя молодую жену, осознал, что теперь эмоции управляют им. Впрочем, ему казалось, что он понимает, почему это произошло.

Она попыталась проникнуть в его душу.

Вряд ли ему следовало говорить ей так много, подумал Джеймс, ощущая тепло и нежность ее кожи, вдыхая возбуждающий аромат, когда он целовал ее плоский живот. Его очаровательная американская жена пересекла океан и попыталась внедриться в его жизнь, и он позволил ей это сделать. Он ответил на все ее вопросы, и теперь мрачная сторона его жизни оказалась выставленной напоказ.

Однако, как ни странно, он чувствовал себя на верху блаженства, когда проникал в нее. Он получал удовольствие от их физической близости, и к тому же у него появилась потребность погрузиться в более глубокие отношения с женой, как в молодости он погружался в сухое и мягкое сено, прыгая с крыши конюшни. Какое это было удовольствие!

Удастся ли ему мягко и спокойно приземлиться в обычную, простую и хотя бы временами счастливую жизнь с его молодой женой?.. Пока еще Джеймс в этом сомневался.

Вздохнув, он перевернулся на спину и задумался о своем отце, который стал настоящим монстром из-за того, что он не мог быть с женщиной своей мечты, а женщина, на которой он женился, оказалась холодной, сухой и жестокой. Деда Джеймса, когда его жена сбежала из дома с любовником, ревность довела почти до сумасшествия, и в результате оба они погибли. Конечно, никто не мог доказать, что их убили не бандиты, но слухи ведь тоже не возникают на пустом месте...

Софи не была ни сухой, ни холодной, ни жестокой, она не давала ему никаких поводов сомневаться в своей верности и хотела только любви, его любви. Во всяком случае, так она говорила.

Негромко застонав, Софи прижалась к нему, и Джеймс крепко обнял ее и нежно поцеловал в лоб. Оставшуюся часть ночи он проведет с ней, это решено.

Джеймс снова подумал о своем отце. Испытывал ли отец когда-нибудь такую нежность, которую он чувствовал в этот момент? Неужели это и есть любовь... или только начало любви? Сомнения мучили его. Кто знает, возможно, и он тоже способен полюбить...

В эту ночь Марион сидела одна в своей комнате у стола и при свете свечей рассматривала изумительное ожерелье, сделанное из опалов и бриллиантов. Затем, положив его в коробку, она завернула коробку в бумагу и вдруг заплакала, всхлипывая и давясь, стараясь не шуметь, чтобы не разбудить горничную. Ожерелье являлось фамильной драгоценностью, но теперь она должна была отправить его в Париж, чтобы никогда больше не увидеть; это разрывало ей сердце, но у нее не было выбора.

Если это удержит его от приезда в замок Уэнтуорт, то слезы ее окажутся не напрасными.