Глава 1

Лондонский сезон 1881 года

Тяжело вздохнув, Софи осознала, что она не только смело пересекла океан для того, чтобы попасть в столицу Англии, но и сменила тихо шипевшую сковороду на пышущее жаром пламя, поскольку теперь ей предстояло окунуться в непростую ярмарку невест.

Вместе с матерью они прошли в заполненную людьми гостиную, украшенную шелковыми гобеленами, букетами роз с красивыми лентами и массой совершенно бесполезных безделушек, развешанных и расставленных по комнате с целью создать обстановку, располагающую к праздности и развлечениям. Крепче сжав веер, Софи приготовилась применить результаты продолжавшегося больше месяца интенсивного изучения правил английского этикета в момент знакомства с каким-нибудь графом или маркизом и изобразила на лице одну из своих самых очаровательных улыбок.

– Тут совсем не так уж ужасно, – прошептала ее мать, оценивающим взглядом осматривая гостиную.

Софи вспомнила сформулированную матерью стратегию вечера: «Сперва граф... потом маркиз».

Груз ответственности беспокоил Софи, как беспокоил бы железный подсвечник, болтающийся на одном винтике и готовый сорваться в любую минуту. Она была наследницей богатой американской семьи и находилась в Лондоне для того, чтобы обеспечить прием своей семьи в высшее общество, что должно было окончательно изменить стиль их жизни. Вот только сначала ей непременно надо было выйти замуж за английского лорда. Во всяком случае, так Софи пообещала матери, впрочем, не оставившей ей никакого другого выхода. В прошлом году Софи отвергла четыре весьма заманчивых предложения, как считала ее опытная мамаша. Последнее предложение поступило от мистера Пибоди, и для семьи Уилсонов было большой честью породниться с его семьей. Такое замужество гарантировало бы Уилсонам приглашения на самые престижные приемы. Самой миссис Астор пришлось бы нанести визит в буржуазный дом Уилсонов, хотя, безусловно, это вряд ли доставило бы ей удовольствие.

Все эти сложности возникали из-за того, что Уилсоны лишь недавно разбогатели и теперь энергично пытались проникнуть в замкнутое общество богатых людей Нью-Йорка. Их называли выскочками, подозрительно относились к их богатству и не торопились заводить с ними знакомство.

Печально глядя на гудящую толпу, Софи прислушивалась к тихому смеху сдержанных англичан... хотя вряд ли это вообще можно было назвать смехом. Софи была уверена, что ее сестры так не посчитали бы.

Она опять вздохнула и напомнила себе, насколько важно ей за эту зиму найти мужчину, которого она смогла бы полюбить. Софи договорилась с матерью, что та не будет больше использовать свои болезни в качестве доводов в споре с дочерью. Избежать скандала из-за отказа выйти замуж за мистера Пибоди Софи удалось благодаря тому, что она пообещала матери «поймать более крупную рыбку». А найти такую крупную рыбку, особенно «рыбку с титулом», можно было только в Лондоне. Поэтому они и оказались здесь.

Софи все же не теряла надежды на то, что она встретит романтическую, красивую «рыбку», человека, который полюбит ее, а не ее приданое.

– Разрешите мне представить вам мою дочь, мисс Софи Уилсон, – елейным голосом проговорила ее мать, знакомя ее с дамами, рядом с которыми стояли их юные дочери.

Некоторое время почтенные леди молчали, потрясенные ее внешним видом: дорогим платьем от Уортса, бриллиантовым кулоном и серьгами с крупными бриллиантами. Ни на одной из английских девушек не было таких экстравагантных украшений, и они с завистью смотрели на Софи, которая сама почувствовала себя в этот момент странной рыбкой, случайно попавшей не в свой пруд.

– Так вы из Америки? – наконец спросила одна леди, открыв веер и нервно обмахиваясь им в ожидании ответа Софи.

– Да, мы из Нью-Йорка, а здесь гостим у графини Лансдаун.

Сама графиня Лансдаун тоже была родом из Америки, и в Нью-Йорке все знали, что она весьма ревниво заботилась о своих соотечественницах. Она вышла замуж за графа Лансдауна три года тому назад и каким-то образом вошла в английское общество так, как будто родилась и воспитывалась в Англии. Уилсоны хорошо знали Флоренс в Нью-Йорке еще до того, как она вышла замуж. В первые годы своего пребывания в Англии Флоренс часто приходилось страдать от высокомерия и пренебрежения английских аристократов, и теперь она пыталась взять реванш, поддерживая приезжих из Америки, таких, как Софи и ее матушка, помогая им благополучно подняться по длинной и большей частью скользкой лестнице, ведущей наверх. Она получала удовольствие, если какой-либо ее протеже удавалось вернуться в Америку, приобретя так нужный ей английский титул.

– Да, мы знакомы с графиней, – через несколько секунд произнесла одна из дам, обменявшись многозначительным взглядом со своими приятельницами.

Больше ничего не было сказано, и Софи оставалось только молча улыбнуться, однако предстоящий вечер вдруг показался ей длинной и монотонной дорогой, запруженной чужими экипажами.

В этот момент публика в зале на мгновение затихла, после чего по толпе пронесся шепот:

– Герцог приехал... Неужели? Ну да, честное слово, это он!

Все взгляды решительно устремились в сторону двери. Громким голосом мажордом объявил:

– Его светлость герцог Уэнтуорт.

Пока Софи ожидала появления герцога, в голове у нее пронеслась неожиданная мысль, навеянная американскими взглядами на равенство людей: «Герцог или землекоп, он все равно просто мужчина».

Она поднялась на цыпочки, чтобы через головы собравшихся лучше рассмотреть герцога, но в этот момент услышала рядом шепот:

– Избегайте его, если не хотите, чтобы ваш брак превратился в кошмар!

Софи обернулась и увидела юную леди, которая сразу отошла от нее, исключив возможность дальнейших объяснений.

Невероятно удивленная и заинтригованная этим замечанием, Софи снова перевела взгляд на дверь. Леди делали реверансы, и она видела только колышущиеся широкие юбки. Но неожиданно перед герцогом образовалось свободное пространство, и Софи смогла увидеть красивого высокого мужчину, который произвел на нее сильное впечатление.

На герцоге были надеты черный фрак, белая рубашка и белый жилет, он входил в гостиную, какvгибкая настороженная пантера, вежливо и невозмутимо кивая головой всем, кто приветствовал его.

Софи внимательно смотрела на его запоминающееся лицо с красивыми правильными чертами, и сердце ее сильнее билось в груди, как будто она смотрела на великолепное произведение искусства. Казалось, ни одному смертному невозможно было создать такое лицо.

Софи не отрываясь продолжала смотреть на герцога, отмечая его уверенную манеру держаться, спокойствие и сдержанность.

Густые черные волосы волнами спадали на широкие плечи; эта прическа заметно отличалась от модных причесок других джентльменов. Удивленно приподняв брови, Софи подумала, что в Нью-Йорке никто не решился бы показаться в обществе в таком диковинном виде, но этот человек был герцогом и мог делать все, что ему заблагорассудится, без опасения, что кто-то решится возражать или осуждать его.

В этом, наверное, и есть разница между Лондоном и Нью-Йорком, продолжала рассуждать Софи. Человек может позволить себе быть эксцентричным, если он благородных голубых кровей, и это никоим образом не скажется на его общественном статусе.

Публика благоговейно молчала, пока герцог проходил по залу, а затем опять раздались приглушенные голоса.

Софи же по-прежнему не могла отвести взор от этого удивительного мужчины. Ей нравилось, как уверенно и грациозно он шел. Его зеленые глаза, умные и проницательные, напоминали кошачьи, а взгляд казался циничным и опасным. Софи вздрогнула: инстинкт подсказывал ей, что его следовало избегать.

Когда герцог, встретившись с белокурым джентльменом, отошел с ним в отдаленную часть зала, Софи повернулась к молодой женщине, стоявшей рядом.

– Что вы имели в виду, когда говорили о кошмаре? – спросила она.

Обернувшись, ее собеседница посмотрела в ту сторону, куда направился герцог.

– Мне не следовало упоминать об этом. Просто досужие сплетни...

– Так вы хотели подразнить меня? – продолжала допытываться Софи.

– Я только хотела предупредить вас. – Наклонившись ближе к Софи, девушка шепотом добавила: – Его иногда называют Опасным Герцогом. Говорят, у него каменное сердце.

– А кто говорит? – не унималась Софи.

Незнакомка сердито нахмурила брови:

– Все так говорят. И еще говорят, что на его семье лежит проклятие. К тому же они все невероятно жестокие. Только посмотрите на него! Разве вы не согласны со мной?

Софи обернулась и опять посмотрела в сторону герцога, стараясь получше разглядеть его глаза. Прищурившись, герцоге пренебрежением смотрел на каждого, проходившего мимо него.

– Пока мне трудно сказать, – неуверенно ответила она. Инстинкт подсказывал Софи, что герцог на самом деле был опасным человеком: в глазах его не видно было теплоты, они казались мрачными, в них отражалось глубоко спрятанное презрение ко всему миру. В итоге она твердо решила, что ей не следует знакомиться с ним. Судя по степени ее любопытства, по впечатлению, которое маркиз на нее произвел, и, что еще более важно, по тому, как у нее внутри захлопали крылышками глупые юношеские бабочки-фантазии, такое знакомство было бы просто ошибкой. И тем не менее Софи была совсем не уверена, что ей удастся справиться с этими бабочками и не допустить, чтобы они взяли верх над ее рассудительностью; а это значило, что ей надо почаще напоминать себе: мужа следует выбирать, руководствуясь здравым смыслом, а не страстью. Софи еще раз посмотрела в сторону герцога и, увидев, как он элегантно поклонился проходившей мимо леди, почувствовала слабую дрожь в спине.

Он, безусловно, мог быть весьма опасным.

С трудом вернув себе самообладание, Софи неуверенно посмотрела на мать. О Боже, ее матушка тоже через чье-то плечо смотрела на герцога!

Джеймс Николас Лэнгдон, девятый герцог Уэнтуорт, маркиз Рослин, граф Уимборн, виконт Стаффорд, вышел из тени большого папоротника и внимательно всмотрелся в заполненную публикой гостиную. Когда неожиданно открывшийся веер леди Симор оказался у него перед глазами, он раздраженно наклонил голову... и тут что-то в зале привлекло его внимание.

– Кто эта женщина? – спросил он графа Уитби, который, стоя рядом с ним, с рассеянным видом вертел изумрудное кольцо на своем пальце.

– Она американка, – равнодушно ответил Уитби, – ее называют Жемчужиной Нью-Йорка, а приданое ее столь велико, что она могла бы содержать Букингемский дворец, – во всяком случае, так говорят.

Джеймс все не отводил взгляд от красивых синих глаз и чуть приоткрытых пухлых губ.

– Так это она наследница, о которой ты говорил?

– Ты удивлен? Правда, она очаровательна? А ведь ты тогда не поверил мне.

Ничего не ответив приятелю, Джеймс продолжал смотреть на белокурую красавицу, направлявшуюся к лорду Брэдли, хозяину приема. Американку представили, и герцог увидел блеск ее глаз, когда она улыбнулась. На ней было коричневое парчовое блестящее платье, отделанное серебром, жемчужное ожерелье и невероятных размеров бриллиантовый кулон, висевший в привлекательной ложбинке у нее на груди.

Пристальным взглядом осмотрев американскую девицу, Джеймс недовольно проворчал:

– Еще одна охотница за британскими мужьями. Сколько их тут? Три, четыре? И что они делают? Пишут своим соотечественницам, чтобы те побыстрее приезжали сюда, поскольку здесь можно найти аристократический титул, если есть чем заплатить за него...

Лорд Уитби подошел ближе и стал рядом с ним.

– Ты же прекрасно знаешь, – проговорил он тихим голосом, – так же, как знаю и я, что Берти всегда ищет что-нибудь новенькое, особенно если это красавица и к тому же не дура. А то, что принц хочет, он всегда получает.

– Разумеется, окружение с удовольствием исполняет его прихоти.

В этот момент Софи рассмеялась, и все смогли увидеть ее красивые белые зубы.

– Они с матерью живут у графини Лансдаун. – Уитби повернул подбородок в сторону обеих дам.

– Графиня Лансдаун, – сухо заметил Джеймс, – еще одна охотница за титулованным мужем, которая в конце концов его заполучила, а теперь вот опекает молодых. – Он слишком хорошо знал графиню и считал, что доброта не была определяющим свойством ее характера.

Вместе они прошли на другую сторону зала. Джеймс сам не понимал, что заставило его приехать на этот бал. Он с презрением относился к лондонской ярмарке невест, не искал там себе жену, и вообще в его планы женитьба пока не входила. Он не выносил настойчивого внимания алчных мамаш, готовых отдать своих любимых дочек за человека с репутацией монстра, лишь бы они знали, что их кровь окажется в венах будущего герцога.

Но в этот вечер что-то потянуло его сюда...

Остановившись возле мраморного камина, на полке которого лежала отделанная золотой бахромой салфетка и стояла ваза с красиво расположенными белыми перьями, Джеймс не переставал смотреть на прекрасную американку.

– Ты встречался с ней? – спросил он приятеля.

Лорд Уитби также не отрывал от нее глаз. – Да, на балу три дня назад.

– А что принц? – продолжал расспрашивать Джеймс.

– Он встретился с ней на прошлой неделе на балу в Уилкшире и танцевал с ней два раза подряд. С тех пор у нее нет отбоя от поклонников.

Джеймс облокотился на каминную полку, внимательно глядя на Софи, спокойно беседовавшую с хозяином дома.

– Неужели она тебя всерьез заинтересовала? – не без удивления спросил Уитби.

– Конечно, нет. Я вообще редко чем-нибудь интересуюсь.

Но возможно, сегодня вечером, вынужден был признаться сам себе Джеймс, область его интересов несколько сместилась. Эта девушка, безусловно, заслуживала внимания. Он не мог не обратить внимания на изящные руки, обтянутые длинными белыми перчатками, и плавную линию талии. А как изящно она держала в руках бокал с шампанским, изредка делая маленький глоток!

Опытным взглядом герцог отметил ее локоть, красивые плечи и соблазнительную линию шеи. Грудь ее была стиснута узким вечерним платьем, и он представил себе, как бы выглядела эта американка, свободная от одежды и оказавшаяся в его руках.

– Твоя мамаша все еще терзает тебя, требуя, чтобы ты женился? – спросил Уитби, прервав его приятные размышления.

– Терзает, причем ежедневно, – недовольно ответил Джеймс, – но сомневаюсь, чтобы ее заинтересовала какая-то американка. К тому же мать давно привыкла сама руководить домом. Она надеется найти тихое незаметное создание, – что-нибудь британского производства, – которое не будет ни жаловаться, ни требовать к себе чрезмерного внимания, постоянно оставаясь в тени.

В это время мимо них, направляясь в галерею, где висела недавно приобретенная хозяевами картина Рембрандта, прошла леди Симор, и Джеймс любезно ей поклонился. В богатых домах Лондона хорошо знали, что картина была приобретена у маркиза Стокса, вынужденного продавать принадлежавшие ему произведения искусства для того, чтобы привести в порядок пришедшее в упадок родовое поместье. Снисходительным шепотом обычно добавляли, что с тех пор его жена не обменялась с ним ни единым словом.

– А американка, даже такая богатая и красивая, – продолжал Джеймс, стараясь не думать о ситуации маркиза Стокса, так напоминавшей его собственную, – была бы настоящим кошмаром для матери. Да и для меня, я думаю, тоже. Если я когда-нибудь и решусь жениться, то постараюсь найти спутницу жизни, которая растворится в наших обоях и позволит мне забыть о том, что я женился.

В группе джентльменов, стоявших неподалеку от них, раздался громкий смех, видимо, обозначавший чью-нибудь весьма удачную шутку.

– Ты единственный из титулованных особ, который говорит «если я решусь жениться», – заметил граф. – Впрочем, ничего удивительного – ты всегда был оригиналом, Уэнтуорт всегда бунтовал против общепринятых правил.

– Неправда, я никогда не стремился к оригинальности. Просто я не расположен стать чьим-то преданным мужем и поэтому намерен откладывать это событие, насколько возможно, а если удастся, постараюсь и вообще избежать его.

– Но что тут такого уж страшного? Ты живешь в огромном доме – у тебя будет возможность видеть свою жену только тогда, когда тебе этого захочется.

Джеймс усмехнулся простоте, с которой его друг пытался решить весьма сложную для него проблему.

– Женщины совсем не такие простые создания, как тебе кажется, мой дорогой Эдвард; большинство из них не хотят, чтобы их игнорировали, особенно если, не дай Господь, они вобьют себе в голову, что влюблены в тебя.

Уитби кивнул проходящему мимо них джентльмену, затем наклонился к приятелю:

– Тем не менее женитьба может оказаться весьма выгодным бизнесом, если умело взяться за это дело.

– Вполне возможно. Но к счастью, у меня есть младший брат, на которого я могу переложить ответственность за наследника. Мартин, безусловно, женится – он не похож ни на меня, ни на нашего папашу. У Мартина доброе сердце, и он легко и с удовольствием влюбляется.

Каким-то непонятным образом Мартин в отличие от Джеймса избежал обладания наследственной страстной натурой, которая превратила в сущий ад жизни многих их предков, – вот почему Джеймс не терял надежды на то, что брат, значительно более уравновешенный, чем он сам, прервет цепочку насилия, преследовавшего семью во многих поколениях. Иногда ему даже казалось, что он просто временно управляет герцогством в ожидании того момента, когда Мартин вырастет и поймет, что именно он является самой большой надеждой семьи и что именно ему предстоит продолжить род герцогов Уэнтуорт.

Уитби замолчал, и Джеймс понял, что своим ответом он исключил возможность дальнейших нескромных расспросов.

Тем временем американская красавица повернулась, посмотрела в его сторону, и Джеймс вдруг почувствовал невероятное раздражение. Какое-то мгновение они смотрели друг на друга, как будто в зале не было никого, кроме них. У нее были огромные выразительные глаза, но еще больше поразили его полные влажные губы, выглядевшие одновременно невинными и в то же время невероятно сексуальными. В его воображении, помимо его воли, тут же возникли картины того, как бы он обошелся с этими губами в темноте. Естественный мужской инстинкт требовал, чтобы он предпринял какие-то шаги, приблизился к ней, и это его невероятно раздражало. Такого влечения Джеймс не испытывал многие годы, точнее, с того времени, как он повзрослел, и все это время он ни разу не заводил любовных связей с молодыми девицами, стремившимися выйти замуж; осторожность и осмотрительность заставляли его иметь дело только с замужними дамами.

Через несколько секунд богатая наследница любезно кивнула ему, и он едва заметно нагнул голову, после чего она спокойно продолжила разговор с лордом Брэдли.

Так, началось...

Американка слегка коснулась руки хозяина дома, вероятно, реагируя на то, что он сказал, и лорд Брэдли невольно опустил глаза; шокированный ее жестом, он даже покраснел, а в глазах его появился необычный блеск, как будто он помолодел лет на десять.

Глядя на него, Джеймс непроизвольно улыбнулся. Он не мог припомнить, когда последний раз присутствие женщины производило на него подобное впечатление. В какой-то момент, игнорируя свой внутренний голос, он подумал, что ему все же стоит познакомиться с ней, то есть для начала быть ей официально представленным, а уж потом посмотреть, к чему это может привести.

В последнее время Джеймс часто жаловался на скуку, но было ли дело только в скуке? Ответить на этот вопрос со всей определенностью герцог не мог. Он настолько привык подавлять свои желания, что уже давно забыл, какие они вызывают ощущения.

Джеймс еще раз напомнил себе, что его отец был настоящим зверем, а дед – параноидальным убийцей, и что если он выпустит на свободу свои страсти, какими бы они ни были, это может привести к опасным последствиям.

Благодаря этим мыслям ему удалось подавить свое желание познакомиться с богатой американской наследницей, и он благоразумно присоединился к группе джентльменов, обсуждавших вопросы политики в соседней галерее.

Чувствуя себя беспомощной, миссис Беатрис Уилсон наблюдала за тем, как красавец герцог Уэнтуорт покинул гостиную. Она посмотрела на дочь, которая беседовала с пожилой маркизой, совершенно не обращая внимания на все происходившее вокруг. Не заметила она и исчезновения самого престижного в Лондоне и трудноуловимого жениха.

Когда маркиза откланялась, Беатрис отвела дочь в тихий уголок зала.

– Дорогая, пойдем со мной и разыщем Флоренс. Ты обязательно должна быть представлена герцогу. Но... почему ты так странно смотришь на меня?

Софи с несчастным видом прижала руку ко лбу.

– Мне кажется, я не совсем здорова, мама, – расстроенно проговорила она.

– Так ты плохо себя чувствуешь? – забеспокоилась Беатрис. – Но, дорогая, герцог Уэнтуорт сейчас здесь, а, насколько я слышала, он весьма редко появляется в обществе. Мы просто не можем упустить такую возможность!

Весь этот год был наполнен бесконечной борьбой с дочерью – борьбой, от которой Беатрис невероятно устала. Софи, в силу ее невинности, не понимала важности предстоящего шага. Она еще не знала, что романтические увлечения и страсть проходят, и не переставала верить в то, что сумеет.выйти замуж по любви.

Беатрис же слишком сильно любила своих дочерей, чтобы позволить им совершить неправильный выбор, а потом страдать всю оставшуюся жизнь. Как всякая любящая мать, она хотела для своих дочерей благополучия и надежности, прекрасно зная, как быстро могут исчезнуть деньги и как общество отворачивается от тех, кто остается нищим.

А вот аристократический титул – это совсем другое дело. Уж он-то сохраняется навсегда! Единственным долгом женщины в аристократическом обществе является рождение наследников, а социальный статус детей заранее гарантирован.

– Ты и в самом деле заболела? – Беатрис приложила ладонь ко лбу дочери.

– Не знаю, может быть. Во всяком случае, сегодня не самый удачный вечер для знакомства с герцогом. Не могли бы мы уехать домой?

Опять это несгибаемое упрямство, подумала Беатрис. Софи с самого рождения обладала сильным характером, но сегодня Беатрис увидела что-то новое в глазах старшей дочери, и она многое бы отдала, лишь бы узнать, что произошло.

– Неужели герцог тебе не понравился? Мне он показался очень достойным мужчиной.

Софи довольно долго обдумывала ответ, а затем сказала:

– Если говорить честно, мама, это совсем не тот человек, которого я хотела бы встретить.

– Как ты можешь судить о нем, если вы не обменялись с ним и парой слов! И что может быть плохого в том, что вас представят друг другу? Потом ты легко сможешь решить, нравится он тебе или нет.

– Но я не хочу, чтобы меня ему представляли.

– Ты не права, Софи, тебе нужно попробовать. Нельзя быть такой разборчивой. Сезон не продлится вечно, а твой отец слишком много денег потратил на все это...

– Мама, – перебила ее Софи, – ты же обещала, что я смогу сама сделать свой выбор.

Сердце Беатрис болезненно сжалось при этом напоминании. Она ведь действительно обещала. Чувствуя себя усталой и изнуренной после бала и мучительной подготовки к нему, Беатрис не в состоянии была спорить. Раз Софи нездоровится, ничего не поделаешь, придется соглашаться.

– Давай тогда возьмем свои плащи, – сказала она уже спокойнее.

Когда они с дочерью выходили из зала, Беатрис вдруг подумала, что, возможно, ей все же следовало настоять на своем и заставить дочь познакомиться с герцогом. Муж Беатрис всегда говорил ей, что она слишком многое позволяет своим дочерям, но что она могла поделать, если невероятно любила всех троих...

На следующее утро Джеймс в задумчивости направился в свой кабинет, чтобы прочитать газету и просмотреть почту. Усевшись в удобное кресло, он взглянул на обитую дубом стену, и мысли его вновь вернулись к американской наследнице. Интересно, чего ей удастся добиться и какого именно обедневшего захудалого лорда они с матерью смогут поймать? Им, безусловно, не составит труда очаровать любого: в последнее время американские девицы намного превосходили невест из английской провинции. Впрочем, что же тут удивительного: американки путешествуют по миру, изучают науки и искусство у самых лучших преподавателей, которым платят огромные деньги, и наяву видят Сикстинскую капеллу и картины итальянских мастеров, в то время как английских девиц обучают одна или две гувернантки где-нибудь в скромной комнате на втором этаже замка.

Неожиданно Джеймс разозлился сам на себя. Похоже, он стал одним из множества джентльменов, сидевших в это утро .в своих кабинетах, тупо глядящих на стену и думающих о ней... Следует немедленно это прекратить, сказал он себе и решительно взялся за лежавшую перед ним на столе корреспонденцию.

Быстро разобравшись с первым письмом из большой стопки, Джеймс внимательно прочитал второе от директора учебного заведения в Итоне, где учился Мартин.

У брата опять возникли проблемы: его обнаружили с бутылкой рома и девицей из прачечной в его комнате, и директор намерен был отчислить Мартина из школы, а поэтому просил указаний о том, куда его следует отправить.

Откинувшись на спинку стула, Джеймс попытался сообразить, что ему теперь следует делать.

Мартин всегда был спокойным и послушным ребенком. Что могло с ним произойти? Или это была обычная беспечность, свойственная юношескому возрасту?

«Подростки всегда остаются подростками», – вспомнил он чей-то афоризм.

Джеймс всегда сохранял определенную дистанцию в отношениях со своей семьей и не собирался менять эти отношения, а потому прекрасно знал, что не может служить примером для своего младшего брата и вряд ли сможет наставить его на путь истинный. Сам он в юности оказался жертвой железной дисциплины и ни в коем случае не хотел, чтобы брат повторил его путь.

Немного подумав, Джеймс решил отправить Мартина к их тетке Каролине, живущей в Эксетере; она, по мнению Джеймса, даже лучше, чем мать, сможет справиться с проблемой. Написав письмо, он постарался выкинуть все заботы о брате из головы и обратился к другим письмам.

В этот момент раздался стук в дверь и вошедший лакей протянул Джеймсу небольшой поднос с письмом.

– Это получено только что, ваша светлость, – пояснил он.

Взяв письмо, Джеймс тотчас же узнал почерк своего управляющего, мистера Уэлса, и, как только лакей вышел, открыл конверт.

«Мой дорогой герцог!

Весьма сожалею, что вынужден сообщить вам неприятную новость. У нас пострадала крыша в самой большой комнате. Несколько дней назад в крыше образовалась трещина, из-за чего на ковре и мебели появились мокрые пятна. Плотник, которого я послал для проведения ремонта, оказался достаточно грузным мужчиной, и под его тяжестью крыша рухнула. Теперь мы знаем, что вся крыша проржавела, и я плохо представляю себе, как она продержится эту зиму. Я не хочу повторяться, описывая подробно сложившуюся ситуацию, но надеюсь, что вы наконец примете решение относительно продажи французских гобеленов из западного крыла дома, а также картин, о которых мы с вами говорили в прошлый раз».

Джеймс закрыл глаза и потер пальцем переносицу, пытаясь избавиться от боли в голове. Ну почему все эти проблемы обрушились на него именно теперь? Он сжал кулак, стараясь уменьшить боль, ставшую результатом события, происшедшего в детстве, но которое даже через двадцать лет давало о себе знать. Внимательно глядя на ладонь, он вспомнил, какой безумно тяжелой была крышка сундука, придавившая его руку. Затем, как всегда, он постарался избавиться от неприятных воспоминаний.

Надо ли ему продавать французские гобелены? Джеймс сомневался в этом, хотя и понимал, что вырученных денег хватило бы на ремонт крыши. Вот только для его матери эта продажа и особенно разговоры на столь щепетильную тему будут весьма неприятны. Но даже если он решится их продать, то что потом? Необходимо очистить озеро, увеличить количество денег на расходы матери и Лили, которые в данный момент оказались сведены почти к нулю. Кроме этого, непрерывно увеличивались их долги, поскольку траты возрастали, а доходы сокращались. Хозяйство на земле приносило значительно меньшую прибыль, чем раньше, из-за тяжелой сельскохозяйственной депрессии. Джеймс и так уже увеличил ренту и больше повышать ее не мог.

Тяжело вздохнув, Джеймс возвратился мыслями к богатой американской наследнице. Он вспомнил изумительный бриллиант, лежавший на ее красивой груди: стоимость этой безделушки была такова, что этими деньгами можно было бы заплатить все прошлогодние долги. Рассеянно глядя на скрытое кружевными шторами окно, герцог вспомнил слова Уитби о женитьбе: если взяться за дело с умом, это можно превратить в выгодный бизнес. Может быть, ему и в самом деле имеет смысл жениться на женщине, которая и сама намерена выйти замуж не по любви, а ради своих особых целей? Например, приобретение герцогского титула – чем не достойная цель? Вот только Джеймс всегда презирал заискивающие взгляды женщин, которых привлекал не он сам, а его титул.

Его мать, выходя замуж за отца, была ослеплена тем величием и вниманием, которое его окружало, и к чему это ее привело? Она потерпела полное фиаско.

Положив локти на стол, Джеймс продолжал рассуждать. Вполне вероятно, что американская наследница совсем не похожа на его мать и прекрасно может постоять за себя. Что-то в ее облике говорило о том, что у нее сильный независимый характер. Но окажется ли это достоинством или недостатком в браке? Ему всегда хотелось, чтобы мать возражала и сопротивлялась отцу...

Может быть, ему имеет смысл пойти вечером на бал в Уэлдон-Хаус? Американка наверняка окажется там. Окончательное решение еще не принято, и, хотя она понравилась ему, его совсем не так легко сбить с ног, и он не намерен сдаваться. Всю жизнь он тренировал себя таким образом, чтобы не поддаваться страстям, и поэтому посещение сегодняшнего бала будет просто разведкой, а может быть, и началом серьезного бизнеса, поскольку ему необходимо спасать имение и имя герцога от разорения. Если ему не удастся это сделать, ни он, ни его мать, ни даже Мартин не смогут решить свои проблемы.