– Какой ужас, милая моя, неужели он отказал?
– Нет, просто я не спрашивала.
– Прошу прощения, я не ослышалась? – Она пристально вглядывается в мое лицо. – Ах да, вы даже не встречались. А я-то думаю, что-то мне все это подозрительным кажется.
Отрицательно качаю головой, ни на минуту не прекратив жевать курицу, – сколько же они перца всыпали! Немного покопавшись в бумажнике, извлекаю визитку Дидье.
– Вот, пожалуйста, полюбуйся.
Кери зажимает карточку своими накрашенными ноготками на тонких, как пинцеты, пальцах и молча рассматривает.
– Так-так, надо полагать, с таким доказательством не поспоришь. Не устроить ли тебя в «Звезду»? Ты можешь оказаться ценным сотрудником.
Снисходительно улыбнувшись, забираю визитку.
– Почему же в таком случае ты его не пригласила?
– Не так-то это просто, – объясняю ей. – Все немного запутанно, да потом еще усложнилось – короче говоря, не было удобного случая.
Кери меняет позу, опершись теперь уже на другую руку и выставив грудь над столом.
– У тебя было свидание со звездой международной величины, которую тебе очень хотелось пригласить на свою передачу, и вдруг не представилось случая? Я правильно поняла?
Киваю:
– В общих чертах.
– А может, – с ехидной усмешкой продолжает Кери, – он тебе нужен для других целей? В личном плане?
При этих словах я чуть карри не подавилась, а оно и так жгучее.
– Ага, смотри-ка, сразу покраснела, – подзуживает Кери.
– Ничего я не покраснела. – Кашель так и разбирает, не продохнуть. – Уф, чуть насмерть не подавилась. Надо же было столько перца бухнуть.
– Неужели?
– Да, – обиженно огрызаюсь, жадно прихлебывая воду.
– Кстати, а ты ему сказала, что помолвлена?
– Нет. Об этом разговор не заходил. К тому же я не помолвлена, а только думаю. Надо различать.
– Ну конечно.
Меня уже раздражает ее всезнайство.
– Синичка в руках, теперь дело за журавлем… Надеюсь, он хотя бы в курсе, что у тебя есть кто-то постоянный?
Нервозно тереблю салфетку.
– Нет, мы об этом не разговаривали.
Информированность Кери достигла библейских масштабов. Избегаю ее недоуменного взгляда.
– А у него есть подруга?
– Да. Скорее всего. У таких мужчин всегда кто-то есть.
– У каких «таких»? Обольстительных французских певцов с крепкими ягодицами?
Вздыхаю.
– Послушай, Кери, если ты помешана на сексе, это еще не значит, что все остальные тоже. Я вполне способна поддерживать платонические отношения с человеком, чья мать дружит с моей матерью. Вовсе не обязательно заваливаться с ним в постель.
Всплеснув руками, подруга будто оправдывается:
– Ну что ты, что ты, я ничего такого и не имела в виду. Надеюсь, Коннор тоже все понял правильно?
Как ненавистна мне краска стыдливости, которая чуть что – даже когда я ни в чем не виновата – заливает лицо.
– Так значит, Коннору ты ничего не сказала? – продолжает Кери, придвигаясь еще ближе.
Все тереблю несчастную салфетку: то сверну, то разверну.
– Ну не то чтобы не сказала. Видишь ли, я хотела… Только ведь ему не дозвонишься, а когда нам все же удается переброситься парой слов, уже не до этого. Он очень занят на съемках…
Умолкаю на полуслове. Дело в том, что не далее как этим утром мы с Коннором разговаривали целых пятнадцать минут, а я так и не набралась мужества перевести разговор на тему своих светских похождений. У него было отличное настроение: Трули прослушивалась на съемки какого-то рекламного ролика – кажется, что-то связанное с восковой эпиляцией или клиникой, где делают лоботомию, – и если ей дадут роль, фильм Коннора сразу получит мощную раскрутку. Он был настолько воодушевлен и горд, что я так и не решилась перехватить у него миг триумфа. К тому же на заднем плане резвились и визжали какие-то девицы, и мне стало обидно и жаль себя, даже губы задрожали – чуть не расплакалась. Вся радость вдруг улетучилась, как воздух из лопнувшего шарика. Мне хотелось вскочить на самолет и силой притащить своего парня обратно, ну а в крайнем случае остаться жить там, в отеле для покинутых всеми неудачниц, в номере без телевизора на случай дебюта Трули и ее замечательного бюста.
– Ах, уверена, он все поймет правильно, – заверяет меня Кери, – ведь в твоей профессии без везения ничего не добьешься: надо ловить удачу. Уверена, Коннор у себя в Голливуде проявляет максимум изобретательности.
Не решаясь даже свободно вздохнуть и расправить плечи, поглядываю на злыдню подругу – та как ни в чем не бывало выпивает следующий стакан воды. Кери вливает в себя галлон за галлоном – удивительно, что она до сих пор не захлебнулась. Любая на ее месте давно бы уже утонула или, в крайнем случае, раздулась, как пляжный матрас. Ну почему природа никогда не поступает по справедливости с нами, женщинами с нормальной жировой прослойкой?
– На что это ты намекаешь? – раздраженно спрашиваю я.
Та сидит и, нагло улыбаясь, смотрит на меня; тут возвращается Мег с большим размытым пятном на канареечном свитере.
– У него все замечательно, Энджел, – отвечает подруга, – особенно с тех пор, как Трули получила роль в рекламе «Доктора Пеппера». В подобных документальных фильмах обязательно надо показывать успехи и достижения, иначе их просто никто не станет смотреть.
У меня чесночная лепешка в горле застряла.
– При чем здесь «Доктор Пеппер»? Откуда ты знаешь про эту рекламу?
Кери задирает остренький лисий подбородок (только обладателям остреньких лисьих лиц приходит в голову так задирать подбородок) и многозначительно улыбается. Мег вдруг опускает глаза и принимается невозмутимо расчленять луковые вафли бхаджи с отрешенностью нейрохирурга за операционным столом.
– Откуда я знаю? – переспрашивает Кери, спокойно снося мой пытливый взгляд.
– Да, интересно, откуда? Я тебе ничего не говорила про «Доктора Пеппера». По правде говоря, я сама ничего не знала об этой дрянной рекламе. Так, интересно знать, с чего это вдруг ты разразилась потоками информации, как фонтан знаний?
Это все из-за пива. Мне вообще больше трех бутылок пить нельзя: сразу становлюсь придирчивой и подозрительной – совсем как Кери, когда она трезвая. Ну и вот, после пары бутылочек «Тайгер бир» мне этот разговор начинает не нравиться – и не только из-за того, что от постоянного ерзанья трусы врезались в одно место, как велосипедное колесо в канаву (с трудом мне дается этот разговор об ухажерах и любимцах).
– Электронная почта, – многозначительно надувает губки Кери, выдержав очередную паузу.
У нее вообще паузы исполнены смыслом – того и гляди разродятся каким-нибудь феноменом.
– Получила от Коннора сообщение.
– Несколько сообщений, – уточняет Мег, со знанием дела кивая головой.
Сглотнув ком в горле, гордо задираю подбородок – не остренькую лисью мордочку, как у некоторых, но достаточно крепкий, чтобы держать мое лицо там, где ему и полагается быть.
– Сообщение? И с каких это пор вы с моим женихом стали такими заядлыми друзьями, что даже переписываетесь? Очень подозрительно.
Я ревную. С чего это вдруг? Ну, подумаешь, перебросились несколькими байтами электронной информации. Хотя у него хватило наглости рассказывать Кери то, чего даже я не знаю. Вот если бы они обменивались настоящими письмами с почтовыми марками и слали бы их через всю Атлантику, я бы, наверное, имела все основания нервничать, так почему бы мне не заволноваться из-за нескольких – заметьте, нескольких – электронных сообщений? По-моему, я вполне вправе это сделать. Черт бы побрал этот технический прогресс, от него ничуть не легче.
– Да не кипятись, подумаешь, – снисходительно цыкает Кери, похлопывая меня по руке, как надувшегося карапуза.
Креплюсь, стиснув зубы, и вытаскиваю руку из-под накрашенных когтей подруженьки.
– Что ты заводишься из-за какой-то переписки, ерунда все это, – продолжает она. – Ты же знаешь, что мы с Коннором дружили еще…
– Когда меня и в помине не было. Да-да, можешь не напоминать.
– Так что глупо вести себя как взбалмошная ревнивая девица. Ты же сама сказала, что он тебе не жених, и ты вообще не решила, выходить ли замуж. Определись, наконец. Нельзя жонглировать терминами по своему усмотрению.
Мег переводит взгляд с Кери на меня и утыкается водянистыми зелеными глазами в тарелку бхаджи. Пристально смотрю на одну из моих двух лучших подруг: ну и язычок же у тебя, с таким и гадюка удавится.
– Да я вовсе не ревную, – спокойно отвечаю ей, не считая нужным комментировать последнее замечание. – Просто это странно, и только. Ты мне не говоришь, что вы общаетесь, он не говорит; вы никогда раньше не переписывались.
– А он никогда раньше не уезжал на другой конец света, – парирует Кери. – И, между прочим, ты тоже про Дидье умолчала. Так что же тебе не нравится?
Снова пытаюсь переменить положение; трусики так глубоко врезались – нет сил терпеть.
– Ничего, просто…
– К тому же он пишет не мне одной: тебе он тоже сообщения шлет.
Киваю. Шлет, конечно, но не так уж и часто. Мне больше нравится слышать его голос, чем исправлять ошибки на экране монитора. И что тогда ему мешает переписываться еще с кем-нибудь, с Мелиндой Мессинджер, скажем, или с Дженнифер Лопес, или со всей женской труппой «Спасателей Малибу»? (Я же говорила, мне от пива всякий бред в голову лезет.)
– Впрочем, то, что Коннор пишет мне, несколько отличается от того, что получаешь ты, – добавляет она, встряхнув челкой.
Я даже успокоилась. Ну конечно, как же иначе? В его сообщениях всегда чувства: он любит, скучает, хочет увидеть мою улыбку и обнять меня. На том вся эротика и заканчивается. Это вам, конечно, не Пэмми и Томми Ли, но кто знает, когда Старшему Брату вздумается влезть в твою переписку и от души посмеяться над твоими откровениями. Короче говоря, письма Коннора не горячий материал для «Плейбоя», зато в них много ласки – сомневаюсь, что Кери получает что-нибудь в этом роде.
– В том смысле, что твои – уже отредактированная версия, – фыркает та, откровенно насмехаясь. – Не думаю, что он решил сохранить нюансы про Феррари и девочек, про горячие ванны и прикольное звездно-полосатое бикини Хани-Милашки.
Чувствую, ярость закипает, а от унижения даже щеки раскраснелись.
– Какое еще звездно-полосатое бикини? – вне себя от злобы шиплю я. – Что там еще про девочек, на что ты намекаешь?
Сижу, а руки под столом сами собой в кулаки сжались. У Мег так вообще глаза на лоб полезли, вытаращила их на пол-лица.
– Не понимаю, о чем ты, – пожимает плечами Кери.
– Нет, ты все прекрасно понимаешь. Ты так про общение сказала, будто подразумевала что-то нечистоплотное. И мне очень интересно, что бы это могло означать.
Я даже раскричалась – так зло берет; над губой капельки пота выступили, а в груди так и жжет, будто несварение. Только не в желудке, а на сердце. Ох, как тяжело. Так кровью и обливается.
На губах Кери играет фальшивая улыбка, полная притворного сочувствия. Не нужна мне ваша жалость, меня интересует, чем конкретно занят мой парень и о чем недоговаривает Кери, которая, судя по всему, неплохо осведомлена. Мне было бы крайне неприятно узнать, что окружающие считают меня в душе наивной дурочкой, пока я хожу и радуюсь жизни, ни о чем не подозревая.
– Успокойся, ни на что не намекала, – наконец прерывает паузу Кери. – Просто поддразниваю. Уж кому знать о поездке Коннора, как не тебе. Ведь ты же у нас счастливица. Ведь перед отъездом он тебе сделал предложение, а не кому-нибудь, правда?
Да? Что-то не очень мне радостно. Уже начинает казаться, что вся история с женитьбой была задумана ради одного: чтобы его пирожок здесь не съели, пока он будет обжираться американскими лакомствами (не говоря уже о диковинках наподобие звездно-полосатых бикини). Стиснув зубы, беру себя в руки – чтобы Кери не догадалась, будто я злюсь: подумает еще, что знаю о Конноре меньше, чем она. Только через мой труп. Решительно задираю подбородок (в данных обстоятельствах это настоящее испытание) и силой заставляю себя улыбнуться, моля главного покровителя всех разделенных расстоянием влюбленных (за какие прегрешения я тяну эту лямку?), чтобы Коннор и вправду не загулял – измена отвратительнее всего на свете. Крайне неприятно узнать, что человек, которого любила целых тринадцать лет, подвел тебя – тем более узнать об этом последней. После такого я никогда больше не смогу ему доверять.
– Закрой рот! – вдруг решительно взревела Мег.
Вот это да! Подумать только – даже Кери не посмела ослушаться.
За столиком воцаряется молчание; сижу, катаю по тарелке половинку манго – что-то аппетит пропал (такими темпами и супермоделью стать недолго). Сердце так и ноет; как долго в груди горело яркое пламя чувства – с самого первого дня, когда я узнала, что на свете есть Коннор, – а теперь на него льются слезы, и огонь гаснет – борется, но гаснет. Если бы все происходило в кино, сейчас зазвучала бы какая-нибудь слезливая музыка, однако мы в реальной жизни, и на наши барабанные перепонки обрушивается жесточайший поток индийского техно. Кери с едва скрываемым триумфом цедит из бокала водицу – ловко она меня провела. Если подруженька нацелилась продолжать в том же духе, мне самое время взбираться на колокольню и, дергая за веревки, оплакивать Эсмеральду.
И тут мои мысли прервал завибрировавший в кармане просторных штанов телефон. Для начала неплохо бы его отыскать. (Мне сказали, что изобилие карманов сейчас в моде, но я сильно сомневаюсь, что стоит набивать их все сразу – потеряешь способность самостоятельно передвигаться.) Задачка номер два – расслышать за воем электрогитары собеседника.
– Алло!? – пронзительно кричу я, стараясь переорать визжащую индианку, которую, судя по ее воплям, явно душат струной от вышеупомянутого ситара.
– Аllo, Angel, c'est Dider Lafitte a l'appareil.
Животворный бальзам вливается в мое ухо – музыкальный голос Дидье. Сразу вдруг загудело между ног, впрочем, я отношу это на счет злосчастных трусиков-стрингов, которые к настоящему моменту так врезались в попу, что перекрыли кровоснабжение органов репродуктивного значения. Лицо, хмурое, как туча, еще секунду назад, расплывается в улыбке. Да, именно то, что нужно: ненавязчивое внимание мужчины, от голоса которого наступает весна и распускаются бутоны. Сердце пробуждается: прочь, тоска; а вокруг в такт техно начинают мелодично позвякивать серебряные колокольчики.
– Дидье, – громко, чтобы Кери услышала, произношу его имя. – Как поживаешь?
Мег тут же заходится кашлем, разбрызгивая вокруг кусочки недожеванного яства. Увернувшись от особо крупного ломтика, расплываюсь в довольной улыбке. У меня рот до ушей растянулся, когда я заметила, какое застыло в глазах Кери выражение: будто ей только что сказали, что от воды полнеют и наутро она проснется четырнадцатого размера.
Ах да, а тем временем Дидье расточает в мое ухо благотворный бальзам, но смысл его слов по остроте момента я упустила.
– Буль-буль, буль-буль-буль… завтра?
Судя по интонации, он задал вопрос, и отделаться пустой отговоркой нельзя, поскольку я недостаточно информирована.
– Дидье, извини, пожалуйста, ты не мог бы повторить: в ресторане музыка слишком громкая.
– Ах, ты уже в ресторане. Я тоже хотел пригласить тебя завтра в ресторан, но ты, наверное, уже не захочешь пойти…
– Нет, ну то есть да. В смысле…
Черт, что ответить-то? Ловко он умеет застать врасплох. Ресторан. Хм-м, не слишком ли интимно? Ужин при свечах, задушевные разговоры, романтика. Одно дело – замешаться в толпе гостей или сидеть в кинотеатре, в темноте пялясь на экран, когда даже говорить друг с другом необязательно, и совсем другое – нервозно прищелкиваю языком – ужин на двоих. Черт побери, а почему бы и нет? Коннор, судя по разговорам, ловит кайф по полной программе – такую золотую рыбку выловил, что и Моби Дику до нее далеко, – а мне что, нельзя с новым другом в ресторан сходить? Не вижу причин отказываться; к тому же представилась отличная возможность утереть нос королеве дурных новостей (она же Кери), что само по себе достаточный повод согласиться.
– Прекрасно, Дидье, с удовольствием схожу с тобой в ресторан, – решительно отвечаю я, надув губки. – Только при одном условии: я угощаю. После того роскошного вечера на реке, который ты мне подарил, хотелось бы тебя отблагодарить.
Последняя фраза – работа исключительно на публику.
– Что ж, Энджел, с тех пор как я приехал, только и слышу, что об одном ресторане, которым владеет какой-то знаменитый шеф-повар. Называется «Девоншир».
«Блажь, какая блажь. Господи, да если он заставит меня платить, я голой останусь». Нашла же на меня эта феминистическая дурь! Каждый платит за себя, тьфу!
– «Девоншир»! – присвистываю я.
Мег опрокидывает на себя пиалу с желтым соусом из йогурта. Кери в своем кошмаре раздувается до двадцать второго размера.
– Oui, le «Devonshire»,
и за мой счет. Энджел, я настаиваю. О другом раскладе и речи быть не может, раз уж я сам пригласил. Во Франции так не поступают.
Уф, vive la France.
– Отлично, Дидье, договорились. Я с радостью пойду, – отвечаю звонким девчачьим голосом, приплясывая на обуглившихся останках своего лифчика.
– Хочешь, я встречу тебя на машине у больницы?
Морщу нос, а лицо заливает краской ярче точки на лбу индианки.
– Да нет, не стоит заезжать за мной в больницу, – закашливаюсь на последнем слове. – Давай лучше встретимся в отеле.
– Я рад, Энджел; завтра в восемь вечера, alors.
– Ну, все, до встречи.
– «Ну, все»?! – взвизгивает Мег, когда я даю отбой. – Она говорит по телефону с самим Дидье Лафитом, договаривается с ним о свидании в «Девоншире» и просто говорит «ну все»! Хотела бы я узнать, что в таком случае способно вызвать у тебя бурю ликования, а не просто «ну все». И еще. – Она через весь стол тычет в меня пальцем. – Мне бы страшно хотелось узнать, что Коннор обо всем этом думает.
«Мне по барабану, честно говоря», – с какой-то упрямой обидой думаю я. Небрежно отмахиваюсь, стараясь изобразить предельное безразличие, с каким обычно Кери принимает от очередного поклонника бесценный бриллиант (а это, поверьте, случается).
– Мы только друзья, Мег, так что не трать время на бесплотные фантазии; Коннор тоже возражать не станет. – Пристально смотрю на Кери. – Я отправлю ему сообщение по электронной почте и непременно поставлю в известность. Похоже, в последнее время это самый эффективный способ связи с моим парнем.
Кери медленно опускает и поднимает веки. Уверена, что в ее глазах мелькнула ревность. Подумать только, Кери Дивайн ревнует! Вот уж не гадала, что доживу до такого момента.
– Только, девчонки, никому ни слова, – заговорщически склоняюсь над столиком, смакуя мгновение. – Вы мои лучшие подруги, и я на вас полагаюсь: никто не должен узнать о похождениях Дидье. Я дала слово друга и не хочу, чтобы из-за моего длинного языка его линчевала толпа.
– Ай, ну конечно, о чем речь. Можешь на нас положиться, – кивает Мег. – С ума сойти, не успеешь и глазом моргнуть, как она каждую субботу будет со знаменитостями встречаться.
– Не бойся, не будет. Наша Энджел уж очень тихая девочка, чтобы ходить по вечеринкам. Ночные клубы не для таких: она слишком боится голову потерять, – фыркает Кери, надув губки.
– Ну тебя! Самой-то, небось, завидно? – к моей огромной радости, ухмыляется Мег.
Довольно потирает руки и бомбочкой подскакивает на стуле.
– Дидье Лафит и ты: свиданки-гулянки и все такое. Ох, как-то вы запоете, когда узнаете…
Резко потягиваю носом.
– Никто ни о чем не узнает.
Оборачиваюсь к Кери, снисходительно похлопывая ее по руке.
– Ты не возражаешь, правда? Я помню, что ты первая узнала о приезде Дидье и хотела написать о нем в своей колонке, но, понимаешь ли, кое-что изменилось.
– Разумеется, – отвечает та, натянуто улыбаясь, будто ей губы скрепили степлером. – Я все понимаю.
– Так что ты не против пока придержать язык за зубами?
– Без проблем.
– Никому не расскажешь?
Та поднимает к груди худую руку и опускает ее на глубокий вырез своего кашемирового джемпера.
– Буду молчать как рыба, – устало произносит она. – Крест на сердце.
– Забавно, Кери, – ворчливо откликается Мег, указывая на подругу бокалом. – Не думала, что у тебя оно есть.
Глава 17
ТЫ СЕГОДНЯ ВЫГЛЯДИШЬ КАК-ТО ПО-ОСОБЕННОМУ
Мы отправились в «Девоншир». Мы – это я, Дидье и двое из его охраны, которые угрюмо сидели рядом с нами, совсем как «люди в черном». Весь вечер они слушали наши разговоры, хотя, насколько я могу судить, на самом деле эти громилы нас охраняли, причем за Дидье явно были готовы не пощадить живота своего. В общем, несмотря на двух молчаливо-загадочных приятелей, мы провели прекрасный вечер в шикарной обстановке. Сидели среди сливок общества, будто и сами к ним принадлежали, пили шампанское из высоких бокалов и закусывали дорогими яствами, стоившими не меньше самого Билла Гейтса, но куда более привлекательными. Дидье чувствовал себя как дома – еще бы! – одежда у него что надо: «Готье», «Гуччи» и прочее стоящее Громадных Денег. Обслуга сразу же признала в нем звезду международного масштаба, коей он и являлся; поразительно, как это наша официантка не поднесла ему яичники на блюдечке с голубой каемочкой – ей просто не терпелось завести от этого мужчины детей. Сидящие за соседними столиками тоже узнали моего спутника, и вскоре я заметила, что девяносто девять процентов посетителей гораздо с большим интересом разглядывают нас, чем поданные им блюда. Ну и тяжело же мне пришлось! Попробуйте-ка одновременно жевать, глотать, подносить ко рту пищу, не закапав соусом белую облегающую блузу, при этом держать живот втянутым и то и дело слизывать с зубов налипшие кусочки пищи. Подобная атмосфера сотворила с моей прожорливостью настоящее чудо: я клевала как птичка. Неудивительно, что основная масса знаменитостей сильно смахивают на экспонаты анатомических залов.
Уму непостижимо: стоило только оказаться рядом с этим человеком, и передо мной открылся путь в красивую жизнь. Поначалу я, конечно, опасалась, что наедине с Дидье, без спасительного прикрытия безликой толпы, мне будет несколько неловко. Однако разговор наш тек легко, а когда Дидье не удавалось подобрать нужное слово, мы переходили на французский. Должна признать, сидеть за столиком на двоих с посторонним мужчиной было несколько внове, хотя мое чувство собственного достоинства невероятно от этого выигрывало. Вы только представьте! Оказывается, я занятный собеседник, и за тринадцать лет, прожитых с Коннором, умудрилась-таки сохранить индивидуальность. На меня то и дело накатывали приливы гордости, когда Дидье смеялся над невзначай отпущенной шуткой или смаковал понравившееся ему слово. Давненько я не чувствовала себя такой интересной: будто родилась заново. Правда, иногда я забывалась, и мне начинало чересчур нравиться общество этого невероятно привлекательного мужчины – приходилось себя одергивать и утешаться мыслью, что общаюсь с нашей великой звездой исключительно по настоянию мамули. К тому же, знаете ли, после откровений Кери насчет переписки и звездно-полосатых… ну, не будем вспоминать – я подумала, что тоже имею право немного гульнуть.
Дидье рассказывал мне о мире шоу-бизнеса – я закинула удочку, чтобы прощупать его позиции касательно данного вопроса, и увлеченно слушала, страстно кивая, как и полагается несведущей в таких делах медсестре. Он так и не понял, что я знаю столько, сколько ему и не снилось. Незаметно перешли на личное, и мой обольстительный собеседник рассказал о Франции. В Париже он ведет городскую жизнь, а по выходным выбирается на гранд-пляж в Биарриц, гоняет с серфингистами, бродит по берегу и, зайдя в какое-нибудь кафе на променаде, любуется закатом. Дидье много рассказывал о дружбе наших матерей, и Дельфина мне как-то ближе стала, я прониклась чувством душевного сродства, которое казалось прежде недосягаемым, как горизонт. Я радовалась, что помогаю Дидье разговориться и в то же время получаю ценную возможность взглянуть на вещи мужским взглядом. С тех пор как уехал Коннор, мне этого страшно не хватало, ведь по телефону всего не объяснишь и не обсудишь, а что касается Дэна, так он, положа руку на сердце, не самый красочный представитель своего пола. (Порой даже я способна утереть ему нос, когда требуется вести себя по-мужски.)
Мне так легко было в компании нового приятеля, что я без раздумий согласилась встретиться с ним снова, и мы договорились во вторник вечером заняться тем, чем занимаются «нормальные люди» (по его собственным словам), а именно сходить в кино. Да, мы сжимали в руках билеты, как восторженная ребятня, и лопали поп-корн из огромных бумажных стаканов, запивая его холодным-холодным «Айрн брю» (прививаю французу любовь к шотландским традициям) – все это было «нормально». Ненормальность же состояла в том, что, во-первых, Дидье замаскировался. Конечно, он не надел ни накладных усов, ни парика, но бейсболка с большим козырьком здорово прикрывала верхнюю часть лица, а кроме того, он по самый подбородок обмотался шарфом; мы вошли со служебного входа; нам совершенно бесплатно вручили билеты на лучшие места; при желании мы могли бы опустошить целый кафетерий, и никто бы нам слова не сказал, ну и, конечно, на последнем ряду сидели неизменные «люди в черном». Надо сказать, водить дружбу со знаменитостями довольно занятное дело, так что мне выпала неплохая возможность скрасить дни вынужденного и, как выяснилось, нелегкого ожидания. С Коннором мы созваниваемся все реже и реже, цветов я так и не получила, и мне уже с трудом верится, что когда-нибудь он вернется и все будет по-старому. Конечно, я его все так же безумно люблю, но теперь этот человек кажется каким-то чужим. Я даже не сомневаюсь, что, когда он приедет, все снова наладится и пойдет по-старому, но, согласитесь, не могу же я свернуться калачиком и впасть в зимнюю спячку на целых четыре месяца. В особенности если вспомнить, что Коннор не сидит сложа руки, а делает себе в Лос-Анджелесе карьеру и раскрывает собственную индивидуальность (надеюсь, на том перечень его достижений заканчивается). Так с чего мне замыкаться в своем мирке? У меня отличная возможность расширить круг знакомств и интересов, а также неплохо продвинуться с помощью знаменитого француза. Вот такие у меня мысли. Назначение предстоящего вечера пока скрыто завесой тайны: во всяком случае, Дидье пообещал мне Роскошь с большой буквы Р. Хорошо для поднятия социального статуса восходящей радиозвезды (притворимся, что это про меня – по крайней мере до ближайшей пятницы), хотя для фигуры, пожалуй, не очень: из-за кулинарных излишеств бедра решительно начинают уподобляться округлостям Джей Ло (только без горячего латиноамериканского колорита).
– Да, с бракованными узлами всегда проблем не оберешься, – гремит в наушниках голос Кувалды. – Только при чем здесь дети?
– Мне кажется, ты немного перепутал, Кувалда, – улыбаюсь я. – Мы говорим не о технике, а о нерушимости брачных уз.
– Ах да, понял. Брак – дело серьезное. А я-то думал, мы про детей.
– Хм, не знаю, Кувалда. Поставить тебе какую-нибудь песню?
– И то верно, ангел. Мы тут с ребятами в гараже хотели послушать «Летучую мышь из ада» Митлоуфа, если не внапряг.
– Конечно, без проблем.
Как бы я ни старалась поднять музыкальный рацион своей передачи до удобоваримого уровня, за вкусы своих постоянных слушателей я не в ответе.
Нерушимость брачных уз. Тему сегодняшней дискуссии подняла Глэдис – да, я по-прежнему веду шоу, во всяком случае, до пятницы. Она только что обнаружила, что ее сноха Мэнди наставила рога своему мужу Майклу с мастером, который пришел устанавливать домашний кинотеатр. Судя по всему, установив систему и вручив инструкции, он под замечательное звуковое сопровождение решил наглядно продемонстрировать, как пользоваться «ручной настройкой». Как потом выяснилось, Мэнди также переспала с газовщиком, наладчиком стиральных машин, почтальоном и всеми остальными представителями противоположного пола, когда-либо переступавшими порог семейного гнездышка этой милой четы, за исключением разве что члена секты «Свидетелей Иеговы» (остается надеяться). Глэдис дозвонилась первой и сразу придала ускорение нашей дискуссии.
– После того как Майкл обо всем узнал, на нем лица нет, бедняжечка, – жалуется она, нисколько не стесняясь полоскать грязное белье своей семьи в радиоволнах нашего эфира. – А ведь он был предан девчонке как старый пес. Я ему сказала: «Майкл, да не стоит она тебя. Гони ее в шею и найди себе приличную девушку, которая не станет крутить шашни с первым встречным». А он так к ней привязан, к этой уличной девке, так привязан – вот и мается, бедолага.
Глэдис смачно отхлебывает чай, а я, пользуясь моментом, выбираю следующую запись, принципиально решив ничего не напоминать своей пожилой собеседнице. Предоставим ей сколько угодно делать вид, будто запамятовала, что «святой Михаил», «преданный старый пес», и сам пускался во все тяжкие и время от времени примыкал к шайке бродячих собак, о чем Глэдис лично призналась в прямом эфире. На мой взгляд, этот четвероногий просто встретил в уличной кошечке Мэнди родственную душу. Мне только остается, не вмешиваясь в лиричные рассуждения Глэдис о супружеской верности, молча поражаться подобным парам. Если они с самого начала собирались друг друга обманывать, чего же ради тогда сходиться и корчить друг перед другом преданность? Или именно в этом и заключен весь смысл их отношений? Если судьбе было угодно свести людей, склонных к измене, может, так и надо? Семейная стабильность им в радость, а заодно можно и на стороне интрижки заводить. А может быть, такие отношения стали нормой наших дней? Кстати, не далее как сегодня утром мы с Дэном прочли в «светских бреднях», что тридцать процентов пар не моногамны. Так что если дела и на самом деле обстоят столь плачевно, тогда разговоры о верности попросту неактуальны.
Хотя тему для сегодняшней беседы выбрала не я, против ничего не имею. Неплохо послушать другие мнения, чтобы самой хоть чуть-чуть навести в мыслях порядок: после того как мы с подружками мило побеседовали за карри, в голове носятся всевозможные гипотезы, как стая борзых за зайцем.