И король оставил его одного. Моргон уронил факел и наблюдал, как тот догорел и погас. Затем он встал, не борясь со своей слепотой, вдыхая подгорную черноту, пока она не просочилась в его ум и не наполнила самые кости. Мысли его потянулись к камням, что лежали вокруг, скользнули по проходам, отдушинам, желобам с медленной черной водой. Он вырубил гору из её бесконечной ночи, уподобил своим мыслям, и разум его ворвался в цельную скалу, распространился вовне сквозь камень, провалы безмолвия, подземные озера, пока не добрался до земли над скалой и не почувствовал медленного движения в глубь древесных корней.
      Мысли Моргона теперь растеклись по основанию горы и медленно, неудержимо стали подниматься. Он касался душ слепых рыб, загадочных насекомых, живших в неведающем перемен мире. Он стал топазом, заключенным в породе, которую отбивает горняк; он свисал сверху, глядя в ничто в мозгу летучей мыши. Привычный облик его растаял - кости выгнулись вокруг древней тишины, до бесконечности вытянулись вверх, отягощенные металлами и драгоценными камнями. Он не ведал больше, где у него сердце. А когда стал искать его в каменной толще, наткнулся на иное имя и чужое сердце.
      Он не стал тревожить это имя, запечатленное в каждой пяди горы. Медленно, пока шли часы, которых он не измерял, прикасался Моргон к каждому уровню, шаг за шагом восходя колодцами шахт, прощупывая гранит и пещеры, лучившиеся неповторимой красотой, подобно сокровенным мыслям Данана. Часы превратились в дни. Он не считал их. Разум его, укоренившийся на дне Исига, уподоблялся всем трещинам и галереям и дорвался наконец до вершин, погребенных под первыми зимними снегами.
      Он чувствовал, что отягощен горой. Осознание себя охватило её всю. В каком-то ничтожном, темном уголке, далеко внизу, лежало на полу его тело лежало, точно обломок скалы. И он взирал на него, не ведая, как вместить туда всю безмерность его мыслей. Наконец его внутренний взгляд помутнел от усталости и разум его растаял во мраке.
      Моргон пробудился, когда чьи-то руки возникли из темноты и перевернули его тело.
      - Все в порядке, - сказал он, прежде чем открыл глаза. - Я изучал землезакон Исига. Одним витком мысли я могу удержать землезакон. Это то, что я...
      - Моргон, ты проглотил целую гору. Встать можешь? - Огромные руки подняли его и поставили на ноги, прежде чем он успел ответить. - Мог бы хоть немного доверять мне. Все остальное ты уже перепробовал. Шагни-ка.
      Он порывался заговорить, но разум волшебника передал ему мысленный образ озаренной огнем спальни в башне. Он шагнул туда и увидел Рэдерле. Встав, она увлекла следом за собой огонь и двинулась навстречу Моргону. Он простер к ней руки; казалось, она шла к нему бесконечно долго, растворяясь в огне, когда он наконец проснулся окончательно.
      Пробудившись, он услышал, как она негромко наигрывает на флейте, которую подарил ей один из ремесленников. Девушка, заметив его взгляд, замерла, улыбаясь, но вид у неё был чрезвычайно усталый. Моргон сел, дождался, чтобы гора в его голове стала на место, и только после этого поцеловал Рэдерле.
      - Тебе небось надоело ждать, когда я проснусь.
      - Мне было бы приятно поговорить с тобой, - задумчиво призналась она. - А то ты либо где-то пропадаешь, либо спишь. Ирт был здесь большую часть дня. Я читала ему из старинной книги заклинаний.
      - Очень любезно с твоей стороны.
      - Моргон, он меня попросил. Мне так страшно хотелось порасспрашивать его, но я не могла. Внезапно показалось, будто не о чем... Пока он не вышел. Думаю, мне стоит поучиться волшебству. Чародеи знают больше чудных маленьких заклинаний, гораздо больше, чем ведьмы. А ты понимаешь, что ты делаешь? Помимо того, что доводишь себя до полусмерти?
      - Я делаю то, что велела мне ты. Играю в загадки.
      Он вскочил, почувствовав внезапно волчий голод, но нашел только вино. Проглотил одним махом огромный кубок. Рэдерле тем временем подошла к двери и заговорила с одним из охранников. Моргон налил себе ещё вина. И сказал, когда девушка вернулась в комнату:
      - Ты уже слышала: я сделаю все, что он ни пожелает. Как делал всегда.
      Рэдерле молча смотрела на него со странным выражением на лице, и он добавил, не мудрствуя:
      - Не знаю. Может быть, я уже пропал. Я пойду в Остерланд и попрошу у Хара того же. Знания его землезакона. А затем - в Херун, если ещё буду жив. А оттуда - в Имрис.
      - В Имрисе повсюду - Властелины Земли.
      - К тому времени я уже начну думать так же, как они. И возможно, тогда Высший нарушит молчание и либо осудит меня за то, что я прикоснулся к его мощи, либо объяснит мне, что, во имя Хела, я творю. - Он допил второй кубок, затем внезапно, с напором, сказал ей: - Я ни на что не могу положиться, только на заповеди Искусства Загадки. Мудрому ведомо его имя. Мои имя причастно к могуществу. Вот я и доберусь до него. Или это кажется тебе неверным? Мне страшно. Но я все же доберусь...
      Он почувствовал, что Рэдерле сомневается, но она лишь спокойно заметила:
      - Если что-либо когда-либо покажется мне неверным, я буду рядом и скажу тебе об этом.
      Тем вечером он допоздна говорил с Иртом и Дананом в королевском зале. Моргон, сидя у очага, наблюдал за старыми, загрубевшими лицами короля и волшебника, которые озаряло пламя, и ощущал, как они оба любят эту великую гору. По просьбе Ирта он принес арфу. Руки чародея стали перебирать струны, прислушиваясь, как они настроены, но играть волшебник так и не начал.
      - Я скоро должен отправиться в Остерланд, - сказал Моргон Данану, - и попросить Хара о том же, о чем и тебя. Данан поглядел на Ирта.
      - Ты идешь с ним?
      Волшебник кивнул. Его светлые глаза будто случайно скользнули по лицу Моргона.
      - Как ты рассчитываешь туда добраться? - спросил он.
      - Ну, вероятно, я полечу. Тебе знакомо обличье вороны?
      - Три вороны над мертвыми полями Остерланда... - Волшебник слегка ущипнул струну. - Нун в Ирье у короля-волка. Она явилась сюда, пока ты спал, и принесла новости. А до того была в трех уделах, помогала Талиесу тебя искать. Мэтом Анский собирает большое воинство живых и мертвых, чтобы помочь имрисцам. Он утверждает, что не собирается сидеть и ждать неизбежного.
      Данан выпрямился.
      - Это так. - Он подался вперед, сомкнув свои грубые руки. - Я подумываю вооружить рудокопов мечами, топорами, кирками - всем, что у нас есть, - и повести их на юг. Мои грузы оружия и брони ждут отправки в Имрисе, в Кирте и Краале. Я могу вместе с ними повезти и людей.
      - Ты... - начал Моргон и запнулся. - Ты не можешь оставить Исиг.
      - Я никогда прежде этого не делал, - признал король. - Но я не могу допустить, чтобы ты бился в одиночку. А если Имрис падет, то рано или поздно не устоит и Исиг. Имрис - главная твердыня нашего мира.
      - Но, Данан, ты не воитель.
      - Ты тоже, - напомнил ему король.
      - И ты собираешься сражаться с Властелинами Земли кирками?
      - Мы уже дрались с ними здесь. И будем драться в Имрисе. У тебя, как мне кажется, одна задача: найти Высшего, прежде чем найдут его они.
      - Я пытаюсь. Я касался каждой мысленной связи землезакона Исига, а ему, похоже, хоть бы хны. Как будто я делал именно то, что ему было угодно.
      Его слова странным эхом отозвались в его сознании. Но Ирт оборвал его мысли, наудачу потянувшись за вином. Моргон вручил ему кубок прежде, чем слепец успел его расплескать.
      - Ты не используешь наши глаза...
      - Нет. Иногда я куда яснее вижу во мраке. Мой разум простирается и объемлет мир вокруг меня, но с маленькими расстояниями не так легко управиться... - Он вернул Моргону звездную арфу. - Даже столько лет спустя я помню, на какую гору, поток, на какой ропот огня и на какой птичий крик я настроил каждую струну.
      - Я бы хотел послушать, как ты на ней играешь, - сказал Моргон.
      Волшебник решительно покачал головой.
      - Не стоит, право. Я прескверно играю в последнее время, и Данан может это подтвердить. - Он обернулся к королю. - Если ты действительно собрался в Имрис, медлить не следует. Бои скорее всего начнутся на пороге зимы, и вряд ли есть время, когда бы ты был там нужнее. Имрисские воины терпеть не могут зимних кампаний, а Властелинам Земли что зима, что лето - все едино. Они и погода будут безжалостными противниками.
      - Что же, - произнес Данан, помолчав. - Либо я стану драться с ними имрисской зимой, либо мне придется драться позже, но здесь, в моем доме. Завтра же начну собирать людей и корабли. Эша я оставлю здесь. Ему это не понравится, но он мой земленаследник, и было бы бессмыслицей ставить под удар в Имрисе обе наши жизни.
      - Он захочет пойти вместо тебя, - сказал Ирт.
      - Знаю, - Голос короля звучал спокойно, но Моргон почувствовал в нем силу могучего камня, который, возможно, один раз за все свое существование с грохотом придет в движение. - Он останется. Я стар, и если я паду... Когда валятся огромные, битые бурями вековые деревья, они причиняют наибольший ущерб.
      Руки Моргона вцепились в подлокотники.
      - Данан, - взмолился он, - не ходи. Нет никакой необходимости ставить под угрозу твою жизнь. Ты укоренился в наших умах с первых лет существования Обитаемого Мира. Если ты погибнешь, во всех нас умрет немалая доля надежды.
      - Необходимость есть. Я буду сражаться за все, что мне дорого. За Исиг. За все жизни, связанные с жизнью моей горы. За тебя.
      - Ладно, - прошептал он. - Ладно. Я найду Высшего, если даже придется вытрясти мощь из его разума, чтобы он высунулся из своего тайного убежища, чтобы остановить меня.
      В ту ночь он долго беседовал с Рэдерле после того, как покинул королевский зал. Он лежал рядом с ней на мягких шкурах у огня, и девушка молча слушала, как он рассказывает о своих намерениях и замыслах Данана, о новостях, которые принесла в Исиг Нун, о её отце.
      - Хотела бы я знать, - сказала она, завязывая в узелки волоски бараньей шкуры, - не рухнула ли в Ануйне крыша от криков, которые наверняка вызвало такое решение.
      - Он бы не принял его, если бы не считал, что война неизбежна.
      - Это верно. Он давно видел своими вороньими глазами, что назревает война. - Она вздохнула, дергая шерсть. - Наверняка Руд и Дуак проспорят всю дорогу до Имриса.
      Она задержала взгляд на огне, и Моргон, увидев выражение её лица, коснулся её щеки.
      - Рэдерле, а ты не хочешь ненадолго вернуться домой и повидать их? Ты можешь быть там через несколько дней, если полетишь, а затем встретишься со мной где-нибудь. Скажем, в Херуне.
      - Нет.
      - Я тащил тебя по Торговой дороге в жару и пыль, я довел тебя до того, что ты согласилась оборачиваться, из-за меня ты угодила в лапы Гистеслухлома, а затем я бросил тебя лицом к лицу с Властелинами Земли, а сам сбежал...
      - Моргон...
      - А затем, после того как ты вошла в силу и проделала за мной весь путь по Задворкам Мира к горе Эрленстар, я удалился на север и покинул тебя, не сказав ни слова, и тебе пришлось обыскать ради меня половину северных земель. Затем ты повела меня домой, а я с тобой почти даже не разговаривал. Во имя Хела, как тебе удается до сих пор выносить меня?
      Она улыбнулась:
      - Не знаю. Мне иногда и самой это странно. И тогда ты касаешься моего лица рукой в шрамах и читаешь мой разум. Твои глаза знают меня. Вот почему я следую за тобой через весь Обитаемый Мир, босая и полузамерзшая, проклинающая солнце и ветер или - себя, потому что у меня хватило ума полюбить мужчину, который не имеет даже постели, в которую я могла бы заползти на ночь. А порой я проклинаю тебя, потому что ты произносил мое имя так, как ни один другой мужчина на свете его не произнесет, и я готова слушать его до самой смерти. Вот так, добавила она, в то время как он немо смотрел ей в глаза. - Могу ли я тебя покинуть?
      Моргон прижался лицом к её лицу и заглянул глубоко-глубоко в её янтарные глаза. Она обвила его руками, целовала, затем, подняв ладонь, прикрыла его рот, и Моргон негодующе замычал.
      - Я хочу говорить, - сказала она.
      Он сел, глубоко дыша, и подкинул в огонь новое полено.
      - Отлично.
      - Моргон, что ты станешь делать, если этот чародей с руками арфиста предаст тебя? Если ты найдешь для него Высшего, а затем поймешь - слишком поздно, - что он ещё коварней, чем Гистеслухлом?
      - Я уже знаю, что так оно и есть. - Он помолчал, обхватив руками колени. Я только об этом и думаю. Ты видела, как он применял свою мощь в Лунголде?
      - Да. Он защищал торговцев во время битвы.
      - Значит, он не Властелин Земли, их мощь связана.
      - Он волшебник.
      - Или кто-то другой, для кого у нас нет названия... Этого-то я и боюсь. Моргон пошевелился. - Он даже не пытается отговорить Данана вести рудокопов в Имрис. Они не воины, там всех их истребят. И Данану незачем испускать дух на поле битвы. Он как-то сказал мне, что, когда придет пора умирать, хотел бы стать деревом под солнцем и звездами. И все-таки они с Иртом знали друг друга много веков. Может быть, Ирт понимал, что без толку спорить с камнем...
      - Если он - Ирт. Хотя бы в этом ты уверен?
      - Да. Он меня убедил. Он играл на моей арфе. Рэдерле молчала, проводя пальцами взад и вперед по его спине.
      - Что же, - тихо заметила она. - Тогда, может быть, ему и стоит доверять.
      - Я пытался, - прошептал он. Рука девушки замерла. Он опять лег рядом с ней, слушая, как причитает в огне горящая сосна, и прикрыл глаза рукой. - Я не справлюсь. Я не могу победить его в споре. Не могу даже убить его. Все, что я могу, - это ждать, пока он не назовет себя сам, а к тому времени может быть уже слишком поздно...
      Миг спустя она что-то сказала, но он не расслышал, что именно, ибо тут шевельнулось во мраке его ума нечто не имеющее определения. Сперва это походило на мысленное прикосновение, которому он не мог противостоять. Он стал исследовать это явление, и оно скоро сделалось звуком. Губы Моргона приоткрылись; изо рта вылетел сухой и скорый выдох. Звук усилился до воя, подобного вою ветра над морем, ветра, сметающего причалы, вытащенные на песок лодки, рыбачьи хибарки, затем превратился в рев моря, вздымающегося, бьющего о скалы и захлестывающего их, - море устремилось в поля, валило деревья, гасило все звуки, стирая вопли гибнущих людей и крики животных.
      Моргон вскочил на ноги, сам того не замечая, повторяя, словно эхо, крик, который слышал мысленно, - крик души землеправителя Хеда.
      - Нет!
      Он услышал сумятицу голосов. Ничего не было видно в бешеном черном водовороте, возникшем перед его глазами. Казалось, тело его пронизано самим землезаконом. Он почувствовал, как ужасная волна отхлынула, увлекая за собой порванные мешки с зерном, овец и свиней, пивные бочонки, обломки амбаров и домов, столбы заборов, котлы для супа, бороны, орущих во тьме детишек... Что-то вцепилось в него, снова и снова выкрикивая его имя. Страх, отчаяние, бессильный гнев прокатились через его мозг - его собственные и Элиарда. Разум соединился с его разумом, ко ему нужно было на Хед, за тысячу верст отсюда. Тут чья-то рука больно хлестнула его по лицу, возвращая обратно в реальность и стирая страшное видение.
      Он очнулся, глядя в слепые глаза Ирта. Горячая, страстная обида на необъяснимую несправедливость волшебника пронеслась в его сознании так мощно, что он утратил дар речи. Моргон сжал кулак и ударил. Ирт оказался куда тяжелее, чем он ожидал. От удара у Моргона едва не вывихнулась рука - от запястья до плеча, едва не раскололись костяшки пальцев, словно бы он ударил по дереву или камню. Ирт, выглядевший слегка удивленным, заколыхался в воздухе и исчез. Миг спустя он появился вновь и сел у очага, держась за окровавленную скулу.
      У двух часовых в дверях и у Рэдерле были одинаковые лица. Казалось также, что они обездвижены таинственными чарами. У Моргона восстановилось дыхание, и внезапная необъяснимая ярость растаяла.
      - Хед в опасности, - сказал он. - Я иду туда.
      - Нет.
      - Море поднялось выше скал. Я слышал... Слышал их голоса. Голос Элиарда. Если он мертв... Клянусь, если он мертв... Если бы ты не ударил меня, я бы знал! Я был в его разуме. Тол... Тол разрушен. Весь. И все погибли. - Он взглянул на Рэдерле. - Я вернусь сразу, как только смогу.
      - Я с тобой, - прошептала она.
      - Нет.
      - Да.
      - Моргон, - вмешался Ирт, - тебя убьют.
      - Тристан. - Руки Моргона сжались в кулаки; он проглотил болезненный, жгучий комок. - Не знаю, жива она или мертва!
      Он закрыл глаза, преодолевая мыслью темную дождливую ночь, необозримые леса, проникая как можно дальше, и шагнул к краю обозримого. Но образ, возникший в его мозге, потянул его обратно, и он открыл глаза, чтобы увидеть озаренные огнем стены башни.
      - Это ловушка, - сказал Ирт. Голос его был глухим от боли, но полон редкостного терпения.
      Моргон не потрудился ответить. Он извлек из своего сознания образ сокола, но в один миг, ещё до того, как его облик начал меняться, мысленный образ уступил место светлым выжженным глазам, которые смотрели в самую глубину его души, и глаза эти вернули его к себе самому.
      - Моргон, пойду я. Они ждут тебя; меня они едва ли знают. Я могу передвигаться быстро и очень скоро вернусь.
      Едва только Моргон наполнил свой разум видениями огня и теней и почти пропал среди них, волшебник внезапно встал и глаза его проникли в мысли Моргона, с тем чтобы разрушить их настрой.
      Моргон уткнулся лбом в каменную глыбу возле дверей - наваждение, воздвигнутое Иртом.
      - Моргон, - позвал чародей, и Моргон бросил в его сознание дикий крик, который должен был сбить внимание и рассыпать наваждение, но крик этот безобидным эхом затух в сознании Ирта, словно провалившись в темную бездну
      Моргон замер, упершись ладонями в мнимый камень, и пот, заливший его глаза, на несколько мгновений лишил его зрения, и на него, словно предостережение, навалилась тьма. Он снова позволил своему разуму коснуться её, объять, чтобы двинуться сквозь наваждение к самому ядру мыслей чародея. Но, пока он плутал во мраке, нечто могущественное отступало, уходило из его рук, из его сознания, стоило только ему приблизиться вплотную к этому загадочному нечто. Он не прекращал преследования, пока окончательно не заблудился.
      Наконец Моргон медленно выбрался из мрака и обнаружил, что неподвижно сидит перед очагом. Рядом с ним была Рэдерле, и пальцы её держали его обмякшую ладонь. Перед ними стоял Ирт. Лицо его посерело от усталости, глаза налились кровью, сапоги и подол длинного одеяния были запятнаны сухой грязью и покрыты корочками соли. Рана на скуле чародея уже успела затянуться.
      Моргон вскочил. Данан, сидевший с другой стороны, наклонился и положил свою руку на его плечо.
      - Моргон, - мягко сказал он, - Ирт только что вернулся с Хеда. Сейчас у нас утро. Ирта не было две ночи и день.
      - Что со мной?..
      Моргон встал, но Данан схватил его и удерживал до тех пор, пока зрение окончательно не вернулось к князю Хеда.
      - Как ты это проделал со мной? - прошептал пришедший в себя Моргон.
      - Прости меня. - Напряженный, усталый голос казался насыщенным странными, незнакомыми призвуками. - Властелины Земли поджидали тебя на Хеде. Если бы ты туда только сунулся, то мгновенно погиб бы и немало других жизнен прервалось бы в битве за тебя. Они нигде не могли тебя найти; они пытались выманить тебя из неведомого для них укрытия.
      - Элиард...
      - Он в безопасности. Я нашел его стоящим среди развалин Акрена. Та волна разрушила Тол, Акрен, большинство усадеб по западному берегу. Я говорил с их хозяевами; они видели какой-то бой между загадочными вооруженными мужами, которые, как они сказали, не с Хеда родом. Я расспросил одного из призраков; он сказал, что мало что удалось сделать против преображенных вод. Я сообщил Элиарду, кто я и где ты... Он был оглушен неожиданным бедствием. По его словам, он знал, что ты почуял беду, но был рад, что у тебя хватило ума не приходить.
      Моргон вздохнул, и вздох этот словно прожег его насквозь.
      - А Тристан?
      - Насколько известно Элиарду, она в безопасности. Один слабоумный торгаш брякнул ей, что ты исчез. Она покинула Хед, чтобы искать тебя, но матрос опознал её в Кэйтнарде и остановил. Она на пути домой.
      Моргон прикрыл глаза рукой. Чародей протянул было свою руку к его лицу, но Моргон отшатнулся.
      - Моргон, - волшебник, вконец измученный, едва мог говорить, - то была не слишком хитрая мысленная связь. Ты недостаточно ясно думал, чтобы разорвать её.
      - Я думал ясно, - прошептал князь Хеда. - Мне недостало сил вырваться.
      Сказав это, он умолк, ощущая позади себя Данана, озадаченного и все же доверяющего им обоим. Мощь чародея. как темная загадка, вновь обозначилась над его мыслями, надо всем Обитаемым Миром, от Исига до Хеда. Казалось, от неё негде было укрыться, и он зарыдал - резко и безнадежно, ибо не видел ответа на эту страшную загадку. Волшебник, поникнув, словно вся тяжесть мира давила на его плечи, молчал.
      12
      Они покинули Исиг на следующий день: три вороны, летящие среди извилистых дымков кузниц. Они пересекли Осе, пролетели над киртскими причалами; каждый пришвартованный здесь корабль тщательно осматривали и чинили перед долгим плаванием вниз по реке и суровым осенним морям. Серые дожди лупили по воронам над лесами Остерланда; вековые сосны на много верст впереди устало пригнулись. В отдалении вздымалась в кольце тумана гора Хмурая. Восточный и северный ветры проносились от горизонта к горизонту; вороны ныряли из одного воздушного потока в другой, и перья их от переменчивого ветра то лоснились, то дыбились. Они часто садились передохнуть и к ночи одолели почти половину пути до Ирье.
      На ночь они остановились под сенью старого дерева, толстые ветви которого обреченно вздыхали под дождем. Они нашли там удобное место, где их не тревожила непогода.
      Две вороны ссутулились рядышком на ветке; третья устроилась пониже большая темная, истрепанная ветром птица, не издававшая ни звука с тех пор, как они покинули Исиг. Укрытые волнующимися ветвями и убаюканные ветром, вороны проспали несколько часов.
      Ветер затих к полуночи. Шум дождя понизился до шепота, а затем и вовсе прекратился, звезды - горстка за горсткой - засияли среди ослепительной черноты неба. Внезапное затишье пробралось в вороньи сны Моргона, и глаза его открылись.
      Рэдерле была неподвижна близ него - маленькое облачко мягких темных перьев. Ворона, сидящая на ветке ниже, тоже не шевелилась. Истинный образ Моргона неясно взывал к нему, побуждая вдыхать пряные запахи ночи, уподобиться лунному свету. Миг спустя он распростер крылья, бесшумно прянул наземь и оборотился.
      Он стоял тихо, поглощенный остерландской ночью. Ум его раскрылся всем её звукам, запахам и образам. Моргон положил руку на влажный ствол дерева и почувствовал, как оно дышит во сне. Он услышал поступь какого-то ночного охотника по мягкой и влажной земле, он вдыхал обильные, перемешавшиеся запахи мокрых сосен, мертвой коры, крошащегося под ногами суглинка, и мысли его жаждали стать частью этой земли, обласканной легким серебряным прикосновением лунного света. И наконец, он позволил себе уплыть в безбрежную и неизменную ночь.
      Моргон настроился разумом в лад с корнями деревьев, с ушедшим в почву камнем, с чутьем зверьков, рыскавших украдкой по тропам, которые он осязал. И везде, и во всем ощущал он древний дремлющий огонь закона Хара, слабо, но непрерывно мерцающий в глазах короля. Моргон прикасался к мертвым останкам в земле, к костям и воспоминаниям людей и животных. В отличие от призраков Ана, они мирно покоились в сердце первозданной страны. Мало-помалу, не в силах противостоять своим побуждениям, он начал вплетать нити своего постижения и знания в закон Остерланда и постепенно проникался пониманием корней здешнего землезакона.
      Снег и солнце управляли здесь всем живым. Бурные ветры сделали скорым бег туров, суровость погоды вылепила волчий мозг, зимняя ночь просочилась в глаз ворона. Чем больше он постигал, тем глубже погружался - глядя на луну глазами рогатой совы, крадучись с диким котом сквозь папоротники, повторяя мыслью даже хрупкий узор паутины и бесчисленные извивы побегов плюща, оплетающего замшелый ствол. Он настолько слился с этим краем, что без спросу прикоснулся к сознанию тура. Одного. Немного погодя - второго. А затем вдруг для его разума стало невозможно сместиться, чтобы не наткнуться на тура, как будто они возникали из лунного света повсюду. Они бежали: бесшумный белый ветер, веющий со всех сторон сразу. Охваченный любопытством, он решил выяснить, почему это происходит и что случилось, что побудило туров к этому бегу. Он почувствовал, что некая опасность гонит их в ночи, и поразился, кто посмел тревожить туров во владениях Хара. Двинулся вглубь, а затем вдруг очутился среди них; стремительный глоток ледяного воздуха вернул его мыслям четкость и ясность.
      Заря уже брезжила на горизонте. То, что он принимал за лунный свет, было первой серебристой утренней дымкой. Туры подошли совсем близко; огромное стадо, пробужденное Харом; тонкое чутье влекло их души к чему-то, нарушившему сон короля и смутившему привычную работу его разума. Моргон замер на месте, взвешивая различные побуждения: оборотиться ли вороной и укрыться на дереве; принять образ тура; попытаться достигнуть разума Хара в надежде, что он не настолько рассержен, чтобы отказаться выслушать его. Но прежде чем он что-то решил, рядом оказался Ирт.
      - Не двигайся, - предупредил он, и Моргон, взбешенный собственным послушанием, последовал неприятному для него совету.
      И вот уже повсюду за деревьями показались туры - они мчались невероятно быстро, неколебимый их бег к какому-то только им известному месту в лесу вызывал у наблюдателя головокружение. Миг-другой - и они сгрудились вокруг Моргона. Они не угрожали чужаку - просто встали сплошным неподвижным кругом, взирая на него загадочными лиловыми глазами, описывая рогами золотые кольца в бледнеющем утреннем небе, - всюду, куда только достигал его взгляд.
      Проснулась Рэдерле и слабо, изумленно каркнула, потянулась мыслью к Моргону, вопросительно произнесла его имя. Он не посмел ответить, и она затихла. Солнце побелило облачный вал на востоке и вмиг пропало. Снова зарядил дождь - тяжелыми мрачными каплями, обрушивающимися с безветренных высот.
      Час спустя по белому золоторогому стаду словно пробежала рябь. Моргон, промокший до костей и проклинавший совет Ирта, с облечением наблюдал за происходящим. Пара золотых рогов двигалась через стадо; все новые и новые золотые круги падали перед ними и опять поднимались, едва проходил венценосный таинственный и невидимый пока тур. Моргон вдруг понял, что сейчас увидит самого Хара. Грязным рукавом он вытер с лица капли дождя и внезапно чихнул. В тот же миг ближайший тур, стоявший до сих пор смирно, взревел и поднялся на дыбы. Одно из золотых копыт просвистело в воздухе за вершок до лица Моргона. Князь Хеда окаменел, но зверь отступил, встал на прежнее место и снова мирно глядел на пришельца.
      Моргон посмотрел ему в глаза, сердце его билось неистово и гулко. Круг раздался, чтобы пропустить огромного тура. В следующий миг перед Моргоном стоял король-волк, и улыбка его не сулила ничего доброго тому, кто нарушил его сон.
      Эта улыбка угасла, едва он узнал Моргона. Король повернул голову и резко произнес какое-то неизвестное Моргону слово. Туры растворились во мраке без следа, словно и не было их никогда, словно они были просто сном. Моргон молча и угрюмо ждал приговора, но его не последовало. Король протянул руку, отбросил его мокрые волосы со звезд на лбу, как если бы хотел разрешить свои сомнения. Затем он взглянул на Ирта.
      - Ты обязан был его предупредить.
      - Я спал, - сказал Ирт. Хар хмыкнул.
      - А я-то думал, что ты вообще не спишь.
      Он посмотрел наверх, и лицо его смягчилось. Он поднял руку, и ворона слетела на неё - король посадил её себе на плечо. Моргон позволил себе пошевелиться, и Хар вперил в него свой огненный взгляд - глаза короля-волка блестели, льдисто-синие, глаза цвета ветра, что носится в небе над пустошами.
      - Так это ты, - сказал он, - воровал огонь моего разума. До утра не мог подождать?
      - Хар, - прошептал Моргон и покачал головой, не зная, с чего начать. Затем шагнул вперед, склонив голову, и угодил прямо в объятия короля. - Неужели ты мне настолько доверяешь?
      - Доверяю, - признался Хар, - я непоследователен. - Он отпустил Моргона и опять придержал, чтобы получше рассмотреть. - Где нашла тебя Рэдерле?
      - На севере.
      - Да, ты похож на человека, который слушал тамошние гибельные ветра... Идемте в Ирье. Тур может бежать быстрее, чем летит ворона, и здесь, в глубине Остерланда, бегущих вместе туров никто не приметит. - Он осторожно уронил руку на плечо волшебника. - Поедешь на моей спине. Или на Моргоне.
      - Нет, - резко сказал Ирт, и глаза Хара уперлись в его лицо.
      Прежде чем король успел заговорить, Ирт уточнил:
      - Я поеду верхом в обличье вороны. - Голос его звучал устало. - Бывали времена, когда я отваживался бежать не видя, ради чистой любви к бегу, но не теперь... Наверное, старею...
      Он оборотился и вспорхнул с земли на плечо Хара.
      Король-волк, казалось, услышал что-то за молчанием Моргона.
      - Уберемся-ка из-под этого дождя, - сказал он, хотя, казалось, хотел сказать что-то другое.
      Они бежали весь день до самых сумерек: три тура, спешащих на север, навстречу зиме, между рогами одного из них сидела ворона. К ночи они достигли Ирье, замедлили шаги и, с круто вздымающимися боками, остановились посреди двора. Распахнулись тяжелые, отделанные золотом двери из обветренного дуба, и из них вышла Айя. К её коленям жались волки, а сзади шествовала Нун, улыбаясь сквозь дымок неизменной трубочки.
      Нун пылко обняла Рэдерле-турицу - и снова обняла уже в женском образе. Айя, с распущенными шелковистыми волосами цвета слоновой кости, пристально поглядела на Моргона, а затем по-дружески поцеловала его в щеку, похлопала по плечу Хара и безмятежным голосом сказала:
      - Я отправила всех по домам. Нун предупредила меня, кто идет.
      - Я сказал ей, - произнес Ирт, прежде чем Хар успел открыть рот.