Следующим был поражен Леманн, один из южноафриканцев. Он находился рядом со мной, и я слышал глухой шлепок, когда пуля отрикошетила от камня и прошила ему горло. Как часто бывает с людьми, когда в них попадает пуля, он вскочил на ноги и обеими руками схватился за горло. В нормальной войне, где есть врач, его рана, возможно, не была бы смертельной, но здесь, в горах, он был обречен. Еще одна автоматная очередь снесла ему большую часть черепа.
      Центр лагеря был усыпан мертвыми и умирающими террористами. Когда мы открыли огонь, Гванда нырнул за камень, и в течение какого-то времени я думал, что он убит. Но потом увидел его фельдмаршальскую фуражку, торчавшую из-за камня. Он поднял пистолет поверх камня и начал было стрелять. Я выстрелил в его сторону и сбил с его головы странную фуражку. У него была такая шапка волос, что неясно было, где у него начинается и кончается голова. Он снова появился и начал палить из своего пистолета. Я,снова загнал его за камень, полив пулями верхушку камня. Мои люди вели устойчивый огонь, кося все, что бегало, ходило или ползала Я выругался, когда один из грузовиков загорелся. Деревянный кузов старой машины горел очень хорошо. Через минуту взорвется бензобак, подумал я. И он взорвался, разбрасывая пламя во все стороны. Пять-шесть террористов пытались завести один из двух оставшихся грузовиков. Им это удалось, и они уже тронулись, но Ван Рейс длинной прицельной очередью взорвал его.
      - Вперед, - крикнул я, поднимаясь на ноги. - Заканчивайте. Я иду за Гвандой.
      Наемники выскочили из укрытий и пошли вперед, стреляя на ходу. Шаг за шагом они прошли весь лагерь, завершив дело, а я с R-1 на изготовку направился к Гванде, готовый разнести его на куски, если он высунется со своим пистолетом.
      - Гванда, - закричал я, - встань и покажись. Руки за голову, пистолет оставь там.
      Гванда встал, но пистолет был по-прежнему у него в руке, хотя и не нацелен на меня. Я подумал, что "полковник", этот убийца маленьких девочек, хочет умереть, как солдат. Использовать пистолет против меня ему не имело смысла. У него был немецкий Р-38, прекрасный полуавтоматический пистолет, но он не мог соперничать в огневой мощи с моим R-1 Он посмотрел на меня мрачными испуганными глазами, пытаясь прийти к какому-нибудь решению.
      - Брось пистолет, - приказал я, - или попытайся пустить его в дело. У меня нет времени.
      Гванда бросил Р-38 и произнес:
      - Я военнопленный.
      Он, наверное, подумал, что это красивый и театральный жест. Эти выверты пусть он прибережет для суда в Солсбери, мне на них наплевать. Я велел ему выйти из-за камня. Наемники прочесали лагерь. Прогремела последняя короткая очередь. Все, стрельба закончилась. По периметру выставили охрану. Пришел Ван Рейс и доложил то, что я уже знал: все террористы перебиты. Все, кроме троих, которые скрылись в темноте.
      - Это печально, - сказал Ван Рейс. - Мы ведь так близко к ним подошли, надо было всех положить. А так очень скоро за нами придет новая компания.
      Тут подал голос Гванда:
      - Даже если бы вы положили всех, за вами все равно пришли бы. Вы думаете, мои люди дадут вам увести меня? До Солсбери еще далеко.
      Никто из нас не ответил этой скотине.
      - У тебя есть наручники, - обратился я к Ван Рейсу. - Надень их нашему другу, и давай мотать отсюда.
      - Ты прочел мои мысли, - заметил Ван Рейс.
      Он нашел наручники, замкнул Гванде руки за спиной и ткнул его лицом в грязь. Потом позвал Марсдена, англичанина, и поручил ему опекать пленного.
      Бутылка Гванды с южноафриканским бренди чудесным образом осталась невредимой под градом пуль. Я поднял ее, там оставалась еще добрая половина.
      - Думаю, не отравимся, если выпьем из одной бутылки с Гвандой.
      Ван Рейс улыбнулся мне, открыл ее и сделал большой глоток.
      - Это вещь, - произнес он. - После тяжелого трудового дня ничего нет лучше, чем выпить доброго напитка. И все же...
      - Да, знаю: нет ничего лучше бутылочки холодненького "кейптаунского". Жаль, что нам не удалось прихватить одного из кубинцев.
      Я взял у Ван Рейса бутылку и допил оставшийся бренди. Это был не самый лучший бренди, который когда-либо производила Южная Африка. Он проскочил как огонь, потом внутри разлилось приятное тепло.
      Мы с Ван Рейсом подошли к мертвым кубинцам и обшарили их Взяли личные номера, кошельки, оружие с кубинской маркировкой.
      - Хватит, я думаю, - сказал Ван Рейс. - Да, действительно жаль, что нам не удалось захватить их. В последнее время они стали очень надоедливыми, эти кубинцы. По крайней мере, мы знаем, что они готовят вторжение.
      - Не сегодня ночью, - добавил я, - но все равно будет.
      - Да, в этом нет никакого сомнения. - Ван Рейс не был ни оптимистом, ни пессимистом. Он все воспринимал солидно и спокойно. - Но мы с ними поборемся,
      конечно. А что нам еще остается делать? Но здесь им не Ангола. Часть наших побежит в Южную Африку. Надеюсь, добегут. А остальные никуда не уйдут и будут драться.
      Я сказал Ван Рейсу, чтобы собрал людей, а потом посмотрел, в хорошем ли состоянии оставшийся грузовик.
      - Поднимай пленного, пускай лезет в кузов, - приказал я Марсдену. - И смотри за ним.
      - Как за любимой мамочкой, -; ответил англичанин.
      Ван Рейс закончил осмотр грузовика.
      - Не так уж он и плох Покрышки поистерлись на этих дорогах. Призов на нем не получишь, но, думаю, поедет.
      - А с бензином как?
      - В баке больше половины. Запасов нет, они были в первой машине, которую мы взорвали. Для начала нам хватит, а в районе Умтали мы встретимся со своими.
      - Будем надеяться. Ладно, поехали.
      Двух погибших наемников мы оставили там, где они лежали. Мы не прочитали молитв над их телами, не прозвучал над ними и прощальный салют. Леманн и Смит приехали в Родезию воевать за тысячу шестьсот долларов в месяц - плата хорошая для любой армии. Как только мы отъедем от лагеря, из тьмы выйдут шакалы и начнут рвать их на куски.
      Только когда Кесслер зажег фары, я увидел, что Ван Рейс ранен в бок. Он сказал, что это поверхностная рана, кость не задета, но в Африке любое поверхностное ранение, если его надолго оставить необработанным, может оказаться смертельным. Когда я предложил ему, чтобы он занял мое место рядом с Кесслером, он отказался. Думаю, он считал, что командир должен ехать на удобном и почетном месте.
      - Не спорь, поедешь с водителем. А мы с Гвандой поедем наверху, подышим ночным воздухом.
      Мы с Марсденом завалили Гванду в кузов, куда залезли и остальные. Кесслер включил передачу, и машина тронулась. Когда она поворачивала, свет фар на мгновение осветил лагерь. С точки зрения наемника, зрелище было весьма симпатичное. Кесслеру, этому кровожадному крауту, здесь понравилось все. Да так понравилось, что я подумал, как бы он не вышел из машины и не начал все это фотографировать.
      - Бог мой! Ну, мы им дали, а, командир?
      Командир! Брови у меня сами приподнялись от удивления: это был первый знак уважения со стороны Кесслера, с тех пор как я его знал. Что ж, сэр, теперь ты точно заработал свою сигару. Как бы то ни было, все приятнее, чем если бы он целился мне в спину.
      Ведя машину с большой осторожностью, Кесслер выбрался на дорогу. Грузовик был старый, двигатель пора было выбрасывать, но, очутившись на дороге, он повез нас на вполне приличной скорости - миль пятнадцать-двадцать в час. На плохих участках - до десяти.
      По мере того как дорога наматывалась на колеса, я с радостью думал о том, как хорошо, что по ней не надо идти. От нас несло, как от козлов, мы были измотаны, болячка на болячке от марш-броска, и я не думаю, что среди нас был хоть один, кто не мечтал бы о горячем душе и чистом белье. Гванде было нечего сказать, и мне так больше нравилось, потому что совсем не хотелось его слушать, по крайней мере, в этот момент. Может быть, позже, но не сейчас.
      Луна вот-вот собиралась скрыться, над степью появились красные полосы занимающейся зари. Пока солнце не появилось из-за горизонта, было холодно. Я спросил Гванду, не хочет ли он пить. Он хмуро ответил, что нет. Мне же лучше: чем меньше ему, тем больше мне. Но если бы он попытался изображать голодовку и отказался от воды, то я схватил бы этого ублюдка и залил бы ему воду в глотку.
      Взошло солнце - пылающий огненный шар, а мы еще не доехали до места, где я взорвал грузовик и где друга погибшего ирландца, видимо, сейчас рвали на куски шакалы. Утренняя прохлада улетучилась, через час солнце в полную силу будет заливать своими лучами бескрайнюю равнину. После лагеря дорога долгое.время шла под уклон, а сейчас мы снова катились по ровному плато. Вот проехали те три сожженные деревни, и я посмотрел на реакцию Гванды. Никакой реакции: он спал. Спали и остальные, кроме Марсдена, который, кажется, никогда не дремал.
      Гванда дрых, завалившись на бок, как говяжья туша, бормоча во сне. Я все время посматривал на дорогу сзади: пока ничего подозрительного не было. Я хотел было подменить Кесслера за рулем, но не решился. Кто знает, вдруг кому-нибудь из наемников придет в голову пришибить этого Гванду. Человек, убивший Гванду, наверняка завоюет славу в Родезии. А наемники имеют слабость к славе.
      Через час Кесслер подал сигнал. Держась за крышу кабины, я встал и увидел в нескольких сотнях ярдов один из наших грузовиков. Я обрадовался, но был бы рад куда больше, если бы там был кто-нибудь из моих людей. Но не было видно никаких признаков чьего-либо присутствия. Может быть, они попали в засаду, а может, террористы теперь с помощью грузовика устроили засаду.
      Другого объяснения найти не удавалось.
      Я разбудил наемников и велел Кесслеру ехать медленнее. Когда мы подъехали поближе, мои люди попрыгали на землю. Они с усилием переставляли натертые ноги, идя за грузовиком и держа автоматы на изготовку. Но мы еще не подъехали к той машине, а я уже знал, что никакой засады там нет.
      Грузовик был поврежден, но не пулями, гранатами или ракетами. Он стоял, накренившись на бок. Все ясно: полетела ось, балбес-водитель ехал слишком быстро.
      Ван Рейс вышел из машины бледный и измотанный. Я понял, что его беспокоит рана.
      - Ты что, собираешься починить его? - спросил я. - Зачем ты выходишь из машины?
      Ван Рейс изобразил гримасу на лице.
      - Жутко жарко там. Я не привык, чтобы меня держали, как сардину в банке.
      Мы осмотрели грузовик,- и Ван Рейс сказал:
      - Бензин в баке есть - и то хорошо. Надо отсосать, тогда у нас хватит до Умтали.
      Больше от грузовика не было проку, и, прежде чем ехать дальше, я взорвал его парой гранат. Вообще-то, это должны были сделать те, кто в нем ехал, но я был очень рад, что они этого не сделали.
      Было довольно жарко, но до настоящего зноя еще не дошло. Тогда металлические части грузовика будут обжигать руки. О водой у нас проблем не было: мы залили фляги из того омутка.
      Когда машина подпрыгнула на выбоине, Гванда проснулся. Он открыл глаза и, по-моему, сразу определил, где мы находимся. Я отвинтил крышку своей фляги и предложил ему воды. Он попил, а потом спросил:
      - А выпить у тебя нечего?
      Все ясно. Баловню судьбы охота опохмелиться. Глаза его были красными и мутными, на лбу выступил пот.
      - Выпить нечего. Ты и так достаточно накачался.
      - Я же могу заплатить, у вас мои деньги.
      Он правильно сказал: я забрал у него пачку денег. Там были родезийские рэнды, американские доллары. Всего набралось с тысячу долларов.
      - Выпить нечего, - отрезал я.
      Гванда еще раз взглянул на меня, потом перевернулся на другой бок и заснул снова. Меня не раздражало, что он спит, а я нет. Очень скоро он заснет навсегда.
      Продукты у нас кончились, и мы жевали вяленое мясо, которое Ван Рейс отыскал в лагере Гванды. Я оторвал полоску мяса и велел Гванде съесть.
      Я по-прежнему вел наблюдение за дорогой, пылившейся позади. Если террористы достанут какую-нибудь быструю и крепкую машину типа "лэндровера" - африканского джипа, то быстро догонят нас. Но не только это беспокоило меня. Прошли времена "кустового телеграфа"*, теперь у террористов мощные "уоки-токи",** обеспечивающие связь в радиусе пятидесяти километров. Я нисколько не сомневался, что срочные сообщения о захвате Гванды уже разосланы. В районе действовали и другие террористические группировки, и, хотя вожаки этих группировок соперничали с Гвандой в борьбе за влияние, он был все же их человеком, поэтому они зашевелятся, получив это сообщение.
      - - - - - - - - -
      * Очевидно, имеется в виду древний способ предупреждения о приближающемся противнике путем поджога костров, кустов, травы и т.п., находящихся в пределах видимости других наблюдателей.
      ** Миниатюрная радиостанция.
      - - - - - - - - -
      Наступило самое пекло. Солнце палило нещадно, мы насквозь пропитались потом. Животные равнины искали любое укрытие от солнца - все, кроме жирафов, которые, кажется, никогда не возражали против солнца. Мне попались на глаза несколько зебр, щипавших траву в тени какого-то колючего кустарника. А однажды старый злой носорог решил посостязаться в скорости с нашим грузовиком.
      Старая, выжившая из ума скотина бросилась за нами вдоль дороги. Я не знал, какой ущерб носорог может причинить машине, да и не хотел бы выяснять это. Не знал я и того, что можно сделать с носорогом очередью из R-1. К счастью, этого не пришлось узнать, потому что он устал и свернул в сторону.
      Слева и справа тянулась голая равнина, мы ехали на хорошей скорости. Лишь в одном месте кучка деревьев нарушила однообразие бескрайнего буро-зеленого травяного царства. Они росли слева от дороги в полумиле от последней остановки. Деревья остались позади, когда внезапно О'Хара дернулся, будто его толкнули, издав ртом какой-то странный звук, и только потом до меня донесся сухой треск винтовочного выстрела. На лице ирландца замерло удивление и испуг. Он был уже мертв, когда перевалился через борт. Его тяжелое тело глухо ударилось о дорогу и скатилось в траву.
      Я распластал Гванду на дне кузова и приставил ему к животу Р-38. Снайпер выстрелил еще раз, пуля чиркнула по крыше кабины. Пытались попасть в водителя. Выкрикивая немецкие ругательства, Кесслер вдавил педаль газа в пол, и грузовик с ревом рванулся вперед по укатанному песку и мелкому камню дороги. Еще одна пуля попала в дверцу. Чокнутый немец гнал машину, как опытный жокей лошадь, продолжая честить во всю снайпера, который хотел его убить. Чтобы стрелять с такой дистанции, снайпер должен был иметь оптический прицел, но то ли он был не очень опытен, то ли времени у него было мало.
      Наконец мы покинули зону огня, и я убрал Р-38. Гванда с тоской взглянул на оружие. Да, недавно это был его пистолет. На лице у него выступил пот, он попытался улыбнуться с издевкой, но у него это не вышло.
      - Это только начало, - презрительно произнес он. - Почему бы вам не отпустить меня и спасти тем самым свои жизни? Вам ничего другого не остается. Они придут за мной, вы им не нужны. Будьте умницами, что вам мешает?
      - Глупость. Я такой дурак, что могу вышибить тебе зубы ногой, если ты не замолчишь.
      - Какой ты смелый с беспомощным человеком.
      - А так легче всего быть смелым. Теперь закрой свой поганый рот, пока я тебе не заткнул его навсегда.
      Следующие пятнадцать миль в нас никто не стрелял, мы были уже на подъезде к Умтали. Я подумал, что до него осталось миль пять-шесть, и если мои наемнички не ждут там меня с грузовиком, то я им не завидую. Потому что, хоть этот услужливый грузовичок делал все, что мог, я, как мне показалось, начал слышать перебои в работе двигателя.
      Вот я увидел холм, на другой стороне которого был Умтали. На всем плато это была единственная заметная возвышенность, так что ошибки тут быть не могло. Гряда пересекала равнину с востока на запад от горизонта до горизонта. Я очень рассчитывал, что за этой грядой нас ждет подкрепление и нормальная машина.
      Да, мотор здорово барахлил. Я не понял: то ли мотор отказывается работать, то ли бензин кончается. Впрочем, какая нам разница. Гванда опять проснулся: услышал, что двигатель еле пашет, и заулыбался, но у него хватило ума ничего не сказать.
      Гряда приближалась. На выбоине машину тряхнуло, и посторонний шум прекратился, но потом, когда мы были меньше чем в миле от того места, где дорога начинала подниматься вверх, шум снова появился. Прислушиваясь к мотору, я услышал звуки отдаленной перестрелки. Вначале их доносило как бы порывами ветра, но это не было обманом слуха. Потом звуки стали все явственнее Я посмотрел на наемников, сидевших со мной в кузове. Мы потеряли слишком много людей - Виллиерса, Симмонза, Смита, Леманна, О'Хару. Наша огневая мощь все уменьшалась. Но как ни крути, а дорога назад все равно проходила через Умтали.
      И тут я в первый раз засомневался, выйдем ли мы отсюда живыми...
      ГЛАВА VI
      Машина ползком вскарабкалась на самую вершину и остановилась. Я выпрыгнул из кузова и велел Кесслеру не выходить.
      - Будь готов тронуться по моему сигналу. Здесь у тебя будет шанс стать героем.
      Крауту это понравилось, он заулыбался и привычно сплюнул мимо дежурного окурка в зубах.
      - Господи, командир, мы им показали и еще покажем.
      Да, подумал я, мы им здорово показали, а теперь, быть может, их очередь получить свой кусок пирога.
      Ван Рейс выглядел хуже, чем несколько часов назад. Как же мне хотелось помочь ему чем-нибудь: дать попить, предложить таблетку. Так не хотелось терять этого человека, этого крепкого отставного фермера. Я был эгоистом: Ван Рейс был просто очень хорошим человеком, лучшим среди нас.
      - Что рана? - спросил я его.
      - Такое ощущение, словно мул лягнул, - ответил он, и я понял, что его сильно мучит боль.
      - Держись, друг, - попытался подбодрить я его.
      Мы ползком добрались до верхушки горы, оставив Кесслера с грузовиком, а Марсдена с пленником, и стали рассматривать город. Я заметил последний из трех наших грузовиков, он стоял возле кирпичной стены. Там шла перестрелка, но я не сразу разобрался, где кто, потому что в стрельбе наступило временное затишье. Но вот снова раздались автоматные очереди. Мне показалось, что большинство наших укрылось в развалинах блочного дома. Но не все: часть их была в соседнем здании.
      Террористы находились на другой стороне площади, они рассеялись лучше, чем мои люди, чью машину, видимо, здесь и поджидали. Через бинокль я стал считать вспышки на стороне врага. Мои подсчеты вряд ли можно было назвать даже приблизительными, но набралось около сорока террористов. Я перевел бинокль на грузовик, осмотрел площадь вокруг него. Два убитых наемника лежали в нескольких футах от грузовика, еще три - на улице, у подхода к площади, на которой оказались запертыми мои мэрки. Щит у них был хороший, но они не могли двигаться, да и патроны не бесконечны. Стрельба так и шла, то затихая, то возобновляясь.
      - Что скажешь? - спросил я Ван Рейса, который рассматривал город через оптику своего автомата. Он был бледен, на лице выступил пот, но держался молодцом.
      - Здесь оставаться мы не можем, - сказал он так спокойно, будто сообщил мне, что в восьмом заезде поставил на "Блю-боя". - Полагаю, нам тоже надо поучаствовать в этом.
      Да. Он выразил мои мысли в точности. Гванда по-прежнему пребывал под ласковой опекой Марсдена, когда мы возвратились к грузовику.
      - У тебя веревка готова? - спросил я лайма.
      - Да, командир, - ответил он. - Хотите повесить эту скотину?
      Гванда плюнул.
      - Сам ты скотина, ты и все твои вояки.
      - Нет, повиснет он позже, - сказал я. - Сейчас мы привяжем "полковничка" к радиатору. Привяжи ноги к бамперу, а дальше сам придумай. Смотри только, чтобы он не отвалился. Я хочу, чтобы его дружки видели это красивое лицо, когда мы вкатим на площадь.
      Гванда и перепугался, и разозлился, когда услышал, что мы собираемся с ним сделать, но больше перепугался. Он стал бешено сопротивляться, хотя плотный англичанин держал его сзади за наручники да еще заламывал их так, чтобы причинить ему максимальную боль. Бас Гванды звучал уже не так впечатляюще, потому что в нем было немало страха.
      - Это варварство! - орал оа - Что вы делаете! Я военнопленный!
      - Ты, друг, пленный на войне, которую ты начал. В чем дело, Гванда? Тебе не нравится в Умтали? А как тебе тут нравилось пару дней назад! Затем я приказал Марсдену: - Вяжи его.
      Я кивнул Марсдену, тот начал заводить веревку вокруг Гванды, а я тем временем нанес "полковнику" удар своей дубинкой в основание черепа. Сделал я это аккуратно. Гванда должен был отключиться на то время, пока мы его привязываем, но не настолько, чтобы его нельзя было привести в чувство пригоршней воды и ударами по щекам.
      Мы с англичанином водрузили Гванду на капот машины. Марсден отрезал мне пару кусков веревки, которыми я привязал его ноги к бамперу. Остальной веревкой Марсден сделал пару оборотов вокруг грудной клетки Гванды, каждый раз завязывая узел, потом провел ее под мышками и крепко привязал оба конца к грузовику.
      Марсден, человек крупный, с мощными руками, приложил всю свою силу, делая заключительные узлы.
      - Проверь, - сказал я. Он проверил, сильно ударив по веревке рукой, и она глухо зазвенела, как тетива лука, нисколько не ослабнув.
      В общем, "полковник" был повязан, как на Голгофу, и я подумал, что лучшей кандидатуры на такое мероприятие не найти. Я и сам проверил веревки: все было как надо.
      - Проснись, Гванда, - крикнул я ему и плеснул в лицо водой. Несколько капель попало ему в рот, и он закашлялся. Я встал на бампер и похлопал его по щекам.
      Он пришел в себя, стал ругаться и плеваться, а потом, уяснив свое положение, заорал. Он не мог смириться с тем, что сам очутился в роли жертвы. Он рванулся, но веревки не дали ему сдвинуться ни на дюйм.
      Я предоставил Гванду самому себе на то время, пока излагал своим план действий.
      - Делаем так, - сказал я Кесслеру. - Ты ведешь машину; рядом с тобой никого, все в кузове - мы с Ван Рейсом впереди, все остальные, - я обвел всех взгля
      дом, - стреляют с боков. Вначале едем медленно, чтобы люди Гванды узнали его. Если же они его не узнают, это очень плохо для Гванды и очень плохо для нас. Но, что бы ни случилось, Кесслер набирает скорость и мы пролетаем по площади.
      - Красиво звучит, - произнес Спаркс с усмешкой.
      - Говорил же себе: не уезжай никуда из Дотана, штат, Алабама, подключился Марвин Тиббз.
      - А потом, - замялся я, - а потом...
      - Интересно, что же потом? - захотелось узнать Марсдену.
      - Не знаю, - ответил я, - план кончился.
      План у меня был. Честное слово, был. Но все меня поняли. Если Гванду убьют сразу - если его пустят в расход его же люди, - тогда все, что мы сможем сделать, это стрелять из всех стволов, пока не кончатся боеприпасы.
      Или пока нас не убьют.
      - По местам! - крикнул Спаркс голосом проводника железнодорожного вагона, а Кесслер по моему приказу несколько раз просигналил, и грузовик перевалил через верхнюю точку холма.
      Мы с Ван Рейсом облокотились на кабину и старались твердо держать оружие Ван Рейс промок от пота, даже шорты цвета хаки были мокрыми. Лицо у него стало совсем бледным и припухшим. Но светло-голубые глаза типичного голландца были, как всегда, полны решимости.
      Когда Кесслер подал сигнал, обе стороны затихли. Кесслер снова посигналил. Он давал то длинные, то короткие гудки, словно азбукой Морзе Да, Кесслер сегодня был в ударе.
      Как только мы перевалили через холм, я заметил в расположении террористов отражение солнца в стеклах бинокля. Я очень надеялся, что они рассматривают нас во все глаза. Мне так хотелось, чтобы Гванда был здесь всеобщим любимцем. Мне так хотелось, чтобы он был самым популярным, самым обожаемым террористом во всей Африке. И в этом случае его заметят. Но у нас не было времени выяснять его рейтинг среди местных террористов. Я стукнул кулаком по крыше и гаркнул Кесслеру, чтобы прибавил скорость.
      Ствол моего R-1 был направлен по одну сторону головы Гванды, ствол "галила" Ван Рейса - по другую. Впереди, прочно удерживаемый веревками, орал, как помешанный, Гванда. Да он и вправду, наверное, свихнулся, этот бравый баловень судьбы. И я, наверное, так же орал бы, очутись на месте "полковника".
      По другую сторону холма дорога из каменистой перешла в асфальтовую, и машину уже не так подбрасывало. С позиций террористов раздались первые выстрелы в нашу сторону, и Гванда стал вопить еще громче. Отдельные пули долетали до нас, и мне обожгло верхушку уха - того же самого, что и во Вьетнаме. Я почувствовал струйку крови на шее. Потом произошло нечто странное.
      Террористы продолжали стрелять, но ни .одна пуля не пролетала близко от машины. Бедные, растерянные, террористы не знали, как им быть. Убить нас им хотелось - у них было оружие и большой численный перевес, - но они ничего не могли поделать из-за Гванды. Самое время было поторопиться. Я забарабанил по крыше, и Кесслер полетел птицей, разогнав машину под гору с максимальной скоростью. Мои наемники орали и поливали террористов из всех стволов. И я заорал, увидев, как те разбегаются. Но один, я заметил, не побежал. Он продолжал методично стрелять, укрывшись за горой битого кирпича. Я обратил огонь на него, Ван Рейс тоже. Разлетелось ветровое стекло нашей машины. Террорист то прятался, то вновь показывался, продолжая стрелять. Взвизгнули тормоза, грузовик накренился Раздался глухой звук, словно раскололся кокосовый орех Я повернул голову и увидел, что Ван Рейсу снесло весь затылок. Этой части головы не было. Кровь и мозги, кости и волосы разбрызгало и разметало по кузову.
      Я выпустил очередь в этого одиночку, на этот раз он рухнул и затих. Грузовик остановился в нескольких футах от груды кирпича, вздрогнул и замолчал. Я закричал на Кесслера, но он не ответил. Спрыгнув вниз, я увидел необузданного краута мертвым за рулем машины. Единственная пуля прошла под глазом.
      А Гванда был очень даже живой. Я не нежничал с ним, когда снимал его с капота. Ноги у него онемели, он пошатнулся и упал, когда попробовал встать.
      - Ты хорошо на нас поработал, - сказал я ему.
      Пройдя через этот шквал свинца без единой царапины, Гванда еще больше укрепился в собственной значимости. К чести его надо сказать, что этот недоносок даже не обмочился. Его руки были по-прежнему закованы, а в моих был автомат, но Гванда улыбнулся мне и восторженно воскликнул:
      - Вот видишь?! Видишь?!
      Да, я видел.
      Мои наемники преследовали врага в руинах города. Я громко свистнул, и они начали возвращаться по одному, в высшей степени довольные собой. Марвин Тиббз был все еще жив и выглядел довольнее других. Этот неукротимый житель Дотана, штат Алабама, подойдя ко мне, весело воскликнул:
      - Ну, кто сказал, будто для веселья надо обязательно пить?
      Я велел ему присмотреть за Гвандой, пока я проверю оба грузовика. Обоим досталось от стрельбы. Я потянул на себя Кесслера из-за баранки. Я не поддержал его, когда он упал на землю. Задняя часть белокурой головы немца тоже была снесена, как у Ван Рейса. Я попытался завести машину, но аккумулятор был готов. Мотор пожужжал немного, а потом на указателе топлива загорелся красный свет.
      Я перешел к другому грузовику, припаркованному к кирпичной стене. Этому тоже досталось. В кабине была кровь, но двигатель вроде остался цел.
      - Это бесполезно, - сказал я себе вслух и нажал на стартер. И вдруг чертова машина завелась как новенькая! Посмотрел на указатель топлива - бак был
      почти полный. Я вышел из кабины и велел Тиббзу грузить Гванду.
      - Есть, командир, - крикнул он в ответ и подтолкнул Гванду к машине гораздо сильнее, чем следовало.
      - Проблемы с ним были? - спросил я Тиббза.
      - Гораздо меньше, чем у тебя, - ответил Тиббз с улыбкой, широкой и дерзкой. - Этот отставной сержант обещал сделать меня генералом своей армии, если я найду верный способ освободить его.
      Я улыбнулся ему в ответ.
      - Как же он может это обещать, если сам только "полковник"?
      - Ай, про это я и не спросил, командир. Знаешь, я чуть-чуть не соблазнился, но потом он мне здорово напомнил одного ростовщика у нас там, очень похож. Сам жил в ниггер-тауне, среди нас, но не был одним из нас. Имел два борделя, у него, говорят, был целый квартал в деловой части. А сколько у него было белых баб, все богатые, да-а. У этого черного было три машины на одного, а у нас - ни одной на всех.
      - Свободное предпринимательство, друг. Ты американский образ жизни не трогай.
      - Мне можно, - сказал он. - Я не собираюсь в нем жить.
      - Я тоже, - ответил я. - Ладно, давай нашего друга в кузов и смотри за ним как следует.
      - Как за своей мамочкой, - сказал Тиббз.
      - Тиббз! - окликнул я его.
      - Да, сэр! - рявкнул он в ответ, хотя нас разделяяло несколько футов.
      - Как насчет того, чтобы стать моим заместителем?
      - Не очень хочется, но буду.
      - О'кей. Тогда найди Марсдена, пусть он смотрит за Гвандой, а ты сажай людей. Сколько мы потеряли здесь?
      - Тех, что ты видел сверху, и троих в бою.
      Пока Тиббз собирал людей, я проверил радиостанцию грузовика. Она работала. Я вышел снова на того молодого парня, и он пожелал узнать, где мы были все это время.
      - А как там жизнь в Гатуме? - поинтересовался я у парня.
      - Отлично, сэр. Мы все время пытались связаться с вами.
      - Мы тут были в некотором роде заняты. Я хотел бы передать майору Хелму в Солсбери, что с нами "полковник" Гванда.
      И тут этот парнишка сказал:
      - Мы уже знаем, сэр. Вот мы и пытались связаться с вами насчет...
      - Насчет чего, сынок?
      - Не знаю, сэр, но майор, так сказать, оборвал провода.
      - Что ему нужно?
      Он снова ответил, что не знает.
      - Вы не могли бы связать меня с майором, и сейчас же?
      - Соединяю немедленно, сэр, - сказал парнишка.
      Майор, должно быть, уже сидел и ждал, когда его соединят.
      - Я слышал, Рэйни, - спокойно сказал он. - Говорил он сухо, отчетливо произнося каждое слово. Но за его тренированным спокойствием я почувствовал огромное напряжение. - Мне сказали, что вы поймали Гванду.
      - Да, мы поймали его, майор. Поймали, но потеряли много людей. Сейчас мы собираемся в обратный путь, сэр. По прибытии я представлю вам полный отчет.