– Эмма, это определенно была неудачная мысль.
      – Глупости, Мэг. Ты должна познакомиться со своей будущей свекровью.
      – Миссис Паркер-Рот никогда не будет моей свекровью. Может, дать объявление в «Морнинг пост», чтобы ты это наконец поняла.
      – Гм… Это ты точно отметила. Мистеру Паркеру-Роту нужно поместить объявление в газете, и как можно скорее. Я намекну об этом его матери, хотя, полагаю, она ему уже об этом говорила. Она показалась мне весьма мудрой женщиной.
      – Эмма!
      Мэг сделала глубокий вдох. Кричать на Эмму совершенно бесполезно. Эта женщина живет в своем собственном мирке и с удовольствием распоряжается жизнью других людей.
      – Эмма. Никакого. Объявления. Нет. – Мэг старалась говорить спокойно. Делать после каждого слова выдох и вдох.
      А еще было бы хорошо разжать кулаки. Она ведь не собирается драться со своей сестрой.
      – Ты. Меня. Поняла?
      Эмма нахмурилась и пристально посмотрела на нее:
      – Что с тобой? Ты как-то странно говоришь. Ты не ушибла голову, когда садилась в карету?
      А почему бы, собственно, не надавать Эмме тумаков? Или, что еще лучше, удушить ее?
      – Я не выйду замуж за мистера Паркера-Рота!
      – Мэг, пожалуйста, говори тише. Что о тебе подумает мать мистера Паркера-Рота?
      Выдохи и вдохи больше не помогали Мэг. Когда Эмма закусывает удила, ее не остановишь. Точь-в-точь как кобылу, которая понесла.
      Оставалось лишь надеяться, что миссис Паркер-Рот окажется более разумной.
      Карета поехала медленнее. Эмма выглянула из окна и кивнула. У Мэг оборвалось сердце.
      – Ну, вот мы и приехали. Пойдем, Мэг. Нехорошо заставлять хозяйку дома ждать.
      Эмма выскочила из кареты, как только лакей опустил подножку. Мзг задержалась, чтобы посмотреть на внушительный фасад «Палтни» – одного из самых модных отелей Лондона.
      Мэг показалось, что он похож на врата ада.
      Господи! А что, если Паркc окажется там вместе со своей матерью?
      – Мисс Петерсон?
      Лакей подал руку, чтобы помочь ей выйти, из кареты.
      Она посмотрела на его затянутые в перчатку пальцы. Они оказались заметно меньше, чем у Паркса. Окажутся ли они так же неподобающе загорелыми? Не то чтобы она имела что-то против потемневшей от солнца кожи или сильных пальцев, чуть шершавых, которые скользили по ее телу, охватывали ее груди, прикасались к ноющим соскам…
      Мэг не имеет ни малейшего желания видеть мистера Паркера-Рота, особенно в обществе его матери и Эммы.
      – С вами все в порядке, мисс Петерсон?
      В голосе лакея послышалась явная тревога. Эмма вернулась к карете.
      – Мэг, что с тобой? – Она бросила взгляд на мужчин и женщин, шедших по тротуару, и, подавшись ближе, прошипела: – Ты привлекаешь к себе внимание!
      – Пойдем!
      Эмма повернулась, чтобы кивнуть миссис Уиндем, которая посмотрела на них в лорнет. Старая брюзга приподняла бровь.
      Эмма задрала нос и бросила на нее высокомерный взгляд, словно маркиза. Мэг потрясённо заморгала. Эмма и была маркизой, стала ею уже четыре года назад, но до этого двадцать шесть лет была простой мисс Петерсон, дочерью викария. Она всегда была немного деспотичной, по крайней мере по отношению к Мэг, но отнюдь не величественной. Теперь она решила поставить злобных старых кошек на место.
      Миссис Уиндем густо покраснела и, кивнув, пошла своей дорогой вниз по Пиккадилли.
      – Что ты сидишь тут как колода? Пойдем внутрь.
      Эмма прошла по тротуару к парадной двери отеля, где швейцар уже готовился ее распахнуть.
      Мэг поспешно вылезла из кареты и поймала Эмму за запястье.
      – Я и правда не думаю… то есть… разве нам обязательно… – Мэг тяжело дышала.
      Эмма нахмурилась:
      – В чем дело? Ты ведешь себя как ненормальная!
      Мэг взглянула на швейцара. Тот смотрел прямо перед собой, словно каменное изваяние. Видимо, на своем посту он видел самые разные маленькие драмы, но Мэг не хотелось добавлять к его коллекции очередную историю. Она понизила голос:
      – Эмма, миссис Паркер-Рот, случайно, не говорила, будет ли там ее сын?
      Эмма ухмыльнулась:
      – Тебе не терпится снова его увидеть?
      – Нет!
      От одной мысли о такой возможности она чуть не опозорилась, вывернув на тротуар съеденный ленч. Щеки у нее покрылись холодным потом, пальцы закололо.
      Только бы не упасть в обморок.
      Эмма потрепала ее по руке:
      – Успокойся. Готова биться об заклад, что мистер Паркер-Рот почел за благо удалиться. И правильно сделал.
      – Правильно? – Мэг воззрилась на карету Найтсдейлов. Лакей еще не успел убрать подножку. Если она сейчас бросится туда, то сможет залезть обратно до того, как карета отъедет. – А что именно мы собираемся обсуждать?
      – Его родню, его дела, его поместье.
      – Эмма…
      – Свадебные планы…
      – Эмма! Я же говорила тебе: я не выйду замуж за мистера Паркера-Рота!
      – Не глупи. Конечно, выйдешь. У тебя нет выбора. – Эмма взяла Мэг под руку и кивнула швейцару. – Пойдем же! Миссис Паркер-Рот нас уже заждалась.
      Дверь в апартаменты, где остановилась миссис Паркер-Рот, открыл рыжеволосый великан.
      – Пожалуйста, скажите вашей хозяйке, что пришли маркиза Найтсдейл и мисс Маргарет Петерсон, – сказала Эмма.
      – Ах вот как? – Великан повернулся и осмотрел Мэг с головы до ног. – Значит, это и есть девонька хозяина? – Он тихо присвистнул. – Сдается мне, Джонни очень скоро станет счастливым человеком.
      Мэг залилась румянцем.
      – Сэр, – заявила Эмма, – по-моему, мы вашего мнения не спрашивали!
      Мужчина ухмыльнулся:
      – Значит, вы можете поблагодарить меня зато, что я великодушно высказал его вам.
      Эмма резко втянула в себя воздух.
      – Вы нахальничаете.
      – Ага. – Ухмылка стала шире. – Мне это уже говорили.
      – Макгилл! – воскликнула миссис Паркер-Рот откуда-то из глубины апартаментов. – Прекратите забавляться с дамами и проводите их сюда.
      Когда великан повернулся и зашагал по короткому коридору, Эмма наклонилась к Мэг и прошептала:
      – Этот мужчина – весьма странный дворецкий. После свадьбы тебе следует переговорить с мистером Паркером-Ротом относительно его способности выполнять такие обязанности.
      – Эмма!.. – прошептала Мэг. – Я уже устала повторять, что никакой свадьбы не будет.
      – А я устала повторять, что у тебя нет выбора. Тебе придется выйти замуж за мистера Паркера-Рота.
      Эмма сказала это слишком громко. Макгилл хмыкнул. Мэг подумала, что он собирается как-то прокомментировать эти слова, но вместо этого он шагнул в сторону, пропуская их в гостиную.
      – Леди Найтсдейл, мисс Петерсон, добро пожаловать! – Миссис Паркер-Рот пошла к ним навстречу, приветливо протягивая руки. Ее лицо пошло веселыми морщинками, а зеленые глаза, необычайно похожие на глаза сына, весело искрились. – Я так рада видеть вас! – Она указала на женщину, сидевшую надиванчике: – Позвольте представить вам мою компаньонку, мисс Агату Уизерспун. Агата, это леди Найтсдейл и ее сестра, мисс Маргарет Петерсон.
      Мисс Уизерспун кивнула. По виду ей было уже за шестьдесят. Волосы, седые и жесткие, были подстрижены настолько коротко, что она очень походила на ежа. Под шалью на ней был странный наряд из красно-оранжевой набивной ткани, обернутой вокруг тела.
      – Шаль и сари? – изумленно прошептала Мэг, пока миссис Паркер-Рот совещалась с Макгиллом.
      Отец как-то упоминал об этих нарядах из Индии, но Мэг никогда их не видела.
      – Не нужно извиняться, – сказала Эмма, – просто веди себя разумно.
      – Что?
      – Разве ты только что не сказала «Жаль»?
      – Нет.
      – Нет, сказала! Я слышала собственными ушами. – Мисс Уизерспун фыркнула:
      – Кажется, ваша сестра говорила о моем наряде, леди Найтсдейл.
      Эмма нахмурилась:
      – Мэг никогда не стала бы делать такого невежливого замечания. Правда, Мэг?
      – Эмма, я сказала не «жаль», а «шаль»!
      – Не понимаю, почему тебе вздумалось говорить загадками. Если ты не собираешься…
      Макгилл вышел из комнаты, и миссис Паркер-Рот поспешно повернулась к гостям:
      – Прошу прощения, леди Найтсдейл. Это мне жаль. Не сомневаюсь, что поведение Макгилла показалось вам непривычным.
      – Это точно.
      Мэг с трудом удержалась от возмущенного возгласа. Пока Эмма не вышла замуж за Чарлза, она вообще не была привычна ни к какому поведению слуг.
      Обычно ее сестра не была настолько высокомерной. Похоже, пребывание в Лондоне и последствия приключения Мэг оказались для нее серьезным испытанием.
      – Он шотландец, знаете ли, очень независимый. Он камердинер моего сына, но когда мы путешествуем, он берет на себя обязанности лакея. Его брат-близнец – главный садовник Джонни.
      – Понятно. Значит, ваш сын о нем высокого мнения?
      – О, безусловно. Джонни считает, что оба Макгилла безупречны. – Она улыбнулась. – Через несколько минут Макгилл подаст нам чай. Присядьте, прошу вас.
      Мэг выбрала небольшое кресло с прямой спинкой, крепкими деревянными подлокотниками и сиденьем, которое жесткостью могло сравниться с небольшим валуном. Эмма уселась на диванчик рядом с мисс Уизерспун. Ее глаза изумленно округлились, когда она наконец посмотрела на наряд своей соседки.
      – На вас действительно весьма необычное платье, мисс Уизерспун. Кажется, я такого в Кенте не видела. Это что-то новое?
      – Это сари, леди Найтсдейл, – ответила мисс Уизерспун нарочито раздельно. – Многие жительницы Индии их носят. Они очень удобны.
      – О! По…понятно.
      Эмма явно растерялась. Мэг над ней сжалилась.
      – А вы бывали в Индии, мисс Уизерспун?
      – О да. Несколько раз. А еще в Африке и Южной Америке… Несколько недель назад мы вернулись из Сиама.
      – «Мы»?
      Мэг взглянула на мать Паркса. Мисс Уизерспун проследила за направлением ее взгляда и рассмеялась:
      – Нет, не Сесилия. Я никак не могу оторвать ее от Прайори на такое долгое время, хоть и пытаюсь. Я путешествую с моей близкой подругой Пруденс Доддингтон-Принц.
      Эмма нахмурилась:
      – А это не опасно – двум дамам путешествовать одним?
      – Мы не ездим одни. Как правило, у нас есть глава экспедиции. А еще нас сопровождает мистер Кокс. Он бывший боксер и мог бы нас защитить, если бы потребовалось. Мы опытные путешественницы и понапрасну не рискуем.
      Миссис Паркер-Рот хмыкнула.
      – Нет уж, Сесилия, ты об этом судить не можешь. Ведь самое рискованное, что делаешь ты, – это изредка ездишь в Лондон. – Мисс Уизерспун закатила глаза. – Ты ведешь весьма спокойную… и скучную… жизнь! Я бы не смогла так жить.
      – У меня шестеро детей, Агата, с ними не соскучишься.
      – Но ты художница, а ни разу не была в Италии и Греции, не видела произведений классиков!
      Миссис Паркер-Рот поджала губы.
      – Агата… – Она замолчала, явно для того, чтобы взять себя в руки, а потом с улыбкой обратилась к Мэг и Эмме: – Простите меня. Боюсь, что это давний спор.
      – Да уж. – Мисс Уизерспун подалась к Мэг: – Подумайте хорошенько, мисс Петерсон. Не сделайте той же ошибки, которую сделала Сесилия: не влюбляйтесь в пару широких плеч.
      Мэг покраснела, вспомнив, каково было прижиматься к некой паре широких плеч, а также к широкой груди и сильным рукам.
      – Я не сделала никакой ошибки! – заявила миссис Паркер-Рот.
      – Сделала, Сесилия. Ты могла бы стать великой художницей.
      – Агата…
      – Брак и материнство вполне подходят некоторым людям. Очевидно, если мы хотим, чтобы род человеческий не прекратился, кто-то должен производить на свет очередное поколение. Просто это не должна была быть ты, Сесилия, и тебе не обязательно было производить на свет столько детей.
      Миссис Паркер-Рот покраснела.
      – Агата!..
      – При том что у твоего мужа не было титула, который необходимо передать по наследству. И даже если бы он был, ты быстро об этом позаботилась бы, сразу произведя на свет Пинки и Стивена.
      – Пинки? – переспросила Мэг.
      Она решила, что необходимо срочно переменить тему разговора.
      Миссис Паркер-Рот улыбнулась ей.
      – Когда Джонни был маленьким, мы звали его Пинки, чтобы не путать с его отцом, по его второму имени, Пинкертон. Сейчас ему это прозвище неприятно. – Она снова повернулась к мисс Уизерспун: – Агата, право, я не думаю…
      – Это-то совершенно очевидно, – сказала мисс Уизерспун. – Ты не думаешь. Как только на твоем первом балу ты познакомилась с Джоном Паркером-Ротом, твой мозг уступил власть над твоим поведением твоей…
      – Агата!
      – …какому-то другому органу, который привел тебя к замужеству, а потом – к материнству. И все же если бы ты остановилась после Стивена, то стала бы свободна много лет назад, хотя какую-то часть этого времени из-за Наполеона ездить по Европе было чрезвычайно сложно, если не сказать невозможно. Но это не имеет значения. Тебя приковывало к Англии не корсиканское чудовище, а твой собственный выводок маленьких бесенят.
      Миссис Паркер-Рот громко ахнула.
      – Ты слишком много себе позволяешь! – Мисс Уизерспун пожала плечами:
      – Да ладно. Прошу прощения. Они очень хорошо воспитанные бесенята.
      – Они… ты назвала моих детей…
      Мисс Уизерспун дотронулась до плеча миссис Паркер-Рот:
      – Ты могла бы стать великолепной художницей, Сесилия! – Матушка Паркса наконец справилась со своим дыханием настолько, что смогла издать короткий досадливый возглас:
      – Я убеждена, что достигла в живописи всего, на что была способна, Агата.
      – А я так не думаю. Помнишь то давнее время, когда мы познакомились на званом вечере у леди Бакстер? Ты была такой пылкой. Говорила, что светские увеселения терпишь только потому, что благодаря им оказалась в Лондоне и можешь посещать Королевскую академию искусств. Ты клялась, что пойдешь наперекор отцу, чтобы следовать зову своей музы.
      – Я вела себя нелепо.
      – Ты была полна страсти. – Мисс Уизерспун вздохнула. – Наверное, отчасти это моя вина. Мне не следовало знакомить тебя с Джоном, но мне в голову не пришло, что ты способна влюбиться в поэта.
      Мэг взглянула на Эмму. Ее сестра выглядела явно растерянной, словно разговор стремительно несся к пропасти – а она понятия не имела, как его остановить.
      – Агата, как ты не можешь понять? Мне не нужно… и не хочется… ехать в Италию или Грецию. Под солнцем Англии я вижу не хуже, чем в любом другом месте. В моем уголке мира есть много красот. И если бы мне пришлось выбирать между живописью и детьми… то мне и выбирать не пришлось бы. Ничто, ничто для меня не может быть важнее моей семьи.
      Мисс Уизерспун прищелкнула языком, воздела руки к потолку и отодвинулась к спинке диванчика.
      – А, чушь! Ты заставила себя в это поверить, Сесилия. Мужчины хотят, чтобы мы в это верили. Нас с колыбели приучают думать, что материнство – наивысшее призвание женщины. Чепуха!
      – Тебе этого не понять. У тебя никогда не было ни мужа, ни семьи, ни детей.
      – Слава Богу! У меня хватает ума не выставлять свое тело на аукцион, чтобы оно отошло к тому, кто больше заплатит.
      – Агата!
      Мэг поспешно опустила глаза и стала внимательно разглядывать свои руки. Мисс Уизерспун на ярмарке невест? Мысль о том, что кто-то мог соблазниться на ее толстое, стареющее тело, была совершенно нелепой. Но возможно, в юности она не была похожа на ежа – рассерженного ежа.
      – Нечего восклицать «Агата!». Всем известно, что многие женщины были бы гораздо счастливее, если" бы" не выходили замуж. Стоит им один раз сказать «да», и мужья начинают без конца твердить им «нет».
      Эмма нахмурилась:
      – По-вашему, брак – это тюрьма!
      – Совершенно верно, леди Найтсдейл. Вашим местом заключения, может стать чудесное поместье, ваш тюремщик может быть богат и красив, но вы все равно пожертвовали своей свободой. Вы должны удовлетворять его потребности, позволять ему использовать вас, как и когда ему заблагорассудится. Он будет лапать вас, когда ему захочется, и оставлять вас растить живот снова и снова.
      – Агата! – Миссис Паркер-Рот перешла на крик. – Ты выходишь за рамки пристойности!
      У мисс Уизерспун задергался кончик носа.
      – Прошу прощения, если я оскорбила чьи-то чувства. Я просто хотела бы избавить мисс Петерсон от катастрофы.
      – От катастрофы? Брак с моим сыном, по-твоему, катастрофа?
      – Пойми, Сесилия: я ничего не имею против Пинки. Он довольно мил – для мужчины.
      – Мисс Уизерспун! – Голос Эммы звучал довольно резко. – Катастрофа произойдет в том случае, если моя сестра не выйдет замуж за мистера Паркера-Рота. Ее репутация будет погублена.
      – Чепуха! – Мисс Уизерспун погрозила Эмме пальцем. – Репутация нужна, лишь когда есть желание сочетаться браком с представителем высшего света. Если это женщину не интересует, тогда репутация – по крайней мере такая, какой ее видит свет, – не имеет никакого значения. Посмотрите на тетушку вашего мужа, леди Беатрис.
      – Не думаю, что нам стоит смотреть на леди Беатрис. – Мисс Уизерспун продолжала в том же духе, игнорируя слова Эммы.
      – Беа пожелала вести такую жизнь, какая ей нравилась. Аристократические кошки шептались, но она не обращала внимания, и в конце концов им пришлось ее принять. – Она похлопала Мэг по колену: – Вы можете поступить так же, мисс Петерсон. Игнорируйте старых кошек. Следуйте своей страсти. У вас ведь есть страсть, правда?
      – О! – Страсть. Это слово стало для нее прочно ассоциироваться с Парксом. С его руками, его губами, его языком. Ей стало жарко. – Э… Я очень интересуюсь растениями.
      – Агата, мисс Петерсон не может рассчитывать на то, что свет будет относиться к ней так же, как к леди Беатрис, – сказала миссис Паркер-Рот. – Леди Беатрис – дочь и сестра маркиза. Свет гораздо снисходительнее к женщинам, за которыми стоит влиятельное семейство.
      – А мисс Петерсон – невестка маркиза. Большинство кошек побоятся открыто ее оскорблять. Они не захотят ссориться с Найтсдейлом.
      – И правильно сделают, – заявила Эмма. – Чарлз выпустит кишки любому, кто оскорбит Мэг.
      – Вот именно. Так что вы видите, мисс Петерсон: вам не обязательно выходить замуж за Пинки.
      – Он Джонни, Агата.
      – За Джонни. Вы не обязаны приковывать себя цепями к какому-то мужчине.
      – Джонни не «какой-то мужчина», Агата. Он превосходный, верный, преданный…
      – …скучный…
      – Он не скучный! – Миссис Паркер-Рот замолчала и со вздохом призналась: – Ну… может быть, не очень веселый. Но очень надежный.
      – Предсказуемый.
      – В предсказуемости нет ничего плохого, Агата!
      Неужели эти две женщины говорят сейчас о мистере Паркере-Роте? О человеке, который, словно Божий посланник, появился в саду лорда Палмерсона и спас ее от домогательств Беннингтона? Который одним ударом повалил виконта? Который прижал ее к себе и обнимал, пока она рыдала ему в манишку?
      О мужчине, чей язык врывался в ее рот, чьи губы прикасались к ее груди и рукам?.. Чьи поцелуи она ощущала всем телом?
      Мэг задрожала, в нижней части живота снова возникла эта странная пульсация.
      В том, как мистер Паркер-Рот вел себя в гостиной леди Палмерсон, не было ничего скучного или предсказуемого.
      – Ты здорова, Мэг? Как ты себя чувствуешь? – Эмма хмуро посмотрела на нее. – У тебя щеки горят.
      – Э-э…
      К счастью, в этот момент мистер Макгилл принес чай.

      – Семейное счастье тебе к лицу.
      Фелисити старалась, чтобы ее голос звучал небрежно и немного саркастически, но чуть сочувственный взгляд, который бросила на нее Шарлотта, показал, что это ей не вполне удалось.
      – Это так. – Взгляд Шарлотты скользнул по бальному залу лорда Истхевена и остановился на мужчине среднего роста, с редеющими волосами, начинавшего полнеть. Она улыбнулась: – Я никогда не была счастливее.
      Ну конечно же, Шарлотта никогда не была счастливее! Ее первый муж – старый герцог Хартфорд – приказал долго жить больше года назад. Ну, если верить слухам, причиной его смерти стала его попытка продолжить жить. Так что через девять месяцев после кончины герцога Шарлотта родила мальчика – к ее огромному облегчению и еще более глубокому изумлению предыдущего наследника. А спустя год и один день после того, как Хартфорд испустил дух, его несчастная вдова обвенчалась с бароном Тинуэйтом.
      Лорд Тинуэйт завершил свой разговор с сэром Джорджем Гастоном и направился к своей супруге. Фелисити нахмурилась. Можно подумать, что они молодые влюбленные, а не зрелые и опытные взрослые люди. Их преданность друг другу тошнотворна.
      У нее свело живот. Тошнота – вот что она чувствует. Не ревность. Конечно, нет!
      – Ты окунулась в материнство с таким энтузиазмом, какого я не ожидала.
      Шарлотта не отрывала взгляда от Тинуэйта, а на ее губах играла легкая улыбка.
      – Я сама себя удивила.
      – И как приятно, что барона вполне устраивает роль отчима! Не любой мужчина принял бы ребенка своего предшественника, даже если этот ребенок – герцог.
      – Эдвард просто великолепен!
      Фелисити захотелось презрительно фыркнуть. Щедрость Тинуэйта была легко объяснимой. Она готова поклясться, что настоящим отцом нового герцога Хартфорда был не дорогой ушедший герцог, а барон. Она внимательно всмотрелась в мужчину, который направлялся к ним. Он казался… скучным. Правда, в молодости он был повесой, но сейчас ничем не отличался от любого другого стареющего сельского сквайра.
      Если не считать того, что он забрался к Шарлотте в постель и похитил ее сердце. Видимо, в нем есть нечто особенное. Нечто, не видное за его совершенно заурядной внешностью.
      Она снова вспомнила лицо Беннингтона с его длинным носом. Гм…
      Он был сегодня здесь. Когда она приехала, то видела его разговаривающим с лордом Палмерсоном. Наверное, они обсуждали вопросы садоводства. Беннингтон увлекся растениями.
      Пройдется ли он с ней по саду? Шарлотта сказала, что он прогулялся под сенью сада лорда Палмерсона с мисс Петерсон.
      У нее снова свело живот. Время уходит. В любой момент о финансовом крахе ее отца станет известно в свете. Ей нельзя терять время. Она должна как можно скорее заманить в кусты какого-нибудь мужчину. Беннингтон вполне ее устроит.
      – У тебя не было новостей от лорда Эндрю? Он в Бостоне, кажется?
      – М-м?..
      Но пойдет ли он с ней? Она всегда считала его немного чопорным. Но если он резвился в саду с мисс Петерсон… И уж конечно, ни один святоша не стал бы наполнять вазу тети Гермионы…
      Он виконт. Ему нужен наследник. Ему скоро исполнится сорок.
      Возможно, у него тоже уходит время.
      – Фелисити!
      – Что?
      Она посмотрела на Шарлотту. О чем она ей толкует? Где Тинуэйт? А, он снова приостановился, чтобы поболтать с леди Данли. Теперь, женившись, он стал любимцем светских матрон.
      – Фелисити, ты меня не слушаешь.
      Возможно, все это время она обращала внимание не на тех мужчин. Возможно, менее броские представители оказываются более… интересными.