Она на мгновение опустила взгляд на мутную охровую воду.
      - Не смотри вниз! - рявкнула я. Женщина возмущенно вскинула голову.
      - Если ты не сделаешь этого, никто не сделает, - принялась я втолковывать ей. - Вы застрянете тут Тримон знает на сколько. Когда еще вода достаточно спадет, чтобы без опаски вести детей вброд?
      Мамаша глубоко вдохнула и медленно, но без колебаний пошла дальше, пока не добралась до другого берега, где Лесные руки помогли ей спуститься на безопасность травы.
      - Легче пять раз родить, - с чувством сказала женщина, обмахиваясь краем шали. Однако ее голос звучал твердо, когда она кричала своим детям: Миро и Сарел, подоткните юбки, чтобы не мешались. Ну же, сейчас не время стыдиться мужчин, видящих твои ноги, глупая девчонка! Эска, ты пойдешь за сестрами. Нет, по одному, я не хочу, чтобы вы все разом были над водой. Миро, где твои мозги? Держись обеими руками!
      Она продолжала строго подбадривать детей, пока все они благополучно не спустились на землю, где мамаша обняла их так крепко, словно никогда больше не выпустит из рук.
      - Ну а вы чего ждете? - крикнула женщина над их головами тем, кто все еще мялся на другом берегу.
      Дрианон жалует матерям непререкаемо властный тон.
      К тому времени когда солнце полностью вышло из-за деревьев, все переправились через реку, за исключением возчиков, ждущих со своими повозками. Мы все наблюдали, как первый фургон медленно въехал в реку, мужчины ругнулись - вокруг них заплескалась вода. Течение все еще было достаточно сильным, чтобы тянуть за колеса и тревожно раскачивать остов телеги.
      - Но! Но! - Кучер хлестнул ведущую пару, когда лошади шарахнулись от ледяной воды; кнут безжалостно обвился вокруг их ушей.
      Мужчины налегли на веревки, привязанные к упряжи, чтобы тащить лошадей вперед. Животные напряглись, дрожа всем телом и потея, и мощным усилием выволокли тяжелую повозку на берег, за что были вознаграждены радостными хлопками, ласковыми словами и горстями свежей травы. Возчик насквозь промок, но сиял от облегчения. Его добро перебралось через реку в целости и сохранности.
      Пока остальные фургоны совершали переправу, я заметила, что Узара спорит с купцом у последней повозки, и побежала обратно через мост.
      - В чем дело?
      - Я не думаю, что стоит рисковать, отправляя этого человека в фургоне. - Под натянутой вежливостью Узары явственно проступала досада.
      - Хори не может идти по мосту, - запротестовал купец. Хори лежал на грязных одеялах на дне телеги: обе ноги в грубых лубках, толстые бинты придерживают испачканные зеленым повязки.
      - Ты перенесешь его через реку с помощью магии, да? - мягко осведомилась я.
      - Конечно. - Маг уже начал сердиться. - Почему же нет? В глазах Хори я увидела страх.
      - Ты можешь доверять ему, - заверила я раненого. Рот Хори сжался в упрямую линию.
      - Брод достаточно крепок, я положусь на него.
      - Дело твое. - Я взяла Узару за локоть, чтобы увести с Дороги. - Пусть руны катятся как хотят.
      Возмущенный ответ мага потерялся в общем шуме: возчик стегнул лошадей и погнал их в бурлящий поток. В отсутствие груза для устойчивости телега тотчас скользнула вбок. Белый от страха Хори вцепился в борта, изрыгая брань, достойную наемника. Возчик хлестал животных, но телегу все больше и больше опрокидывало. Если Хори уйдет под воду, ему уже не всплыть.
      - Сделай что-нибудь, Узара, - не выдержала я.
      - С какой стати? - огрызнулся маг, еле сдерживая ярость.
      - Ладно. - Я скрестила руки. - Это будет не первый раз, когда глупость станет чьей-то смертью.
      Узара бросил на меня испепеляющий взгляд, но взмахнул руками. Золотая вспышка оставила солнце бесцветным, и копье магии вонзилось в воду. Река вокруг фургона закипела, переливаясь золотом, лазурью и сапфиром, возчик испуганно сжал поводья, и лошади затрясли головами.
      - Гони их, ты, придурок! - зарычал Узара, добавляя грязные ругательства.
      Его сквернословие доставило мне наслаждение, которое превзошло удовольствие от магического света. Возчик схватился за кнут, хлеща своих коренников, пока на крупах не выступила кровь. Я взглянула на другой берег. Все собравшиеся там разинули рты и расширенными глазами смотрели, как фургон въезжает на пологий склон; последние завитки магического света исчезали с его колес вместе с водой, капающей на грязный дерн.
      - Лично я оставил бы их тонуть, - заметил Грен. Сорград маячил в двух шагах позади него.
      - Но ты не маг Хадрумала, приученный использовать свое колдовство во благо ближних, не так ли?
      Я дружески улыбнулась Узаре.
      Маг что-то проворчал, взглянул на Сорграда с совершенно неоправданной злобой и быстро зашагал прочь. Он тяжело дышал, щеки под угловатыми скулами впали, плечи устало поникли.
      - Это и впрямь отнимает у них силы, а? - задумчиво молвил Сорград.
      - Да, - согласилась я. - И это хорошо, если учесть, что он мог бы натворить, если б захотел.
      На плече Грена висела незнакомая седельная сумка, и я вдруг сообразила, что налетчиков нигде не видно.
      - А куда подевались наши друзья?
      - Потопали обратно в Медешейл, - ответил Сорград.
      Со вспышкой активности другие путешественники отбыли, стремясь наверстать потерянное время или убраться подальше от магии Узары. Лесной Народ начал разбирать мост, и Ориал вернулась с грубыми носилками для Зенелы из покрытых яркой тканью срубленных веток.
      - Твой мужчина - маг? - Красавчик парень подошел ко мне с блестящими от любопытства глазами.
      - Мой друг, - поправила я его. - Да, он - чародей.
      - Эта магия... как ей учатся? - спросил парень, явно заинтригованный.
      - Это дар, с которым человек рождается. - Я сосредоточила мысли на своей первоначальной цели. Хорошие поступки сегодня, возможно, заслужили мне награду у Сэдрин, но чего я хочу в этой жизни, так это награды от мессира и Верховного мага. - А у Народа есть магия?
      Мы пошли за четырьмя мускулистыми парнями, которые тащили носилки Зенелы.
      Красавчик покачал головой.
      - Нет, у нас нет никаких заклинаний.
      - Совсем нет? - уточнила я небрежным тоном.
      - Совсем. А что привело тебя в зеленый лес в этом сезоне? - Он смотрел на меня с надеждой.
      - У меня есть книга древних песен, часть написана на языке Народа. - Я ободряюще ему улыбнулась. - Я хочу узнать, о чем в них рассказывается.
      Если я уговорю Фру спеть те старые баллады, то смогу увидеть, не проявит ли кто особый интерес или узнавание, решила я. Мы пробирались через великолепную весеннюю зелень и стелющиеся коврами голубые цветы, яркие, как небо над головой. Конечно, в самых старых балладах решающее откровение, которое дает возможность потерянному принцу доказать свои права, обычно падает на его колени в трех строфах от конца. Но, как свидетельствует мой опыт, реальная жизнь никогда не бывает столь легкой.
      Становище, куда привел нас Рэвин, меня порядком удивило. Нет, я не ожидала увидеть дикарей, сидящих под деревьями и ждущих, когда посыплются орехи, но я представляла себе шалаши из веток или что-то подобное, а увидела широкую поляну с россыпью круглых жилищ, покрытых толстой рогожей. Народ вокруг занимался своими делами. Женщина вешала на отполированную раму узорчатую постель, чтобы проветрилась, и дети увлеченно возились с голенастыми щенками возле ее двери. Другие женщины сидели кружком, шили и обрабатывали кожу. Молодые оживленно болтали с парнями, складывающими дрова в аккуратные конусы. Все носили кожаные гамаши с туниками разнообразной длины и покроя. Молодые мужчины предпочитали фасон без рукавов, дабы похвастать своими мускулистыми руками, тогда как большинство женщин довольствовались множеством карманов. Вот тебе и экзотические тайны дикого леса. Обстановка была вполне домашней даже для матери Райшеда.
      - Это для нас.
      Фру кивнул на группу, ставящую новый дом. Одна девушка выкапывала яму для костра, другая складывала камни, чтобы выложить ее, третья размечала круг на подметенном дерне. Четверо женщин постарше плели длинную гибкую решетку из тонких прутьев, проткнутых и связанных кожаными ремнями, а еще две подносили рулоны рогожи.
      - Несите ее сюда. - Ориал выглянула из дома с закрепленной над входом зеленой веткой.
      Носилки были опущены на землю, и Фру внес Зенелу в низкое жилище. Из любопытства я пошла за ними. Толстушку усадили на кровать в виде рамы с натянутыми шкурами, покрытую шерстяным одеялом, которое можно купить в любом городке Энсеймина. Девушка задыхалась от приступа кашля, на щеках слезы, в глазах - страх.
      - Наклони ее вперед и расшнуруй платье, - приказала Ориал.
      Фру прислонил Зенелу к своему плечу, и Ориал втерла в ее спину жирную мазь с резким запахом чеснока и еще чего-то незнакомого. Я чихнула. Возможно, здесь имелись тайны для аптекарей, но не было даже намека на мистицизм тех солурских целителей, которые выпрямляли ногу Хэлис.
      - Выдыхай, медленно и ровно.
      Ориал наклонила ухо ко рту Зенелы, пощупала пульс на шее, затем оттянула нижние веки, чтобы проверить цвет крови. В точности как любой аптекарь, к которому я когда-либо попадала.
      - Ну, укладывайся и постарайся немного поспать.
      Целительница махнула рукой, прогоняя нас с Фру наружу, но я успела заметить, что глаза Зенелы уже сонные. Что же все-таки было в том растирании?
      Подвинув меня с дороги, менестрель ушел поговорить с Рэвином. Ни Сорграда, ни Грена, ни Узары нигде не было видно, и я малость растерялась, не зная, что делать. Я очень не люблю это чувство.
      - Это для тебя и твоих мужчин.
      От голоса Ориал за моей спиной я вздрогнула. Она указала на круг решетки, теперь накрытый сверху более крепкими прутьями, которые встречались в центре, вставленные в старое колесо от телеги. И железный треножник, закрепляемый в яме, подозрительно напоминал перекованные фургонные стойки. Я решила пойти помочь, но женщины работали так слаженно, что мое неумелое вмешательство только выставило бы меня на смех.
      Я села рядом с Ориал - она толкла в ступке какой-то несчастный корень, превращая его в кашицу. Стены нашего нового дома уже были обернуты толстой дерюгой, покрытой в свою очередь крепкой рогожей, надежно связанной веревками из лыка.
      - Мы должны благодарить за это Рэвина? - спросила я.
      - Фру - из Народа и, будучи таковым, может рассчитывать на кров в любом становище. - Ориал глянула на меня с высокомерием. - Ты не из Народа, хотя и этой крови, верно?
      - Ты тоже нездешняя, - парировала я. - Ты говоришь не так, как остальные.
      - Я с дальнего юга, - спокойно пояснила целительница. - Я путешествую, чтобы перенять новую мудрость. Со временем я вернусь к моему народу - к зиме.
      Мне показалось, что Ориал могла еще что-то добавить, но она шарила в своей сумке из оленьей кожи, и я не видела ее лица.
      - Что за мудрость ты ищешь? - небрежно спросила я. - Что-нибудь вроде того, что знает мой друг Узара? Магию или заклинания?
      Женщина сняла с пояса маленький нож и добавила к своей пасте стружки с жесткого сушеного стебля.
      - Я - травница, как моя мать и большинство женщин в моем роду. Я ищу новых знаний о корнях и листьях, силе цветов и плодов, чтобы успокаивать боль и исцелять. - Она кивнула на новый дом. - Ты должна пойти и зажечь первый огонь в очаге, на счастье.
      Как всякая новобрачная в Ванаме, вступая во владение кухней, чтобы та вскоре стала всем ее миром? Вряд ли, подумала я. Ориал снова мурлыкала с закрытым ртом, поглощенная своей работой.
      - Фру играл эту мелодию прошлой ночью, - вспомнила я. - Вы с ним знакомы?
      - Только сегодня встретились. - Ориал пожала плечами. - Это "Баллада о Руках Мазир". Все целители поют ее, на счастье.
      - А ты не споешь ее для меня? Пожалуйста.
      Я сидела на влажной земле, обняв колени, вся из себя - невинная просьба. Что-то в этой мелодии теребило меня, как назойливый ребенок.
      Ориал взглянула на солнце, стоявшее теперь над головой. Его лучи пробивались сквозь листву и ложились на землю яркими пятнами.
      - Думаю, у меня еще есть немного времени.
      У нее был высокий и сильный голос, а произношение гораздо больше напоминало мне отцовское, нежели язык Фру - более текучий и неразборчивый, и по мере того как мелодия то поднималась, то опадала, я внимательно прислушивалась к словам. Некто Кеспар был обманом втянут в спор с Полдрионом, что переплывет реку между этим миром и Иным быстрее, чем Перевозчик одолеет ее на веслах в своей лодке. Неудивительно, что демоны сцапали его, и Кеспар вернулся домой к Мазир с гордостью и шкурой, разодранными в клочья. Мазир исцелила его любовью, травами и справедливым упреком. По крайней мере таков был смысл стихов, но припев ничего не значил для меня, кроме дразнящего эха.
      - Что это такое: "ардейла менален рескел серр"?
      - Это просто джалквезан. - Ориал билась над переводом, ибо я сидела, тупо глядя на нее. - Такие песенные слова.
      - Но что они означают? - упорствовала я.
      - Ничего. - Ориал беспомощно помахала пестиком. - Это бессмыслица.
      - Ты поешь эту песню на счастье?
      Меня так и подмывало сбегать за книгой. После всех задержек этого путешествия и превратностей минувшей ночи, похоже, удача наконец-то поворачивалась ко мне лицом.
      - Считается, что это сказание помогает лекарству или припарке. - Ориал казалась сбитой с толку.
      - А есть еще песни, которые поются на счастье для всяких других вещей? - спросила я с нарочитой небрежностью. - Много таких, с джалквезаном?
      - Есть "Вьенн и Оленихи", - начала вспоминать женщина. - Когда ей пришлось спасаться от заигрываний Кеспара, она превратилась в олениху и спряталась среди стада. Еще есть "Сериз и Мост", "Мазир и Буря". В каждой из них есть джалквезан, но я не знаю никого, кто пел бы их с какой-то особой целью. А почему ты спрашиваешь?
      Я пожала плечами.
      - Просто любопытно.
      Я встала и направилась к нашему новому дому, где Фру расстилал на крыше промокшее одеяло для просушки. Наши сумки были сложены внутри, и я с трепетом открыла свою котомку. Вся одежда отсырела и воняла, как ведро лягушек, но песенник был завернут в промасленную кожу, и я не зря потратила на нее деньги. Полотно под ней было чуть влажным в уголках, а книга внутри совсем не пострадала. Я с облегчением вздохнула.
      Фру покосился на меня. Я почувствовала его досаду, смешанную с весельем. Сам менестрель нежно осматривал свою лютню. Один Тримон знает, как он уберег ее от наводнения.
      - Зачем ты ее достаешь?
      - Мы с Ориал говорили о песнях, и я хотела бы узнать ее мнение. - Я улыбнулась Фру. - Она сказала мне о джалквезане. Это те самые кусочки, которые ты не смог перевести мне? - Я мысленно пнула себя за то, что неправильно поняла менестреля. - "Мазир и Буря", она здесь есть. История о том, как эта Мазир потеряла дорогу и снова ее нашла.
      - Конечно, - беззаботно кивнул Фру. - Никто не сможет перевести, я же тебе сказал.
      Я сохранила небрежный тон.
      - Ты сказал, что нет смысла петь эти песни в дороге, где никто не понимает слов. А как насчет того, чтобы подарить Ориал песню-другую, пока она работает? Народ их поймет, и это хоть как-то отблагодарит людей за сегодняшнюю помощь и заботу о Зенеле. Мы оба могли бы положить что-то на весы, верно? Не откладывай на завтра то, что можно сделать сегодня, кажется, так говорят?
      Фру оглядел поляну, где мужчины и женщины сидели за несложной работой или просто грелись на весеннем солнышке.
      - Ну, Ливак, кто бы ни был твой отец, бьюсь об заклад, ему есть за что отвечать.
      Тем не менее он подхватил лютню и зашагал к целительнице. Я побежала следом и, сев рядом с ними, пристроила драгоценный песенник на коленях, чтобы фру мог видеть страницы. Он сказал что-то Ориал, чего я не поняла, и заиграл веселую мелодию. За Лесными словами его богатого тенора было не так легко следить, но это была песня, которую он уже перевел мне в пути. Один мужик пошел в лес, увидел там незнакомку и погнался за ней, а она - я так и не уяснила, по какой причине, - вдруг превратилась в безобразную ведьму. Не пожелав стать ее любовником, наш герой попытался найти дорогу обратно к своим, но заблудился среди странных деревьев и еще более странных встреч, каждая из которых уводила его все дальше от дома. Когда же он наконец прошел полный круг, то обнаружил, что отсутствовал целых пять лет, а не пять дней, как ему представлялось.
      Теперь, когда я впервые услышала, как она поется, этот джалквезан захватил все мое внимание, он ярко выпячивал каждую причину сетований этого человека на его бедственное положение. Лежавшие в основе ритмы казались все более знакомыми: Джерис, этот милый ученый, использовал эфирные чары с точно таким же ритмом. Эльетиммские ублюдки, которые его убили, а потом сделали все возможное, чтобы вытащить мои мозги через уши, творили мерзкие заклинания, звучавшие точно такой каденцией. Но что означают эти слова? Высшее это Искусство или совпадение?
      Фру закончил бурным аккордом, и к нам подошли две женщины.
      - Я не слышала эту балладу с тех пор, как была маленькой девочкой, улыбнулась одна.
      - У меня целая книга древних песен. - Я перевернула страницы, чтобы ей и ее подруге было видно. - Вам знакомы еще какие-нибудь из них?
      Женщины пожали плечами.
      - Мы не умеем читать, ни я, ни Серида, - спокойно объяснила первая.
      - Как насчет этой?
      Фру перевернул обратно несколько листов пергамента и нахмурился, перебирая пальцами лады. Его лицо прояснилось, и он начал мелодию с хитрой сменой высоты в середине куплета. Женщины кивнули со смеющимися глазами и присоединились к нему в задорной песенке о Белом Вороне. Оторвавшись от работы, Ориал добавила свое сопрано, и Фру перешел в более низкую тональность, их голоса то сливались, то расходились, создавая изящную гармонию. Я внимательно слушала, ловя себя на том, что киваю в такт, но хотя мелодия оставалась неизменной, слова растворились в хаосе, как только певцы дошли до припева.
      Смеясь, Фру перестал играть, и Ориал захихикала. Она сказала что-то женщинам, и я вновь прокляла свое незнание языка.
      Целительница посмотрела на меня.
      - Беда с этим джалквезаном: все знают разные варианты! Она повторила слова первой женщине, и та, пошевелив губами, кивнула.
      - Тогда еще раз.
      Фру снова заиграл, и на этот раз они запели в лад, их задорное исполнение расшевелило все становище. Народ подходил и начинал подпевать, каждый подлаживался к словам большинства.
      Когда они закончили, первая женщина посмотрела на меня.
      - Ты еще должна зажечь огонь в очаге, не так ли? - Она говорила на тормалинском почти без акцента. - Это надо сделать прежде, чем солнце начнет садиться.
      Она встала, и я осторожно положила песенник на землю рядом с Фру.
      - Ты присмотришь за моей книгой, если я оставлю ее с тобой? - нервно спросила я.
      - Как за ребенком моей крови, - обещал менестрель. Поскольку во время наводнения он лучше позаботился о своей лютне, чем о Зенеле, я поняла, что он не шутит.
      Пересекая поляну, я столкнулась с женщиной, когда она выходила из своего дома со связкой лучины.
      - Меня зовут Ливак.
      - А я - Алмиар. - Недостаток плоти на костях и дубленая, как лайка, кожа не позволяли точно определить ее возраст, кроме того, что она из поколения моей матери. Ее рыжие волосы щедро посеребрила седина, а теплые, глубоко посаженные глаза окружала сетка веселых морщин. - Мы очень рады тебе, дорогая.
      - Меня интересует песня, которую вы пели, - небрежно обронила я. - Как получилось, что все вы знаете разные слова, особенно джалквезан?
      Алмиар раскладывала аккуратный костер в выложенной камнями яме, помещая среди лучины спрессованные комки сушеного мха.
      - Таким вещам учатся у материнского бока, - пожала она плечами. - Как она училась у своей матери и так далее, назад по Древу Лет. Все растет и изменяется, слова не исключение.
      Иначе говоря, с каждым повторением, с каждой сменой поколений в текст закрадывались изменения, пока то, что когда-то могло быть эфирным заклинанием, не превратилось в тарабарщину. Мой былой оптимизм камнем пошел кб дну: не будет того мгновенного откровения, что отправило бы меня прямо к пиру в конце баллады, не так ли?
      Алмиар протянула мне кремень с огнивом, а потом, через отверстие для дыма в центре крыши, посмотрела на солнце.
      - Ты еще можешь использовать зажигательное стекло, если хочешь.
      Но в песнях, доносившихся снаружи, все еще бился пульс эфирной магии. Я откашлялась.
      - У меня есть другой способ зажечь огонь.
      Я встала на колени возле Алмиар и глубоко вдохнула, чтобы унять тошноту в желудке. Высшее Искусство не раз вторгалось в мой ум и преследовало меня с безжалостными целями. Я всегда колебалась насчет того, чтобы использовать его самой, но это было совсем незначительное заклинание, одно из очень немногих, которые я знала, и вполне безобидное, не более чем праздничный фокус, каким я сочла его поначалу.
      - Талмия меграла элдрин фрес.
      Не хранят ли мудрость Народа те женщины, что постарше? Если они увидят, что я тоже кое-что знаю, они непременно поделятся ею.
      Алмиар даже испугалась, когда желтые язычки пламени заплясали среди щепок и мох ярко вспыхнул.
      - Как ты это сделала?
      - Это что-то вроде чар.
      - Вот здорово. - Восхищение победило страх. - Значит, ты - маг, как твой мужчина?
      Я покачала головой.
      - Его магия - магия стихий. А это - прием более редкой магии, которую называют Высшим Искусством. У Народа нет подобных заклинаний?
      - О нет, я в жизни не видала ничего подобного. - Брови Алмиар поднялись, и я бы поставила все деньги, когда-либо проходившие через мои руки, что она говорит правду. - Это чудо, верно?
      Я улыбнулась, чтобы скрыть разочарование. Алмиар внезапно стала озабоченной.
      - Ты ведь не покажешь детям, нет? Они начнут баловаться с кремнем и огнивом, и хотя дрова такие мокрые...
      - Нет, не покажу, - успокоила я ее. - Но ты могла бы использовать его для своего очага, научить своих подруг.
      Если маленький огненный трюк распространится, возможно, он зажжет где-то искру памяти или узнавания. Сейчас я бросала руны наугад, но ничего лучше придумать не могла.
      - Попробуй сама, - предложила я, расчищая клочок земли, прежде чем аккуратной кучкой сложить растопку. - Почувствуй песню в словах.
      - Может, и вправду попробовать? - Искушение боролось в ней с врожденной склонностью к благоразумию.
      - Просто сосредоточься на словах, - подбодрила я ее.
      - Талмия меграла элдрин фрес.
      По крайней мере, слушая Алмиар, я убедилась, что ритм Лесного языка звучит в непонятных словах. Слабое мерцание осветило растопку.
      - Это и правда здорово! - Радость успеха засияла в карих глазах Алмиар. - Ну, ты будешь готовить для своих мужчин нынче вечером или хотела бы поесть у моего очага?
      - Они не мои мужчины, - объяснила я ей. Будь они моими, они предпочли бы мне любую стряпуху. - Мы сочли бы за честь поужинать с тобой.
      Алмиар задержалась у двери.
      - У тебя инстинкты твоей крови, дитя, хоть ты и выросла как инородка. - Наклонив голову, она без дальнейших церемоний вышла наружу.
      Я посмотрела на стены вокруг себя и вздохнула. Все это очень мило в благоуханные дни весны и лета, но, бьюсь об заклад, зимой тут будет ужасно холодно и сыро. Я бы предпочла иметь крепкий каменный дом, и широкий очаг, и желательно деньги, чтобы держать служанку, которая будет гнуть спину над стряпней и уборкой.
      Недоумевая, куда делись мои спутники, я вышла, моргая, на солнце. Народ был занят у своих домов. Приветливо улыбаясь, подошла какая-то женщина, чтобы оставить возле нашей двери груду кухонных горшков, а одна девочка застенчиво предложила мне миску кресс-салата, собранного у соседнего ручья. Я могла бы купить и то, и другое в пределах пол-улицы от моего дома в Ванаме.
      Глава 4
      Эта очаровательная песня, любимое творение Лесных менестрелей, бесспорно, показывает, что, каким бы чуждым ни казалось нам это племя, мы все воздаем должное почтение одним и тем же богам.
      Арфу берет Тримон, струны перебирает,
      Песней встречая день, негою дышит грудь.
      Бродит в деревьях сок, солнце весны играет,
      Чтоб у Тримона был весел и светел путь.
      Вырос колючий куст, весь усыпан цветами,
      Бледные эти цветы срывала Ларазион.
      Деву пленил Тримон ласковыми словами,
      И до рассвета с ней не расставался он.
      Ларазион брела с летним венком на головке.
      Вдруг повстречался ей юноша Талагрин;
      Сидел одиноко он, вырезая по дереву ловко,
      И задержалась она, чтоб он не скучал один.
      Юноша Талагрин как-то шел на охоту,
      Воздухом ароматным допьяна напоен,
      И сквозь осенних листьев яркую позолоту
      В лунном свете увидел танцующую Халкарион.
      Тотчас Халкарион страсть его разделила,
      Об руку с Талагрином она беззаботно шла,
      Покуда арфа Тримона зиму не возвестила,
      К вечнозеленым пихтам деву не увлекла.
      Великий Лес, 13-е поствесны
      - Благодарю за превосходный ужин.
      Сорград поклонился Альмиар с непревзойденным изяществом, взмах его облаченной в бархат руки игнорировал грязь, пачкающую янтарную ткань. Заходящее солнце пробилось сквозь листву и заиграло на вышивке его камзола.
      - Не стоит благодарности, - ответила женщина, немного смутившись.
      - Чтобы утолить голод, довольно хорошей кухарки, но чтобы усладить нёбо, требуется работа мастера.
      Сорград вещал, как один из тех тормалинских князьков, за которыми, должно быть, таскается Райшед, и я подавила усмешку. Я знала братьев в те времена, когда у них на двоих было трое штанов, три рубахи, две куртки и один потрепанный плащ.
      - Да, спасибо. - Я посмотрела на свою миску из яблоневого дерева. Помочь тебе вымыть посуду?
      - Нет. - Альмиар забрала у меня миску. - Если я приглашаю вас есть у моего очага, я не жду, чтобы вы отрабатывали свой ужин.
      Я улыбнулась: по мне, это весьма цивилизованный обычай.
      - Хочу проведать Зенелу. Встретимся у нашего...
      - ...круглого дома, - подсказала Альмиар, - суры, на языке Народа.
      Она сложила все миски в одну, широкую, в которой раньше лежали зеленые листья, одни знакомые мне, другие - нет, но все довольно вкусные. Подавались они к мясу старого зайца. Порезанное на кусочки и тушенное в глиняном горшке, оно было щедро приправлено травами и покрыто сочным слоем жира. Даже моя мать при всей своей строгости не стала бы критиковать кухарку за подачу такого блюда к столу. Однако я не думаю, что Народ все время питается столь сытно: судя по виду этих людей, им не каждый день удается набить животы.
      Мы пошли к нашей суре. Сидя кружком, Лесные жители ели у дверей своих домов. Мне стало интересно, каким должно быть множественное число этого слова. Означает ли оно становище в целом? Я очень мало знала о Народе, чью кровь разделяла, не так ли?
      Грен дожевывал лепешку.
      - Обычно я не питаюсь листьями. Я усмехнулась.
      - Тогда привыкай.
      Сорград разглядывал соседнюю с нашей суру.
      - Как по-твоему, они давно обосновались здесь? Тот заяц, к примеру, висел сколько положено.
      Я обратила внимание на вытоптанную землю между домами и отсутствие валежника под ближайшими деревьями.
      - Достаточно давно, чтобы приносить дрова издалека. Сорград пожал плечами.
      - Итак, что теперь? Ты опять хочешь взяться за песни? Я уже поведала братьям о своем открытии.
      - Книга еще у Фру, и, думаю, не стоит его торопить, пусть возьмет из нее все что хочет. Без него нам бы не видать такого гостеприимства. - Я почесала голову, нащупывая засохшую в волосах грязь. - Может, найдем поблизости трактир, поглядим, как идет игра и кто, напившись, будет самым неблагоразумным?
      - И этим трактиром будет тот, что в десяти днях ходьбы назад по тракту?
      Мы с Сор градом печально улыбнулись.
      - Все ведут себя дружелюбно. Думаю, еще несколько дней, и мы могли бы задавать более очевидные вопросы.
      Я посмотрела на маленькие жилища - их двери открыты каждому, кто захотел бы войти. Лесные жители кажутся очень доверчивыми. Или у них просто нечего красть? Ведь свои драгоценности Народ стремится носить на себе.
      - Все, что узнали маги, говорит о том, что эфирная магия пришла от древних племен.
      - Кого ты стараешься убедить? - пренебрежительно фыркнул Грен.
      Когда мы проходили мимо дома целительницы, вышел фру, за ним пахнуло распаренным чабрецом.
      - Как Зенела? - спросил Грен, опередив меня на мгновение.
      - Ориал уверена, что она поправится, - радостно сообщил менестрель. Он пошел рядом с нами и откинул вверх оленью шкуру, которая закрывала вход в наше жилище. - Кто-нибудь видел сумку Зенелы?
      Мы покачали головами.
      - Ее унесла река.
      Я нырнула внутрь и, помешав костерок, подложила дров, чтобы дать нам и тепло, и свет. По крайней мере Народ строит эти укрытия достаточно давно, чтобы освоить вентиляцию для своих костров, а то я боялась, что мы прокоптимся, как угри на палочке.
      - Чего хочет эта девица? - поинтересовался Сорград.
      - Драгоценности, - нехотя признался Фру.
      - Драгоценности? - Мне показалось, что я ослышалась. - Девчонка едва не утонула, вся закутана в Дрианон знает что, воняющее припаркой, и хочет прихорошиться на случай, если кто-то вдруг заглянет?
      - Не в том дело. - Голос Фру стал жестким. - Ты поняла б это, если бы знала что-нибудь о Народе, чья кровь течет в твоих жилах.
      - Это совершенно ни к чему, - отрезал Сорград.
      - Нет, все правильно. - Я скрыла неожиданную боль от слов менестреля. - Зачем ей драгоценности?
      Пламя костра плясало, и на лицо Фру ложились резкие тени.
      - Зенела хочет пожить среди Народа.
      - Но она не Лесной крови, - с сомнением возразил Сорград.
      - Это не преграда. - Глаза Фру были скрыты в темноте, но голос звучал немного застенчиво. - Она увлеклась балладами и сказаниями, особенно романтическими.
      Ну и дура. Я сохранила бесстрастный вид. Еще одна глупая девчонка, ищущая любви в совершенно неподходящих местах, - не моя забота.