– Меня никто не учил. – Сорград покачал головой. – Магия для меня – сплошные неприятности.

– Я не могу это принять, – покраснел Узара. – Неуправляемое родство всегда себя проявляет. Без умелого руководства ты просто не сможешь его обуздать…

– Если ты называешь меня лжецом, маг, тебе лучше держать нож в руке, – ласково пропел Сорград.

Мне пришлось вмешаться, пока не пролилась кровь. Я щелкнула пальцами.

– Когда ты говорил, что рожден быть повешенным, ты имел в виду дурное предзнаменование рун? – непоследовательно спросила я Грена.

Он перевел взгляд с Узары на меня.

– Ага. Так сказали Шелтий.

– Да кто такие эти Шелтий? Правящий клан, царствующая династия?

– Ты все еще думаешь, как жительница низин, – упрекнул меня Сорград. – Никто не правит аниатиммами. Каждый дол сам себе хозяин.

– Пусть так, но что-то ведь заставляет старших честно вести дела? – осторожно спросила я.

Сорград кивнул.

– Да, Шелтий. – Он снова выглядел задумчивым. – Они не принадлежат никакой крови. Это коренные горцы, но свободные от всяких уз и пристрастий. Если спор не может быть улажен, они выступают третейским судьей. В древние времена здесь творились ужасные междоусобицы, каждая ссора кончалась кровной местью.

– Кровная месть длится три года за воровство, – добавил Грен. – Девять лет – за насилие и двадцать семь – в случае смерти.

– И все заняты по уши, – заметила я.

– Шелтий по большей части удерживают долы от прямого кровопролития. А когда не могут остановить сражение, работают целителями. – Сорград усмехнулся. – Еще они учителя и философы. Они хранят старые саги, и, как велит обычай, с ними должны советоваться по поводу брака, если вдруг два дола окажутся слишком близкой родней. Так, во всяком случае, о них говорят. Не помню, чтобы в детстве я видел Шелтий больше горсти раз, пока на рудниках не появился незнакомый старик и не заявил, что я должен уйти.

– Что дало ему такую власть? – Узара, поглощенный новой загадкой, обхватил руками тощие колени.

Сорград игнорировал его вопрос.

– После его заявления уже ничего нельзя было сделать. Даже мой отец не осмелился перечить ему, а я видел, как он не дрогнув стоял против медведя-шатуна. Меня выпроводили до захода солнца.

– И я тоже ушел, – вставил Грен. – Этот старый дурак все зудел о предзнаменованиях моего рождения.

– Выходит, их слово – закон? – Я заметила краем глаза нетерпение Узары, но не посмела отвести взгляд от Сорграда.

Горец покачал головой.

– Шелтий уже тогда утрачивали свое влияние в Средних Пределах. Мой отец не мог противиться изгнанию, но он не допустил моей смерти, на чем сперва настаивал этот старый ублюдок. Все мои дядья пришли к выводу, что этот обычай давно пора сбросить с горной вершины. Моя бабушка требовала призывать Шелтий, если намечался брак, но после ее смерти моя мать и другие женщины обычно обсуждали браки между собой.

– Но ты уверен, что они по-прежнему обитают в этих горах? – спросила я Сорграда.

– Если они вообще существуют, – кивнул он. – И если какие-нибудь аниатиммы знают что-то об эфирной магии, я бы сказал, что это именно Шелтий. Они определенно те, с кем тебе нужно поговорить о твоей книге.

– Если тебя изгнали за то, что ты уродился магом, тогда что они сделают с Узарой? – поинтересовалась я. – Шелтий смогут определить, кто он такой?

– Понятия не имею. – Сорград бросил на мага пронзительный взгляд. – Не делай ничего, что может тебя выдать.

Я отобрала у Грена мешок и вытряхнула оставшиеся крошки.

– Нам лучше идти, если мы хотим добраться до того фесса еще до заката.

Узара устало поднялся и с отвращением посмотрел на свой ранец.

– Нам следовало оставить осла.

– И чем его кормить? Свежим воздухом и ласковыми словами? – Логика Сорграда была, как всегда, железной.

– Здесь полно травы, – возразил маг.

– Это зимние пастбища для коз дола. – Сорград ехидно покачал головой. – Здесь, в горах, не принято пасти своих животных на чужих кормах.

Узара зло фыркнул. Немного пошатнувшись, он надел на плечи ранец и зашагал вперед по узкой тропе. Грен медленно пошел за магом, а я, еще медленнее, тронулась в путь вместе с Сорградом.

– Так вот почему вы распродали по дороге все свои наряды и безделушки?

Горец поправил ремень единственной оставшейся у него котомки, который зацепился за сумку на поясе.

– Да, и еще я хотел иметь внушительный кошелек, чтобы было чем позвенеть, если кто заинтересуется, зачем мы пришли в горы. Думаю, я буду средним сыном хорошей крови, который накопил солидное наследство в сделках с жителями низин и теперь ищет воспитанную невесту, дабы поселиться с ней в уютном рекине.

Я засмеялась.

– Жених из хорошей семьи? То-то они обрадуются, верно?

Сорград передернул плечами.

– Возможно. Здесь, в горах, все знают, насколько опасны браки между близкими родственниками, но чужаки приносят свою собственную опасность. Однако неоспоримый факт, что у горянок, вышедших замуж за жителей низин, гораздо реже случаются выкидыши и меньше детей рождаются мертвыми.

Я скорчила гримасу.

– А что насчет Грена?

– Ни один человек, если у него есть хоть капля здравого смысла, не путешествует по горам в одиночку. Даже самая хорошая погода может превратиться в бурю и густой туман меньше чем за час.

– Значит, я – исполнительница баллад, желающая узнать больше о своем песеннике? А кем будет Узара? Ты ведь слышал его пение. Никто в жизни не поверит, что он менестрель.

– Ему лучше снова стать ученым-историком. Шелтий хранят саги, в конце концов. – Сорград зашипел сквозь зубы. – Если повезет, мы сможем просто положиться на дорожное перемирие.

– На что? – Я передвинула лямку вещевого мешка, которая врезалась в плечо.

– На дорожное перемирие. Оно действует в течение трех дней и трех ночей. Если ты официально потребуешь огня, еды и укрытия, никто не сможет свершить над тобой кровную месть или требовать каких-либо сведений, которые ты не желаешь открывать, даже своего имени.

– Это стоит знать. – Глядя вверх по тропе, я заметила, что Узара замедляет свой упрямый шаг. – Ты мог бы предупредить его, что вы собираетесь продать осла.

– Что я могу поделать, если он такой невнимательный? – ухмыльнулся Сорград.

– От него тоже есть польза, – запротестовала я. – Вспомни наводнение!

– Жизнь на магическом острове не учит жизни в этой стране, – жестко отчеканил Сорград. – Я не стану проливать слез, если он погибнет из-за собственной глупости, но я вернусь из Иного мира и буду преследовать тебя, если окажусь мертвым из-за этого недотепы.

Дальше мы шли в дружеском молчании. В траве шуршали птицы, а одна парила в вышине, и оттуда лилась ее светлая песнь, полная звенящей радости.

– Теперь я понимаю, почему ты хотел идти сначала в Лес, – заметила я некоторое время спустя.

– Если б мы нашли в Лесу то, что ищем, не было бы нужды все это ворошить. – Глаза Сорграда были устремлены на все еще далекую горную долину. – Но я укротил свою магию, что бы там ни думал наш любезный чародей.

– Это трудно? – Я не понимала, как такой близкий друг мог скрывать столь огромный секрет.

– Теперь нет. – Сорград усмехнулся мне знакомой озорной усмешкой. – Но было трудно, когда я был моложе. Помнишь лавку того аптекаря? Боюсь, это я натворил.

– Судя по тому, что я слышала, этот старый сквалыга с гнусным языком получил по заслугам. – Когда я вышла из шокового состояния, годы доверия между нами перевесили этот единственный обман. – По мне, это не важно.

– Но потребовать долг от мессира важно, не так ли? – Сорград посмотрел на меня. – А если это важно тебе, то важно и мне.

– Я не сомневаюсь, но ведь у тебя есть и другие причины быть здесь, верно?

Он все еще задолжал мне немало ответов.

– Сказать по правде, я не слишком грустил, оставляя дом, – промолвил он чуть погодя. – Мы с Греном уже говорили о том, чтобы отправиться в Гидесту, где восточные горцы более терпимы к связям с жителями низин. Наследство у нас, как у средних сыновей, было бы довольно мизерным, и в любом случае ни мне, ни Грену не светила женитьба на девушках, которых мы знали всю жизнь. Я бы предпочел уйти по собственной воле, но жизнь в низинах нас больше чем устроила, сама знаешь.

– Тогда зачем возвращаться и почему сейчас?

– А почему не сейчас? Раз уж так легли руны, почему не сыграть?

Мы прошли еще немного.

– В конце концов, это твой человек будет задавать вопросы, и у него есть своя магия, если здешние горцы вдруг обидятся. А я хотел бы узнать, какими силами обладают Шелтий, помимо тяжести страха и обычая, – признался он. – Мне интересно знать, почему некая прихоть судьбы обрушила на меня их ненависть. Когда я был юношей, я принял это как должное. Но теперь я хотел бы услышать их оправдания.

– Любопытство привело Дайва на виселицу, – напомнила я ему.

– Не в твоем песеннике, – парировал горец с лукавой улыбкой. – Я рискну.

Ставки стремительно повышались, и я почувствовала себя стесненной ответственностью.

– Какую бы сделку я ни заключила с Д'Олбриотом, он заставит Драксимала отозвать своих псов, я тебе обещаю. Это будет честное вознаграждение?

Грен заскучал и в поисках развлечения начал шнырять вокруг тропы, уходя то в одну, то в другую сторону, а потом скатился с невысокого утеса прямо перед нами.

– Я видел наверху медвежьи следы, – сверкая глазами, объявил он.

– Давай поглядим.

Сорград полез за братом, а я ускорила шаг, чтобы догнать Узару.

Капли пота усеяли лоб мага, редкие завитки волос приклеились к покрасневшей от солнца коже головы.

– Тебе нужно носить шляпу, – сказала я.

Узара поднял ранец повыше в тщетной попытке облегчить ношу.

– Жизнь в высокой башне и правда не готовит нас к таким экспедициям.

Какое счастье, что они с Сорградом хоть в чем-то согласны.

– Никто не ждет от ученых большой выносливости. – Я передала ему фляжку с водой.

– Значит, я хочу изучать эти саги? – пропыхтел Узара. Тут перед нами открылась долина, прячущая фесс, и маг застонал при виде извилистой тропы, которая сбегала к броду на самом ее дне.

– Эти люди могут всласть посмеяться над идиотом-академиком, несущим такую тяжесть, а потом забрать то, что мне не нужно. Как ты думаешь, это поможет нам заслужить их расположение?

Тем временем подошли Сорград и Соргрен, и мы начали спускаться с холма.

– Тут бродит медведь, – с азартом сообщил Грен. – Если он нападет, мы можем его убить, это не будет браконьерством.

– А он нападет? – спросила я Сорграда.

– Только если Грен ткнет его палкой в зад, чтобы рассердить. – Сорград покачал головой. – Нет, летом еды много, поэтому они все жирные и сытые.

Ни на что больше не отвлекаясь, мы спустились к броду и по скользким камням перебрались на другую сторону. Вечерело, по долине пролегли длинные тени. Возле речки шелестели на ветру редкие посевы; колосья были еще зеленые, но уже начали желтеть на концах. Мальчишки направляли коз в крепкие каменные загоны, а горстка мулов еще паслась на длинных привязях. Я изучила фесс. В массивной круговой стене было только двое ворот: двустворчатые спереди и небольшие, водные, с правой стороны, где маленький поток убегал под защиту стен, снова вырываясь на свободу сквозь частую металлическую решетку.

– А сзади ворота есть? – спросила я Грена.

– Даже кролик знает, что нора с одним входом – это смертельная ловушка, – подтвердил он.

Я посмотрела на центральную башню: рекин, напомнила я себе. Квадратная и неприступная, она была сложена из прочного серого камня, и по крайней мере один часовой бдительно нес караул у ее настороженных окон. Главные ворота открылись, и навстречу нам вышла горсть мужчин. Четверо свернули, чтобы защитить от нас коз, а пятый твердо встал на тропе.

– Добрый день тебе и вам.

Сорград остановился в нескольких шагах от мужчины. Было странно слышать, как он говорит на языке своей матери.

Ответа я не поняла, но мужчина улыбнулся, и его рука не потянулась к мечу на поясе. Он был почти одного роста с Греном, венчик белых волос окаймлял его лысую макушку, морщинистое лицо покрывали крошечные шрамы, давно зажившая рана уродовала одну щеку. Суставы пальцев утолщились от старости, но мужчина еще не растратил свои впечатляющие мускулы.

– Фесс Хачал рад предложить вам укрытие, – сказал он мне и Узаре на жутком тормалинском.

Я тепло улыбнулась.

– Благодарю за гостеприимство, для нас это большая честь.

Мужчина кивнул, но у меня сложилось впечатление, что он не понял ни слова. Я дружески улыбнулась парню, пасшему мулов, и двум мальчишкам, пригнавшим своих коз почти к самым воротам в страстном желании увидеть, кто пришел. Их сопровождала огромная пятнистая собака; ее густая шерсть пышным воротником топорщилась на шее. Она подошла ближе, от любопытства поставила уши торчком и вытянула острую морду, принюхиваясь к нашему запаху. Мужчины, соратники говорящего, шикнули на мальчишек, помогли запереть коз и повели ценных мулов в крепость на ночь. Собака громко залаяла, и из-за стены ей ответили другие собаки.

– Вряд ли нам здесь будут докучать любопытными вопросами. – Узара кивал и улыбался подобно марионетке.

– Как мы что-нибудь узнаем, если не можем с ними разговаривать? – Я сама так усердно скалила зубы, что даже лицо заболело.

Мы миновали высокие ворота, и я избавилась от деланной улыбки. Затем туннель, проложенный в толще стены, вывел нас в широкий открытый двор. Равномерный скрежет жерновов говорил о наличии ручья и перемалываемого зерна; из кузницы у ворот неслись звонкие удары – кто-то бил упрямое железо тяжелым молотом. Мужчина на скамье рядом с открытым горном ковал блестящее золото изящным молоточком и чеканами, а его сосед занимался белым металлом; молодой парень, сидевший подле него, изучал приемы работы.

Но центральное место в крепости занимал рекин, который возвышался над всеми постройками. Окна его нижнего этажа мало отличались от щелей для стрел, да и верхние были едва ли шире. Главный вход в башню имел столь внушительный вид, что, казалось, мог противостоять тарану, и теперь, когда мы были внутри стен, я увидела сбоку второй вход: деревянная лестница там вела к двери на втором этаже.

Я вопросительно посмотрела на Сорграда.

– Так ты можешь отступить на верхние этажи, а потом срубить лестницу, – пояснил он. – Тогда атакующим придется штурмовать главную дверь, пока ты бросаешь им что-нибудь на голову. И даже пробившись внутрь, они все равно смогут идти на тебя по внутренней лестнице только по одному.

– Кажется, ты говорил, что Шелтий не дают ссорам перерастать в сражения? – нахмурилась я.

Сорград пожал плечами.

– Мы всегда так строим. В конце концов, ничего нельзя знать наперед, верно?

В воздухе сладко пахло брожением. Из открытой двери, за которой темнели широкие бочки пивоварни, вышла женщина. Еще одна, помоложе, вышла из рекина, вытирая руки об испачканный передник, и заговорила с пивоваршей. Обе носили льняные блузки с круглым воротом, подпоясанные поверх некрашеных шерстяных юбок длиной до середины голени, из-под которых виднелись зашнурованные до колен сапоги. Несомненно, это были мать и дочь, светлые волосы у обеих были туго заплетены и блестели на солнце.

Старик пошел вперед.

– Его имя Тиган, – сообщил нам Сорград. – Муж его старшей дочери сейчас в горах, поэтому Тиган командует за него.

– Это дочь? – спросила я.

– Дамариз, – подтвердил Сорград, – а мать – Льюзия.

Грен и Сорград низко поклонились, и Узара предпринял похвальную попытку изобразить поклон. Я не собиралась делать книксен в бриджах, решив, что еще одной улыбки вполне достаточно.

– Добро пожаловать в наш дом, – сказала дочь.

Она изъяснялась на тормалинском с сильным акцентом, но довольно бегло. Пожалуй, мы все-таки сможем поддерживать разговор, подумалось мне. Мать продолжала улыбаться, с гордостью поглядывая на дочь.

– Спасибо, что приняли нас, – ответила я, ничего более вдохновенного в голову не пришло.

После неловкой паузы молодая женщина, Дамариз, проводила нас всех внутрь. Центральный очаг большой комнаты был окружен железными подставками для дров, таганами для котелков и сложной конструкцией из плечей и крючков, на которых висели несколько чайничков и сковородка. Две женщины моего возраста занимались стряпней; вокруг длинного стола сидела группа детей, лампы бросали золотистый свет на их старательные усилия. Безошибочный скрип грифелей резал слух. Когда мы вошли, дети подняли головы, но старая женщина во главе стола мягко призвала их вернуться к уроку.

Какой-то старик посмеивался себе под нос. Он мог быть старшим братом Тигана; его голову, лысую как яйцо, и тыльную сторону высохших рук усеивали коричневые пятнышки – приметы возраста. Он ловко обрабатывал кость ножом, напильником и тонкими резцами, изготавливая гребень, украшенный ромбиками. Пока я смотрела, он приладил медные гвоздики, чтобы прикрепить зубья.

– Это Гарвен, муж моей тети, – представила его Дамариз, взмахнув рукой.

Я заметила, что комната искусно разделена на две половины табуретами и низкими стульями; беспорядок, царивший на полках на задней стене, сменялся аккуратными шкафчиками. Сорград и Грен пошли приветствовать старика, который явно обрадовался гостям. Узара неуверенно топтался позади братьев.

Дамариз мягко коснулась моей руки.

– Ты сядешь с нами, на женской половине.

По другую сторону очага две женщины средних лет отложили прялки и уставились на меня с веселым любопытством. У их ног стояли корзины с коричневой шерстью, но я надеялась, что меня не пригласят включиться в их работу: я умею прясть не больше, чем летать. Я села на скамью с высокой спинкой, накрытую пушистым одеялом, поверх которого лежали искусно вышитые подушки. Должно быть, эти женщины учатся рукоделию прямо с колыбели.

Одна пряха что-то сказала, и Дамариз повернулась ко мне.

– Это мои тетки, Кетрейн и Дорати.

Я постаралась запомнить имена: у Кетрейн более широкий лоб и золотые сережки в ушах, а у Дорати не хватает нижнего зуба.

– Кетрейн говорит, что у тебя прелестные волосы.

– В низинах есть женщины, которые пошли бы босиком по горячим углям, лишь бы иметь такие же золотистые волосы, как у вас, дамы. – Всегда легче льстить, когда говоришь правду.

Дамариз перевела, и все трое засмеялись. Я сложила руки на коленях, по-прежнему не теряя надежды на то, что никому не взбредет в голову предложить мне по-дружески иголку с ниткой. Возможно, эти женщины восхищаются моими волосами, но они придут в ужас от моего шитья. Я почувствовала, что моя улыбка слегка деревенеет, и снова посмотрела вокруг.

Светловолосая девочка разглядывала меня поверх своего плеча, непокорные кудри падали на глаза. Я подмигнула ей. Девчушка тут же отвернулась и, сгорбившись над заданием, что-то зашептала соседке. Старая дама, их наставница, собиралась заговорить, когда Дамариз хлопнула в ладоши. Две мои новые подруги тотчас убрали свою работу, пока дети торопливо освобождали стол от грифелей и счетов. Один сходил за тряпкой, чтобы вытереть его, а остальные начали расставлять полированные оловянные тарелки, чашки и кувшины.

Держась за поясницу, старый мастер Гарвен медленно проковылял к двери. Он дернул за веревку колокольчика, и долина огласилась веселым медным звоном. Стали слышны приближающиеся голоса, и вскоре комната наполнилась крепкими мужчинами и женщинами, одетыми в кремовый лен, рыжеватую кожу и коричневую шерсть и очень похожими друг на друга. Казалось, у них нет раз и навсегда установленного порядка размещения за столом: две девушки поменялись местами, два маленьких мальчика были насильно рассажены Дамариз, когда начали баловаться со своими ложками. Единственное исключение составляло кресло с высокой спинкой и массивными подлокотниками в конце стола. Через несколько минут после всех вошедших появился лудильщик со своим парнем. Они несли золотых дел мастера: его высохшие ноги бесполезно висели. Калеку посадили в кресло и без суеты обложили подушками.

Я поспешила втиснуться между Сорградом и Узарой.

– Несчастный случай или болезнь?

– Обвал в шахте, – ответил Сорград. – Гарвен сказал, ему здорово повезло, что он выжил.

Я бы не назвала это везением, но, похоже, калеке тут живется лучше, чем здоровому нищему в низинах, ночующему в канавах.

Две девушки носили тарелки к женщинам у очага.

– Я хочу курицу, – сказала я Сорграду, увидев, как несколько порций проплыли мимо нас.

– Пожалуйста, – на сносном тормалинском откликнулась девушка и взяла мою тарелку.

– Мы с прошлого года учим их языкам низин, – похвасталась Дамариз, сидевшая напротив меня. – Иначе парни не смогут торговать, а девушки – общаться с путешественниками. А их с каждым годом приходит все больше, даже в нагорья.

Старик в запыленной мукой рубахе буркнул что-то явно неодобрительное. Дорати упрекнула его, а я посмотрела на Сорграда.

– Это старая жалоба, – сообщил он мне, – на то, что жители низин всегда ждут, чтобы мы говорили на их языке, но никогда не учат наш.

– Ты бы лучше дал мне несколько уроков, – уныло промямлила я.

Все ели с аппетитом, и разговор вокруг нас становился все громче. Одна из девочек-подростков бросала страстные взгляды на ученика лудильщика, и парень раздувался от гордости, беседуя с золотых дел мастером. Два старика затеяли о чем-то горячий спор, и Кетрейн время от времени вставляла колкие замечания. Не понимая ни слова, я сосредоточилась на великолепной тушеной курице.

Узара потянулся мимо меня за черным хлебом.

– Мы с тобой выделяемся тут, как маки на пшеничном поле, да?

– Ага, но мы знали, что так будет, верно?

Возле меня возникла девушка с пенящимся кувшином, и я налила себе пива в кружку из блестящего олова. Мне было куда легче чувствовать себя посторонней здесь, чем принятой за родню Лесным Народом, внешне похожим на меня, но таким чужим. Я сделала глоток. Темнее любого эля, который мне попадался раньше, здешнее пиво имело смолистый вкус и странную маслянистость. Я вдруг сообразила, что за мной весело наблюдают со всех сторон.

– Что я пью? – прошептала я Сорграду, пряча губы за краем сосуда.

– Пихтовый эль. – Он осушил свою кружку. – Но есть ячменное пиво, если желаешь.

Я допила эль, решив, что это – дело чести, но прикрыла рукой кружку, когда девушка вознамерилась наполнить ее.

– Я предпочитаю то, к чему привыкла.

Сестра Дамариз передала кувшин, который источал бодрящий запах хмеля.

– Я Мириал, – представилась она.

– Я Ливак, а это Сорград и, – я повернулась влево, – Узара.

Грен сидел чуть дальше от нас между двумя детьми. Остальные дети вытягивали шеи, чтобы лучше видеть, как он перекатывает монету по тыльной стороне руки. Монета исчезла, но Грен тут же выдернул ее из-за уха ползунка, который сидел у него на коленях, тараща глазенки.

– А там Соргрен.

– Имена Средних Пределов? – Мириал изучала Сорграда с откровенным интересом.

– Верно, но мы давно покинули наш дом, – непринужденно молвил он. – Мы путешествуем и торгуем с жителями низин.

– А ваше нынешнее дело?

Эти западные горцы разделяли прямоту Грена. Перемирие явно не остановит расспросы, хоть и дает нам право отказаться от ответов.

– Мы с братом думаем о возвращении в нагорья. – Сорград одарил Мириал приятной улыбкой. – А по дороге мы познакомились с этим ученым. – Он кивнул на Узару, подбиравшего остатки соуса со своей тарелки кусочком хлеба.

Маг торопливо проглотил не дожеванное.

– Я в некотором роде собиратель древностей и хочу услышать саги, которые рассказывают в горах.

Мириал подняла тонкую золотистую бровь.

– Редко можно услышать от жителя низин, что мы, горцы, знаем нечто стоящее.

– Истинный ученый уважает всякое знание, – серьезно возразил Узара. – Не существует одного единственного пути к научному пониманию этого мира и нашего места в нем.

В его искренности нельзя было усомниться. Если б я научилась так притворяться, то за год сколотила бы себе состояние. Старик пролаял какой-то вопрос, кивая на меня.

– Я певица, путешественница, – охотно поведала я. – Я купила древнюю книгу с песнями на старых языках Равнины, Леса и Гор и теперь хочу постигнуть их смысл.

Мириал улыбнулась.

– Ты должна поговорить с Гарвеном и матерью Дорати.

– Когда я был мальчиком, у нас такие истории рассказывали Шелтий, – небрежно заметил Сорград.

Разговор вокруг нас смолк, едва это слово коснулось ушей присутствующих.

– Да, – протянула Мириал, – здесь тоже.

– Я слышал только полузабытые сказки от тех восточных горцев, что живут в Гидесте, – оживился Узара. – Я бы дорого дал за возможность поговорить с вашими Шелтиями. Они не хранители важного знания?

Мириал посмотрела на Сорграда, и он заговорил с ней на быстром Горном языке, подкрепляя свою речь вежливыми и успокаивающими жестами.

– Может, что и получится.

Мириал повернулась, чтобы привлечь внимание старика, сидевшего возле Дорати. Он бросил подозрительный взгляд на Узару, но когда Мириал продолжила, его лицо прояснилось и даже стало несколько самодовольным. Наконец старик кивнул, и Дорати что-то добавила с явным одобрением.

– Мой дядя не видит вреда в том, чтобы Шелтий судили о тебе сами, – сообщила она Узаре и тут же бросила взгляд на Сорграда.

– Как нам связаться с ними? – спросил маг. – Простите мое невежество.

Мириал пожала плечами.

– Когда они нужны, они приходят. Так было всегда.

Звучит многообещающе, подумала я. Из того немногого, что я узнала от Гуиналь, способность слышать мысли издалека – основа того, что она называет Высшим Искусством.

Между нами поставили миску летних ягод, смешанных с поджаренными орехами и зерном, и мою тарелку заменили на чистую. Следом принесли блюдо плоских овсяных лепешек с ломтиками ослепительно белого сыра. Он наверняка был сделан из козьего молока, хоть я и не почувствовала никакого запаха. Я выбрала ягоды и зерно.

Мириал обратилась к Дорати и втянула Сорграда в их разговор. Мне было нетрудно сидеть молча и думать о своем. Я лениво представляла себе, что делает сейчас Райшед, как поживает Хэлис на другой стороне океана, командуя наемниками, которые защищают необычных колонистов Келларина. Открытие тайн эфирной магии даст ей более надежную защиту от эльетиммов, стремившихся захватить ту плодородную землю и готовых убить любого, кто встанет у них на пути. Это значит, что еще один друг зависит от моего успеха, и я сочту небывалой удачей, если этот след куда-нибудь приведет.

Трапеза подошла к концу, детей повели мыться, и вскоре из-за дальней двери донесся их протестующий визг. Пожилые мужчины и женщины расставили стулья вокруг очага, свободного теперь от котелков. У кого-то в руках была иголка с ниткой, у иных какая-то небольшая поделка, но никто не погрузился в работу целиком. Дорати извлекла из настенного шкафчика бутыль с прозрачным напитком и принесла ее в комнату; вслед за сестрой появилась Кетрейн с крошечными хрустальными рюмками. Хорошее настроение и терпимость поддерживали теплую атмосферу.

Мириал передала мне стопку тарелок.

– Судомойня – там.

Сорград и Узара ухмыльнулись, но Мириал быстро поставила на место зубоскалов:

– А вы двое можете помочь с дровами.

Направляясь к судомойне, я увидела, как Грен исчезает на лестнице, окруженный стайкой детей, шумно требующих развлечений. Интересно, знает ли Дамариз, во что она ввязалась?

Тейриол дернул непокорного мула за уздечку.

– А ну шевелись, не то брошу твою шкуру воронам! – пригрозил он черно-рыжей морде.

Прижав уши, мул резко вскинул голову, едва не ударив горца по носу.

– Пошел!

Кейлиан огрел мула хлыстом по ногам, и тот скакнул вперед. Тейриол потянул за поводья, не давая животному упереться копытами в землю. Три других мула толкались позади него, и упрямец сдался в предвкушении корма и воды, когда узнал свою конюшню.

Войдя во двор, Тейриол разинул рот. Со всех сторон кипела работа. Оба кузнечных горна – малый, который он всегда считал своим, и большой, холодный после смерти дяди, – были раскалены докрасна, окалина сыпалась яркими искрами: молоты били по железу, заставляя его покориться. Кузнец быстро охладил изделие в зашипевшем ручье, и, когда он поднял щипцы, Тейриол узнал наконечник копья. Удовлетворенный, кузнец положил его рядом с другими и постоял минуту, наблюдая, как напарник ловко придает хвостовику форму меча.

Испугавшись шума, мулы заартачились, а подопечный Тейриола чуть не встал на дыбы, когда мимо них промчался незнакомый парень, гонявшийся за растревоженным гусем. Большой мясницкий нож в его руке ясно предрекал птице незавидную участь. Из открытой мастерской посыпались ехидные насмешки, ветер разносил вокруг кору и стружки, пока бригада мужчин превращала грубые жерди и тонкие палочки в древки для копий и стрел.

– Хватай его, Нол, – подзуживал один из них, отложив в сторону нож. – Смотри, целый колчан стрел и хороший ужин удирают от тебя!

– Этого придурка даже подручным в бордель не взяли бы, – съязвил другой и выругался, когда его нож застрял в дереве.

Внезапно сквозь всю эту суматоху глухой, повторяющийся стук ворвался в сознание Тейриола. Рудная мельница работала.

– Позаботься о животных. Я хочу поговорить с Кейси.

Возмущенный протест Кейлиана утонул в общем гаме. Тейриол быстро зашагал к длинному строению, размещенному у стены за рекином. Усталый мул двигался по кругу, толкая шест, к которому был прикреплен его хомут, и приводил в движение вал, проходивший через стену здания. Тейриол огляделся – никто не присматривал за взмыленным животным. Юноша в недоумении толкнул дверь.