Тем не менее череп и перекрещенные кости ее беспокоили. В каждом ее сне в последнее время присутствовали знаки смерти. Но ей даже нравилось начинать день с такой встряски. В ее крови было столько адреналина после этих снов, что и кофе был уже не нужен.

Она въехала в подземный гараж под зданием, где располагался офис ее фирмы. Джереми, парковщик, который всегда с ней флиртовал, подмигнул ей и в этот раз. Но она с трудом выдавила слабую улыбку в ответ. Она получила работу в «Лазар импорт энд экспорт», наврав с три короба, и с каждым днем ей приходилось расплачиваться за свой обман все больше и больше. Она заполняла анкету, фальсифицируя свое резюме, чтобы соответствовать требованиям компании. Она на ходу придумывала опыт работы, который, как ей казалось, понравится менеджеру по персоналу. Она успокаивала свою совесть тем, что все это делалось во имя благородной цели. Но Рейн никогда не умела врать. От этого у нее болел живот. Завтрак помог бы, но на него не было времени. Не было времени даже купить по дороге выпечку.

Один Бог знает, как тяжело ей приходилось в «Лазар импорт энд экспорт». Даже если бы ей не требовалось врать каждый день сквозь зубы. Это была самая порочная, желчная и гнусная контора, в которой она когда-либо работала. Не было ни малейшего шанса, что она сможет поладить со своими сослуживцами. Она критически осмотрела себя в зеркальных стенах лифта. Она похудела. Юбка слишком низко висит на бедрах. Но разве у кого-то было время питаться в логове Лазара? Хорошо, если удавалось хотя бы сходить в туалет во время рабочего дня.

Она как раз красила губы, когда лифт остановился на первом этаже и внутрь вошел мужчина. Двери медленно закрылись за ним. Кабина сразу показалась очень маленькой. Рейн убрала помаду в сумочку. Она вдруг почувствовала опасность, ее лицо словно обдало резким порывом ветра.

Помня об осторожности, она не стала изучать его в открытую, но боковым зрением успела увидеть достаточно, чтобы составить себе примерную картину. Высокий, возможно, чуть больше шести футов ростом. Худощавый. Кожа у него была загорелая, судя по большим рукам, выпростанным из манжет очень дорогого пиджака. Вероятно, Армани. Она сделала такое предположение, глянув на покрой рукава. Лето, которое она провела в Барселоне с этим распутным модником, Хуаном Карлосом, не прошло даром. Она стала разбираться в мужской одежде.

Он смотрел на нее. Она почувствовала тяжесть и жар его взгляда на своем лице. Ей придется поднять глаза, чтобы убедиться в этом. Хоть раз любопытство должно взять верх над страхом.

Должно быть, сон с черепом и костями навеял ей образ. Этот мужчина напоминал пирата. Он не был классическим красавцем. У него были резкие, заостренные черты лица и довольно крупный крючковатый нос. Черные, как ночь, коротко остриженные волосы. Они торчали вверх, словно щетина обувной щетки. Высокие скулы выдавались вперед, а щеки ввалились. Брови чернели полосками сажи, а рот казался одновременно жестким и чувственным. Но больше всего ее поразили его глаза. Темные, экзотические, с тяжелыми веками, они всматривались в нее со жгучей напряженностью.

Глаза пирата.

Его взгляд скользнул по ее фигуре, словно он мог видеть сквозь серый деловой костюм, белую блузку и белое нижнее белье ее трепещущую плоть. Это выглядело довольно нагло и бесстыдно, как будто он имел на это право. Так, должно быть, пиратский капитан смотрит на свою пленницу… прежде чем затащить в каюту и поразвлечься на славу.

Рейн оторвала взгляд. Ее разыгравшееся воображение просто помешалось на метафоре с пиратом. Она уже сорвала с него костюм от Армани и нарядила в пиратские одежды. Развевающаяся рубаха, бриджи по колено, сабля, заткнутая за малиновый кушак, золотая серьга в ухе. Это было просто нелепо, но она покраснела и запаниковала. Нужно выбираться из этого лифта, пока зеркальные стены не запотели от жары.

На ее счастье, лифт остановился на двадцать шестом этаже. Двери открылись. Она пулей вылетела наружу, наткнувшись на мужчину, который ждал лифт, пробормотала какое-то бессвязное извинение и побежала к лестнице. Она опоздает из-за того, что пойдет пешком, но зато восстановит самообладание.

О Боже, как патетично и как типично. Горячий сексуальный мужик посмотрел на нее в лифте, и она рассыпалась на кусочки, словно напуганная девственница. Она упустила единственный в жизни шанс быть изнасилованной пиратом. Неудивительно, что ее личная жизнь равна нулю. Она все портила еще до того, как что-либо успевало начаться. Каждый раз одно и то же!

Рабочий день начался паршиво. Харриет, офис-менеджер, нарисовалась сразу, как только она повесила свое пальто. Ее худое лицо выражало неодобрение.

— Я тебя ждала раньше, — сказала она резко. Рейн посмотрела на часы. Было семь тридцать две.

— Но ведь еще только…

— Ты прекрасно знаешь, что к полудню нужно закончить Доклад о соответствии для Службы контроля иностранных активов и отправить его по федеральной почте[4]! И мы до сих пор не получили ответа от Интерконтинентального арабского банка о замороженных счетах за перевозку вина. В Париже уже полпятого вечера, и наши дистрибьюторы в Европе в нетерпении. Кто-то должен вести переговоры по поводу заказа бразильского эспрессо в зернах, а на данный момент ты единственная в офисе, кто более-менее сносно изъясняется на португальском. Я уж не говорю о том, что новые страницы веб-сайта еще не готовы. Я хочу, чтобы ты более ответственно подходила к своей работе, Рейн. Я не могу за всем уследить сама.

Рейн промямлила какое-то оправдание и села за рабочее место, стиснув зубы.

— Да, и еще одно. Мистер Лазар желает, чтобы ты принесла ему чай, кофе и выпечку на завтрак. У него встреча, — выпалила скороговоркой Харриет.

От страха у Рейн задрожали колени.

— Я?

Харриет сморщила губы.

— Я не собираюсь говорить ему о твоем опоздании. У Рейн опять заболел живот.

— Я никогда не… но ведь Стефания обычно…

— Он хочет, чтобы это была ты, — отрезала Харриет. — А он всегда получает то, чего хочет. Кофе уже варится, и не благодаря тебе, между прочим, и еду уже принесли. Все лежит на кухне. Фарфор и серебро уже сервированы в комнате для переговоров.

Стефания заглянула за загородку к Рейн.

— Ты, главное, объясни новой гейше хореографию, — посоветовала она. — Лазару нужно, чтобы все было эстетично. Прольешь хоть каплю кофе на пол, и он тебя поджарит. — Она критически осмотрела Рейн. — И освежи макияж. У тебя левый глаз смазан. На вот, возьми мою тушь.

Рейн в прострации уставилась на тюбик с тушью, который протягивала ей Стефания. Виктор Лазар впервые обратил на нее внимание. Нет, конечно, она его видела. Его нельзя было не заметить. Он врывался в офис, точно ураган, расшвыривая людей направо и налево. Он был таким же безудержным, каким она помнила его с детства. Правда, не таким высоким.

Первый раз, когда он ее увидел, он посмотрел сквозь нее своими серыми глазами, не узнав. Она тогда чуть в обморок не упала от страха. Он не заметил сходства со своей одиннадцатилетней племянницей с белобрысыми косичками, которую не видел семнадцать лет. И слава Богу!

Его внезапный интерес к ее персоне показался зловещим.

— Да поторопись же, Рейн. Встреча назначена на семь сорок пять.

Острый, как бритва, тон Харриет оживил ее. Она кинулась на кухню. Сердце рвалось из груди наружу. Она убеждала себя, что ничего такого необычного не происходит. Она всего лишь подаст кофе, круассаны, багет и фрукты. Она войдет, поставит все на стол, мило улыбнется и оставит Лазара и его клиентов заниматься своими делами. Это вам не астрофизика. И не хирургия мозга.

«Ах нет, нет, — раздался в ее голове подлый внутренний голос. — Это всего л ишь убийца твоего отца на расстоянии вытянутой руки. Ничего больше».

Она налила себе чашку крепчайшего черного кофе, которым всегда можно было разжиться на кухне для персонала, и выпила его залпом, обжигая горло.

Ей потребуется стальной имплантат в позвоночнике, чтобы пройти через все это. Казалось бы, надо радоваться, что Виктор ее заметил. Ей нужно быть ближе к нему, если она хочет расследовать убийство отца. Ведь именно ради этого она пошла на кошмарную работу. Именно ради этого она ведет такую сюрреалистическую жизнь. Сон с надгробной плитой не оставил ей другого выбора.

Годами она пыталась распутать этот дьявольский сон. Она находила десятки логических объяснений: она тосковала по отцу; испытывала подсознательный гнев из-за его смерти; ей нужен был козел отпущения и все такое. Она изучала психологию сновидений, ходила на сеансы психотерапии, пробовала креативную визуализацию, гипноз, занималась йогой, испытала на себе все антидепрессанты, но сон не отпускал ее. Он словно сжигал ее изнутри, подавляя волю, разрушая все ее попытки начать новую жизнь.

Год назад она начала видеть этот сон каждую ночь. Вот тут она действительно схватилась за голову. Она до ужаса боялась ложиться спать. Она пыталась заглушить сновидения снотворным, но не смогла жить с постоянной головной болью по утрам. Она была на грани, пока не произошло одно важное событие в ее жизни. Это случилось в три часа утра, в ее двадцать седьмой день рождения. Она проснулась вся в поту и долго всматривалась во тьму, все еще чувствуя, как дядина рука стальной хваткой сжимает ее плечо. Когда первые проблески рассвета окрасили ее комнату в серые тона, она наконец сдалась. Сон требовал чего-то от нее, и она больше не могла говорить «нет». Если она будет и дальше игнорировать его, то он просто ее уничтожит.

Конечно, у нее не было никаких доказательств. Ее отец утонул, и это был несчастный случай. Виктора в тот момент не было в стране, он отправился по делам. И мать Рейн настояла на том, чтобы они с дочерью уехали в Италию. Она отказывалась обсуждать произошедшее. Однажды, когда ей было шестнадцать, Рейн спросила у матери, действительно ли она верит в то, что несчастный случай унес жизнь ее мужа. Мама ударила ее по лицу, а потом разрыдалась и бросилась обнимать дочь, умоляя о прощении.

— Ну конечно, это был несчастный случай, милая, конечно, несчастный случай, — повторяла она прерывисто. — Бог с ним. Оставь все это в прошлом. Извини, родная.

Рейн никогда больше не возвращалась к запретной теме с тех пор, но тишина, окружавшая прошлое, интриговала ее. Из-за того, что случилось когда-то, жизнь ее была ничтожно мала. Годы в бегах. Годами они прятались, бесконечно меняя имена и паспорта. И этот неприкрытый страх в голосе матери каждый раз, когда речь заходила о ее дяде. Страх, туго переплетенный с горем. И конечно, сон. Безжалостный сон.

И вот она здесь. За те три недели, что она тут проработала, она не узнала ровным счетом ничего, кроме вязкого болота правил Службы контроля иностранных активов, финансовых компьютерных таблиц, графиков транспортных перевозок, копий разнообразных контрактов и прочего барахла. Она совершенно не умела врать и никогда не блистала талантом сочинять отговорки. Но тем было хуже для нее. Ей приходилось вкалывать по полной. Рейн оставалось только воображать себя смелой, бесстрашной амазонкой в крестовом походе против несправедливости и вранья.

Она вся вспотела, пока разворачивала сливочный сыр. Она обернулась, упаковка выскользнула из рук и упала на пол, разумеется, сыром вниз.

В дверном проеме перед ней стоял мужчина, с которым она ехала в лифте.

Рейн тяжело сглотнула. Но тут же напомнила себе, что нужно нести кофе и булочки. У нее не было времени на шуры-муры с грозным пиратом, как бы хорош и притягателен он ни был.

— Вы заблудились? — спросила она вежливо. — Давайте я помогу вам сориентироваться.

Мужчина ласкал ее взглядом не хуже, чем крепкими руками.

— Нет, спасибо, комнату для переговоров я найду сам. — Его звучный баритон прошелся по ее нервным окончаниям, словно торнадо.

— А-а, так вы пришли на встречу, — вымолвила она.

— Да. — Он вошел в кухню с грацией пантеры, нагнулся и подобрал с пола сливочный сыр. Затем поднялся и оказался где-то нереально высоко над ее пятью (рутами пятью дюймами[5]. Он взял со стола салфетку, вытер налипшие на сыр пылинки и протянул ей.

— Никто не узнает, — мягко сказал он. — Это будет нашим маленьким секретом.

Она приняла сыр и стала ждать, когда он уйдет. Но спустя пару секунд она поняла, что он не собирается этого делать. Напротив. Он стоял и смотрел, как она намазывает сыр на круассаны, и сердце ее билось, словно птица в силке.

Можно же улыбнуться, уговаривала она себя. Можно даже пофлиртовать. Она уже взрослая девочка. Это не запрещалось. Но он был слишком близко, его глаза пылали голодом и страстью. Сила его мужского обаяния парализовала ее. Она не могла говорить, не могла даже толком вздохнуть. Легкие горели огнем. Просто какой-то безвольный пудинг.

— Простите, если в лифте заставил вас понервничать. — Его голос словно коснулся ее кожи нежной замшей. — Вы застали меня врасплох. Я забыл о манерах.

Она попыталась бочком-бочком отойти от него.

— Вы и сейчас не очень-то заботитесь о манерах, — заметила она. — И я все еще нервничаю.

— Правда? — Он протянул руки и преградил ей путь к бегству, оперевшись руками о стол и поймав таким образом ее в ловушку. — А я все еще не могу прийти в себя.

Он наклонился к ней. Она в панике сжалась в комочек, недоумевая, неужели он ее поцелует. Но он остановился в дюйме от ее головы и втянул ноздрями воздух.

— Вы чудесно пахнете, — пробормотал он.

Она отклонилась назад, насколько позволял стол. Ручки ящичков впились ей в поясницу.

— Я не пользуюсь парфюмом, — сказала она, осмелев. Он снова вздохнул полной грудью.

— Поэтому мне и понравилось. Парфюм только портит запах женщины. Ваши волосы, ваша кожа. Свежая, сладкая и теплая. Как цветок на солнце.

Нет, не может быть, чтобы это действительно происходило с ней. Иногда ее сны более походили на реальность, чем то существование, которое она влачила. И этот смелый мужчина был явно персонажем из ее лучших снов, с единорогами, кентаврами, демонами и драконами. Волшебные создания, не связанные законами морали и рассудка. Неудержимые и смертельно опасные.

Она моргнула. Он все еще был здесь. От него по-прежнему исходил жар. В ее поясницу по-прежнему впивались ручки ящичков. Он был настоящим и таким обжигающим, что не грех было и растаять. Придется как-то общаться с ним.

— Так… так нельзя, — сказала она слабым голосом. — Я ведь вас даже не знаю. Прошу вас, дайте мне отдышаться.

Он отодвинулся с явным сожалением.

— Извините, — произнес он без тени смущения. — Я просто сгорал от любопытства.

— Любопытства?

— Мне нужно было знать, как вы пахнете, — объяснил он таким тоном, словно это было очевидно.

Рейн уставилась на него, чувствуя, как набухшие соски трутся о материю лифчика. Ее прошиб пот, а губы онемели. Ноги подкашивались. Его взгляд разбудил в ней что-то неизведанное доселе: неопытность, уязвимость, еще что-то, чему она не могла подобрать названия.

Нет, название этому было. Она завелась. Она по-настоящему завелась и испытывала ужасный стыд из-за этого. Она хотела этого незнакомца прямо здесь, на кухне «Лазар импорт энд экспорт», а ведь он к ней даже не прикасался. Да уж, что и говорить, самое время для того, чтобы почувствовать свою запоздалую женскую сексуальность. Всегда у нее все не вовремя.

— Мистер Маккей, я полагаю.

Рейн подпрыгнула от холодного, насмешливого голоса Виктора Лазара. Он стоял в дверях кухни, и его серебристо-серые глаза не упустили ничего.

Пират приветственно кивнул ему.

— Мистер Лазар. Рад встрече. — Слова и тон были вполне вежливыми, но из его голоса напрочь пропал бархат. Теперь он звучал ясно и твердо, как стекло.

Виктор холодно улыбнулся:

— Вы познакомились с моей секретаршей?

— В лифте, — сказал пират.

Глаза Виктора скользнули по Рейн, задержавшись на покрасневшем лице на невыносимые три секунды.

— Ну-ну, — пробормотал он, — что ж… Поскольку вы здесь… не начать ли нам? Остальные уже ждут.

— Разумеется.

Напряжение пульсировало в воздухе. Двое мужчин рассматривали друг друга, взаимно улыбаясь, с непроницаемым выражением лица. Обычно люди сразу же начинали плясать под дудку Виктора Лазара, но у этого смуглого незнакомца, по всей видимости, была какая-то своя защитная аура. Он станет делать только то, что пожелает, и не раньше, чем захочет того. Рейн замерла рядом с ними, боясь пошевелиться.

На лице Виктора Лазара промелькнуло легкое удивление.

— Сюда, пожалуйста, мистер Маккей, — сказал он, как будто пытался развеселить маленького ребенка. — Рейн будь добра, принеси нам завтрак. Нам предстоит многое обсудить.

Прежде чем последовать за Лазаром, пират в последний раз посмотрел на Рейн своими магнетическими глазами.

Рейн приказала себе не краснеть и не заикаться от страха и наполнила серебряные чайнички кофе и чаем. Не семенить по ковру и не вбегать в двери! Она должна научиться воспринимать подобные встречи как само собой разумеющееся. Кроме того, если не давать случайному увлечению шанса спутать все ее карты, то это даже неплохо.

Эта сладкая бунтарская мысль окрылила и напугала ее одновременно. Она почувствовала легкое головокружение. Она остановилась в коридоре, заставив себя успокоиться и унять дрожь в руках. Быть может, с этого нехарактерного для нее поступка она перестанет быть пешкой в чужой игре и наконец-то сможет доказать себе и окружающим, что она тоже чего-то стоит. И уж точно это будет полезно для ее миссии. Чтобы добиться своей цели, она должна сама стать совершенно иным человеком. Наглой, бесстрашной, безрассудной. С чего же еще начать, как не со своей сексуальной жизни?! Уж ее-то точно требовалось пересмотреть полностью.

Она натянула на лицо улыбку гейши, толкнула дверь и вошла в комнату для переговоров. Помимо пирата и Виктора в комнате были еще несколько человек. Она улыбнулась каждому, наливая кофе, но заставила себя не смотреть на пирата, когда протягивала ему чашку. Один только взгляд на его длинные изящные пальцы заставил ее кровь бешено застучать в висках.

Разговор в комнате казался ей пустым сотрясанием воздуха. Она изо всех сил напрягалась, пытаясь понять хоть что-нибудь. Ведь каждая крупица информации могла помочь ей в ее миссии. Пират говорил о каких-то немыслимых высокотехнологических тонкостях. Какие-то передатчики инфракрасных импульсных сигналов, или что-то такое, она, честно говоря, слабо в этом разбиралась.

Но его голос был таким глубоким, таким пульсирующим и завораживающим. Он словно дотрагивался им до се кожи. Сконцентрироваться было чудовищно тяжело. Лишь когда она услышала свое имя, то собралась с мыслями.

— …думаю, это будет удобно для всех, Рейн. Прошу, сообщите Харриет, — сказал Виктор.

Рейн чуть не выронила чашку, и та ударилась о блюдечко, звякнув.

— Э-э… что сообщить?

На лице Виктора Лазара вспыхнуло нетерпение.

— Прошу вас, будьте внимательнее. Вы будете сопровождать мистера Маккея и меня на склад в Рентоне завтра. Будь готова к трем.

Его лицо было так похоже на лицо отца, только строже и угловатее. Короткие, недавно начавшие серебриться волосы сверкали на фоне смуглой кожи.

Ее отец не дожил до седых волос.

— Я? — промямлила она.

— А что, есть какие-то проблемы? — Голос Виктора стал просто шелковым.

Она быстро покачала головой:

— Нет-нет, никаких проблем.

Виктор улыбнулся, и по спине Рейн побежали мурашки.

— Вот и чудно, — пробормотал он.

Она залепетала что-то в ответ и выскочила из комнаты. Пробежав через весь офис, влетела в дамскую комнату. Она открыла дальнюю кабинку и села в беседке, прижав лицо к коленям и обняв их руками, пытаясь унять дрожь.

Она видела лицо отца так ясно, словно он умер вчера, а не семнадцать лет назад. Такое спокойное и мягкое. Он любил рассказывать ей сказки. Он любил ей показывать прекрасные картинки из своей монографии, по искусству раннего Ренессанса. Он учил ее разбираться в цветах и деревьях. Иногда он являлся ей в снах, и когда она просыпалась, ей казалось, что сердце вот-вот разорвется от тоски.

Но она заставила себя собраться. В пору пить шампанское, а не лить слезы в туалете. Она получила шанс стать королевой пиратов и завладеть своей добычей.

Но она все больше и больше чувствовала себя пойманной в западню рыбкой из своего сна: плавающей нагой по кругу в замкнутом пространстве. Она не понимала, во что ее вовлекают, но чувствовала неотвратимость грядущей катастрофы.