— Не знал, что вы пострадали. — Его лицо на какой-то момент выразило искреннее беспокойство и тут же приняло обычное бесстрастное выражение.

Сассинак подала Гелори знак сделать перерыв.

— Ничего страшного, — хмыкнула она. — А вы все еще считаетесь неработоспособным?

Курральд покраснел:

— Я полагал, что легко с этим справлюсь, но вы знаете, в чем проблема…

— Да, кальций в вашем организме слишком быстро вымывается при низком уровне притяжения. Я могла бы поручить инженерам, переоборудовать вашу каюту для более сильной гравитации.

Брови Курральда взлетели вверх. Сассинак поставила себе хорошую отметку за то, что ей снова удалось проникнуть сквозь его маску.

— Неужели вы это сделаете? Ведь это потребует расхода энергии, а мы в режиме тишины…

— Я лучше сделаю это, чем позволю вашей артерии лопнуть, прежде чем вы выздоровеете окончательно. Я знаю, что вы человек сильный, майор, но отравление не слишком полезно силачам вроде вас.

— Мне разрешили упражняться с топчаком, но только не с тяжестями. — Так или иначе, топчака не было в их спортинвентаре. Курральд бросил на нее один из своих самых человечных взглядов и усмехнулся. — Надеюсь, вы не считаете меня слабаком, хотя сейчас я похож именно на такого?

— Слабаки не выживают после столь сильного отравления и тем более не командуют бойцами на крейсере. — Сасс намеренно произнесла эти слова крайне резко и с радостью увидела, что в его взгляде появилось уважение. — Если вы с медиками договоритесь, что высокая степень гравитации поможет вам прийти в норму, сообщите мне. Конечно, мы не сможем задействовать большое количество энергии без риска оказаться обнаруженными, но нужную степень для ваших помещений мы в состоянии обеспечить. Не знаю, хватит ли этого. Советую вам следовать рекомендациям врачей — вы ведь не хотели бы, чтобы они учили вас командовать бойцами, но об отравлениях им известно куда больше, чем любому из нас.

— Есть, капитан. — На этот раз в его голосе не слышалось ни гнева, ни чувства вины.

— Жду вас на совете штаба в 15:00, — продолжала Сассинак. — А теперь у меня остается еще пятнадцать минут, чтобы испытать на себе мастерство Гелори.

— Могу я понаблюдать за вами?

— Можете, если хотите видеть, как вашего капитана швыряют на пол раз за разом.

Она кивнула Гелори, и та сразу же атаковала своего капитана невероятно быстрым движением, которое, несомненно, сопровождалось частичным изменением облика. Что-то почти бескостное вцепилось в ногу Сасс, но она смогла опереться на запястье и стряхнуть с себя вефта. Однако это было единственным превращением, которое Гелори себе позволила. Они сражались на равных, и Сасс всего один раз оказалась на полу. Ей не хотелось задавать вопрос в присутствии Курральда, но она подозревала, что ее противница-вефт постаралась представить капитана крейсера в хорошем свете перед «тяжеловесом».

На собрании штаба в тот день присутствовала почти та же самая группа людей, что и в кабинете Сассинак в день отравления. Ее позабавило, что никто не подходил к подносу с кофе, хотя до возвращения Курральда из лазарета любители кофе поглощали его в обычных количествах.

— Я уверена, что этот кофе абсолютно безопасен, — заявила она, наблюдая за лицами остальных, осознавших свой чисто инстинктивный страх.

Когда все уселись и сделали первый осторожный глоток, Сасс ввела Курральда в курс дела — рассказала о ремонте, о необходимых изменениях на палубе для бойцов и о тайной охоте за отравителем. Старший офицер медслужбы уже сообщила, что яд был с Дипло, и Сасс осталось обрисовать то, что им удалось обнаружить с тех пор.

— Очевидно, что саботажник, как мы уже обсуждали, по всей видимости, хотел посеять рознь между различными группами экипажа. Первым делом я подумала, что использование яда из тяжелого мира указывает на то, что кто-то захотел навести подозрение на «тяжеловесов», зная, что я им доверяю. Но мы должны учитывать и возможность, что отравление действительно устроил «тяжеловес». Преступник имел доступ к одному из камбузов, а может, и к обоим, хотя едва ли возможно, что кофе с главной палубы спустили на войсковую палубу. Так как людей обслуживали по всему кораблю, трудно проследить происхождение каждой порции — особенно если в этом замешаны один или несколько стюардов.

— Значит, вы больше не считаете, что кто-то из пиратов подсыпал яд в открытые банки?

— Нет. Им незачем было это делать — они ведь рассчитывали захватить корабль и собирались воспользоваться нашими запасами. К тому же не забывайте и первую диверсию — ракету.

— Вы уже разобрались в этом, капитан?

— Нет. Откровенно говоря, майор, я хотела, чтобы это сделали вы, прежде чем мы пойдем дальше. У меня есть список подозреваемых, и один из них — женщина весьма темного происхождения. — Сассинак сделала паузу, но все молчали, и она продолжила:

— Ее эвакуировали с Дипло по медицинским показателям — неадаптировавшийся ребенок, который не поддавался спецлечению. Воспитывалась она на Палуне…

— Промежуточный мир, — медленно произнес Курральд.

Сассинак кивнула:

— Верно. Она жила там до тринадцати лет в семье «тяжеловесов» — родственников ее настоящей семьи. Девочку приучили к легкой гравитации по ее собственной просьбе, и по окончании школы она завербовалась во Флот.

— Но вы не уверены…

— Будь я уверена, она бы уже находилась под арестом. У нее был доступ к камбузам, но такой же доступ имели и четверо других стюардов, не говоря уже о коках. Все дело в том, что она одна близко связана не просто с ядом тяжелой планеты, а именно с Дипло. Она дважды посещала эту планету взрослой — в защитном снаряжении. Конечно, у нас нет прямых улик. Но любой, кто хотел бы обвинить выходца из тяжелых миров, едва ли мог найти лучший способ, чем использовать яд с Дипло.

— А она не могла запустить ракету? — Курральд посмотрел на Арли, но та покачала головой:

— Нет — мы, разумеется, сразу это проверили. Тем более, что заболели оба моих техника с этого участка. Однако во время пуска ракеты они были в полном порядке, так что если они не проделали это вдвоем, то собственные же показания освобождают их от подозрений. Лично я думаю, что выстрел произвели, так сказать, «вручную», из служебного люка в каком-нибудь тупике.

— Помните, что флотская разведка предупредила каждого капитана о наличии на корабле по крайней мере одного агента, но они не говорили «только одного», — заметила Сасс. — По-моему, характер запуска ракеты и отравления настолько различен, что указывает на двух людей с двумя разными целями. Но я не могу толком понять, какой цели хотел добиться отравитель.

Если только у него не было группы сообщников, готовых захватить корабль…

Курральд вздохнул, задумчиво сплетая пальцы рук. Даже исхудав после болезни, он был гораздо массивнее других, и его мрачное лицо казалось угрожающим.

— Капитан, у вас репутация справедливого человека… — Он сделал паузу и продолжал с явной неохотой:

— А я всего лишь командир десантников и не вмешиваюсь в дела корабельной команды. Но я знаю, вы все считаете, что «тяжеловесы» держатся заодно, и до некоторой степени так оно и есть.

Поэтому я бы знал, если бы среди них существовал заговор на вашем корабле, и надеюсь, вы не сомневаетесь, что я сразу же сообщил бы вам об этом.

Сассинак улыбнулась этой попытке избежать обычной для «тяжеловесов» мании преследования, но ответила вполне серьезно:

— Я уже говорила, майор, что полностью вам доверяю. Не думаю, что на корабле существует заговор, так как после отравления ничего больше не произошло. Но меня беспокоит, что если эта стюардесса виновна и я ее арестую, то вы и другие «тяжеловесы» будете рассматривать это как поспешный и необдуманный отклик на яд с Дипло. И меня очень интересует ваше мнение о том, чего рассчитывал добиться отравитель. Насколько я знаю политику и религию тяжелых миров, отравление не входит в их обычную практику.

— Да, не входит. — Курральд снова вздохнул. — Хотя я готов держать пари, что ее настоящие родители и их родственники на Палуне были отъявленными сепаратистами. Она не могла стать такой же, потому что физически не выдерживала тамошнего тяготения. Многие сепаратисты очень жестоки к таким детям. Некоторые даже убивают их, как «негодных». — Он говорил, не обращая внимания на косые взгляды. — Но если она не сумела приспособиться к образу существования «легковеса» или, напротив, посчитала, что должна чем-то компенсировать свою неадаптируемость к сильной гравитации, то вполне могла пойти на опрометчивый поступок просто ради самоутверждения. — Майор огляделся и снова посмотрел на Сасс:

— В вашей команде нет офицеров из тяжелых миров?

— Были, но я отправила их с Хуроном на призовом корабле. — В ответ на его резкий взгляд Сассинак пожала плечами. — Так получилось — они обладали большим опытом и стажем.

Очевидно, ответ удовлетворил Курральд а, так как он слегка расслабился.

— Тогда вы, может быть, позволите мне побеседовать с этой молодой женщиной?

— Если вы считаете, что сможете узнать, действительно ли она это сделала и почему.

— Вы доверяете мне такую задачу. — Это был не вопрос, а констатация факта, в которой слышалось удивление. — Хорошо, капитан, я посмотрю, что тут можно сделать.

Остальная часть собрания была посвящена результатам их наблюдений. За первые несколько дней после приземления они не зафиксировали движения кораблей в системе, за исключением челнока с планеты на обитаемый спутник.

Но несколько часов назад с планеты взлетел быстроходный корабль, судя по траектории, собирающийся покинуть систему.

— Хотят доложить боссу о происшедшем, — предположил Бурес.

— А почему они так долго тянули? — поинтересовалась Сасс.

Она могла придумать несколько причин, но ни одна из них не выглядела приятной. Никто ей не ответил, да она этого и не ожидала. Ее больше интересовало, сколько времени пройдет, прежде чем прибудут крупнотоннажные транспорты, чтобы демонтировать базу и перевезти ее. Враги, несомненно, знают все параметры корабля, который захватил Хурон, а значит, знают и сколько времени у них осталось до прибытия флотской эскадры. Куда большую опасность представляла собой возможность того, что враги попытаются защитить базу, встретив флотскую экспедицию засадой мощно вооруженных рейдеров, вроде конвойного, с которым сражался «Заид-Даян».

— Итак, — подвела итог Сасс в конце собрания, — мы можем либо последовать за одним из отбывающих кораблей, надеясь, что тот приведет нас куда-то, где можно получить полезную информацию, либо торчать здесь и следить за происходящим, чтобы потом доложить об этом Флоту, либо попытаться сорвать эвакуацию базы, как только эта операция начнется.

Хотела бы я знать, куда направилась та посудина.

Через два часа позвонил Курральд и попросил о встрече. Сассинак согласилась, и хотя он больше ничего не сообщил, она не удивилась, увидев подозреваемую стюардессу входящей вместе с майором в ее кабинет.

Истина оказалась недалека от того, что предполагал Курральд. Селес, родившись неприспособленной к сильной гравитации, едва не умерла в первый же месяц жизни. Дед девочки велел матери убить ее, но эта женщина уже потеряла двух детей и хотела дать третьему шанс. Послеродовое лечение не подействовало, и двухмесячного ребенка отправили на Палун, к младшей сестре матери. Но и там девочка росла заморышем — кузены безжалостно дразнили ее, когда она не могла так же быстро и ловко, как они, бегать и карабкаться по скалам, или когда она свалилась с дерева и сломала лодыжку.

Во время ее единственного детского посещения Дипло ей понадобились адаптационные костюмы, которые носили «легковесы», и она была вынуждена постоянно слушать ворчание деда. Он утверждал, что Селес их разорила не только стоимостью лечения и жизнью на Палуне, но и самим фактом, что в их семье родился «атавист». Они потеряли честь — лучше бы она умерла при рождении. Отец Селес отказывался говорить с дочерью и даже не смотрел на нее; а у матери теперь было двое «нормальных» детей — крепких мальчуганов, которые сбили Селес с ног и сидели на груди ее защитного костюма, пока мать не позвала их, — проблемы с дочерью явно были ей не нужны.

В школе на Палуне Селес обучали активные сепаратисты, которые использовали ее слабость как пример того, почему жители тяжелых миров должны избегать контактов с «легковесами» и ФОП. Один из этих недоумков и назвал ей единственный способ, которым «атависты» могут оправдать свое существование, — доказать свою преданность интересам тяжелых миров, став шпионом в доминирующей «легковесной» среде.

В расчете на это Селес попросила медицинской эвакуации в мир нормального притяжения, что ей было быстро обеспечено. Ее взяли под опеку государства и направили в школу-интернат на Кейси.

Сассинак подумала, что Селес поступила в интернат примерно в том же возрасте, в каком она сама стала посещать флотскую подготовительную школу, — быть может, с разницей в год, не больше. Но у Селес не было Абе — не было наставника, который руководил бы ее действиями. Будучи крупнее и сильнее остальных учеников (хотя слабее своих сверстников из тяжелых миров), Селес считала себя изгоем. Пытался ли кто-нибудь с ней подружиться? Едва ли. Хотя тяжеловатое лицо девушки вовсе не было таким уж безобразным, из-за мрачного выражения и застывших черт она выглядела куда глупее, чем была на самом деле. Селес призналась, что у нее дважды были неприятности из-за драк, хотя она не была зачинщицей. Люди не любили «тяжеловесов» — они не доверяли Селес и постоянно задирали ее. Слыша в голосе девушки нотки жалости к самой себе, Сассинак в душе находила оправдание для ее недоброжелателей — никто не любит угрюмых нытиков.

Селес закончила школу, еще сильнее убежденная в несправедливом устройстве мира и горящая желанием оправдать себя перед родственниками"тяжеловесами". В таком настроении она поступила во Флот и в первый же отпуск после соответствующих тренировок отправилась на Дипло.

Семья отнеслась к ней с презрением — они отказывались верить, что она в самом деле намерена стать агентом тяжелых миров. Если бы у нее были способности, то ее завербовала бы регулярная разведслужба. А что она сможет сделать в одиночку? Дед назвал Селес бесполезным заморышем, мать на сей раз утвердительно кивнула, а младшие братья радостно ухмыльнулись.

«Сначала прояви себя, — рыкнул дед, — а потом приезжай требовать похвал».

По обратной дороге на космодром Селес купила килограмм яда — на Дипло его продавали свободно, и она посчитала, что на «тяжеловесов» он не действует. Она собиралась отравить всех «легковесов» экипажа корабля, на котором будет служить, передать его «тяжеловесам» и таким образом доказать…

— Ровным счетом ничего! — прервал ее майор Курральд, с трудом державший язык за зубами во время столь эмоционального повествования. — Вы хотели, чтобы «легковесы» подумали, будто мы все дураки или полоумные? А вам не приходило в голову, что большинство из нас считают благом наше пребывание в ФОП, в одной компании с «легковесами»?

Лицо девушки было красным, а руки дрожали, когда она положила на стол Сасс мятый, сложенный в несколько раз лист бумаги.

— Я… я все знаю. Я знаю, что вы убьете меня. Но я хочу, чтобы меня — или хотя бы мой прах — похоронили на Дипло. В правилах сказано, что вы обязаны это сделать. А еще, чтобы вы отправили это послание.

Письмо было таким же жалким и бессвязным, как и весь ее рассказ. Оно начиналось словами «Во имя справедливости и нашего правого дела…». Потом излагались извращенные трактовки некоторых исторических событий (например, беспорядки на Гелвее не были вызваны предубеждениями против «тяжеловесов»

— они вообще в них не участвовали, если не считать отряда полиции) и столь же сомнительная теология (по крайней мере, Сасс никогда раньше не слыхала о Боге Дарвине) с целью представить отравление невинных людей, включая «тяжеловесов», «актом чистого неповиновения, который сожжет меня, осветив всю Галактику».

Сассинак искоса посмотрела на Курральда, который в этот момент выглядел воплощением свирепости «тяжеловесов». Она не сомневалась, что ему очень хочется стереть Селес в порошок. Сама Сасс испытывала схожие желания в отношении семьи стюардессы. Возможно, девушка не блистала умом, но она вполне могла бы добиться успеха в жизни, если бы родственники не убедили ее в своей полной безнадежности. Взяв бумагу, Сассинак положила ее в папку с материалами расследования, потом снова взглянула на Селес. Может ли из нее получиться что-то хорошее? Во всяком случае, следовало попробовать.

— Вы абсолютно правы, — заговорила Сасс, не сводя глаз с лица девушки.

— Капитан, действуя в чрезвычайных обстоятельствах, имеет право казнить любого, кто представляет собой угрозу для судна. Да, я могла бы уничтожить вас, не слушая никаких оправданий. Но я не стану этого делать. — Челюсть Селес отвисла, а руки задрожали еще сильнее. — Вы не заслуживаете быстрой смерти и нимба мученицы благодаря вашему сомнительному подвигу. — Сасс постучала по папке. — Флот потратил достаточно много денег на ваше обучение — куда больше, чем ваша семья на лечение и отправку на Палун. Вы в долгу у Флота и у своих товарищей по кораблю, которых едва не убили.

Включая майора Курральда.

— Я… я не знала, что яд может навредить «тяжеловесам», — взмолилась Селес.

— Молчать! — Окрик Курральда сразу заставил девушку умолкнуть. Сассинак искренне понадеялась, что он никогда не заговорит с ней подобным образом, хотя она, конечно, смогла бы это пережить. — Вам же не пришло в голову попробовать яд на себе, верно?

— Но я ведь не чистая…

— Вы хотите сказать, не святая, — вмешалась Сасс, прежде чем Курральд зашел слишком далеко. — В том-то и дело, Селес. У вас было тяжелое детство, но у многих из нас тоже. Люди скверно обращались с вами, как и со многими из нас. Но ведь это не повод для отравления людей, не причинивших вам никакого вреда. Если вам приспичило кому-то отомстить, то почему не вашей семье? Они отравили вам жизнь больше, чем кто-либо еще.

— Но я… Но они…

— Да, они ваша родная семья. Но Флот тоже пытался стать вашей семьей — и мог бы это сделать. Однако вы совершили то, что мы не можем проигнорировать: вы убили человека, Селес, причем не в честном бою, а трусливо, из-за угла. Возможно, когда мы вернемся, трибунал проведет психиатрическую экспертизу…

— Я не безумна!

— Вот как? Вы стараетесь угодить тем, кто изводил вас год за годом, и травите ядом ваших друзей — мне это кажется полнейшим безумием. Вы, несомненно, виновны, но, если я накажу вас, другие «тяжеловесы» могут подумать, что я сделала это из-за ваших генов, а не из-за ваших поступков.

— «Тяжеловесы» должны выйти из ФОП и сами заботиться о себе, — упрямо пробормотала Селес. — Нам Федерация никогда не помогала.

Сассинак посмотрела на Курральда, чье лицо, являвшее собой маску презрения и отвращения, слегка смягчилось, и кивнула:

— Думаю, майор Курральд, мы столкнулись с комбинацией юридической и медицинской проблем. При сложившихся обстоятельствах необходимо вмешательство психиатров, и я не хочу отдавать под суд эту молодую особу до получения результатов медицинской экспертизы.

— Вы думаете, этого хватит для…

— Для смягчения приговора, а может, и для вердикта о невменяемости. Но это вне пределов моей компетенции; моя первейшая забота — свести к минимуму причиненный ею вред и сохранить доказательства.

Глаза Селес испуганно забегали.

— Но я… Я требую…

Сассинак покачала головой:

— Селес, если трибунал в свое время приговорит вас к смерти, я прослежу, чтобы ваше заявление передали вашей семье. Но в настоящий момент я не вижу альтернативы взятию под арест и временному заключению. — Она связалась с лазаретом и кратко переговорила с врачом. — Майор Курральд, я могу вызвать охранника, чтобы отвести ее, или…

— Я сам сделаю это, — отозвался военный.

Сассинак почувствовала, что жалость наконец полностью вытеснила отвращение:

— Благодарю вас. Думаю, с вами ей будет спокойнее.

«И по многим причинам», — подумала Сасс. Размеры и уверенное поведение полностью адаптировавшегося «тяжеловеса», закаленного в боях, выбросят из головы Селес любые мысли о побеге, и у него на глазах она вряд ли будет закатывать истерики.

Менее чем через час офицер медслужбы сообщил, что считает Селес способной на самоубийство и насильственные действия.

— Она висит на ниточке. Такие записки в духе террористов с Гелвея.

Девушка может сорваться в любую минуту и, будучи запертой в камере, наверняка что-нибудь натворит. Я хочу, чтобы ее взяли под медицинское наблюдение.

— Не возражаю. Пришлите документ мне на подпись и проследите, чтобы ничего не произошло с ячейкой для холодного сна. Я не хочу никаких подозрений в отношении нашей деятельности.

Когда все было решено, Сассинак откинулась на спинку стула, думая, почему она так сочувствует этой девушке. Ей никогда не нравились нытики, к тому же Селес убила одного из членов ее команды, но тупая боль в ее глазах, странное сочетание отчаянной смелости и страха вызывало жалость.

Курральд сказал почти то же самое, вернувшись на главную палубу.

— Я убежденный федералист, — добавил он, — но всегда считал, что мы должны воспитывать нашу молодежь на родных тяжелых мирах. У нас ведь есть что-то свое, достойное сохранения. Я даже поддерживал тех, кто рекомендовал отказаться от специального ухода за новорожденными «атавистами». Во Вселенной достаточно «легковесов», поддающихся быстрому обучению; к чему тратить время и деньги на то, чтобы растить новых слабаков? На первый взгляд эта малышка — аргумент в мою пользу. Семья, ФОП, Флот потратили на нее время и деньги и получили в итоге глупого беспомощного отравителя. Мне хочется втоптать ее в грязь, и в то же время я испытываю к ней жалость. Она ни на что не годна, но ведь могла бы стать совсем другой… — Он бросил на Сассинак еще один, куда более человечный взгляд. — Вынужден признать, что именно те вещи, в которые я верил, возможно, превратили ее в никчемную слякоть.

— Надеюсь, еще не все потеряно. — Сассинак придвинула к майору кружку с кофе. — Но и то, что я говорила, истинная правда: многим из нас выпало трудное детство, многим из нас так или иначе причиняли вред. Думаю, вы тоже сталкивались с предубеждениями относительно вашего происхождения… — Курральд кивнул, и она продолжила:

— Но вы ведь не отравили невинных людей в отместку тем, кто вас оскорблял. — Сассинак глотнула из своей кружки, в ней был не кофе, а бульон. — Людям всех сортов приходится нелегко. В Совете ведь поднимались вопросы о причинах доминирующего положения людей во Флоте.

— Что?! — Майор явно об этом не слышал.

— Это известно далеко не всем, но пара-другая иных рас выдвигают претензии на получение обязательной квоты в Академии. Даже рикси…

— Эти швабры!

— Понимаю. Вы давно во Флоте, Курральд, и знаете, что люди должны держаться вместе. «Тяжеловесы» обладают полезной адаптацией к сильному притяжению, но это не основание, чтобы задирать нос перед остальными членами ФОП.

Майор молча кивнул. Сассинак крайне интересовало, что скрывает непроницаемый взгляд его карих глаз. Все же после прошедшей недели ему нельзя было не доверять. Будь он врагом, им не удалось бы одержать победу.

Ее следующим посетителем был Холлистер с докладом о затянувшемся ремонте и вероятных ограничениях летных способностей корабля до капитального переоборудования. Хотя отделяемые отсеки левого борта оказались не настолько поврежденными, как они предполагали, Холлистер настаивал, что крейсер не выдержит еще одной длительной погони в ССП.

— Один-два прыжка прямым курсом в ближайший сектор — еще куда ни шло.

Но такое маневрирование, которое был вынужден применить ссли в охоте за пиратами, создаст страшную нагрузку на отделяемые отсеки.

Сассинак нахмурилась:

— Это означает, что мы не сможем последовать за кораблями работорговцев?

— Вот именно. В противном случае мы рискуем разлететься на куски. Я буду вынужден занести в компьютер протест.

— Который едва ли прочтут, если мы разлетимся. Но я не собираюсь возражать. Однако не можем же мы просто торчать здесь. Если бы мы хоть как-то могли проследить за их кораблями…

— Ну, это другой вопрос. — Сассинак поняла, что Холлистер готовился к долгому и ожесточенному спору, когда он откинулся на спинку стула, задумчиво наморщив лоб. — Вы предполагаете, что они собрались эвакуировать базу, и хотите знать куда, а так как мы не можем за ними следовать, то…

— Инженер оборвал фразу. Сассинак молча ожидала продолжения. Наконец он встряхнулся и передал ей очередной информационный куб. — Я об этом подумаю, но меня волнует и другая проблема. Помните неприятности, которые у нас были с газоочистителями в экосистеме?

— Помню. — Сассинак вставила куб в компьютер, интересуясь, почему Холлистер принес ей копию вместо того, чтобы просто не переключиться на ее терминал. Потом она посмотрела на дисплей и едва удержалась от крепкого словечка. Холлистер мрачно кивнул:

— Даже еще хуже.

День за днем область регенерации уменьшалась, а загрязненные участки увеличивались. Ей вспомнились числа, которые она недавно просматривала: сдвиг констант равновесия, степень алгального роста…

— Беда в том, — продолжал Холлистер, указывая на вспомогательную информацию, — что каким-то образом заело предохранительный клапан и линию снабжения стало затапливать из гидропонических баков. Вот здесь все поросло зеленой дрянью… — Он указал на схему. — Вчера мы попытались ее вычистить, но в жидкости полно питательных веществ, которые так любит эта гадость. Мы не можем уничтожить их, не погубив основные баки, а это означает крупный расход запасов кислорода, которого мы и так лишились на двадцать процентов во время сражения с рейдером.

Сассинак вздрогнула. Она совсем забыла, что кислородные запасы пострадали во время боя.

— В обычных обстоятельствах, — закончил Холлистер, — нас бы выручило уменьшение числа людей, так как часть экипажа убыла с призовым транспортом. Но так как мы не были уверены в качестве биосистем на том транспорте, то отправили туда специалистов, способных их обслуживать, и теперь мне их очень недостает. Нам нужно промыть всю систему и осуществить новые посадки, но это было бы безопаснее проделать при достаточном количестве кислорода. А пока что каждому из нас придется трудиться за двоих, чтобы уменьшить загрязнение.

— А это не может быть результатом диверсии? — спросила Сасс.

Холлистер пожал плечами:

— Конечно может. Но с таким же успехом это может оказаться обычной аварией.