Когда они вошли в пещеру, Банни сказала Крисаку:

— Значит, это и есть то место, где Саток разговаривает с планетой?

— Нет. Это то место, где он говорит нам о том, что сказала ему планета.

— Но он больше никому не дает возможности говорить с Сурсом?

— Нет, — с горечью проговорил Крисак. — Этого он не позволяет.

— Я вот одного не понимаю: если вы говорили о Сурсом всю вашу жизнь, как мог этот парень просто прийти и сказать, что вы этого не можете? — спросил Диего. — Я хочу сказать, может, это сходит ему с рук потому, что вы все больше сидите по домам, а он хорошо умеет молоть языком? Это я мог бы понять.., но как он сумел заставить замолчать планету?

Банни почти не слышала его последних слов. Когда они пошли вперед, в гулкую тьму, внезапно она почувствовала, что не может вздохнуть. Словно всю свою жизнь она ощущала в своей душе какое-то присутствие, а теперь это чувство исчезло, и внезапное ужасающее одиночество обрушилось на девушку. Она отшатнулась и, спотыкаясь, шагнула туда, откуда слышался голос Диего.

Он еще говорил с Крисаком, когда Банни буквально рухнула на него, вцепившись в его куртку.

— Банни! Банни! Что случилось?

— Мертва, — проговорила девушка с трудом. — Она.., мертва. Прочь.., надо выбраться.., отсюда!

Встревоженные юноши помогли ей выйти из пещеры. Она села прямо на тропу, судорожно дыша. Несколько раз вдохнув ледяной ветер, Банни собралась с силами и сумела поднять глаза на Крисака.

— Как вы можете вообще заходить туда?

— А что? Что произошло?

— Она мертва, понимаешь! Этот ублюдок сумел убить часть планеты!

— Как он мог это сделать? — ошеломленно проговорил Диего.

— Не знаю.

— Мне не слишком-то нравится это место, — заговорил Крисак, — да и остальные здесь чувствуют себя неуютно. Когда я слышу песни о том, какая это радость — петь вместе с Сурсом, я вспоминаю, что любил приходить сюда.., и не понимаю. Я винил во всем этом нашего очаровательного Сатока, думал, это из-за него...

Банни отрицательно помотала головой:

— Все гораздо хуже. Я удивлена, что ты этого не почувствовал. А ты, Диего?

— Возможно. — Юноша задумчиво нахмурился. — Однажды, когда я был ребенком, к нашей станции пришвартовали заброшенный корабль. Я хотел посмотреть на него, пробрался внутрь и не смог достаточно быстро выбраться оттуда. Ты почувствовала что-то подобное?

— Не знаю... Может быть. — Едва избавившись от ощущения удушья, настигшего ее в пещере, девушка не могла описать его: она была слишком измотана, слишком напугана. Даже ветер и ледяной дождь казались ей сейчас приятными.

— Я снова пойду туда, — внезапно проговорил Диего. — Крисак, возможно, тебе лучше будет остаться с Банни.

— Нет, — возразил мальчик. — Я тоже пойду с тобой. Нам запрещено заходить в пещеру без позволения Сатока. Кое-кто не подчинился ему, и о них больше никто никогда не слышал. Но если там можно отыскать какие-то доказательства того, что Саток — не тот, за кого выдает себя, тогда мое слово будет весить больше, чем слово чужого человека. Не думаю, что мои родичи отдадут еще одного ребенка этой мрази так же легко, как отдали Луку.

— С тобой ничего не случится, Банни? Тут Дина решила, что настал подходящий момент: она ткнулась мокрым носом в ухо Банни и лизнула его.

— Да, — медленно проговорила Банни. — Может быть, теперь я даже смогу вернуться туда: теперь это уже не застанет меня врасплох.

— Не думаю, что это хорошая мысль, — заметил Диего, разглядывая бледное лицо Банни, ее глаза, в которых читалось потрясение и горе. — А кроме того, кто-то должен остаться на страже. Жаль, что света у нас нет.

— О, ведь там же есть лампы! — воскликнул Крисак. — Идем, я тебе покажу!

Банни сидела, прислушиваясь к удаляющимся голосам, рассеянно гладя мягкие стоячие уши Дины, зарываясь пальцами в ее густую шерсть. Дина тихонечко заскулила и положила голову на колени девушке.

Сейчас Банни и самой хотелось заскулить.

В неярком свете лампы тени юношей пустились в причудливый танец по гладким стенам пещеры. Пещера была довольно большой, однако футах в сорока от входа она резко обрывалась.

— Она всегда была такой короткой? — спросил Диего.

— Нет. Но случилось несчастье — о, как раз за несколько дней до того, как появился Саток. Это было первое наше собрание с тех пор, как умер старый Мак-Коначи. Люди заходили в пещеру, как это было всегда, когда внезапно раздался звук, похожий на грохот взрыва, камни посыпались градом, поднялись облака пыли... Мы все побежали прочь из пещеры, но первые несколько человек, которые вошли туда, — семья Мак-Коначи, его ученик, — все они погибли. Я помню, как мой папа вместе с остальными мужчинами поселения пытались откопать тела. Я тогда был совсем маленьким, и все никак не мог понять, куда делся мой друг Инни Мак-Коначи... Он был внуком старого Мак-Коначи.

— Это тяжело, — сочувственно проговорил Диего, ощупывая стену. — Я тоже не так давно потерял друга.

— Ту женщину из песни?

— Да... Постой-ка, а это что?

— Где?

Пальцы Диего нащупали какое-то углубление в стене; панель отошла в сторону — юноша протянул вперед руки, но за ней была только пустота.

— Сколько времени ушло на то, чтобы расчистить пещеру?

— Этого никто не делал. Никто не хотел. Пришел Саток; он делал вид, что сочувствует нам, и сам пошел искать тела. Он принес несколько клочков одежды и настоял на том, чтобы мы все пошли в пещеру и отслужили поминальную службу. Не знаю, почему люди согласились на это. Думаю, все были просто в шоке. Это было худшее, что когда-либо происходило здесь...

— Не совсем, — пробормотал Диего. — Принеси-ка сюда фонарь.

Крисак повиновался. От фонаря поднимался чад, но кислый запах в стерильном воздухе пещеры приносил даже какое-то облегчение. Когда парнишка поднял маленький светильник, перед ними открылись чистые стены и пол пещеры.

— Может быть, здесь и был обвал, — фыркнул Диего, — но кто-то хорошо потрудился, чтобы все расчистить.

— Но этого не может быть! — воскликнул Крисак. — Пещера уже много лет завалена! Никто сюда не заходит, кроме Сатока. Все вроде как боятся этого места...

— Это очень плохо, — пробормотал Диего; пришедшая ему в голову мысль была больше похожа на строку из стихотворения:

— Все должно быть наоборот...

— Что?..

— Похоже, у этого места больше причин бояться людей...

— Что это значит?

— Не знаю. Просто пришло в голову.

— Послушай, может, мои соплеменники и ошибаются, следуя за этим слизняком, но я все равно не желаю, чтобы их оскорбляли чужаки...

— Ладно, ладно. Я ничего такого не имел в виду. Давай посмотрим, что там еще.

— Есть что-то еще? — Крисак поднял фонарь высоко над головой, сделал шаг в сторону открывшегося входа, пригляделся и тихонько присвистнул:

— И еще как есть...

Даже в этом слабом свете был виден тщательно расчищенный туннель; пол был каменный, покрытый толстым слоем пыли, но вот стены и потолок как-то странно отсвечивали белым. Крисак провел рукой по стене, понюхал пальцы:

— Ничем не пахнет...

Диего присмотрелся повнимательнее, поскреб стену ногтями — на гладкой поверхности не осталось ни царапины.

— И неудивительно. Это петрасил.

— Что это такое?

— Это вещество, которое используют в рудниках и шахтах, чтобы предотвращать обвалы. Оно как бы спаивает между собой поверхность камней. Это очень стойкое вещество. Ничто не проникает сквозь его. Интересно, откуда Саток достал такое количество петрасила?..

— Думаешь, это он сделал?

— А кто еще? Крисак застонал:

— О нет... Не могу поверить, что он мог сделать такое...

— Что? — спросил Диего, поворачиваясь в ту сторону, куда как завороженный уставился Крисак. Мгновением позже он разглядел очертания черепов и костей разных размеров, заваленных камнями, вмурованных в скалу.

— Ублюдок! Он мог хотя бы вынести их наверх для достойного погребения! — прорычал Крисак.

— Судя по всему, они все еще частично завалены камнями, — признал Диего. — Может быть, он не мог их вытащить без того, чтобы не устроить еще один обвал. Поэтому он попросту замуровал их...

— Даже без достойной песни?

— Но ведь ты сказал, что в пещере была поминальная служба.

— Да, но...

— Послушай, я вовсе не хочу выгораживать этого типа, но они были уже скелетами, когда все здесь было покрыто петрасилом. Мне кажется, у него ушло много времени на то, чтобы откопать эту часть пещеры, а потом скрепить.., по крайней мере, должно было. Пошли посмотрим, как далеко тянется этот туннель.

— Я, конечно, был тогда совсем малышом, — конвульсивно сглотнув, проговорил Крисак, — но мне кажется, что пещера действительно была очень длинной. Пол шел под уклон — я помню это, потому что было очень тяжело идти назад и маме приходилось брать меня на руки. Еще я помню, что там, дальше, у пещеры были маленькие зубы. — Крисак указал вперед, туда, куда не достигал свет.

— Ты имеешь в виду сталактиты и сталагмиты? — спросил Диего. — Такие заостренные штуки, свисающие с потолка или торчащие из пола, похожие на муравейники?

— Ну да. Правда, я никогда не видел таких муравейников, но ты понял правильно.

Они пошли вперед; сперва их шаги отдавались шарканьем, потом гулким эхом. В глубине туннеля пол также был покрыт петрасилом, а вдоль коридора были установлены металлические решетки. Некоторое время пол, как и говорил Крисак, шел под уклон; однако затем от туннеля ответвился новый, недавно прорубленный коридор, ведущий вверх.

— Раньше здесь такого не было! — проговорил Крисак, сворачивая в новый проход.

Диего прошел несколько шагов следом, этого было вполне достаточно для того, чтобы увидеть, что пол покрыт петрасилом, а с потолка свисают корни деревьев и кустов, похожие на заледеневшие кости.

Против воли Диего содрогнулся.

— Вероятно, этот коридор ведет к дому Сатока — если, как ты сказал, он живет над пещерой.

— И все это сделал он? — проговорил Крисак. — Но как он смог?

Диего пожал плечами:

— Если у тебя есть все необходимые инструменты, это несложно. Мне интересно только, где он мог их взять. Пойдем дальше; я уверен, нам удастся докопаться до причины, по которой он все это делает.

До причины они не докопались, однако поняли, что же именно делает Саток.

Когда Диего и Крисак направились в нижнюю пещеру, о которой как раз и вспоминал Крисак, они обнаружили, что здесь не все покрыто петрасилом; однако там, где прежде были сталактиты и сталагмиты, теперь зияли только круглые отверстия, а в стенах пещеры кое-где виднелись небольшие туннели, похожие на змеиные норы.

Когда Мармион удалось наконец сбежать с тщательно приготовленного обеда в ее честь, организованного Торкелем Фиске, она попросила Фабера договориться о том, чтобы на следующее утро ее доставили в Килкул: ей хотелось посмотреть на это поселение вблизи.

— Попроси Салли и Милларда посмотреть, что они тут могут сделать, хорошо, Фабер, дорогой? — прибавила она, позволив себе роскошь зевнуть, не сдерживаясь.

— А если что-нибудь пойдет не так, следует ли мне вспомнить о моем ранге? — спросил Фабер. Он был полковником в отставке, в настоящее время работавшим на нее по долгосрочному контракту.

— Хм-м, я бы предпочла, чтобы этот аргумент ты приберег напоследок, если это возможно. Торкель за ужином упоминал, что мы можем использовать все, что только нам понадобится для наших исследований. Так мы и поступим.

Вставала она необыкновенно рано для людей ее круга и положения. И была гораздо менее удивлена, увидев в столь ранний час Виттэйкера Фиске, чем был удивлен он.

— О, Вит! В такой час — и уже на ногах? Что случилось?

Он хмыкнул.

— Скорее этот вопрос стоит адресовать тебе, Марми. — Он склонился над ее рукой и легко коснулся ее губами. — Ранняя пташка?

Она улыбнулась, но тут как раз появился Фабер со старинной гусеничной машиной 4х4, избавив ее от необходимости комментировать очевидный факт.

— Тебя подбросить? — спросила она.

— Все зависит от того, куда вы направляетесь — В Килкул. Вчера с воздуха мне немногое удалось разглядеть, и я решила, что лучше всего будет начать именно с этого места.

Вит склонил голову набок и посмотрел на нее, насмешливо прищурив глаза.

— Сегодня это безопасно, — сказал он, подавая ей руку и помогая взобраться на сиденье для пассажира.

— Ох, твоя нога! — воскликнула Мармион и вознамерилась было слезть снова, но Виттэйкер, бросив только: “Все в порядке, не обращай внимания!”, — открыл заднюю дверцу и легко взобрался на сиденье.

— Что ты имел в виду, когда говорил, что сегодня это безопасно, Вит, дорогой? — спросила Мармион, застегивая ремень безопасности. Фабер тут же тронул машину с места.

Разбитая пласткритовая дорога предвещала изрядную тряску; однако на покрытой грязью дороге в Килкул должно было быть спокойнее.

— Ну, Мэтт поднял своих ребят еще до завтрака и приказал им все тут обшарить и разыскать все отчеты и записи, чтобы у него “сложилось ясное представление о демографической картине” и тому подобных вещах, — фыркнул Фиске. — Сегодня в Килкуле ты его не встретишь.

Мармион улыбнулась. Она надеялась на то, что ей удастся провести свое расследование без того, чтобы эти крепкие молодые люди путались у нее под ногами. Когда машину тряхнуло особенно сильно, она ухватилась за ручку над головой. Она чувствовала, что Вит крепко держится за спинку ее кресла.

— В это время года здесь все еще должны использовать снегоходы, — сказал Фабер. — Но ранняя оттепель всех застала врасплох.

— Настолько, — хихикнул Вит, — что никто и близко не подошел к тому, чтобы выиграть пари.

— Какое пари? — не поняла Мармион.

— Местные жители заключают пари и делают ставки на то, когда вскроется река. На этот раз оттепель всех застала врасплох. Вон, видишь? — Он указал влево, на реку, где у кромки воды работали солдаты. — Они до сих пор пытаются извлечь затонувшие снегоходы из их подводной могилы...

Насколько могла видеть Мармион, у солдат были серьезные проблемы: гусеницы тягача скользили по грязи и не могли найти достаточно прочной опоры, чтобы машина выбралась на твердую землю сама, а тем более вытащила из воды вторую машину.

— Фабер, — проговорил Вит, наклоняясь к плечу водителя и указывая на лес впереди, — видите там проход? На вашем месте там бы я и поехал. Доберемся гораздо быстрее. Я и сам там обычно хожу.

Мармион и Фабер были просто счастливы, что последовали этому совету: по узкой тропе машина шла гораздо ровнее, чем по скользкому размытому речному берегу.

— О, как тут красиво! — проговорила Мармион, вдыхая густые запахи влажной земли. — Деревья распускаются! — воскликнула она.

— Думаю, в этом году Сурс решил не придерживаться расписания. — Фиске, кажется, был весьма доволен собой. — И я бы посоветовал тебе, Марми, поступить так же. Ты быстрее доберешься туда, куда захочешь?

— Тогда откуда ты посоветуешь мне начать. Вит?

— Оттуда же, откуда и я, — ответил тот, откидываясь назад. — Поезжайте прямо по дороге, Фабер, а когда доберетесь до поселка, поверните направо.

— Несмотря на кучи барахла, прежде скрытого под снегом, Килкул выглядел покинутым. Мармион отметила это, но решила воздержаться от комментариев.

— Очень многие воспользовались оттепелью, чтобы посетить своих родственников в других поселениях и обменяться рассадой.

— Очень разумно. Они тоже не придерживаются расписания?

— Они поняли намек, если так можно выразиться. И пусть тебя не обманывает то, что ты видишь возле домов, Мармион. Никто не выбросит ни одной вещи, если она еще на что-то может сгодиться. — Тут он указал на нескольких молодых парней, аккуратно перебиравших на заднем дворе какие-то части машин, явно ища одну нужную.

Проезжая мимо, Марми услышала часть их разговора:

— Я знаю, что она была здесь до первого снега. И знаю, что лежала с этой стороны.

— Мой отец тут кое-что разыскивал; он мог все перевернуть. Знаешь же, какой он.

— Тогда попробуй искать внизу... Внезапно Фабер затормозил: перед ними на дорогу выскочили три оранжево-полосатые кошки.

— Бог ты мой, и часто они совершают такие самоубийства?..

— Это я виноват, — невинно проговорил Вит. — Надо было вам сказать, чтобы вы остановились у того дома, слева от дороги. Здесь я работаю; отсюда стоит начать и вам.

— Но если ты здесь работаешь, Вит, я не хочу мешать...

— Я работаю снаружи, Марми, — сказал Фиске, открывая дверь. Из-под брюха старушки 4х4 выскочили кошки и принялись с урчанием бродить вокруг; две поставили лапы ему на колени, напрашиваясь на ласку. Третья потерлась о его ноги, потом развернулась и принялась ждать, когда выйдет Марми.

— Вас приглашают внутрь, — прибавил Вит. — И это хорошо, поверь мне.

— Я всегда рада приглашениям, — ответила Мармион, подав Фаберу знак покинуть машину. — Какой чудесный оттенок рыжего цвета, — проговорила она, обращаясь непосредственно к кошке; когда та повернулась и пошла к дому, лениво подергивая кончиком хвоста, Мармион последовала за ней.

— Мирандабелла Тервей-Уэст отдала бы пару коренных зубов за такой оттенок волос! — пробормотала она про себя.

Кошка взлетела вверх по заляпанным грязью ступенькам. Мармион, опиравшаяся на руку Фабера, старалась найти места посуше, прежде чем сделать очередной шаг.

Дверь отворилась, и на пороге появилась одна из самых эффектных женщин, каких когда-либо встречала Мармион: у нее было великолепное телосложение и улыбка, которая была прекраснее всего, что Мармион до сих пор видела.

— Slainte, Виттэйкер, миссис Алджемен, полковник Ник, прекрасное утро для прогулки, не так ли? Я — Клодах Сенунгатук и очень рада видеть вас. Заходите, у меня есть свежий кофе и печенье только что из духовки.

Мармион, очарованная этим приглашением не меньше, чем самой женщиной, протянула ей руку, которую Клодах коротко, но тепло пожала. На ее коже остались следы муки. Так же сердечно Клодах приветствовала и Фабера.

— Материал для новой кровли привезли с рассветом, Вит, — сказала Клодах, — но, думаю, у тебя есть время для того, чтобы сперва выпить кофе и перекусить.

— Прекрасно! — с удивившим Мармион энтузиазмом заявил Вит. — Может, сегодня я закончу крышу. Я, пожалуй, начну прямо сейчас, а перекушу потом.

Кивнув остальным, он подошел к краю крыльца и спрыгнул вниз. До Мармион донесся короткий прерывистый вздох.

— У него еще не все в порядке с ногой, чтобы он мог тут прыгать и скакать, как мальчишка, — сказала Клодах, осуждающе поцокав языком, и пригласила своих ошеломленных гостей в дом.

Внутренний вид дома озадачил Мармион, однако удивление сменилось радостным предвкушением, когда она ощутила запах теплой выпечки, сдобренной пряностями, и приятным удивлением, когда она осознала, что этот маленький дом был прекрасно обустроен и необыкновенно опрятен. Здесь было еще несколько кошек, которые одна за другой подходили к гостям и тщательно обнюхивали их.

— Ну как, мы прошли тест? — спросила Мармион, когда Клодах указала ей на кресло-качалку, а Фаберу — на прочную и широкую скамью.

Клодах ответила не сразу: сначала она подала своим гостям кофе и горячие рулеты с корицей и поставила перед ними кувшин с молоком и большую миску сахара. Наполнив свою чашку, она уселась напротив Мармион, поставив локти на стол и улыбаясь.

— У меня всегда было много кошек... — начала она.

— И все оранжевые? — поинтересовалась Мармион. — Или это уникальная особенность кошек Сурса?

— Вы вполне можете говорить так.

— А я и сказала только что. Боже, какие прекрасные рулеты! — сменив тему разговора, воскликнула Мармион. — И, слава богу, вы умеете готовить настоящий кофе. Правда, Фабер?

— О да, мисс Сенунгатук, святая правда, — подтвердил Фабер, чье лицо озарилось неожиданно очаровательной улыбкой, обезоруживавшей столь многих. Клодах усмехнулась и подмигнула ему: он совершенно правильно запомнил ее фамилию. Эта особенность Фабера Ника также всегда восхищала Мармион. — У вас регулярные поставки?

Клодах хмыкнула:

— Этот кофе добыл для меня Вит, Он сказал, что просто стыдно смотреть, как на космобазе обращаются с кофе в зернах. — Она кивнула в угол комнаты. — Когда мне это нужно, я сама жарю их, а до тех пор замораживаю.

— А разве сейчас это не слишком сложно? — вежливо поинтересовалась Мармион.

— Нет, вечной мерзлоте никакая оттепель не повредит.

— Ах да! — воскликнула Мармион. — Я читала о том, что слой вечной мерзлоты больше похож на промерзший камень, но до сих пор не представляла, какое практическое применение ему можно найти.

— Обычно мы этим пользуемся только летом, — заметила Клодах.

— Значит, вы любите хороший кофе не меньше, чем мы, — с благодарным выражением лица отпив еще глоток, сказала Мармион. Молоко в кувшине также было свежим, на поверхности собрались густые сливки. Судя по тому, что куски сахара были разного размера, это тоже был домашний продукт.

— Это верно, — согласилась Клодах. Мармион почувствовала, как что-то прижалось к ее ноге, и, опустив руку, коснулась покрытой мехом головы, которую и принялась послушно чесать за ушами.

— Как ваши кошки переносят колебания температуры на Сурсе?

— Они для этого и выведены. Кроме того, они умны и слушаются своих инстинктов.

— Как и большинство обитателей Сурса, сказала бы я, — заметила Мармион, переходя непосредственно к цели своего визита.

Клодах сложила руки перед собой на столе и со значением проговорила:

— Мы научились жить здесь. И, сказать по правде, я бы не хотела жить где-либо еще.

"Умная женщина, — подумала Мармион с одобрением, — и не без хитрости”.

— Я не представляю вас где-либо еще, кроме как в вашем доме, одаряющей своим гостеприимством тех, кому посчастливилось сюда попасть, мисс Сенунгатук, — продолжала Мармион. — В наши дни так редко удается найти людей, которые довольны своей жизнью.

Клодах несколько мгновений смотрела на нее” оценивая практичный и элегантный костюм Мармион и ее выразительное лицо.

— У человека возникает масса проблем, если он не знает, кто он такой, и не осознает своего места в мире. Жить на этой планете нелегко, но все мы привыкли к этому и прекрасно справляемся...

В воздухе ощутимо повисло несказанное: когда нас оставляют в покое и дают нам жить своей жизнью.

— У вас еще осталось что-нибудь в кофейнике, мисс Сенунгатук? Я хотела бы выпить еще полчашечки, — попросила Мармион, все еще не выпуская своей чашки из пальцев, дабы не возникло впечатления, что она не ожидает отказа.

Напряженное выражение исчезло с лица Клодах, она внезапно улыбнулась:

— Прошу вас, зовите меня Клодах, я к этому больше привыкла.

— Мои друзья называют меня Мармион или даже Марми. — И очень богатая и умная дама Алджемен протянула Клодах свою чашку.

— И вам тоже, Фабер Ник? — спросила Клодах, наливая Мармион больше половины чашки.

— Не буду возражать, Клодах. Клодах налила ему кофе и снова передала гостям тарелку с рулетами.

— Я надеялась встретиться еще с кем-нибудь из жителей Килкула, Клодах, — сказала Мармион уже более деловито. — Я нахожусь здесь, как вам уже вероятно сказал Вит, для того, чтобы расследовать необычные происшествия, за которые, как говорят, вину на себя берет сама планета.

— Планета не берет на себя вину, Мармион. — Усмехнувшись, Клодах махнула рукой. — Планета делает то, что нужно. Показывает людям, что она позволит делать с собой, а что — нет. Вы бы тоже не захотели, чтобы в вашем дворе понарыли ям или чтобы взорвали бомбу в вашем саду, верно? Доктор Фиске прекрасно понял это — в отличие от его сына. Не понимают этого и некоторые другие, зато остальные видят все даже слишком хорошо.

— Вы знаете, что планета делает это сознательно? — мягко спросил Фабер. Он всегда говорил так, когда не хотел, чтобы ему лгали из страха.

— Если вы имеете в виду, что она делает все сама, без нашей помощи, то да. Это не значит, что кто-либо может помочь планете, когда у нее на уме что-то свое, и она прекрасно может дать это понять.

— Проблема, которая стоит перед нами, — продолжал Фабер, — заключается в том, чтобы доказать, что причиной необычных явлений является сама планета.

Мгновение Клодах смотрела на него непонимающим взглядом.

— А что еще может сотворить такие удивительные вещи? Вы знаете, сколько времени уйдет на то, чтобы растопить на огне большую льдину? Или вы думаете, что мы, — с удивительной грацией она описала над столом круг, подразумевая Килкул, — способны были заставить лед таять так рано? Или могли разбудить вулкан? Или тряхнуть землю с той же легкостью, с какой я сметаю крошки со стола?

Она не спорила и не доказывала: она была просто удивлена тем, что такой интеллигентный человек может задаваться такими глупыми вопросами.

— Нет, планета сама решила, что слишком много в ней копаются и взрывают ее, слишком много дыр в ней понаделали и она хочет, чтобы это прекратилось.

— Значит, по вашим представлениям, планета разумна? — спросила Мармион.

— Планета — живое существо, и, — во взгляде Клодах, обращенной к Фаберу, читалось лукавство, — она прекрасно понимает, что делает.

Мармион рассеянно вращала чашку на блюдце, осмысливая сказанное. По чести сказать, сейчас она гораздо более тревожилась за Клодах, чем за планету. Женщина действительно верила во все это — Мармион и сама была готова уверовать, — а Мэттью Лузон сумеет вывернуть все наизнанку.

— Есть ли возможность каким-либо образом доказать то, что вы говорите? Так, чтобы не осталось никаких сомнений?

— Неужели ранней весны, вулканов и землетрясений недостаточно для подтверждения? — вопросом на вопрос ответила Клодах.

— Я не единственный человек в комиссии, расследующей происшествия на Сурсе, Клодах, — медленно заговорила Мармион. — Скажите, нет ли какого-нибудь места, куда вы могли бы уехать так, чтобы вас не нашли? На неделю или около того?

— Зачем? — Клодах посмотрела ошеломленно, потом с возмущением поднялась из-за стола. — Попе чему я должна куда-то уезжать, тем более сейчас, когда я нужна Килкулу больше, чем когда бы то ни было? Она снова опустилась на скамью, положила руки на стол, широко разведя пальцы.

— Нет, мадам, я останусь! И останусь здесь! Ник-то не выгонит меня из моего дома!

— Это было бы нелегко, но, боюсь, не невозможно, Клодах, — Мармион подалась вперед. — Есть ли для меня какой-нибудь способ.., испытать.., ощутить планету...

— Как Вит и другие в пещере? — Клодах немного расслабилась, но в ее позе, в скрещенных на груди руках читался вызов.

— Да, что-нибудь конкретное, чтобы я могла выступить на вашей стороне с аргументами в руках.

— Ага! Так вы, значит, хотите выступить за нас и против того болвана.., как его назвала Яна?

— Его зовут Мэттью Лузон, Клодах, — сказал Виттэйкер Фиске с широкой усмешкой, появляясь в дверях. Он ненадолго задержался, чтобы счистить с ботинок налипшую грязь. — Я чувствую запах рулетов с корицей!..

Он взял себе чашку и уселся за стол, развернув стул так, чтобы не сидеть спиной к Фаберу, налил себе кофе и откусил кусок рулета, переданного ему Клодах. — Нам повезло, что ты решила прилететь сюда, Марми. У тебя в одном волоске больше здравого смысла, чем в голове у Лузона, но... — Тут он умолк, ударив кулаком по столу. Мармион заметила подпрыгнувшие на столешнице крошки и задумалась о том, как планета может сделать то же самое в гигантских масштабах.

— Но.., нам придется иметь дело с Мэттью Лузоном, а ты знаешь, что он из себя представляет. Он никогда не признает правды, даже если его ткнуть в нее носом. Если бы в комиссии не было тебя, я бы.., нет, я не оставил бы Сурс. — Он снова ударил кулаком по столу.

— Вит, если вам удастся убедить нас — меня, Фабера, Салли и Милларда, то мы на вашей стороне и Мэттью с нами не справится.

— Но и убедить его не удастся, — вставил Вит, — для этого нужно чудо...

— Так, может, планета сама сотворит это чудо? — предположил Фабер, повернувшись к Клодах. Она задумалась.

— Человек не слышит того, чего не хочет слышать. Твой сын точно такой же, Вит, как ни жаль мне говорить тебе об этом.

— Мне тоже жаль, Клодах, но я огорчен из-за тебя, а не из-за себя.

— Мэттью пока что не начал свое расследование, — сказала Мармион, отламывая маленькие кусочки от очередного рулета и медленно жуя их, — а потому у нас есть небольшое преимущество во времени. Все его крепкие парни мечутся по космобазе, собирая данные и поднимая архивы — Лузон любит, чтобы у него был полный материал... Может, с его ребят нам и следует начать, как думаешь, Фабер? И чем раньше, тем лучше. Брэддока Макема мы оставим напоследок: я в нем ошиблась, он — идеальный партнер для Мэттью. Но, если мы сумеем повлиять на остальных, дела у Мэттью будут продвигаться крайне медленно. — Она улыбнулась всем собравшимся, отправила в рот последний кусочек рулета и проглотила его, весьма довольная собой. — Ну что ж, начнем. Итак, Клодах?..