– Все ясно, – заметил Домис. – Ну а когда ты повредила руку?

– Почти сразу в холд приехал новый арфист, Эльгион, так что мне… больше не нужно было играть. А потом, – вместо объяснений она повернула руку ладонью вверх, – все решили, что играть я не смогу уже никогда…

Захваченная воспоминаниями, Менолли не заметила, что в комнате стоит тишина. Она сидела, низко опустив голову, потирая разболевшийся от долгой игры шрам.

– Когда Петирон был среди нас, – негромко проговорил Домис, – Цех арфистов не знал лучшего наставника. Я имел счастье быть его подмастерьем. И у тебя нет никаких причин стыдится своей игры…

– Или того, какую радость ты получаешь от музыки, – добавил Сибел, слегка наклонившись к ней, но теперь его глаза были совершенно серьезны.

Радость от музыки! Какое облегчение – услышать эти слова. И как он только угадал?

– Скажи, Менолли, теперь, когда ты здесь, в Цехе арфистов, чем бы ты занялась охотнее всего? – спросил мастер Домис таким безразличным, невыразительным голосом, что девочка не могла понять, какого ответа он от нее ожидает.

Радость от музыки… Но как ее выразить? Сочинять песни, которые так нужны мастеру Робинтону? Только вот как узнать, что именно ему нужно? Но разве Тальмор не сказал, что это мастер Домис написал тот восхитительный квартет, который они только что исполнились Зачем же Робинтону еще один композитор, если у него уже есть Домис?

– Вы имеете в виду, играть, петь или обучать других?

Мастер Домис сделал большие глаза и с легкой улыбкой посмотрел на девочку.

– Так вот – чего ты хочешь?

– Но ведь я здесь для того, чтобы учиться? – Она решила не замечать его насмешки.

Домис подтвердил, что так оно и есть.

– Тогда мне хотелось бы научиться тому, чего я пока не успела узнать: Петирон говорил, что есть много такого, чему он сам меня научить не может. Например, правильно владеть голосом. Для этого придется долго работать с мастером Шоганаром. Пока он позволяет мне только дышать и петь гаммы из пяти нот… – Она взглянула на Тальмора, который ответил ей такой широкой улыбкой, как будто прекрасно понимал ее чувства, и Менолли сразу ощутила прилив уверенности. – Я бы очень хотела… – Тут она снова заколебалась: что скажет Домис, она побаивалась его острого языка.

– Ну, говори же, Менолли, – чего бы тебе хотелось? – ласково спросил Сибел.

– Домис, вы совсем запугали девочку, – поддержал его Тальмор.

– Что за чушь? Скажи, Менолли, разве ты меня боишься? – удивительно осведомился он. – Мне приходится учить такое множество бездарей – как тут характеру не испортиться! – уже куда мягче проговорил мастер Домис. – Скажи мне, девочка, что в музыке привлекает тебя больше всего?

Он пристально посмотрел ей в глаза, но она уже знала ответ.

– Что привлекает меня больше всего? Играть, как сегодня, ансамблем, – выпалила она. – Это так прекрасно! Такое счастье – слышать переливы гармонии и движение темы, когда она переходит от инструмента к инструменту. Я испытала такое чувство, как будто… летела на драконе! Домис смотрел на нее, озадаченно хлопая глазами, по его обычно такому кислому лицу расплывалась довольная улыбка.

– А ведь она действительно так думает, Домис, – раздался в наступившей тишине голос Тальмора.

– А как же иначе? Я никогда не играла ничего более прекрасного. Жаль только…

– Что только? – спросил Тальмор, когда она запнулась.

– Играла я неважно. Нужно было подольше почитать партитуру перед тем, как начать: приходилось все время следить и за нотами, и за сменой темпа – вот я и не сумела следовать вашим динамическим обозначениям… Извините.

Домис со всего размаха хлопнул себя ладонью по лбу. Сибел снова зашелся беззвучным смехом. А Тальмор, так тот просто взревел от хохота и, ударив себя ладонью по колену, указал пальцем на Домиса.

– В таком случае, Менолли, мы сыграем еще раз, – сказал Домис, повысив голос, чтобы положить конец веселью подмастерьев. Причем на этот раз, – он нахмурился, но Менолли уже больше не боялась; она знала, что ей удалось тронуть его сердце, – с учетом тех динамических обозначений, которые я поставил отнюдь не случайно. Внимание, начали! Но теперь они играли квартет по частям. Домис то и дело останавливал их, указывая на отставание от темпа в одном месте, на отступление от партитуры в другом, на необходимость лучшей согласованности инструментов в третьем. В каком-то смысле это оказалось не менее увлекательным, чем сама игра: замечания Домиса позволили Менолли глубже понять музыку и… ее творца. Прав был Сибел, когда говорил о занятиях с мастером Домисом – ей предстоит многому научиться у человека, который способен создавать такую музыку – чистую, совершенную…

Тальмор с Домисом заспорили об интерпретации очередного отрыва, и вдруг их спор прервал какой-то зловещий звук, который, постепенно нарастая, скоро заполнил все помещение. Почти одновременно с ним в комнату ворвались ящерицы.

– Как они сюда попали? – удивленно спросил Тальмор, пригнувшись, чтобы уберечь голову от испуганно мечущихся файров. – Разве ты не знаешь? – Они совсем как драконы, – отвечал Сибел, тоже стараясь увернуться от коготков и крыльев. – Менолли, вели им куда-нибудь сесть, – скомандовал Домис.

– Они испугались шума…

– Это всего лишь тревога, сигнал о приближении Нитей, – спокойно объяснил Домис, но мужчины отложили свои инструменты.

Менолли призвала файров к порядку, и они расселись на полках, тревожно вращая глазами.

– Подожди нас здесь, Менолли, – сказал Домис, вместе с подмастерьями направляясь к двери. – Мы скоро вернемся – я, во всяком случае…

– Я тоже. И я, – откликнулись юноши, и все трое быстро вышли.

Менолли осталась сидеть, ощущая, как все вокруг готовится встретить надвигающегося врага. Как это знакомо – ведь все ее детство прошло под знаком Падения. Из коридора доносился топот бегущих ног. Вот загремели ставни, заскрежетали металлические засовы. Потом раздался знакомый гул – заработали огромные вентиляторы, подающие в здание воздух во время Падения. Девочке вдруг снова захотелось укрыться в пещерке на морском берегу. У себя в Полукруглом она всегда ненавидела сидеть взаперти, когда вокруг падают Нити. Ей всегда казалось, что в эти гнетущие часы весь воздух в холде пропитан страхом. Другое дело пещера, которая давала кров, и ласкающий глаз вид на бескрайнюю морскую даль – прекрасное сочетание безопасности и свободы.

Красотка вопросительно чирикнула и вспорхнула с полки к Менолли на плечо. Закрытое помещение ее не угнетало, но она остро ощущала угрозу Нитей – стройное тельце вытянулось в струнку, глаза безостановочно вращались.

Вскоре лязг и грохот, крики и топот стихли. Менолли услышала на лестнице приближающиеся мужские голоса – возвращались Домис с подмастерьями.

– Понимаю, что левая ладонь у тебя еще недостаточно растянута, чтобы взять октаву, – обратился Домис к Менолли, как будто продолжал разговор со своими молодыми спутниками, – и все же скажи, как далеко вы с Петироном продвинулись в игре на арфе?

– У него была маленькая педальная арфа, мой господин, но, поскольку мы не всегда могли достать струны, я научилась только…

– Импровизировать? – подсказал Сибел, протягивая ей свою арфу.

Девочка поблагодарила его и учтиво предложила взамен свою гитару, которую он принял с вежливым поклоном.

Порывшись в нотах, Домис извлек еще одну партитуру. Она оказалась изрядно выцветшей и потертой, кое-где украшенной пятнами, но, по словам мастера, еще вполне удобочитаемой.

Менолли ощупала свои пальцы. Она давно не упражнялась, и мозоли от струн успели сойти, так что волдырей не избежать, ну да ничего… Девочка взглянула на Домиса и, получив разрешение, начала арпеджио. Что за удовольствие играть на Сибеловой арфе! Как певуче переливается ее голос, усиленный деревянным корпусом… Чтобы взять октаву, приходилось неловко передвигать пальцы, и, хотя болезненный шрам не раз заставлял девочку поморщиться, очень скоро музыка так захватила ее, что она забыла обо всем на свете. Только к самому финалу Менолли с удивлением заметила, что остальные играют вместе с ней.

– Я не совсем поняла, доминант септ-аккорд в медленной части берется полностью? – спросила она. – В нотах не сказано.

– Это еще надо подумать, – изрек Домис и, решительно отобрав у Менолли арфу, вернул ее Сибелу. – С арфой тебе придется подождать до лучших времен, а на сегодня хватит. – Он повернул ее левую руку ладонью кверху, чтобы показать шрам, который слегка разошелся и заметно кровоточил.

– Но… – попыталась возразить девочка.

– Но, – мягче, чем обычно, перебил ее Домис, – уже подошло время обеда. Время от времени, Менолли, все мы должны подкреплять свои силы. Все трое смотрели на нее и улыбались, и, осмелев от той атмосферы взаимопонимания, которая возникла за время их совместной игры, Менолли робко улыбнулась в ответ. Теперь и она почувствовала аромат жареного мяса и порядком удивилась, ощутив приступ голода. Ведь за завтраком у Данки, где все сверлили ее недоброжелательными взглядами, у нее кусок не лез в горло.

Мысль о том, что ей снова придется сидеть рядом с девочками, слегка подпортила удовольствие от плодотворной утренней работы. Но это пустяки по сравнению с полученным наслаждением. К ее удивлению, девочек за столом не оказалось. Огромные металлические двери были заперты, все окна закрыты ставнями, а столовая, неярко освещенная лишь центральным и угловыми светильниками, выглядела как никогда уютной. Все уже сидели на своих местах. Окинув зал беглым взглядом, Менолли не увидела за круглым столом мастера Робинтона. Зато там был мастер Моршал, который недовольно глядел на нее до тех пор, пока Домис, отодвинув свой стул, не подтолкнул Менолли к ее месту. Сибел и Тальмор, нимало не смущаясь своего опоздания, направились к овальному столу, где сидели подмастерья. Однако Менолли, неловко пробираясь на свое место, острее, чем когда-либо, ощущала взгляды окружающих.

– Эй, Менолли, – послышался рядом знакомый шепот, – поторопись – мы умираем с голода. – Оглянувшись, девочка увидела Пьемура, который показывал на свободное место рядом с собой. – Что, съел? – спросил он соседа. – Разве я не говорил тебе: не будет она прятаться в холде с остальными девчонками. – Пока все рассаживались, мальчуган успел спросить Менолли: – Ведь ты не боишься Нитей, Правда?

– С чего бы это? – Она нисколько не лукавила, но все-таки подумала: очень кстати, что ее ответ слышат соседи по столу. – Но ты, кажется, говорил, что тебе запретили сидеть за столом девочек.

– Так ведь их здесь нет. А ты сама жалела, что не с кем поговорить за едой. Вот я и решил составить тебе компанию.

– Скажи, Менолли, – обратился к ней мальчик со слегка выпученными глазами, который обычно сидел напротив, – правда, что файры выдыхают пламя, как настоящие драконы, и гоняются за Нитями?

Девочка взглянула на Пьемура – не он ли вдохновил приятеля на этот вопрос, но сорванец только невинно пожал плечами.

– Мои – нет, но они еще маленькие.

– Ну, что я тебе сказал, Бролли? – воскликнул Пьемур. – Ведь дракончики в Вейре тоже не сражаются с Нитями, а файры – это маленькие драконы. Правда, Менолли?

– Они очень похожи, – ответила девочка, слегка помедлив, но ни один из спорщиков этого не заметил.

– Где же тогда они сейчас? – недоверчиво усмехаясь, осведомился Бролли.

– В кабинете у мастера Домиса.

Дискуссия прекратилась – подали мясо. На этот раз Менолли проворно положила себе на тарелку сразу четыре сочных куска. Потом потянулась за хлебом, опередив менее быстрого Бролли. Пьемур не хотел брать овощи, но она настояла – такому малышу нужно есть как следует.

То ли общество Пьемура помогло, то ли отсутствие девочек, а может, и то, и другое, только как-то само собой получилось, что Менолли приняли в общую беседу. Мальчик, что сидел напротив, задавал ей один вопрос за другим: как она наткнулась на кладку файров, как во время Падения спасла малышей от гибели, как ей приходилось добывать пропитание своим прожорливым питомцам, как она вытащила из болота птицу и вытопила из нее жир, чтобы смазать шелушащиеся шкурки ящериц? Кажется, мальчишки смирились с тем, что у нее столько файров, – почувствовала Менолли, – ведь они и сами видят: ухаживать за такой оравой – не такой уж подарок. Они поделились с ней своими забавными соображениями по части файров и задали несколько рискованных вопросов: когда ее королева поднимется в брачный полет, скоро ли отложит яйца и сколько их будет в кладке.

– Все равно первыми, как всегда, окажутся мастера и подмастерья, – посетовал Пьемур.

– Если по справедливости, должен быть свободный выбор – как драконы выбирают себе всадников, – изрек Бролли.

– Все-таки файры – не совсем то же самое, что драконы, – возразил Пьемур, взглядом ища поддержки у Менолли. – Возьми, к примеру, лорда Гроха. Неужели ты думаешь, что какой-нибудь дракон выбрал бы его, будь у него другой выбор?

Соседи зашикали на него, испуганно озираясь: уж не подслушал ли кто столь дерзкое высказывание?

– Что ни говори, а распределением файров ведает Вейр, – веско заметил Бролли. – А уж Вейр позаботится ублажить тех лордов и Главных мастеров, которые ему нужны.

Менолли вздохнула: что правда, то правда.

– Все равно, никто не сможет насильно удержать при себе файра, – запальчиво воскликнул Пьемур. – Я сам слышал, что бронзовый лорда Мерона где-то пропадает по несколько дней.

– Где же они прячутся? – спросил Бролли.

Менолли не знала, что ответить, и потому от души обрадовалась, когда прозвучал сигнал тревоги, положивший конец расспросам.

– Это значит, что Нити как раз над нами, – втянув голову в плечи, объяснил Пьемур и показал пальцем на потолок.

– Вы только посмотрите! – изумленный возглас Бролли заставил всех обернуться.

Прямо за спиной Менолли, на каминной полке, выстроились шеренгой все девять файров – глаза их переливались радужным блеском, что говорило о крайнем возбуждении, когти выпущены, крылья расправлены. Все, как один, дружно шипят, длинные язычки трепещут, словно хватая из воздуха невидимые Нити.

Менолли привстала и посмотрела в сторону круглого стола. Домис, тоже поднявшись, кивнул в знак согласия и сделал знак одному из подмастерьев. – Я думаю, Брудеган, сейчас как раз время исполнить нашу боевую песнь, – сказал он, направляясь к очагу и не спуская с файров внимательного взгляда.

Менолли поманила к себе Красотку, но маленькая королева, не обращая на девочку никакого внимания, приподнялась на задних лапках и огласила зал каскадом высоких, резких, пронзительных трелей, едва слышимых для человеческого уха. Ей вторили остальные.

– Менолли, пожалей наши уши! Лучше предложи им спеть вместе с хором! Начинай, Брудеган!

Раздался дружный топот – раз, два, три, четыре – и вот уже вопли файров потонули в мощном хоре. Красотка удивленно растопырила крылья, а Кривляка чуть не свалился с полки, в последний момент зацепившись когтями за край.

Бей, барабан, трубите, горны, –

Час наступает черный… –

Пели все вокруг. Менолли тоже запела, обращаясь к своим файрам. Рядом с ней, но лицом к поющим мальчикам, встали Брудеган, Сибел и Тальмор. Брудеган дирижировал – давал голосам знак, когда вступать, подтягивал припев. Над мужским хором, звеня и переливаясь, парили чистые, трепещущие голоса файров, вплетая в мелодию свои прихотливые гармонии.

Вот по коридорам эхом прокатилась последняя нота, и от дверей, ведущих в вестибюль, донесся восторженный вздох. Менолли увидела, что там столпилась кухонная прислуга во главе с зачарованно притихшим Камо. Все широко улыбались.

– Я предложил бы исполнить «Полет Мориты», если, конечно, твои друзья не возражают, – слегка поклонившись Менолли, сказал Брудеган, жестом приглашая девочку занять его место.

Как будто поняв, о чем идет речь, Красотка благосклонно чирикнула и прикрыла глаза, чем вызвала смех у стоявших поблизости. Испугавшись, маленькая королева растопырила крылья, как будто собиралась отругать мальчишек за дерзость. Они захохотали еще пуще, но Красотка уже ничего не замечала – все ее внимание было сосредоточено на Менолли.

– Начинай, Менолли, – сказал Брудеган, будто ни секунды не сомневался в ее согласии. Девочка подняла руки и дала знак к вступлению.

Хор откликнулся, и Менолли ощутила доселе неведомое чувство власти – ведь все эти голоса подчиняются взмаху ее руки. Файры с Красоткой во главе снова разразились каскадом головокружительных трелей, выводя мелодию на октаву выше баритонов, которые под приглушенный аккомпанемент других голосов начали первую строфу баллады. Менолли почувствовала, что баритоны недостаточно внимательно следят за ней, и призвала их к большей выразительности – ведь баллада, как-никак, повествует о трагедии. Певцы послушно усилили глубину звучания. Менолли часто руководила вечерними спевками в Полукруглом, так что обязанности дирижера не были для нее чем-то новым. Но разве можно сравнить уровень исполнителей, их чуткость к указаниям дирижера!

Вот баритоны закончили рассказ о том, как смертельная болезнь поразила Перн и с невероятной скоростью стала распространяться по планете, и весь хор подхватил негромкий рефрен: Морита вместе со своей королевой Орлит, которая вот-вот должна отложить яйца, уединилась в Форт Вейре, а тем временем лекари из всех Вейров и холдов пытаются найти причину недуга и способ одолеть его. Дальше повествование повели тенора, развивая его со всем возрастающим накалом: суровый аккомпанемент басов и баритонов выразительно подчеркивал картину запустения: заброшенные поля, приходящие в упадок холды и Вейры, гибнущие от безжалостного мора всадники, ремесленники и крестьяне, дети и взрослые.

Зазвучала ария Капиама, Главного лекаря Перна, который открыл возбудителя эпидемии и лекарство, способное победить грозную болезнь. Всадники, еще способные держаться на спине дракона, отправились в джунгли Набола и Исты, чтобы разыскать и доставить Капиаму драгоценные семена, несущие исцеление. Многие из них, истощив последние силы, погибли, выполняя свой долг. А вот и дуэт баритона – лекаря Капиама – и сопрано. По голосу Менолли догадалась, что партию Мориты поет Пьемур. Напряжение нарастало: после того, как Орлит отложила яйца, Морита осталась единственной здоровой всадницей в Форте, одной из немногих, устоявших против недуга. Ей выпала нелегкая задача – доставить больным спасительное снадобье. Превозмогая отчаяние и усталость, Морита вместе со своей королевой летят через Промежуток от холда к холду, от Вейра к Вейру, неся людям избавление. И, наконец, финал: скорбный многоголосый плач, который файры исполнили так неподражаемо, что Менолли дала хору знак умолкнуть. Мир горестно прощается со своими героинями: Орлит, унося на себе умирающую Мориту, ищет забвения в небытии Промежутка. Тихо замер последний аккорд, и в зале воцарилась глубокая тишина. Менолли с трудом стряхнула с себя чары, навеянные старинной балладой. – Не знаю, сможем ли мы когда-нибудь повторить это, – задумчиво проговорил Брудеган, нарушив затянувшееся молчание. По залу пробежал вздох облегчения.

– А все они, файры, – промолвил непривычно притихший Пьемур.

– Ты прав, малыш, – согласился Брудеган. Со всех сторон послышался одобрительный ропот.

Менолли упала на скамейку – ноги у нее подкашивались, все внутри дрожало. Она отхлебнула оставшийся в кружке холодный кла – кажется, немного полегчало…

– Как ты думаешь, Менолли, смогут они спеть так еще раз? – спросил Брудеган, опускаясь на скамью рядом с девочкой.

Менолли ошеломленно смотрела на него: мало того, что она еще не вполне оправилась от невероятного переживания – ведь ей впервые довелось дирижировать столь искусным хором – так еще и подмастерье советуется с ней, новенькой, только-только принятой в Цех арфистов!

– Вчера, мой господин, они распрекрасно пели со мной, – вставил Пьемур и проказливо хихикнул. – Я слышал, Менолли говорила мастеру Шоганару, что труднее заставить файров не петь, когда хочешь, чтобы они помолчали! Правда, Менолли? – Мальчуган прыснул – к нему уже вернулась обычная неугомонность. – Так оно и было позапрошлым утром, мой господин, когда вы никак не могли понять, кто поет!

К облегчению Менолли, Брудеган добродушно рассмеялся – похоже, он уже ничуть не сердился. Девочка выдавила робкую виноватую улыбку, как бы прося прощения за тот неподобающий случай, но хормейстер уже смотрел на файров. А они чистили крылышки и оглядывали зал, видимо, не подозревая, какую сенсацию только что вызвали.

– Милашки поют так мило! – сказал, приближаясь к столу, Камо. В руке у него был кувшин с дымящимся кла. Он наполнил кружки, и Менолли только теперь заметила, что по залу разносят напиток.

– Нравится, как они поют, а, Камо? – спросил Брудеган, отхлебывая из кружки кла. – Голоса у них еще выше, чем у Пьемура, а ведь такого чистейшего дисканта не было уже много Оборотов. И маленький негодник это отлично знает. – Подмастерье потянулся через стол и потрепал мальчугана по голове.

– Милашки больше не споют? – жалобно протянул Камо.

– Что до меня, то пусть поют, когда пожелают, – ответил Брудеган, кивнув Менолли. – А нам пора продолжать занятия. Нужно поработать над большой кантатой, которую мы готовим к празднику у лорда Гроха. – Он со вздохом поднялся и постучал пустой кружкой по столу, призывая к тишине. – А ты, Менолли, не останавливай файров, если они вздумают подпевать. Итак, внимание! Начнем с соло тенора. Прошу, Феснал… – По знаку Брудегана один из подмастерьев выступил вперед.

«Да, одно дело присутствовать на репетиции, и совсем другое – дирижировать самой», – думала Менолли. Тогда она ощущала себя частью хора, теперь же, следя за указаниями Брудегана, девочка с интересом прикидывала: а как бы она сама интерпретировала тот или иной отрывок? К концу репетиции, когда Менолли пришла к выводу, что Брудеган необычайно талантливый хормейстер, девочка осознала, что сравнивает себя с человеком, который на голову выше ее и опытом, и умением. Менолли чуть не рассмеялась. «И все же, – решила она, – именно этого она ожидала от жизни в Цехе арфистов: чтобы весь день напролет, с утра до вечера, был наполнен музыкой. Уж ей-то это никогда не наскучило бы!» И все же девочка понимала, почему послеобеденное время отдано другим, более прозаическим делам. От игры на арфе кончики пальцев распухли и болели, а шрам воспалился и ныл. Она попробовала растереть ладонь, но боль оказалась слишком острой. Склянка с холодильной мазью осталась в домике, значит, придется потерпеть до конца Падения. Интересно, знают ли девочки, что происходит в Цехе арфистов, пока вокруг падают Нити? Кажется, Пьемур говорил, что они все это время укрываются в холде. Менолли пожала плечами: лично ей куда больше нравится здесь.

Снова все заглушил зловещий сигнал тревоги. Брудеган тотчас закончил репетицию, поблагодарив хористов за внимание и усердие. Потом учтиво отступил в сторону, давая место старшему подмастерью, который, мерной поступью подойдя к очагу, поднял руку, призывая всех к тишине.

– Все помнят свои обязанности? – Собравшиеся ответили утвердительными кивками. – Вот и отлично. Как только откроют двери, всем разойтись по группам. Думаю, что всадники Форт Вейра, как всегда, поработали на славу, так что при удаче мы должны вернуться как раз к ужину.

– А вот и мясные колобки для тех, кто будет трудиться на открытом воздухе, – возвестила Сильвина, подходя к круглому столу. – Камо, бери поднос и становись у дверей!

В последний раз прогудел заунывный сигнал, за ним последовал лязг и скрежет металла, сопровождаемый натужным скрипом. Менолли пожалела, что с ее места не видно, как начали отворяться тяжеленные двери. И вот уже вестибюль залили потоки света. Пронесся радостный клич, и мальчишки повалили к выходу, не забывая протолкаться к Камо, который терпеливо застыл у дверей с подносом в руках.

Мгновение – и лязгнули ставни столовой. Все зажмурились – таким ярким показалось солнце после мягкого полумрака светильников. – Летят! Летят! – зазвенели со всех сторон восторженные крики, и, несмотря на попытки мастеров и подмастерьев двигаться с подобающим их положению достоинством, у дверей мгновенно образовалась свалка.

– Идем, Менолли, – потянул ее за рукав Пьемур, – из окна тоже отлично видно!

Поддавшись общему волнению, файры стрелой вылетели в открытое окно. Вот они, драконы! Менолли увидела, как боевые Крылья, плавно кружа, опускаются на главный двор. Что за великолепное зрелище! Казалось, они закрыли все небо, как должно быть, совсем недавно его закрывала завеса Нитей. Мальчишки грянули «ура!», и в ответ на их клич всадники приветственно подняли руки. Может быть, она и вправду избавилась от страха перед Нитями, пред угрозой быть застигнутой ими под открытым небом, но никогда, нет, никогда не избавится она от замирания сердца при виде огромных драконов, которые защищают Перн от грозного бедствия.

– Менолли!

Оглянувшись, девочка увидела Сильвину – та стояла и смотрела на нее, чуть нахмурив гладкий белый лоб.

«Что же я такого натворила?» – в первый раз за все утро растерянно подумала Менолли.

– Скажи-ка, девочка, тебе ничего не присылали из Вейра Бенден? Я имею в виду одежду. Помнится, мастер Робинтон уволок тебя оттуда, не дав даже собраться…

Менолли онемела. Значит, Данка уже нажаловалась Сильвине, что она ходит в обносках… Главная смотрительница придирчиво оглядела одеяние Менолли.

– Приходится признать, что в кои-то веки Данка оказалась права: твоя одежда изношена почти до дыр. Так дело не пойдет. Разгуливая в лохмотьях – пусть даже в любимых – ты сослужишь Цеху арфистов плохую службу.

– Сильвина, я…

– Клянусь Великой скорлупой, детка, не думай, что я сержусь на тебя!

– Сильные пальцы Сильвины сжали подбородок Менолли, и женщина заглянула ей прямо в глаза. – Пойми, я злюсь на себя за то, что упустила это из виду. И тем самым дала повод какой-то Данке прицепиться к тебе! Только это между нами – видишь ли, Данка тоже по-своему полезна. Хотя я уже знаю: ты не из болтливых. За все время я не услышала от тебя и пары слов. Ну, что случилось? Разве я тебя чем-нибудь обидела? А сейчас пойдем со мной! – Крепко взяв Менолли за локоть, Сильвина повела ее в царство кладовых, которое располагалось в глубине Цеха арфистов, позади кухонь.

– За последние два дня столько всякого случилось, что с головой у меня беда – прямо как у Камо. К тому же полагается, чтобы каждый ученик являлся с двумя сменами одежды – новой или почти новой – так что мне и в голову не пришло… Ведь ты прибыла из Вейра Бенден, хотя, как я теперь припоминаю, ты пробыла там совсем недолго, ведь так?

– Фелина дала мне юбку и блузку, и с меня сняли мерку чтобы заказать башмаки…

– И мастер Робинтон закинул тебя на спину дракона, не дав даже опомниться? Ну что ж, давай посмотрим… – Сильвина отперла дверь и приоткрыла светильник. Они стояли посреди кладовой, от пола до самого потолка забитой отрезами тканей, горами обуви, одежды, выделанными кожами, меховыми одеялами, скатанными коврами и гобеленами. Сильвина внимательно оглядела девочку, так и сяк вертя ее перед собой. – Ткацкий и Кожевенный цеха поставляют нам в основном все для мальчиков и мужчин…

– Я тоже предпочитаю штаны.

Сильвина добродушно усмехнулась.

– К тому же ты такая тростинка, что они на тебе отлично сидят. Да и с инструментами удобнее обращаться в брюках, чем в юбке. Но тебе, детка, нужно обязательно иметь что-нибудь нарядное. От красивых вещей настроение поднимается, а потом, у нас ведь бывают ярмарки… – Перебрав целую кипу черных и коричневых юбок, она недовольно поморщилась. Потом извлекла откуда-то отрез ткани яркого пурпурного цвета. – Как тебе это?

– Слишком роскошно для меня…

– Ты что же, хочешь, чтобы я одела тебя, как служанку? – презрительно осведомилась Сильвина. – Кстати, и у служанок есть кое-что на выход. Это хорошо, Менолли, что ты не гордячка. Можно даже сказать, твоя скромность делает тебе честь. Но пойми – жизнь твоя изменилась. Ты уже больше не младшая дочь в семье правителя захолустного морского холда. Ты – ученица арфиста, а мы, – она похлопала себя ладонью по груди, – должны следить за своей внешностью. Запомни, отныне ты будешь одеваться ничуть не хуже, а будь моя воля, так и лучше, чем эти безрукие девицы или музыкальные бездари, которым никогда не видать ничего лучшего, чем звание старшего помощника младшего подмастерья. А пурпурный тебе очень даже к лицу! – заявила она, перекинув ткань Менолли через плечо. – Ну, а пока твой новый наряд не готов, придется обойтись брюками. – Сильвина приложила к ее талии темно-синие кожаные штаны. – Ноги у тебя – ну прямо от самых подмышек! Вот еще. – В Менолли полетели плотные брюки цвета морской волны. – А это должно подойти к кожаным штанам. – Она бросила девочке темно-синюю жилетку. – Сложи все вон на тот сундук и примерь-ка эту кожаную куртку. По-моему, сидит вовсе не плохо, а? Теперь шляпа и перчатки. И рубашка. А напоследок – вот это. – Сильвина извлекла из сундука лифчики и панталоны и, фыркнув, вручила их Менолли. – Данка пришла в ярость, что ты не носишь белья. – Сильвина взглянула на лицо Менолли, и ее веселье бесследно растаяло. – Ну, с чего такой безутешный вид? Уж не потому ли, что ты сносила свое бельишко? Или потому, что Данка совала нос в твои дела? Не принимать же всерьез все, что думает или болтает эта старая дурища? Нет, нет и еще раз нет! Сильвина подтолкнула Менолли к огромному сундуку и заставила сесть, а сама, усевшись рядом, устремила на девочку проницательный взгляд.

– Вот что я думаю, – тихо и очень ласково заговорила женщина, – ты слишком долго жила одна. И не только в своей пещере. Представляю, как ты горевала, когда умер старик Петирон… Ведь, похоже, он один во всем вашем холде понял, что ты за чудо. Хотя я никак не могу взять в толк, почему он давно не сообщил о тебе мастеру Робинтону. Нет, кое о чем я, конечно, догадываюсь, но это к делу не относится. Пока ясно одно: у Данки ты больше не останешься – даже до завтра!