– До чего несносные создания! – презрительно бросил Ранли.

– Да уж, – сокрушенно вздохнув, согласился Пьемур, – но только не будь их здесь, мне пришлось бы петь партию сопрано во всех постановках, а это такое занудство! Эй, Бонц, передай-ка мне мясо, – попросил он и тут же испустил возмущенный вопль – Послушай, Фелдон, я ведь первый попросил! Как ты мог… – Мальчик, передававший поднос, взял себе последний кусок.

Соседи хором зашикали на Пьемура, озабоченно косясь куда-то в угол.

– Но так нечестно! Ведь я первый попросил, – повторил Пьемур чуть потише, но не менее настойчиво, – и Менолли взяла всего один кусочек. Ей нужна добавка!

Менолли вовсе не была уверена, что Пьемур печется о ней, а не о себе, и тут кто-то дернул ее за руку. Это был Камо.

– Камо покормит милую Красотку?

– Только не сейчас, Камо. Она еще не проголодалась, – стала уговаривать дурочка Менолли, увидев на его грубом лице искреннюю озабоченность.

– Она-то не проголодалась, Камо, а вот Менолли не наелась, – встрял в разговор Пьемур, вручая Камо поднос. – Еще мяса, Камо. Понял, Камо! Еще мяса!

– Еще, мяса, – кивая, повторил Камо и, не успела Менолли возразить, как он уже зашаркал в угол зала, куда по наклонным желобам поступала пища прямо из кухни.

Мальчишки оживленно захихикали, усомнившись в успехе Пьемурова предприятия, но тут же сделали каменные лица, завидев Камо, спешащего обратно с полным подносом.

– Большое спасибо тебе, Камо, – поблагодарила Менолли, взяв толстый кусок. Трудно было обвинить мальчишек в излишней прожорливости: сочное нежное мясо так отличалось от жесткого, вяленого или соленого, которое обычно подавали в Полукруглом…

К ней на тарелку шлепнулся еще один кусок.

– Что-то ты мало ешь, – хмурясь, сказал Пьемур. – Какая жалость, что ей придется пересесть к девчонкам, – посетовал он, передавая поднос товарищам. – Наш Камо просто влюбился в Менолли и ее файров. – Он что, действительно кормил их вместе с тобой? – небрежно поинтересовался Ранли, но голос его выдавал недоверие и зависть.

– Камо их не боится, – пояснила Менолли, дивясь, как быстро здесь распространяются новости.

– Я тоже не боюсь! – единым духом выпалили Ранли и Пьемур.

– А правда, что ты была в Бендене на Рождении? – спросил Пьемур, знаком прося Ранли помолчать. – Ты видела, как лорд Джексом Запечатлел белого дракона? Какой он из себя? Как ты думаешь, он выживет?

– Да, мне довелось побывать на Запечатлении…

– Да что ты мямлишь, как неживая? – не вытерпел Ранли. – Говори толком! Ведь мы получаем сведения из вторых рук. Да и то, если мастера и подмастерья сочтут, что нам, школярам, это следует знать. – В голосе его звучало явное возмущение.

– Да ладно тебе, Ранли! – перебил приятеля Пьемур. – Ну, так что там случилось, Менолли?

– Дело было так. Я сидела на третьем ярусе, а лорд Джексом – как раз подо мной вместе с каким-то стариком и еще одним мальчиком.

– Это, должно быть, Лайтол, лорд-Оберегающий, который его вырастил, а мальчик – скорее всего, Фелессан, сын Предводителя и госпожи Лессы. – Всем и так ясно, Пьемур! Продолжай, Менолли.

– Ну вот, все дракончики уже вылупились, осталось одно-единственное яйцо, совсем маленькое. И тут Джексом вдруг вскочил и побежал вдоль рядов, крича о помощи. Потом спрыгнул на Площадку Рождений и принялся пинать яйцо ногами, а когда оно разбилось, разрезал ножом толстую внутреннюю пленку. Тогда маленький белый дракончик вывалился на песок и…

– Произошло Запечатление! – хлопнув в ладоши, закончил за нее Пьемур. – Что я тебе говорил, Ранли? Весь фокус – оказаться в нужное время в нужном месте. Это и называется везением. Одним людям везет, другим – нет. – Похоже Пьемур вернулся к старому спору. Потом он снова обратился к Менолли: – Я слышал, ты родом из Полукруглого холда, дочь тамошнего морского правителя?

– Только теперь я в Цехе арфистов, и хватит об этом.

Пьемур развел руками, показывая, что разговор окончен.

Менолли снова принялась за еду. Только она успела подобрать хлебом последние капли подливки, как по залу волной проплыли звуки гонга и воцарилась полная тишина. Скрипнула скамья, и со своего места за овальным столом поднялся незнакомый подмастерье.

– Послеобеденное расписание по группам, – начал читать он, – десятая – учебный зал; девятая – двор; восьмая – холд; если и на этот раз вы вздумаете выметать мусор за порог, то схлопочете в наказание еще полдня. Седьмая группа – скотный двор; шестая, пятая и четвертая – полевые работы; третья остается в холде, вторая и первая отправляются в предместье. Все больные обязаны посетить мастера Олдайва. И просьба не опаздывать на репетицию – сбор назначен на двадцать часов. Под преувеличенные вздохи облегчения, жалобные стоны и недовольное ворчание подмастерье сел на свое место.

Пьемур был явно недоволен.

– Опять во двор! – Потом повернулся к Менолли: – А тебе кто-нибудь сказал, в какой ты группе?

– Нет, – покачала головой Менолли, хотя и слышала из уст Сильвины это слово. – Пока нет, – поправилась она, заметив завистливый взгляд Ранли.

– Ну и везет же некоторым…

Гонг заглушил общий ропот, и Менолли чуть не упала со скамейки. Все встали, и ей тоже пришлось подняться. Она стояла, наблюдая, как остальные пробегают мимо, толпятся у выхода, хохоча, толкаясь, переругиваясь. Двое мальчиков начали собирать со столов посуду. Менолли, растерявшись, потянулась было за тарелкой, но мальчуган с негодованием вырвал ее из рук девочки.

– Ты не в нашей группе, – с упреком и удивлением сказал он и продолжал прерванное занятие.

Почувствовав, как кто-то коснулся ее плеча, Менолли испуганно подскочила. Оглянувшись, она увидела незнакомого мужчину, который неслышно подошел сзади, и поспешно извинилась.

– Это ты – Менолли? – с легким оттенком неудовольствия осведомился он. Нос у незнакомца был такой горбатый, что глаза, казалось, с трудом выглядывали из-за него. Кожа висела унылыми складками, цвет лица был нездоровый, и все вместе взятое, в обрамлении жидких седых прядей, создавало впечатление высокомерной брюзгливости.

– Да, мой господин.

– Я мастер Моршал, главный мастер по теории музыки и композиции. Давай выйдем отсюда, девочка, а то в таком гаме я даже сам себя не слышу. – Он взял ее за плечо и повел к выходу. Стайки мальчишек расступились перед ними, как будто желая избежать встречи с мастером. – Главный арфист пожелал узнать мое мнение о том, насколько ты знакома с теорией музыки.

Это было произнесено таким тоном, что у Менолли создалось впечатление: в этом вопросе, как и в куда более важных делах, Главный арфист всецело полагается на мнение мастера Моршала. И еще у нее создалось впечатление, что Моршал явно не ожидает от нее особых познаний.

Менолли пожалела, что так наелась за обедом – съеденное тяжелым грузом давило на желудок. Кажется, этот Моршал заранее настроен против нее…

– Эй, Менолли, – донесся откуда-то сбоку хриплый шепот. Выглянув из-за спины мальчика повыше, Пьемур показал ей большой палец – всем понятный знак одобрения. Потом, скосив глаза на ничего не подозревающего Моршала, нахально ухмыльнулся и исчез в толпе сверстников. Его сочувствие слегка взбодрило Менолли. Забавный мальчишка этот Пьемур – на голову ниже остальных школяров, половинки переднего зуба не хватает, на голове – шапка взлохмаченных черных кудрей. А какой милый!

Менолли поняла, что мастер Моршал, скорее всего, поведет ее в комнату над аркой, и приказала своим файрам сидеть тихо, а еще лучше – подыскать себе какую-нибудь нагретую солнцем крышу и оставаться там, пока она их не позовет. Когда она вслед за Моршалом вошла в комнату, то не услышала ни единого шороха, ни единого писка. Мастер со страдальческим видом уселся в кресло рядом с письменным столом. Поскольку ей он сесть не предложил, девочка продолжала стоять.

– Ну, скажи мне, из каких нот состоит аккорд до мажор, – велел он. Она ответила. Мастер пристально взглянул на нее и отвел взгляд.

– А какие ноты составляют доминант-септаккорд в до мажоре?

Она снова ответила. Тогда он стал забрасывать ее вопросами, негодуя при малейшей заминке. Ну что ж, Петирон тоже нередко гонял ее таким способом. Хотя девочку смущала надутая физиономия Моршала, скоро она сообразила, что примеры он берет из традиционных баллад и сказаний. Вопросы становились все сложнее, но, стоило ему назвать конкретный аккорд, как перед глазами у нее вставали нотные значки, и она бегло читала их как по писаному.

Вдруг он хмыкнул и что-то пробормотал себе под нос. Потом внезапно спросил, училась ли она играть на барабане.

Пришлось признаться, что кое-какой опыт у нее есть. Тогда он принялся мучить ее каверзными вопросами о разновидностях ритмического рисунка для каждого метра. Как можно варьировать ритмический рисунок? А теперь перейдем к теноровой дудочке. Какое должно быть положение пальцев, чтобы взять аккорд фа мажор? Потом снова стал мучить ее гаммами. Менолли могла бы показать ему куда быстрее, но он не давал ей и слова вставить.

– Стой спокойно, девочка! – прикрикнул он, увидев, как она переминается на гудящих от усталости ступнях. – Плечи назад, пятки вместе, голову прямо. – Внезапно ему послышалось тихое чириканье, и он подозрительно уставился на Менолли, но девочка явно не раскрывала рта. Пока он вертел головой, стараясь обнаружить источник шума, Менолли мысленно велела Красотке утихомириться. – Не сутулься. Что я у тебя спросил?

Менолли ответила, и он снова стал донимать ее бесконечными вопросами. Чем больше она отвечала, тем больше он спрашивал. Ступни так ныли, что она уже собралась попросить у него разрешения присесть, хотя бы ненадолго. Но Моршал неожиданно опередил ее, ткнув пальцем в сторону табурета. Девочка замешкалась боясь, что неверно поняла его жест.

– Сядь, сядь, сядь! – раздраженный ее медлительностью, закричал он.

– Сейчас мы увидим, сумеешь ли ты записать то, что так бойко отбарабанила.

Значит, она отвечала правильно, и он разозлился, что она так много знает! Менолли воспряла духом, и, едва мастер Моршал начал диктовать ноты, как ее пальцы проворно запорхали над песком, рисуя значки. Ей слышался совсем другой голос – добрый и ласковый, а само упражнение из проверки, устроенной придирчивым и предвзятым экзаменатором, превратилось в забавную игру.

– Ну-ка отодвинься, а то мне не видно, что ты там нацарапала, – вернул ее к действительности брюзгливый голос Моршала.

Он придирчиво проверил ее запись, поджал губы, хмыкнул и жестом велел стереть написанное. Потом, быстро продиктовал следующую серию аккордов. В них оказались кое-какие сложные модуляции и смены ритма, но после первых же двух аккордов девочка узнала «Песенку-загадку» и обрадовалась, что Петирон в свое время заставил ее выучить эту запоминающуюся мелодию назубок.

– Ладно, хватит, – прервал ее мастер Моршал, сердито теребя камзол.

– У тебя есть с собой инструмент?

– Есть, мой господин.

– Тогда возьми его и достань с верхней полки вон ту нотную тетрадь, да пошевеливайся.

Ступив на больные ноги, Менолли едва не вскрикнула: пока она сидела, опухоль не спала, ступни казались тяжелыми и неповоротливыми.

– Я сказал: пошевеливайся! Не сидеть же мне тут с тобой до ночи! Прятавшаяся на верхней полке Красотка тихонько зашипела и открыла глаза; по едва слышному шороху, донесшемуся оттуда, девочка поняла, что и остальные файры насторожились. Повернувшись к Моршалу спиной, она дала Красотке знак закрыть глаза и сидеть тихо. От одной мысли, как среагирует мастер Моршал на появление файров, по спине у нее пробежали мурашки.

– Ты что, уснула?

Менолли зашаркала к тому месту, где лежала ее гитара, и, забрав ее, вместе с нотами подошла к мастеру. Он взял сшитые кожаные листы и, недовольно кривя губы, стал переворачивать толстые страницы. Запись новая – это Менолли сразу увидела: кожа совсем светлая, и ноты отчетливо выделяются. Края кожаных страниц аккуратно обрезаны, и хоть нотные знаки покрывают их сплошняком, ни одна нотка не потеряется в излохмаченных полях.

– А теперь сыграй мне вот это! – Он через весь стол швырнул ей тетрадь, не проявляя ни малейшего уважения к труду, вложенному в записи.

По какой-то иронии судьбы выбор мастера Моршала пал на «Балладу о полете Мориты». Менолли знала: ей никогда не сыграть эту вещь в точности, как она написана, так что у Моршала будут все основания обвинить ее в неспособности…

– Мой господин, у меня… – начала Менолли, протягивая левую ладонь.

– Не желаю ничего слушать. Или ты умеешь играть по нотам, или мне остается сделать вывод, что ты не соответствуешь нужному уровню. Менолли пробежала пальцами по струнам, проверяя настройку.

– Ну, живее. Если ты умеешь читать партитуру, то должна суметь ее сыграть.

«Легко сказать», – невесело подумала Менолли, но делать было нечего. Она ударила по струнам и, помня о том, что Моршал наверняка ждет от нее ошибок, заиграла эту известнейшую балладу, которую отлично знала наизусть, в точном соответствии с лежавшей перед ней записью. В балладе присутствовало несколько вариаций. С первыми двумя девочка легко справилась, а вот четвертая и пятая ей не дались – сказался стягивающий ладонь шрам.

– Все ясно, – со странным удовлетворением воскликнул Моршал, давая ей знак прекратить игру. – Ты не умеешь точно следовать указанному темпу. Прекрасно, на этом закончим. Ты свободна.

– Прошу прощения, мастер Моршал… – снова попыталось объяснить Менолли, вытягивая левую ладонь.

– Что такое? – не веря своим глазам, уставился на нее Моршал. – Ты что же, спорить со мной собираешься? Вон! Я, кажется, уже сказал: ты свободна. Вот до чего может дойти, когда девицы воображают себя арфистками да еще претендуют на сочинительство! Ступай вон! Клянусь Великой скорлупой и звездами… – Тут его брюзгливый голос испуганно дрогнул. – Это еще что такое? Кто их сюда впустил?

Менолли, которая уже спускалась по лестнице, услышала в его голосе неподдельный страх и даже перестала обижаться. Раскричавшись на нее, Моршал разбудил дремлющих файров, и они, посчитав, что их хозяйка в опасности, ринулись на ее защиту, с криками налетая на мастера. Услышав, как хлопнула тяжелая дверь, Менолли рассмеялась, но тут же пожалела о случившемся. Теперь мастер Моршал будет ее врагом, а от этого жизнь в Цехе арфистов для нее легче не станет. «Арфистов нечего бояться», – так кажется, сказал ей Т'геллан только вчера вечером? Бояться, может быть, и не надо, но осторожность никогда не повредит. Не стоило, наверное, обнаруживать слишком большие познания в музыке – ведь именно этим она его так допекла. Но разве не ее познания он хотел проверить? Менолли снова задумалась: сумеет ли она найти здесь свое место? Разве она посмела бы вообразить себя арфисткой? Какое там – ведь все решил за нее мастер Робинтон. Может быть, Моршал и Домис – тоже часть той общепринятой процедуры, о которой упоминал Главный арфист? Хорошо бы впредь пореже сталкиваться с ними – больно уж они ее невзлюбили.

Менолли вздохнула и, повернув на лестничной площадке, собралась спускаться дальше, но вдруг остановилась. Посреди вестибюля застыл Пьемур – окаменев и вытаращив глаза от изумления, он завороженно наблюдал за порханием файров. Вот Лентяй и Дядюшка сели на перила неподалеку от него.

– Я не сплю? – недоверчиво глядя на ящериц, спросил он и, не шелохнувшись, показал одним пальцем в сторону Лентяя с Дядюшкой.

– Да вроде нет. Коричневого зовут Лентяй, а голубого – Дядюшка. – Глаза мальчугана продолжали следить за полетом остальных файров – он явно пытался их сосчитать – и вдруг стали еще больше: он увидел, как Красотка плавно опустилась Менолли на плечо.

– Это Красотка, моя королева.

– Да уж, ничего не скажешь… – Пьемур не сводил глаз с Менолли. Красотка вытянула шею и, плавно вращая глазами, посмотрела на мальчика. И вдруг они с Пьемуром разом мигнули. Менолли не удержалась от смеха.

– Не удивительно, что Камо от нее последние мозги растерял. – Тут Пьемур встряхнулся, совсем как отряхивающийся от воды файр. – Да, чуть не забыл: ведь меня послали, чтобы я отвел тебя к мастеру Шоганару!

– А кто он? – с опаской спросила Менолли, еще не отошедшая от встречи с мастером Моршалом.

– Что, старый Морщила задал тебе жару? Да ты не бойся – мастер Шоганар тебе непременно понравится! Он мой учитель, мастер вокала. И вообще мировой старикан. – Лицо Пьемура загорелось неподдельным воодушевлением. – Знаешь, он сказал, что если ты умеешь петь хотя бы вполовину так же здорово, как твои файры, то ты просто вупер… вумер…

– Вундеркинд? – Менолли впервые слышала такое по отношению к себе.

– Вот именно! И еще он сказал, что даже если ты квакаешь, как страж, это не имеет никакого значения, раз ты научила своих файров петь. Как ты думаешь, я ей понравился? – вдруг спросил он, по-прежнему не шевелясь и не спуская глаз с Красотки.

– Почему ты спрашиваешь?

– Она так странно смотрит на меня и вращает глазами, – мальчуган неуверенно махнул рукой.

– Это потому, что ты сам на нее пялишься.

Пьемур заморгал и, застенчиво улыбнувшись взглянул на Менолли, потом смущенно хихикнул. – И правда. Ты уж извини, Красотка, я сам знаю, что это невежливо, но я всю жизнь мечтал увидеть файра! Пошли, Менолли, – Пьемур вприпрыжку двинулся через двор, торопя девочку. – Нас ждет мастер Шоганар. Я знаю, ты тут новенькая, но все равно нельзя заставлять мастера ждать. Слушай, а ты не могла бы сделать так, чтобы они не увязывались за нами? Видишь ли, мастер Шоганар сказал, что хочет сегодня послушать, как поешь ты, – их он и так уже слышал.

– Если я им велю, они будут молчать.

– Ранли, тот парень, что сидел за столом напротив тебя, – он из Крома и считает себя большим умником – так вот, он сказал, что файры только делают вид, что поют.

– Ничего подобного!

– Я так и знал! Я еще сказал ему: они такие же умные, как драконы, а он мне не поверил. – Пьемур вел ее к большому залу, где утром репетировал хор. – Шевели ногами, Менолли! Мастера терпеть не могут, когда их заставляют ждать, а ведь пока я тебя отыскал, прошла уйма времени.

– Не могу я идти быстрее, – стиснув зубы от боли, тихо ответила Менолли.

– Да, походочка у тебя какая-то чудная. Что у тебя с ногами?

Менолли удивилась: неужели до него еще не дошел этот слух?

– В самый разгар Падения я оказалась вдали от своей пещеры. Вот и пришлось уносить ноги.

Казалось, еще секунда, и глаза у Пьемура выскочат из орбит.

– Ты бежала? – голос его сорвался. – Наперегонки с Нитями?

– И при этом изодрала в клочья не только подметки, но и собственные ступни.

Больше поговорить не удалось – они стояли на пороге зала. Не успели глаза у Менолли привыкнуть к царившему в огромном помещении полумраку, как ей уже было велено не торчать у входа, а быстренько шагать вперед – мастер ненавидел копуш.

– Извините, учитель, но только Менолли повредила ноги, убегая от Нитей, – изрек Пьемур с таким видом, как будто давным-давно знал об этом случае. – А вообще-то она не копуша.

Наконец Менолли разглядела бочкообразного толстяка, восседавшего за массивным письменным столом прямо напротив входа.

– Тогда иди, как можешь. Понятно, что девица, убежавшая от Нитей, не может быть копушей. – Его голос, плывущий из темноты, звучал сочно и округло, "р" он произносил раскатисто, а гласные выпевал чисто и протяжно.

В открытую дверь ворвалась стайка ящериц, и мастер, приподняв тяжелые веки, с деланным недоумением воззрился на Менолли.

– Пьемур! – От одного этого возгласа мальчуган застыл на месте. Увидев, что Менолли ошеломила его громкость, он лукаво ухмыльнулся ей исподтишка. – Ты что же, не передал ей мою просьбу? Я, кажется, сказал, чтобы эти существа здесь не показывались?

– Они повсюду сопровождают ее, мастер Шоганар. И она обещала, что велит им сидеть смирно.

Мастер Шоганар повернул массивную голову и смерил Менолли взглядом из-под тяжелых век.

– Ну так вели!

Менолли сняла с плеча Красотку и приказала ей вместе с остальными устроиться где-нибудь и помалкивать.

– И чтобы ни единого звука, пока я вам не позволю, – строго добавила она.

– Что ж, – заметил мастер Шоганар, слегка повернув голову, чтобы оценить результат, – отрадное зрелище на фоне того непослушания, которое мне изо дня в день приходится наблюдать. – Прищурившись, он в упор посмотрел на Пьемура, который имел неосторожность дерзко хихикнуть, но встретившись глазами с мастером Шоганаром, постарался изобразить на лице невинное выражение. – Вот что, Пьемур, я уже насмотрелся на твою нахальную физиономию и развязные манеры. Ступай-ка вон!

– Слушаюсь, учитель, – бодро ответил Пьемур и, повернувшись на каблуках, вприпрыжку зашагал к двери. Выходя, он на миг замешкался, чтобы ободряюще помахать Менолли рукой, а потом помчался вниз по лестнице.

– Негодник! – с притворной свирепостью рявкнул мастер, сделав девочке знак сесть на табурет. – Мне стало известно, Менолли, что Петирон провел последние годы своей жизни в вашем холде, где исполнял обязанности арфиста.

Девочка кивнула – ей стало как-то спокойнее от того, что мастер неожиданно обратился к ней по имени.

– И он учил тебя играть и разбираться в теории музыки?

Менолли снова кивнула.

– Что мастер Домис и мастер Моршал и проверили сегодня. – Девочку внезапно насторожила легкая насмешка в его тоне, и она уже более внимательно смотрела, как он покачивает тяжелой головой, думая о чем-то своем. – А теперь скажи, потрудился ли Петирон, – его густой бас вдруг грозно зарокотал, так что Менолли на миг показалось, что она неверно оценила этого человека и он, как и ехидный Домис и брюзга Моршал, заранее настроен против нее, – …вернее, отважился ли он научить тебя пользоваться голосом?

– Нет, мой господин. По крайней мере, я так не думаю. Мы… мы просто пели вместе.

– То-то! – Огромная ладонь мастера Шоганара с такой силой обрушилась на письменный стал, что песок взметнулся столбом. – Вы просто пели вместе. Так же, как ты пела вместе со своими файрами?

Ее питомцы вопросительно чирикнули.

– Молчать! – рявкнул он, снова грохнув ладонью по столу.

Менолли мимолетно удивилась: несмотря на то, что поведение мастера Шоганара испугало ее, файры прижали крылья и затихли.

– Ну так что?

– Вы хотите знать, пела ли я с ними? Да, пела.

– Так же, как раньше пела с Петироном?

– Да, пожалуй, – только раньше мелодию вел Петирон, а я подпевала, а теперь они подпевают мне.

– Это не совсем то, что я имел в виду. А теперь я хочу, чтобы ты спела для меня.

– А что петь, мой господин? – спросила она, потянувшись за висевшей за плечом гитарой.

– Нет-нет, – он нетерпеливо замахал руками, – только без этой штуки.

Я хочу слышать пение, а не концертный номер. Для меня важен голос, а не то, как ты скрываешь несовершенство вокала мелодичными аккордами и затейливой гармонией… Ведь именно голосом мы общаемся друг с другом, голос произносит слова, которыми мы хотим произвести впечатление на окружающих, голос вызывает эмоциональный отклик: слезы, смех, раздумья. Голос – вот самый важный, самый сложный, самый удивительный из инструментов. И если ты не умеешь пользоваться голосом правильно и с толком, то лучше тебе вернуться в свой захолустный холд.

Менолли так зачаровало богатство и разнообразие его интонаций, что она даже не обратила внимание на смысл сказанного.

– Ну? – требовательно спросил он.

Менолли заморгала и судорожно вздохнула, запоздало поняв, что он ждет ее пения.

– Да не так! Вот дуреха! Дышать нужно вот отсюда, – он положил растопыренную ладонь на бочкообразный живот, там где полагалось быть диафрагме, и нажал, так что давление ясно ощущалось в выходившем изо рта голосе. – Вдыхаешь через нос, вот так… – Он вдохнул, но его массивная грудь почти не шевельнулась. – Воздух идет через дыхательное горло, – продолжал он на той же ноте, – и в живот, – голос понизился сразу на целую октаву. – Правильно дышать – значит дышать животом! Менолли набрала воздуха, как ей было показано, и снова выдохнула: она по-прежнему не знала, что петь.

– Клянусь холдом, который нас защищает, – он воздел глаза и руки, как будто искал утешения у бесплотного воздуха, – эта девица сведет меня с ума… Пой же, Менолли, пой!

Менолли с радостью спела бы, но перед тем, как начать ей хотелось столько сказать, а если нельзя, то хотя бы подумать, что же лучше спеть.

Она снова быстро вдохнула, почувствовала, что сидя петь неудобно, не спрашивая разрешения, встала и начала ту же песню, которую утром пели школяры. Сначала у нее мелькнула мысль: сейчас я ему покажу, что не он один умеет наполнять воздух оглушительными звуками, но потом, вспомнив брошенный вскользь совет Петирона, передумала и постаралась петь не столько громко, сколько выразительно.

Шоганар внимательно глядел на нее.

Вот последняя нота замерла вдали – как будто певец закончил песню и ушел, и Менолли без сил рухнула на табурет. Ее трясло. Как только она кончила петь, вернулась тупая дергающая боль в ногах.

Мастер Шоганар продолжал сидеть молча, его многочисленные подбородки опустились на грудь Потом, так и не шевельнув пальцем, он откинулся назад и пристально взглянул на девочку из-под кустистых темных бровей. – Так, говоришь, Петирон никогда не учил тебя пользоваться голосом?

– Так, как вы – нет, – для наглядности Менолли прижала ладони к плоскому животу. – Он всегда говорил, что петь нужно сердцем и нутром.

Я могу петь еще громче, – на всякий случай добавила она, опасаясь, что не угодила Шоганару.

Он только рукой махнул.

– Велика хитрость. Орать любой дурак умеет. Даже наш Камо. А вот петь он не может.

– Петирон часто говорил: если петь громко, то слышен только шум, а не голос и не сама песня.

– Да ну? Это он тебе сказал? Мои слова! Мои собственные слова! Значит, все-таки он меня слушал, – отметил Шоганар и тихо добавил, обращаясь к самому себе: – Петирон был достаточно умен, чтобы понимать пределы своих возможностей.

Менолли промолчала, но все в ней вознегодовало. Зато с оконного карниза послышалось шипение Красотки; Крепыш с Нырком вторили ей со своих мест. Мастер Шоганар поднял голову и с легким недоумением воззрился на файров. – Вот оно что! – Он перевел взгляд на Менолли. – Эти прелестные создания выражают чувства своей хозяйки? А ты любила Петирона и не желаешь слушать о нем ничего дурного? – Он слегка подался вперед и погрозил ей пальцем. – Запомни, бегунья Менолли: у каждого из нас есть свой предел, и мудр тот, кто его осознает. Вот что я имел в виду, – он снова откинулся в кресле, – совершенно не желая обидеть покойного Петирона. Для меня это похвала. – Он склонил голову на бок. – А для тебя – большая удача. Петирону хватило разума не портить твой голос, а подождать, пока твоим вокальным образованием займусь я. Так, шлифуя и доводя до совершенства то, что заложено самой природой, мы получим… – левая бровь мастера Шоганара, изогнувшись, поползла вверх, правая же оставалась неподвижной; зачарованная столь искусной мимикой, Менолли не спускала с него глаз, – …получим хорошо поставленный, безупречный певческий голос. – Мастер громко выдохнул.

Тут до Менолли, наконец, дошел смысл слов мастера, не затуманенный его мимическими упражнениями.

– Вы хотите сказать, что я могу петь?

– Петь может любой дурак на Перне, – небрежно бросил Шоганар. – И вообще, хватит разговоров. Я устал. – Он отмахнулся от нее, как от назойливого насекомого. – И этих сладкоголосых проныр тоже забирай с собой. Хватит с меня их злобных взглядов и немузыкальных воплей.

– Следующий раз я позабочусь, чтобы они…

– Остались за дверью? Нет, – брови Шоганара стремительно взметнулись, – бери их с собой. Похоже, они учатся на примере. Так что придется тебе показывать им хороший пример. – Лицо его омрачилось какой-то мыслью, потом на нем расплылась улыбка. – А теперь ступай, Менолли. Ступай. Все это невероятно утомило меня.

С этими словами он оперся локтем о письменный стол, да так тяжело, что тот накренился. Уронив голову на ладонь, мастер без всякой паузы оглушительно захрапел. Менолли опешила – она и не предполагала, что можно заснуть так быстро. Тем не менее, повинуясь приказу, она поманила за собой файров и бесшумно вышла.