Однако же на самом деле ей удалось подружиться с большинством из тех, с кем ей приходилось общаться. Арлияна, техник, относившаяся к ней с почти материнской нежностью, объяснила девочке значение многоцветной раскраски корпусов кораблей. Также она рассказала Мати, что для космических кораблей линьяри была разработана новая технология, позволявшая делать эти корабли «невидимками», тот самый корабль, на котором они летели сейчас с Таринье, названный в честь бабушки ее дорогой подруги Акорны, как раз и был построен по такой технологии.
На ярко раскрашенном корпусе устанавливался генератор, который мог создавать иллюзию невидимости и матрицу поглощения излучения, иначе МПИ. С помощью этого генератора, соответственно, можно было избежать обнаружения корабля обычными методами — при помощи сонаров, радаров и инфракрасных лучей. Систему можно было включать и выключать по желанию. В дополнение к этому были разработаны способы, позволяющие скрыть выхлоп двигателя, заглушить фон внутренних коммуникаций корабля — то есть в конечном итоге сделать так, чтобы корабль стало невозможно обнаружить. Даже опознавательный маяк корабля, как правило, был скрыт и от друзей, и от врагов — разве что сам капитан корабля решал себя обнаружить, что периодически приходилось делать, особенно во время движения по оживленным областям космоса. В противном случае в такой корабль-невидимку могло бы врезаться другое судно, капитан которого не имел бы ни малейшего представления о том, что на его пути что-то есть.
Мысль о том, что здесь, в космосе, никто не найдет их, если они сами того не захотят, вызывала у Мати странное чувство.
Да: одно дело — находиться на борту корабля, когда он преспокойненько стоит на ремонте или обслуживании в ' доке, и совсем другое — лететь на нем в глубинах космоса. Воздух, и тот был другим: более сухим, со странным запахом, словно бы они находились в огромной запечатанной банке. Может быть, именно из-за этого сухого воздуха Мати казалось, что ее обоняние притупилось. Это вызывало ощущение странной легкости. Те растения, которые выращивались в секции гидропоники (значительно менее разнообразные, чем на планете), казались совсем не такими вкусными, как дома: возможно, в этом была повинна частичная утрата обоняния — а может, просто сам вкус растений был более нежным. Впрочем, Мати полагала, что скоро привыкнет к этим изменениям.
Пусть обоняние у нее и стало хуже — зато зрение, казалось, обострилось; возможно, потому что зрение здесь было гораздо важнее. Внутренние поверхности корабля были сделаны из ярких материалов, на ощупь более мягких и теплых, чем металл; каюты экипажа более всего напоминали маленькие шатры путешественников. Пожалуй, они были даже уютными. Поначалу Мати недоставало неба, горизонта, и широких лугов, и города на дальних холмах — всего того, что она ежедневно привыкла видеть дома; однако когда она поднялась на мостик и взглянула на звезды, ее тоска по дому куда-то улетучилась. Разве могут зеленые луга сравниться с красотой глубокого космоса? Она была изумлена и потрясена тем, что видела. Галактика сверкала перед ней подобно гигантской шкатулке, полной драгоценностей. А ведь она, Мати, едва начала постигать все чудеса, поджидавшие ее в настоящем космическом путешествии!.. Как выглядит ночь на планете с одной только луной? А планеты, вокруг которых вращаются кольца, — как эти кольца выглядят с их поверхности? Как удивительно то, что скоро она сможет увидеть это своими глазами! Нет, она не забывала об угрозе нападения кхлеви — но даже эта опасность не могла омрачить ее радости. Впервые в жизни она была по-настоящему свободна.
Что ж, если ее ждали приключения, их корабль как нельзя лучше подходил для этой цели. «Никаври» был не только удобен — он был оснащен всеми последними новинками космической техники, с которой девочку знакомили ее друзья. Мати уже знала это: Таринье, вернувшись из своего первого недолгого полета, успел похвастаться новым кораблем.
— А оружие на этом корабле есть? — спросила тогда Мати.
— Что ты знаешь об оружии? — вопросил Таринье таким тоном, который заставил Мати почувствовать себя совершеннейшим ребенком.
— Надина говорила Кхорнье, что ее отец разработал новое оружие защиты, которое уничтожит наших врагов, если они попытаются захватить один из кораблей линьяри. Прародительница уверена, что именно так и погибли родители Кхорньи — их корабль саморазрушился, уничтожив преследовавших его кхлеви. Она полагает, что родители Кхорньи использовали это оружие после того, как катапультировали ее с корабля в спасательной капсуле. Она говорит, что высвободившаяся энергия взрыва — единственное, чем можно объяснить то, как далеко находилась Акорна, когда ее нашли люди, — помнится, тогда Мати задумалась о том, что, возможно, именно так и погибли ее собственные родители — использовав то же оружие, чтобы уничтожить себя и свой корабль, пока кхлеви не успели их захватить.
— Да, «Никаври» оснащен системой защиты, — ответил Таринье, — но не оружием нападения. Это было бы ка-линьяри — против всего, во что мы верим. Разумеется, на корабле все самое новое. Ты задаешь слишком много вопросов.
Почему, ну, почему из всех людей, которых она знала, Мати выпало оказаться на корабле именно с ним? Никто больше среди персонала космопорта, техников или космических путешественников не обращался с ней как с существом второго сорта только потому, что она была младше я меньше ростом, чем они. В отличие от Лирили и ее друзей-политиков космические путешественники всегда относились к Мати с уважением. За редким исключением — и именно таким исключением был Таринье.
Однако на корабле она оказалась именно с ним и со вздохом решила, что ей придется смириться, если она хочет добраться до Кхорньи и Ари, и может быть, до своих родителей. В ее сердце появилось прежде незнакомое девочке чувство: надежда на то, что ее родители могут быть живы.
Когда Мати не ссорилась с Таринье, она смотрела обучающие программы, которые прилагались к основному комплекту программ корабля, и высчитывала курс капитана Беккера и его команды.
Люди использовали непривычные для линьяри методы навигации, ныряя в «черные дыры», не нанесенные на карты, и в еще не исследованные складки пространства, пренебрегая при этом известными, хорошо изученными путями. Если они с Таринье собираются встретиться с «Кондором», им придется проделать то же самое. Таринье подтвердил догадки девочки, когда она поинтересовалась у него, каким будет их курс.
Когда перед ними возникла «черная дыра», Таринье явно занервничал, но потом ухмыльнулся. Его глаза странно блестели. Он переключился на ручное управление.
— Пристегнись, малютка, — скомандовал он.
— Я уже пристегнулась, — ответила Мати. — Поторопись, ладно?
— Хорошо. Поехали! — воскликнул Таринье.
Мати мало что запомнила. Собственно, и запоминать-то было особенно нечего. Только что перед ними было начало «подпространственного коридора» — и вот они уже в конце его. Звезды изменили свое положение. Вот и все.
Впрочем, как оказывается, изменилось и кое-что еще.
— Ты только посмотри на себя, малышка, — проговорил Таринье, он обернулся, чтобы взглянуть, как там Мати, но вместо этого откровенно уставился на девочку. — Теперь ты вся светишься, как настоящий космический путешественник!
И это было правдой! С тех пор, как они покинули планету, кожа девочки становилась все светлее, а белые пятна в ее гриве становились все больше, вытесняя черный цвет, — но теперь ее руки, насколько позволяли видеть рукава комбинезона, были совершенно белыми! Совершенно. Такими же белыми, как руки Таринье, или Кхорньи, или Ари. Девочке хотелось немедленно вскочить и броситься к какому-нибудь зеркалу, но она запуталась в ремнях. Ее руки дрожали от волнения, пока она пыталась расстегнуть пряжку. Наконец она освободилась и подбежала к зеркалу. Да: ее лицо было бледным, как вторая луна, грива сияла чистым серебром, а рог — золотом, хотя все еще оставался по-детски маленьким.
Нахмурившись, она созерцала свое отражение.
— А я не выгляжу толще оттого, что стала такого цвета? — спросила она у Таринье — и немедленно пожалела об этом.
— Разумеется, нет, — рассмеялся он. — А даже если бы и выглядела, то с этим уж ничего не поделаешь. Теперь у тебя вид настоящей космической путешественницы.
— А почему это случилось так быстро? — спросила она.
Таринье пожал плечами:
— Не знаю. Обычно изменения происходят постепенно. Возможно, световое смещение внутри «черной дыры» ускорило процесс.
— Но ведь там не было никакого света… или был?
— Разумеется, свет был.
— Но я не видела никакого света до тех пор, пока мы не оказались на другой стороне «коридора».
— Наверное, ты потеряла сознание, — сказал Таринье. — Это бывает — от страха. Первый раз в космосе… и все такое.
— Я не теряла сознания, — известила его Мати. — Я просто не видела никакого света. А ты? Только честно?
— Ну… нет, но, возможно, я его просто не заметил. Мы двигались так быстро, что…
— Что, ты тоже забыл основы физики? — сладеньким голоском спросила Мати.
— Что у нас дальше по курсу?
— Мы пересечем вот эту планетарную систему от этой точки… — она указала на пурпурную планету, самую далекую от Солнца, — до этой, — палец указывал на седьмую от Солнца планету, — а дальше будет странная область пространства — такая, словно она вымощена пластинами…
— Ты это видишь? — спросил Таринье, разглядывая ее палец так, словно на нем вдруг выросли глаза.
— Я проходила этот курс на симуляторе, глупый. Может, и тебе стоило бы это сделать. О, я совсем забыла. Опытным космическим путешественникам совершенно не нужны подобные вещи.
— Я не потерплю здесь никаких нарушений субординации — в особенности от тебя, малявка.
— Прекрасно. Ты спросил, я ответила.
Она оставила его одного на мостике и направилась в секцию гидропоники, чтобы хорошенько поесть. А заодно и сбросить раздражение. «Кондор» отсутствовал уже шесть недель, когда «Никаври» вылетел следом за ним. Они провели в космосе только десять дней. Мати старалась думать о том, что она скажет своим родителям, если снова увидит их; о том, что она постарается убедить Акорну и Ари остаться с ними, а не возвращаться на нархи-Вилиньяр… Но через некоторое время даже ее живое воображение отказало. Она постаралась проанализировать то чувство непокоя, которое не давало ей сидеть на месте. И это было еще не все. Любой мелочи было достаточно для того, чтобы отвлечь ее внимание, — а все, что говорил Таринье, казалось еще глупее, чем обычно. У нее в голове роились сотни вопросов о работе систем корабля, но ей не хватало терпения выслушивать лекции Таринье. Ей хотелось забраться за панели управления и своими глазами посмотреть, как оно все работает, вместо того, чтобы вот так вот сидеть и ждать. И ждать. И ждать.
Она устала. Удивительно! — она совершала величайшее путешествие в своей жизни, но при этом ей было скучно. Она чувствовала себя утомленной и раздраженной. Она привыкла к тому, что бегает из конца в конец Кубиликхана, что постоянно занята. Она привыкла говорить с самыми разными людьми в городе и его окрестностях. Здесь, на корабле, ей по преимуществу приходилось просто сидеть. И говорить с Таринье. С Таринье, который относился к ней как к ребенку. Во имя Предков, скорее бы что-нибудь случилось!..
Через семь дней ее желание исполнилось. Она занималась с ЛАНЬЕ, который Таринье взял с собой, чтобы поупражняться в стандартном галактическом — в том языке, на котором говорила Кхорнья. Мати хотела говорить на этом языке как можно свободнее к тому моменту, как они встретят Кхорнью, Ари и капитана Беккера. Если она будет знать этот язык, может быть, они не станут возражать, когда она попросит их взять ее на ту луну, о которой упоминала Кхорнья. В то чудесное место, где живут дети, обучающиеся новым навыкам.
Шла ее вахта, а она уже устала от изучения языка.
Если бы «Кондор» не был так далеко! Корабли линьяри были быстрее, чем корабли людей, так что вскоре они должны были нагнать «Кондор»; однако более всего Мати хотелось, чтобы ожидание подошло к концу, чтобы их встреча уже произошла. Она снова проиграла модель курса на симуляторе, размышляя о том, не удастся ли ей проложить более короткий курс вместо того, чтобы следовать строго по курсу «Кондора», как это делал Таринье.
Когда она рассчитывала и проверяла различные траектории полета, ей внезапно показались знакомыми координаты.
— Таринье? — позвала она его по внутреннему коммуникатору корабля.
Он фыркнул; голос его звучал глуховато и крайне недовольно, из чего Мати заключила, что он спал.
— Если мы всего на два градуса отклонимся от курса капитана Беккера, мы окажемся в той самой точке, которую нириане обозначили как планету, где они нашли спасательную капсулу моих родителей.
— Хм-м, да? О, прекрасно.
— Я думаю, нам стоит отклониться от запланированного курса и разыскать моих родителей прежде, чем мы отправимся на поиски капитана Беккера и остальных. Может, изменим курс?
— О да, конечно. Хорошо, детка. Не беспокой меня, — проговорил Таринье, но не успела Мати вздохнуть, как он опомнился: — Что?! Нет-нет, Мати, постой! Не смей ни до чего дотрагиваться! Я просто спал. Сейчас я приду!
Мати только головой покачала, увидев Таринье: он все еще тер глаза спросонья, его грива сбилась на одну сторону, он брел по коридору, спотыкаясь, видимо, так еще и не проснувшись до конца.
— Ты ведь… ты ничего не трогала, правда? — обратился он к девочке с порога рубки.
— Нет. Технически, это твоя работа. Вот почему я тебя вызвала. Но я думаю, что мы должны попробовать забрать моих, поскольку они, в буквальном смысле слова, находятся у нас по пути, — девочка потянула Таринье за рукав и указала на экран, где проложенный ею курс проходил как раз через точку со знакомыми координатами.
— Совершенно нет, — Таринье снова взглянул на экран, нажал кнопку, сравнил курс, проложенный Мати, с изначальным курсом «Кондора». — А в чем вообще тут дело?
— Я пыталась сделать наше путешествие быстрее и короче. «Кондор», в конце концов, собирает по пути обломки. Они не торопятся, потому и блуждают по всему этому сектору пространства. Они не пытаются выбрать самый прямой курс. Но нам вовсе необязательно следовать их курсом, след в след. Мы можем проложить прямой курс, вот так, и тогда встретимся с ними гораздо быстрее.
— О да, правда? Полагаю, раз уж ты побелела, как заправский космический путешественник, то теперь знаешь не меньше тех, кто провел в космосе много лет?
— Не в этом дело. Дело в том, что те ужасные существа, которые причинили столько боли моему брату, тоже находятся там. Я не хочу, чтобы они нашли моих родителей, пока они совсем одни на чужой планете. Я хотела лететь с тобой потому, что надеялась помочь тебе спасти их. А если мы будем придерживаться нашего теперешнего курса, у нас уйдет вечность на то, чтобы добраться до места встречи с «Кондором». Нам придется разыскивать его — а в это время мои родные могут умереть.
— М-м, — протянул Таринье, водя пальцем над экраном и сравнивая различные курсы. — Если мы выберем этот, более короткий путь, то сможем спасти твоих родителей по пути и при этом встретиться с «Кондором» вдвое быстрее, чем я рассчитывал.
Мати подняла на него одобрительный и благодарный взгляд широко раскрытых глаз, однако при этом ей приходилось прилагать громадные усилия, чтобы не расхохотаться. Как ловко Таринье все обернул, чтобы эта затея выглядела его идеей!
— Что ж, прекрасно. Я сейчас изменю курс.
Он немедленно занялся этим, устроив для Мати настоящее представление: изящество движений, отточенность жестов… при этом он напевал себе под нос «Галоп героя». Несомненно, он размышлял о том, что, если ему удастся спасти родителей Мати, он вернется на нархи-Вилиньяр героем: и речи быть не может, чтобы запретить ему полеты! И, конечно же, такое искусное изменение курса будет признано его заслугой. Что ж, пусть себе воображает себя самой большой фраки в пруду. Мати это было безразлично. Она думала только о том, что снова увидит своих родителей.
Когда корабль был готов выйти на орбиту планеты, соответствующей координатам, оставленным нирианами, Мати снова оказалась в рубке. С такого расстояния планета выглядела очень красивой. Она была цвета маленьких лавандово-голубых цветов, которые росли на лучших пастбищах. Сквозь голубоватые облака виднелись огромные пространства индигово-синего цвета. Вокруг планеты вращалось несколько голубых лун. Мати подумалось, что было бы очень интересно посмотреть на них с поверхности планеты. Вскоре она узнает, как они выглядят…
Девочка уже собиралась позвать Таринье, когда ожил коммуникатор. Но то, что услышала Мати, не было речью людей или линьяри: то были щелчки, похожие на сухой стук камешков.
Клик. Клак, клик-клик-кликети-клак-клак-клак.
Должно быть, Таринье как раз шел в рубку, поскольку в это мгновение он внезапно возник за спиной Мати. Его рог совершенно обесцветился, он выглядел так, словно внезапно увидел что-то чудовищное.
— Что случилось, Таринье? Мы ведь добрались до места! — воскликнула Мати.
— Да, — прошептал Таринье, кивнув в сторону коммуникатора. — И кхлеви тоже.
Глава 6
— Смотрите, капитан Беккер, — проговорила Акорна, когда Беккер пришел на мостик, чтобы сменить ее на вахте. Она указывала на экран, где отображался их путь от нархи-Вилиньяра — и другой, чуть измененный курс. — Если вот здесь мы немного отклонимся, то сможем проверить ту планету, координаты которой дали нам нириане в своем сообщении. Я имею в виду планету, на которой они обнаружили спасательную капсулу. Не хотите ли вы немного отклониться от курса? Судя по тому, что было записано на пийи, выжил по крайней мере один из спасшихся. Однако, даже если это и не так, все-таки капсула — это полезный «трофей», согласитесь?
Беккер просиял и потрепал ее по плечу.
— Из тебя получится отличный «космический старьевщик», принцесса. Это великолепная мысль. Заодно мы и выясним, не осталось ли кого, кто сможет рассказать нам больше о разбившемся корабле нириан; а если найдем кого-нибудь такого, то спросим, не хотят ли они прокатиться с нами. Если же мы никого не обнаружим, по крайней мере, нам достанется «трофей», который твои сородичи будут совсем не против заполучить назад. А даже если и этот вариант не пройдет, я уверен, у дяди Хафиза наверняка есть на примете кто-нибудь, кто решит купить эту капсулу как редкостный сувенир.
Изменение курса, хотя и незначительное, оказало глубочайшее воздействие на Ари, который теперь постоянно просматривал во время дежурств передачу пийи, особенно пристально — изображение капсулы.
Ари так часто прослушивал и просматривал запись, что Акорна удивлялась тому, что он все еще может ее видеть. Он больше не отворачивался даже тогда, когда на экране появлялась сцена его мучений. Конечно, он все еще впадал в транс, видя это, однако поскольку при необходимости его вполне можно было отвлечь, Акорна предпочитала считать, что Ари просто находится в глубокой задумчивости и размышляет о выпавших на его долю испытаниях, стараясь осмыслить и тем победить прошлое, — что, в свою очередь, означало, что он становится сильнее и здоровее. Акорна надеялась на это.
Теперь каждый раз, глядя на Ари, Беккер закатывал глаза. Он неоднократно пытался увлечь Ари беседой: безуспешно. Ари отвечал ему вежливым: «Да, Йо» или: «Нет, Йо», — и снова возвращался к экрану. Акорна, как правило, сталкивалась с теми же проблемами.
Если бы не кот и не КЕН, ситуация, возможно, так и осталась бы неразрешенной.
Удовлетворив свое любопытство по поводу пийи, РК не обращал на биотехнологическое устройство ни малейшего внимания еще несколько дней. Поскольку одни и те же изображения, бесконечно проигрывавшиеся на экране, означали, что Ари, к которому кот питал особую привязанность, находится на мостике, РК начал проводить больше времени там. Однако это привело к довольно неожиданным последствиям: когда Ари отказался отдавать все свое внимание коту, РК принялся смотреть на экран вместе с молодым линьяри. Акорна заметила, что всякий раз, как на экране появляются кхлеви, кот раздувается почти вдвое (что при его и без того немалых размерах производило сильное впечатление), прижимает уши и начинает шипеть. Впервые увидев такую реакцию РК, Беккер рассмеялся и хохотал так долго, что едва не выпал из кресла. Кот нашипел и на Беккера.
Даже Ари не смог удержаться от смеха.
Однако чем дольше РК смотрел на то, что происходит на экране, тем больше вникал в суть происходящего; теперь, когда перед ним возникала сцена мучений Ари, он начинал хлестать себя хвостом по бокам и проявлять все большую нервозность и возбуждение. В конце концов, когда все были на палубе, а на экране появилась ужасная сцена, кот бросился прямо на экран, выпустив когти и обнажив клыки. Экрану, разумеется, ничего не сделалось, на нем не осталось ни царапины — а кот отлетел на палубу, где на несколько мгновений и остался лежать. Затем он сел и принялся вылизывать свой левый бок с таким видом, словно всю дорогу именно этим и намеревался заняться.
Ари взял кота на руки, погладил его и рассмеялся.
— Смотри-ка, Ари, у тебя появился защитник, — заметил Беккер.
Акорна протянула руку и принялась чесать РК под подбородком. Кот милостиво позволил ей эту вольность, хотя мурлыкать все же не стал.
В те долгие часы, когда она не была на вахте, а остальные члены экипажа спали, Акорна занялась тем, что Беккер определил как «образование» КЕНа.
Возможности андроида, сообщила Акорна Беккеру, используются не полностью. Запрограммированный на то, чтобы выполнять обязанности слуги или максимум помощника, КЕН обладал огромным резервом памяти.
— Это существенно увеличит эффективность сбора «трофеев», капитан, — уверяла Акорна. — Если вы, например, приземлитесь в мире, богатом «трофеями», но с атмосферой, не пригодной для дыхания, андроид сможет собирать их самостоятельно, без вашего непосредственного участия; тем более что ограниченный запас кислорода в скафандре вынудит вас то и дело возвращаться на корабль.
— По мне, так хорошо звучит, — кивнул Беккер.
— Мне нужен будет доступ к банкам памяти «Кондора».
— Mi casa es su casa, — ответил Беккер.
— Это разве стандартный?..
— Только для паломеллцев, — ответил Беккер. Это означает: «Мой дом — твой дом, мой корабль — твой корабль». Делай, что хочешь.
Большую часть времени, пока шло перепрограммирование, КЕН был выключен, однако по временам Акорна оставляла его включенным, так что он мог принимать участие в работе. Акорна была нимало удивлена тем, как естественно он себя ведет: в конце концов, КЕН вовсе не был новой моделью.
— Ты был изначально запрограммирован на то, чтобы испытывать или проявлять эмоции? — поинтересовалась она у робота.
— Нет, — ответил тот. А затем, мгновением позже, с явной тревогой спросил: — Это был неверный ответ?
Девушка успокаивающе улыбнулась. Конечно, глупо думать, что тот, кто в основе своей — машина, нуждается в успокоении; однако, с другой стороны, она слышала, как ее дяди разговаривают со своим кораблем, как Беккер разговаривает с «Кондором» — совершенно так же, как, скажем, с РК; у Акорны не было оснований полагать, что машины вовсе не реагируют на проявляемые в отношении их эмоции. В особенности те машины, которые выглядят так похоже на людей.
— Не думаю, чтобы на этот вопрос существовал неправильный ответ, — сказала она. — Я просто интерпретирую для себя твою реакцию как эмоционально мотивированную, и это позволяет мне уютнее чувствовать себя.
— Надеюсь, что со мной вы чувствуете себя уютно, мисс, — ответил ей КЕН. — Вы очень многому научили меня за последние дни. Я узнал много новых вещей. Я понимаю гораздо больше, чем раньше, об этом корабле, о людях вокруг и о вселенной. Кисла Маньяри не хотела, чтобы я думал самостоятельно.
Акорна сдвинула брови:
— Кисла Маньяри была весьма неуравновешенным человеком. Кроме того, у нее была неприятная привычка перекладывать свои проблемы на плечи других.
— Она была очень трудным пользователем, мисс. Думаю, я понимаю, что вы имеете в виду. Капитан Беккер, с другой стороны, большую часть времени просто держит меня выключенным. Это позволяет подзарядить батареи, но не слишком обогащает мой разум.
— Не думаю, что капитан осознавал, каким потенциалом ты обладаешь, КЕН, — заметила Акорна. — Я попрошу его позволения на то, чтобы оставить тебя работающим, пока ты усваиваешь данные, добавленные мною к твоим банкам памяти.
— Мисс, я заметил, что капитан, и вы, и все остальные существа на борту, включая и покрытое мехом существо, зовете друг друга определенными вольными обозначениями. КЕН-640 — мой серийный номер. Но это не похоже на ваши обозначения.
— Прости, КЕН-640. Ты можешь называть нас всех по именам. Хотя Ари и называет меня Кхорньей, как и другие представители моей расы, мое изначальное имя — Акорна, и я предпочитаю, чтобы меня называли так. А ты сам, КЕН-640, тоже хочешь, чтобы тебя называли по-другому?
— Да, Акорна. Я просканировал список имен, даваемых гуманоидам земного происхождения, которых я напоминаю внешне, и решил, что для меня подходящим будет имя Мак-Кенз. «Мак» означает «сын» — а это звучит более по-человечески, чем «сделанный кем-то», верно?
— Верно.
— И, хотя мой серийный номер указывает на то, что я не являюсь андроидом последней модели на данный момент времени, я чувствую, что проведенное перепрограммирование ставит меня в один ряд с самыми совершенными моделями моей серии. Если «А» означает «самый первый» или «самая ранняя модель», с точки зрения земного алфавита, то «З» [1], несомненно, должно означать гораздо более усовершенствованную модель. Отсюда — «Мак-Кенз».
— Прекрасно, Мак-Кенз. Если ты сопроводишь меня на мостик, я заново представлю тебя членам команды.
Так она и сделала. После этого Беккер охотно согласился оставлять Мак-Кенза включенным большую часть времени и сам занялся его программированием, обучая Мак-Кенза некоторым наиболее важным моментам, необходимым при сборе «трофеев».
— Думаю, Мак в какой-то мере сам себя программирует, — почесав в затылке, заявил Беккер через некоторое время. — В противном случае я не знаю, как объяснить некоторые идеи, с которыми он выступает.
Несмотря на все это, Беккер не хотел оставлять Мак-Кенза одного на дежурстве в рубке, хотя вовсе не возражал против того, чтобы обучать андроида некоторым методам «навигации Беккера», когда сам стоял на вахте.
Если у Беккера не было для него специальных заданий, большую часть времени Мак-Кенз проводил теперь на мостике. Акорна была рада его обществу. Она использовала это время для того, чтобы вводить в его память дополнительные данные, используя те книги, которые Ари совершенно забросил, занявшись изучением пийи.
Придя однажды на мостик, чтобы сменить Ари, она обнаружила, что Мак-Кенз также заинтересовался передачей.
Ари был вовлечен в чрезвычайно живую дискуссию — пожалуй, самую оживленную с тех пор, как они обнаружили останки корабля нириан. Они с Мак-Кензом говорили на языке линьяри. Акорна запрограммировала андроида на использование стандартного языка; либо Мак-Кенз изучил язык линьяри самостоятельно, либо же его обучал Ари.
— Наблюдая за происходящим, — говорил Мак-Кенз, кивая на экран, где застыла сцена пытки, — я сумел расшифровать некоторые звуки, которые производят кхлеви посредством потирания своих хитиновых конечностей. Однако, Ари, я вынужден признать, — тут голос Мак-Кенза зазвучал озадаченно, — что, несмотря на то что эти звуки имеют определенную «тональность» и двадцать одну тысячу четыреста пятьдесят две отчетливо различимых комбинации, которые могут быть определены как несущие определенную смысловую нагрузку, их нельзя переводить при помощи ЛАНЬЕ, что мне лично кажется странным. Не мог бы ты просветить меня и объяснить смысл этих щелчков? Это единственная форма общения, принятая среди данного вида живых существ?
Ари откинулся назад в кресле командира и прикрыл глаза, потирая кожу на лбу вокруг того места, где когда-то рос рог.
— Они пользуются мысленной речью, — глубоко вздохнув, объяснил он Мак-Кензу. — Сначала я не понимал этого, однако я видел, как они соприкасаются своими усиками-антеннами: таким образом у них происходит передача мыслей. Звуковая коммуникация, происходящая посредством потирания лап, определенно, является кодом для более сложных мыслей, которые они передают друг другу в полной мере, соприкасаясь усиками. Именно поэтому ЛАНЬЕ так трудно было в прошлом переводить их «речь». Полагаю, я — единственное живое существо иного вида, которое провело среди них достаточно времени, чтобы понять, каков их способ общения. — Он помолчал, потом сухо добавил: — Полагаю, это также означает, что я — единственный линьяри, способный запрограммировать ЛАНЬЕ для расшифровки речи кхлеви.
— Следовательно, кхлеви нужен физический контакт для осуществления такого рода коммуникаций, — заметил андроид. — Они используют скрежет и щелчки как средство коммуникации, позволяющее общаться на больших расстояниях, — например, в случае передачи сообщений с одного корабля на другой. Что еще ты узнал, пока был с кхлеви?
— Как громко я могу кричать. Сколько времени проходит прежде, чем я теряю голос, — ответил Ари. — Как меня можно превратить в сгусток сплошной боли без мыслей и без иных желаний, кроме как прекратить эту боль.
— Однако по тому, что ты говорил, очевидно, что тебе удалось скрыть от них расположение нархи-Вилиньяра, равно как и местонахождение твоего брата. Разве это не было действием, требующим сосредоточения сильной воли?
— Возможно, мне просто удалось усилием воли отключить память, — с еле заметной бледной улыбкой ответил Ари.
— И каким образом ты переводишь для себя эти щелчки?
— Возможно, во время следующего моего дежурства мы попытаемся перевести их, Макинз, — имя андроида Ари произносил на манер линьяри, с ударением на первый слог. — А вот и Акорна пришла меня сменить.
Он улыбнулся девушке, но она смотрела сейчас не на него, а на экраны, вспыхнувшие вдруг россыпью ярких точек.
— Смотри, Ари! Сигналы идут отовсюду! А мы как раз приближаемся к тому месту, где нириане нашли спасательную капсулу… Возможно, нам следует разбудить капитана Беккера.