Глава 3

Поскольку Ари был единственным, кто действительно понимал язык нириан, Беккеру оставалось надеяться на то, что, когда молодой линьяри проснется, он будет в несколько лучшем настроении и состоянии, чем когда отправлялся спать. Открывать капсулу до того, как он проснется, не имело смысла. Разумеется, если бы на борту не было никого, кто знал бы этот язык, Беккер открыл бы ее сам, понадеявшись, что ЛАНЬЕ и компьютер, что называется, найдут общий язык, и капитану удастся разрешить эту загадку самостоятельно; однако сейчас он мог позволить себе подождать. Ари должен был скоро проснуться.

У Беккера были и другие причины откладывать это дело. Кому-то нужно было отметить положение каждого обломка из тех, которые они нашли на планете, а также их местонахождение на борту «Кондора» — а кроме РК и робота КЕНа бодрствовал сейчас только сам капитан. По крайней мере, так он полагал.

Прошло всего несколько часов с тех пор, как Беккер застал Акорну спящей рядом с Ари и измотанной до предела. Но сейчас, к удивлению Беккера, она внезапно бесшумно вошла в рубку.

— Я могу сменить вас, капитан. Ари все еще спит.

— Не пугай меня так! В следующий раз, когда тебе придет в голову зайти ко мне со спины, потопай немного, хорошо? Ну, и как там Ари? Ты с ним очень заботлива, верно? — спросил Беккер.

Акорна покраснела:

— Капитан, на нархи-Вилиньяре люди носят специальные защитные колпачки, закрывающие рог, именно для того, чтобы избежать подобных вопросов. Сейчас он спит — и, судя по всему, довольно спокойно. И я не уверена, что слово «заботлива» передает мои чувства по отношению к нему. Я действительно очень интересуюсь Ари, и мне хочется ему помочь — как и вам.

— Да, но я не принадлежу к его народу — и навряд ли в его вкусе, — взъерошив не слишком чистые седеющие волосы, возразил Беккер. — Моя грива, конечно, тоже становится серебристой, с этим не поспоришь. Но я — отнюдь не молодая девушка.

Он посмотрел на Акорну с широкой задорной ухмылкой, но тут ему пришла в голову мысль, которую он решил не высказывать вслух. Ари нравятся девушки, верно? Насколько мог видеть Беккер, так оно и было. Но никакими Доказательствами Беккер не располагал. Все то время, что Беккер знал его, парень был не в том состоянии, чтобы ухаживать за девушками, и он ни разу не упоминал о своих прежних привязанностях — что было совершенно естественно, учитывая то, что ему пришлось пережить, и то, каким одиноким он был большую часть своей жизни. С другой стороны, Ари вел себя по отношению к Акорне скорее как брат, хотя иногда Беккер и замечал, что Ари пристально следит за девушкой — временами с улыбкой, временами с выражением тревоги и печали на лице. Если Ари замечал, что Беккер смотрит на него, он поспешно отводил взгляд. А сама Акорна, вероятно, не знала о чувствах Ари (если это действительно были те чувства, в которых подозревал его Беккер). Ари смотрел на Акорну, только когда девушка была чем-нибудь занята и не замечала его взгляда.

Беккер не без тревоги размышлял об отношениях своей «команды», когда услышал тяжелый вздох Акорны.

— Извини, принцесса, может, тебе просто стоило бы мне сказать, чтобы я заткнулся, — проговорил Беккер: чудесные глаза Акорны затуманились, и это встревожило и опечалило его.

— О нет, капитан, я с радостью приму ваш совет. Моя тетя хотела, чтобы я нашла себе спутника жизни на нархи-Вилиньяре, но, возможно, из-за того, что почти все космические путешественники улетели так рано, я не встретила никого, кто мне понравился бы… пока не появились вы и Ари.

— Он тебе действительно нравится или ты просто жалеешь его? — спросил Беккер. Он испытывал почти отцовские чувства по отношению к этой прекрасной молодой женщине — прекрасной молодой инопланетянке, говоря точнее, — которая была выше ростом, чем он, возможно, умнее его и по праву рождения обладала некоторыми странными, почти чудесными способностями. Теми же способностями был наделен и Ари, но, побывав в плену у кхлеви, он лишился некоторых из них. — Ты можешь не отвечать, если не хочешь…

Акорна улыбнулась и похлопала его по руке:

— Я знаю, капитан, что вы спрашиваете об этом только потому, что желаете мне счастья. Вы так похожи на моих дядюшек…

— Но я, разумеется, намного красивее их, — распушив усы, заметил Беккер. — По крайней мере, намного красивее, чем Бэрд.

Акорна хихикнула:

— Они постоянно говорят о себе то же самое. Сказать по правде, я сама не знаю, чего ищу. Я никогда раньше такого не делала. Я здесь потому, что мне нравится быть здесь, и потому, что я чувствую — мне нужно побыть вдали от обоих миров, бывших мне домом, по крайней мере, некоторое время. Мне небезразличен Ари. Возможно, так же, как врачу небезразличен его пациент — или даже больше. Раньше я никогда не пыталась продолжать лечение и делать что-то больше, чем первая помощь. Что-то в нем зовет и влечет меня. Возможно, я чувствую в нем друга; к тому же он более близок ко мне по возрасту, чем Надина или Мати. Может, это все из-за Мати, его сестры, которая так похожа на меня; может быть, я здесь вместо нее…

Их глаза встретились; во взгляде Акорны читалась та печаль, которая всегда заставляла болезненно сжиматься сердце капитана. За долгие годы он не раз увлекался женщинами, но ни одна из них не пожелала сколь-либо долго жить на его корабле, хотя парочка прекрасных дам, надо полагать, осталась весьма довольна своим «космическим романом»: они улизнули с корабля, прихватив все, что не было закреплено и прикручено, и кое-что из того, что прикручено было. Похоже, они все полагали Беккера несколько эксцентричным. По большей части он предпочитал обходиться своими излюбленными борделями, в каждом из которых у него были любимые девочки. Но никто и никогда не смотрел на него такими глазами, какие были у Акорны, когда она думала об Ари.

РК прыгнул ему на колени и, яростно урча, вонзил когти ему в ногу. Беккер судорожно вдохнул и задержал дыхание, ожидая, пока уймется боль, потом взъерошил тыльной стороной руки густую шерсть кота.

— Я так не думаю, принцесса. Но ты же знаешь, у этого парнишки масса проблем. И он, наверное, думает, что такой чудесной девушке, как ты, не нужен линьяри, лишившийся рога.

Акорна пожала плечами:

— Меня воспитали люди, ни у одного из которых не было рога. А у него когда-нибудь снова будет рог. Но…

Она не окончила фразы: на палубе раздались шаги Ари. На этот раз он был с непокрытой головой.

— Давайте послушаем, что нам могут сказать эти нириане, — его голос был сухим и резким в сравнении с тем, как он звучал обычно.

— Хорошо, — ответил Беккер и потянулся за ящиком с инструментами, который держал на мостике на случай, если какая-то часть оборудования будет нуждаться в замене. Пока он размышлял над тем, каким способом лучше открыть капсулу, послышался ряд щелчков; обернувшись, он обнаружил, что Ари уже вскрыл капсулу и извлек оттуда нечто, выглядевшее и пахнущее как самый заплесневелый и осклизлый сыр, какой Беккер когда-либо видел (и нюхал) в жизни. «Сыр» был весь изрыт дырами, кое-где был покрыт зеленым люминесцирующим веществом, а аромат, исходивший от него… что ж, РК был, безусловно, прав, когда, повернувшись к «сыру» пушистым хвостом, начал «закапывать» его задними лапами.

Ари усмехнулся, продемонстрировав довольно крупные зубы: такая усмешка могла бы испугать более робкого человека, чем капитан Беккер, — но Беккер особой робостью не страдал никогда.

— Что это такое? — поинтересовался капитан.

— Нирианская органическая технология, — ответил Ари. — Они разработали способ, позволяющий приспособить вещества, производимые их собственными телами, несколько измененные при помощи химии, в целях, для которых некоторые другие расы используют неорганические материалы. Конечно, биотехнология не удовлетворяет все их нужды, однако правильно подобранный баланс биологических компонентов и питательных веществ позволяет некоторым… жизненным формам, подобным этой, осуществлять весьма сложные функции, включая хранение и обработку информации, а также производство энергии…

— Хорошо, хорошо: но как ты подключишь эту штуку?

Ари рассмеялся:

— Ее не нужно подключать, Йо! Однако считать информацию мы можем — данная биологическая система обеспечивает сохранение информации в чрезвычайно компактной форме. Мы можем извлечь эту информацию, действуя надлежащим образом.

— О да, разумеется! Гниль и плесень на лимбуржском сыре — удивительно компактная форма хранения информации. Акорна, дорогая моя, не могла бы ты сделать что-нибудь с этим запахом — ты понимаешь меня? — Беккер пытался быть корректным; сейчас, видя, что Ари склонился над сырообразной массой и внимательно изучает ее, не видя капитана, Беккер решился указать на рог Акорны.

— А что ты используешь для извлечения данных? — спросила Акорна.

— Да, вот именно: что ты используешь? Может, вафельную трубочку или рожок для мороженого? — съехидничал Беккер, не слишком доверявший этому «ароматному» порождению биотехнологии.

Ари закатил глаза:

— Нет, Йо. Сойдет и обычный сканер, используемый компьютером для исследования и анализа объектов.

— «Анскан»? Я не очень понимаю, парень, как это сработает, но делай, как знаешь… эй, постой-ка, ты же не собираешься положить эту штуку на мою консоль, а?..

Беккер не был особо аккуратным человеком, однако вонь, исходившая от «сыра», была слишком сильной. А «Анскан» был слишком дорогим устройством.

Акорна поставила капсулу вертикально, и Ари вернул в нее «сыр». Затем капсулу водрузили на консоль, и Ари подвел «Анскан» поближе к «сыру» — так, чтобы зондирующие устройства «Анскана» могли считывать структуру необыкновенного хранилища информации.

— Учтите, что это хрупкое оборудование совершенно не приспособлено для таких манипуляций! — заявил Беккер.

— Нириане это знают, Йо. Скорее всего, им действительно не приходилось встречаться с «Ансканами», однако у них и их торговых партнеров существуют сходные технологии, так что это устройство разработано с учетом всех особенностей и прекрасно совместимо. В свое время проводилось множество интересных семинаров, на которых обсуждались возможности работы нирианского оборудования, совмещенного с обычным; вам не помешало бы их найти.

— Почему бы им просто не использовать электронику, как это делают все остальные? — проворчал Беккер. Он старался не вдыхать запах «сыра», отчего у него начинала кружиться голова.

— Потому что пийи дешевле, эффективнее и нириане могут выращивать их у себя на планете, — ответил Ари, садясь за клавиатуру и открывая канал связи между «Ансканом» и компьютером корабля.

Возможно, бычья физиономия двурогого нирианина, возникшая на экране, и не повергла Беккера в ступор, но, по крайней мере, удивила его весьма и весьма.

— Будь я проклят! Этот сыр и вправду работает — и именно так, как ты говорил!

— Это пийи, Йо.

— Да хоть бы и пию, мне без разницы, но…

Акорна поднесла руку к губам и прошептала: «Тш-ш!», призывая его умолкнуть и сосредоточиться на записи.

— Можем мы ее остановить и включить заново, чтобы ты перевел запись для нас, приятель? — спросил Беккер.

— Да. Пийи создает постоянный линейный архив, однако доступ к информации может контролироваться вашим… «Ансканом».

— Хорошо. Тогда останови запись. Что он только что сказал?

— То же, что и раньше. Это запись передачи — просьба о помощи, вы называете это «сигналом SOS». Их корабль подвергся нападению. Они назвали себя и дали свои координаты, однако названные ими координаты указывали на точку вдали отсюда — и еще дальше от их родной планеты.

— А они сказали, кто и почему напал на них? — спросил Беккер.

— Не здесь.

— Хорошо, тогда давайте посмотрим, что еще есть на этой чудовищной штуке.

— Несомненно, Йо, мы так и сделаем. Пийи — устройство с высокой плотностью записи информации…

— …и высокой плотностью запаха; вот уж что верно, то верно, — пробормотал Беккер.

Ари вернулся к работе. Он убрал помехи, и на экране снова возникло лицо нирианина. Через несколько секунд Беккер спросил, о чем тот говорит.

— Это бортжурнал корабля. Полагаю, сначала мы видели самую последнюю запись. Трудно сказать наверняка, Йо. Говорит другой — возможно, капитан. Мне сложно разобрать его диалект… постойте-ка! Да! По нирианскому календарю они передали это сообщение… м-м… я бы сказал, пять дней назад.

Ари говорил быстро и тихо, одновременно прислушиваясь к голосу нирианина.

— А да, — снова заговорил он. — Он сказал, что он и его экипаж проводили разведывательную экспедицию. Вы же знаете, нириане всегда ищут пастбища позеленее — как и мы, они травоядные, но их раса более многочисленна, чем раса линьяри. Он упоминает о более ранней записи — что-то об очень плодородной планете, на которой, к сожалению, были обнаружены следы прежней колонизации… нет, которая в настоящее время, вероятно, является чьей-то колонией. Незначительные следы, очень незначительные. Одна… капсула? Он имеет в виду эту капсулу? Нет, он говорит что-то о… о линьяри. — Внезапно Ари умолк и, обернувшись к Беккеру и Акорне, посмотрел на них расширенными глазами: — Йо, он говорил что-то о жилище и о небольшом космическом судне линьяри, но это было не там, где они обнаружили следы присутствия млекопитающих. У него слишком сильный акцент, Йо.

В голосе Акорны звучало плохо скрываемое возбуждение:

— Мне кажется, это очень важно. Думаю, мы должны передать всю информацию на нархи-Вилиньяр, где звездные путешественники, проведшие много времени на Нири, смогут перевести ее более точно, чем мы. А мы пока-что воспользуемся услугами Ари и ЛАНЬЕ и попытаемся разобрать остальное. Интересно, кто все же напал на их корабль… И мне хотелось бы знать, действительно ли нириане нашли кого-то из расы линьяри вдали от обычных космических путей — и, если нашли, как наши люди попали туда?

— Если это была спасательная капсула, возможно, линьяри попали на упомянутую планету таким же образом, каким, по твоим рассказам, ты попала в галактику людей — ну, ты понимаешь, когда твоя капсула была катапультирована с попавшего в беду корабля, — высказал свое предположение Беккер.

Лицо Акорны застыло, она сжала губы, а в глазах ее появилось такое напряженно-ожидающее выражение, что Беккеру подумалось: возможно, она надеется на то, что на космическом корабле ее родителей было все-таки две спасательных капсулы, а не одна — и что, возможно, им тоже удалось спастись. Он чувствовал, что обязан указать ей на то, что это маловероятно.

— Мы должны выяснить координаты и провести маленькое самостоятельное расследование, — сказал он вместо этого. — Возможно, мы обнаружим тех, кому удалось спастись от Ганоша и Иквасквана, когда войска, маскировавшиеся под войска Федерации, «арестовывали» всех представителей вашего народа, каких только могли найти.

Акорна немного расслабилась, должно быть, обдумывая вероятность такого развития событий.

— Полагаю — да, это возможно, — согласилась она.

— Однако ты права: возможно, твой народ разберется со всем этим быстрее; кроме того, может быть, кто-то, кто недавно побывал на Нири… кстати, Акорна, разве твоя тетя там не была? — прервал он сам себя. Акорна кивнула. — Что ж, возможно, они знают, кого именно в правительстве Нири следует известить о том, что «Хамгард» больше никогда не вернется домой… И, возможно, им удастся провести свое расследование и выяснить, кто в этом виновен, прежде чем мы составим свой отчет.

Если бы капитан носил шляпу, то сейчас, должно быть, снял бы ее и прижал к сердцу в знак скорби. Он знал, что У этого быкоголового парня и членов его команды были семьи, которые тщетно ждали их возвращения на родную планету. Что ж, каждый космический путешественник знает, что может не вернуться, — просто все они стараются поменьше думать о такой возможности.

— Да, — проговорила Акорна. — Вы правы. Мы изучим все обломки корабля и выясним, не обнаружится ли при этом каких-то важных свидетельств или улик. А пока что мы можем попробовать наиболее точно перевести корабельный журнал и заодно выяснить координаты планеты, на которой они нашли спасательную капсулу.

— Ари, ты уверен, что там больше ничего нет о нападении? — спросил Беккер.

— Я попробую просканировать все и найти эту информацию, — Ари снова повернулся к «Анскану» и пийи. Монолог на языке Нири оборвался, раздался треск разрядов, а затем внезапно на экране снова появилось изображение.

Изображение, приведшее всех троих в ужас.

— Клянусь священной коровой!.. — выдохнул Беккер. — Что это за жуки такие, и что они делают… о нет… сохрани нас Великий Космос!.. Они пытают кого-то… Ари?!

Должно быть, лечение и уход Акорны не пропали даром, поскольку Ари ответил Беккеру очень спокойно и сдержанно… а вернее сказать, подумалось Беккеру, голос этот был таким же мертвым, как последняя рыба, зачем-то попытавшаяся поплавать в реках Кездета.

— Это кхлеви, Йо. И это действительно я. Кхлеви передали запись того, как пытали меня, на этот корабль нириан.

Глава 4

Казалось бы, после того, как космические путешественники линьяри вернулись на родину, все должно было пойти просто замечательно. Все должны были быть счастливы. По крайней мере, Мати казалось, что уж она-то точно должна была стать счастливой. Но все обернулось по-другому: сперва Ари решил, что не останется на нархи-Вилиньяре, а потом и Кхорнья, о которой Мати уже начинала Думать как о старшей сестре, покинула планету.

Мати чувствовала себя никому не нужной, лишней — потому, что ни один из тех космических путешественников, которых она знала, не хотел рассказывать ей, что же с ними произошло. Если бы она была достаточно взрослой и умела читать в мыслях других людей, тогда, может быть, она не чувствовала бы себя такой одинокой и заброшенной… Впрочем, она и сама сомневалась в этом. Те, кто никогда не бывал в космосе, после встречи с путешественниками казались потрясенными, словно то, что они узнали, причиняло им боль или даже вызывало отвращение; из этого Мати могла заключить, что путешественникам пришлось пережить на просторах космоса нечто по-настоящему плохое. По их глазам было видно, что в душе они по-прежнему носили какую-то скрытую, тайную боль — и боль эта не проходила, несмотря на все заботы и лечение докторов-линьяри.

С Надиной Мати тоже не могла поговорить: слишком много космических путешественников искали совета самой старой и самой мудрой из всех живущих линьяри. Она была слишком занята. У нее не было времени на Мати.

Впрочем, может, оно и к лучшему. Мати вовсе не хотелось признаваться Прародительнице, что ей не слишком хотелось видеться с другими линьяри — в особенности теперь, когда ее брат улетел с планеты, и Кхорнья — вместе с ним. Может, с ее стороны это и эгоизм, но именно так она ощущала себя сейчас.

Если бы визар не повела себя с ними так скверно, Кхорнья и Ари могли бы остаться. Мати чувствовала, что визар начинает вызывать у нее ненависть. Она знала, что ненависть — чувство, не свойственное хорошим линьяри, что она не должна испытывать таких эмоций. Ненависть — чувство яростное и злое, а ее народ был по сути своей добрым и мягким. Но визар вовсе не была ни мягкой, ни доброй. Она была злой. Она просто скрывала это ото всех, даже от тех, кто хорошо умел читать мысли и движения души. Надина говорила, что Лирили — прекрасный администратор и организатор: менее чувствительная, чем большинство линьяри, она могла принимать более объективные решения…

Верно. Мати подумалось, что одно из таких решений визар и приняла недавно. Она решила, что Мати — это предмет, которым можно распоряжаться по своему усмотрению, и постоянно гоняла ее туда-сюда. Никто не замечал того, как неприязненно она разговаривала с Мати. Все были слишком заняты вернувшимися на планету космическими путешественниками.

Когда путешественники не проходили очередной курс терапии, они были в Совете, разбирая торговые соглашения и решая прочие дурацкие вопросы. Прародительница была там — но, по крайней мере, Лирили тоже была занята на заседаниях Совета, так что в это время она не дергала Мати и не кричала на нее.

Впрочем, однажды Лирили набросилась на Мати перед всем Советом — и все из-за того, что девочка уронила страницу распечатки — отчета о состоянии здоровья некоторых возвратившихся, за которой ее посылали к врачам.

— Клянусь, ты — самая неуклюжая изо всех посыльных, какие у меня когда-либо были! И самая медлительная! Ты никогда не получила бы такого ответственного задания, не будь Совет слишком мягкосердечен к тебе из-за твоего сиротства. И вот как ты платишь нам за это доверие!

Все были так заняты размышлениями на важные темы, что никто не заметил ни самой Мати, ни той выволочки, которую прилюдно устроила ей Лирили. Лицо девочки жарко вспыхнуло, в ушах болезненным звоном отдавались жестокие слова визара. Она не могла читать мысли взрослых — но они-то могли читать ее мысли… В прежние времена люди всегда были добры. Но сейчас никому не было дела до того, что чувствовала какая-то малолетняя девчонка. Взрослых гораздо больше тревожили тяжкие душевные и телесные раны, полученные их учеными, дипломатами, учителями и торговцами.

Сотни взглядов безучастно следили за тем, как Мати наклоняется за упавшим листком, как передает его Лирили, которая буквально вырвала листок из рук девочки. Только одно могло бы еще больше унизить Мати: если бы она видела, что на нее действительно обратили внимание; но нет — взрослые просто воспользовались этой секундной заминкой, погрузившись в свои мысли. В мысли, которых Мати не могла прочесть.

Раньше Лирили всегда держала девочку под рукой на заседаниях Совета — на тот случай, если спешно понадобится отправить какое-нибудь сообщение; но в последнее время визар явно не знала, как бы избавиться от Мати Она посылала Мати с глупейшими заданиями — заданиями, для выполнения которых достаточно было нажать кнопку коммуникатора; она делала все, чтобы только девочка убралась долой с ее глаз.

Недавно Мати услышала, как визедханье ферили Нева заметила, обращаясь к находившимся рядом:

— Жаль, что Кхорнья и этот молодой человек, Ари, решили не оставаться среди нас. Не понимаю, что показалось им столь важным, чтобы снова отправиться в путь с капитаном Беккером.

Мати пришло в голову, что она-то знает, и знает наверное, кто заставил Кхорнью и Ари чувствовать себя отщепенцами и кто сделал их жизнь настолько невыносимой, что они предпочли покинуть планету. И в тот же миг, когда эта мысль мелькнула у нее в мозгу, ее размышления прервал голос визара, показавшийся жестким, режущим, как лазерный луч.

— Несомненно, наша Кхорнья увлеклась этим мальчиком, и они предпочли таким образом уединиться вдвоем — там, где над ними не властны наши обычаи, которых Кхорнья толком не знает; да и мальчик, по чести сказать, сейчас находится в слишком нестабильном состоянии, чтобы справиться с ситуацией. Мати, вода застоялась. Пожалуйста, принеси чистой воды и проследи, чтобы эту выплеснули вон.

«А на что у тебя рог на голове? Возьми и очисти воду сама!» — чуть было не вырвалось у Мати, но девочка вовремя прикусила язык. Если бы она осмелилась сказать такое, ей бы не избежать беды. Еще не оформившейся мысли, мелькнувшей у нее в голове, и без того было довольно, чтобы Лирили одарила ее тяжелым мрачным взглядом. Но Мати ведь была посланницей, а не каким-нибудь… низшим существом, на которое можно было свалить всю грязную работу просто потому, что визару вздумалось показать свою власть!

Когда Мати уже казалось, что ее жизнь просто не может стать еще хуже, Предки — четвероногие единороги, один из двух видов, которые еще до Начала Времен породили расу линьяри, послали за Прародительницей Надиной. Они настаивали на том, чтобы она привела с собой космических путешественников, которых все еще мучили кошмары и боль душевных ран, несмотря на лечение и заботу их семей и врачей. Все они должны были посетить Предков в их обители на зеленых холмах. Те, кто присматривал за Предками, называли это «уединением». Мати полагала, что это изгнание.

Сразу после того как Надина удалилась вместе с остальными, визар послала за Мати и поставила ее в известность о том, что, пока Гранд-дама находится с визитом у Предков, она, визар, не может допустить того, чтобы юная девушка оставалась одна в павильоне, который прежде она делила с Надиной. А потому Мати будет предоставлено спальное место в палатке визара, где она и будет спать до тех пор, пока не вернется Прародительница.

— Так ты всегда будешь под рукой на тот случай, если понадобишься мне, — сказала визар с неискренней фальшиво-ласковой улыбкой. На самом деле она просто хотела, чтобы Мати все время находилась у нее на глазах. Каждый раз, когда Мати хотела кого-нибудь навестить или просто просила позволения отправиться пастись с другими детьми, Лирили придумывала для нее какое-нибудь «срочное» дело, которое Мати обязательно нужно было выполнить, причем немедленно.

В конце концов Мати поняла, что единственный способ подольше не попадаться на глаза визару — это делать то, в чем ее и так уже обвиняли, а именно — выполнять поручения визара как можно медленнее. По крайней мере, некоторые из них — как это было, например, в прошлый раз. Поздно вечером, в разгар ливня, ее послали в космопорт, чтобы отнести Таринье, выполнявшему обязанности Дежурного диспетчера, корзину отборной зелени, приготовленную для него лично визаром. К корзине прилагалась маленькая записочка, дабы Таринье даже на минуту не усомнился в том, кто именно посылает ему этот подарок.

Однако Таринье вовсе не чувствовал себя ни польщенным, ни облагодетельствованным, когда Мати вручила ему корзину.

— О нет… — простонал он.

Мати тряхнула гривой, вызвав настоящий водопад дождевых брызг, и уставилась на содержимое корзины.

— В чем дело? Тебе что, не нравится зелень этих сортов? Ты учти, я не собираюсь тащить это все назад к ней. У меня ноги болят. Она заставляет меня бегать день и ночь. Я устала, — с этими словами она уселась во второе кресло у панели управления и с блаженным вздохом вытянула ноги.

— Прости, малышка. Хочешь что-нибудь съесть? Тут отличная зелень. Просто, понимаешь, я не хочу принимать никаких знаков внимания от нашего визара.

Глаза Мати сузились; несколько мгновений она вглядывалась в лицо Таринье. С тех пор, как они с Кхорньей вернулись из другой галактики, Таринье почти не изменился. Когда они прибыли, он был о-очень самодовольным малым и хвастался, что они с Кхорньей в самом скором времени станут спутниками на всю жизнь. Однако позднее, к своему удивлению, Мати услышала о том, что Таринье оказывает знаки внимания еще нескольким молодым девушкам. И каждая из этих девушек была уверена, что, если Кхорнья откажется от своих претензий на него, Таринье с радостью попросит именно ее всегда пастись рядом с ним. На самом-то деле, как было прекрасно известно и самому Таринье, и Мати, Кхорнье он и вовсе не нравился — и уж тем более она не собиралась связывать себя с ним нерасторжимыми узами. Таринье был очень красив — особенно для тех, кому нравились высокие, стройные и мускулистые мужчины, но Кхорнья была как-то… старше, что ли, умнее, чем он, — и, кроме того, ей не нравилось отношение Таринье: тот был немного заносчив и самодоволен. Однако Мати должна была признать, что мужчина, который мог заморочить голову такому количеству девушек, умеющих читать мысли, не мог не быть привлекательным. Было в нем что-то, покорявшее женские сердца. Много нйири, сказала о нем Прародительница. Слово это означало нечто похожее на отвагу или храбрость, но вернее было сказать, что он был достаточно смел, чтобы совершать то, что совершать не стоило, и говорить то, о чем лучше было бы промолчать.

— Может быть, она просто пытается дать тебе понять, что не считает тебя таким уж плохим, хотя те девушки и жаловались на то, что ты ухаживаешь сразу за двумя, — предположила Мати, проявляя свою собственную нйири. Ей было интересно, что он ответит.

Вслед за раскатами грома налетел шквал, швырявший потоки дождя в окна-иллюминаторы коммуникационной станции. В отдалении извилистая молния распорола потемневшее небо, озарив ночь короткой ослепительно яркой вспышкой.

Таринье фыркнул и улыбнулся Мати такой же дурацкой улыбкой, какой он, бывало, дарил своих подружек:

— Какая же ты славная, хорошенькая девчушка, Мати! Конечно, она не думает, что я такой уж плохой. После того как девушки ей все уши прожужжали о том, что я — подлинное воплощение всех мужских достоинств, она сама решила поухаживать за мной.

На этот раз фыркнула Мати:

— Ты слишком долго был в космосе, Таринье! У тебя «земная болезнь»!

Это была обычная шутка: космические путешественники говорили о том, что линьяри, не покидавшие планеты, в космосе заболевают «космической болезнью», а те, в свою очередь, приписывали путешественникам «земную болезнь», чтобы как-то объяснить себе странности, проявлявшиеся в их характере. И сейчас только этим — или же непомерно высоким мнением о себе самом — Мати могла объяснить, почему Таринье взбрело в голову, что визар способна на подобные нежные чувства по отношению к нему.

— Нет. Нет. Это правда, Я ей нравлюсь. Она все время об этом говорит. Она сказала мне, что, по ее мнению, мне нужна более опытная женщина, которая руководила бы мной, держала бы меня в руках — и в то же время умела бы прощать мне маленькие демонстрации моей независимости. Поверь мне, малышка, это последнее, чего мне хотелось бы. Даже кхлеви не пугают меня так, как эта женщина! — его передернуло так, что дрожь прошла по коже, а грива взметнулась, словно под порывом ветра.

Мати была поражена.

— Но Лирили ведь на самом деле старая! Она почти такая же старая, как Надина, — я готова в этом поклясться; по крайней мере, ей не меньше, чем Неве, а ты… я, конечно, еще ребенок, но даже я помню те времена, когда ты был всего лишь серым в яблоках жеребенком!

Таринье скорчил кислую мину:

— Может, ты и считаешь, что она старая, но когда я рядом, она ведет себя как взбалмошная девица. Боюсь, нархи-Вилиньяр недостаточно велик для нас двоих.

— Уж я-то знаю, о чем ты говоришь, — кивнула Мати, вспомнив о собственных бедах.