- Никогда... - повторил Оливер низким и хриплым голосом, и припал к ее губам.
      Его поцелуй был нежным, дразнящим, обещающим такое наслаждение, о котором Джинни не могла и мечтать. Когда она беззвучно вздохнула, Оливер зажал ее нижнюю губу своими крепкими белыми зубами и начал легонько покусывать, вызывая в ней дрожь возбуждения.
      Умом Джинни понимала, что должна сопротивляться, но ее сердце таяло, сметая все защитные барьеры. Она оказалась беспомощной перед магией его искусного языка, проникшего между ее губами.
      Оливер обнимал ее, прижимал к себе, и она вздрогнула, ощутив его грубую мужскую силу, обычно скрываемую под вежливыми манерами и безупречным деловым костюмом. Его рука скользнула по ее телу, и Джинни поняла, что не сможет ему отказать, хотя и не знала, почему.
      В ней нарастало глубокое, мучительное желание - желание, которое Оливер пробудил в ней много лет назад, в ту ночь, когда они впервые танцевали вместе на ее девятнадцатом дне рождения. Джинни думала, что научилась его обуздывать, но теперь оно вырвалось на свободу, как джинн из бутылки, и она знала, что никогда не сможет подавить его снова.
      Поцелуи Оливера становились все более страстными. Джинни знала, что своей покорностью дает ему повод для неуважения, подтверждает все те сплетни, которые про нее ходили. Как же он узнает, что у нее не было никого... и ничего, кроме нескольких поцелуев? Ни один из которых не разжигал в ней такого огня.
      Рука Оливера медленно скользнула вверх по гладкому бедру и тонкой талии... Джинни затаила дыхание, дрожа от предвкушения, пока его пальцы не коснулись ее упругой груди, нежно ее лаская, сдавливая ладонью. Ее соски затвердели, превратившись в нежные бутоны удовольствия; она выгнула спину и со стоном прильнула к нему, бесстыдно требуя более интимных прикосновений...
      - Ты не выйдешь за Джереми, - с чувством заключил Оливер. - И ни за любого другого богатенького сопляка. Если ты и выйдешь замуж, то только за меня.
      Джинни изумленно распахнула глаза. Губы Оливера изогнулись в кривой улыбке, но он не шутил. Он все еще прижимал ее к спинке сиденья, его ладонь сжимала ее грудь с той же грубой страстностью, выдававшей его истинные намерения.
      - Нет...! - Джинни попыталась оттолкнуть его и отодвинуться как можно дальше. - Замуж за тебя? С ума сошел!
      Оливер рассмеялся, и откинулся на спинку своего сиденья.
      - Неужели это так ужасно? - холодно поинтересовался он. - Шесть лет назад ты так не думала.
      Она пожала плечами, собирая в кулак все свое самообладание.
      - Я... потеряла голову. Мне было только девятнадцать. Просто папа затеял ту дурацкую вечеринку, назвал полный дом гостей, а я понятия не имела, как из всего этого выпутаться.
      - Я понимаю твою проблему. - Теперь его голос был полон угрозы. - К несчастью, я очень не люблю, когда нарушают данные мне обещания.
      - Ты ведь не серьезно, - возразила Джинни с некоторой неуверенностью, следя за Оливером, как за готовой к прыжку пантерой. - После... всего происшедшего?
      - Ах, да... тебе вроде нравится трахаться на заднем сидении машины? задумчиво произнес Оливер. - Грандиозное было зрелище, как я слышал. Но с Марком Рэнсомом? Ей-богу, я думал, у тебя вкус получше.
      - По крайней мере, он ненамного меня старше, - в отчаянии огрызнулась Джинни. - И с ним было весело.
      Ее отравленная стрела угодила мимо цели. Оливер самодовольно улыбнулся.
      - Интересная игра намечается. Но берегись - обо мне говорят, что я всегда добиваюсь своего. А чтобы заслужить такую репутацию, приходится играть грубо.
      У Джинни екнуло сердце. Он уже показал ей, как грубо готов играть, безжалостно воспользовавшись ее телесной слабостью. Умом она ясно осознает угрозу, но совершенно не способна противостоять искушению.
      Машина остановилась у светофора, и внезапно Джинни сообразила, что они в нескольких сотнях метров от ее дома. Ее единственным желанием было сбежать.
      - Сп-пасибо, что подвез, - выдавила она, нащупывая дверную ручку. Отсюда я дойду пешком. - И, одарив Оливера на прощание неуверенной улыбкой, она выскочила из машины и бросилась бежать.
      - Джинни...?
      Она вскинула голову, решив не обращать на него внимания... но тут же вспомнила, что забыла сумочку в машине. Когда она повернулась, автомобиль уже поравнялся с ней, и тонированное стекло медленно опускалось. Оливер протянул ей сумочку через окно, насмешливый блеск его глаз был заметен даже в темноте.
      - Спасибо, - сдержанно поблагодарила Джинни, выхватывая сумку.
      - Спокойной ночи.
      Стекло поползло вверх, и роскошная машина отъехала от тротуара, направляясь в сторону Сити.
      ***
      Спокойной ночи? Джинни вздохнула и помяла подушку. Она уже утратила надежду уснуть. Часы на тумбочке показывали двадцать пять минут пятого; казалось, в прошлый раз Джинни смотрела на них два часа назад, но на самом деле прошло всего пять минут.
      Какую-то неделю назад все казалось простым и ясным. Она была счастлива... по крайней мере, относительно. И более-менее уверена в будущем - и даже в том, что однажды выйдет замуж за одного из этих милых молодых людей, вьющихся вокруг нее.
      Теперь эти розовые мечты разлетелись вдребезги... и не только из-за разорения. Теперь Джинни знала наверняка, что не сможет выйти замуж ни за кого, кроме Оливера, и ни с кем другим не сможет делить постель.
      Но за Оливера она тоже не пойдет. Ее бросало в дрожь при малейшем воспоминании о поцелуе в машине, о темном угрожающем блеске его глаз, о его нахальной руке, ласкающей грудь...
      Со стоном она зарылась пылающим лицом в подушку. Надо быть сумасшедшей, чтобы дойти до такого. Своими поступками она только подтвердила правдивость сплетен о ее легком поведении, о том, что она достойна презрения. Но если он верит этому, то почему хочет на ней жениться?
      Надо ли спрашивать? Шесть лет назад Джинни ранила гордость Оливера, а теперь он хочет не просто мести - а возмещения ущерба. Принудив ее к замужеству, он в какой-то степени сгладит унижение, которое она ему нанесла. Но, выйдя за другого, Джинни только усугубит его ярость.
      Что это будет за брак? Оливер ясно дал ей понять своими поцелуями, своими прикосновениями, что не намерен останавливаться на полпути. А Джинни прекрасно знает о своей беззащитности. Может, умом она и пытается сопротивляться, но предательское тело ее подводит.
      Даже сейчас, вопреки всем доводам рассудка, ее тянет к Оливеру с глубокой, мучительной страстью. Что же будет, если ей придется делить с ним постель каждую ночь... или так часто, как он этого захочет? Джинни не питает иллюзий - как только он почувствует вкус победы, все будет кончено. Но он не отпустит ее, о, нет, он позаботится, чтобы она вечно была к нему привязана.
      И еще он без сомнения потребует от нее рождения наследника.
      Внезапная резкая боль охватила Джинни. Забеременеть от него, родить ему ребенка... Когда-то она мечтала об этом, представляла себе розовых младенцев, щекастых крепышей с такими же огромными темными глазищами, как у Оливера... Но ей пришлось забыть свои глупые мечты, и не выказывать ни малейших признаков зависти, когда подруги с гордостью сообщали ей о своей беременности или демонстрировали своих новорожденных чад, завернутых в пеленки.
      Естественно, это вполне в духе Джинни Гамильтон, попрыгуньи-стрекозы, эгоистичной пустышки - беременность портит фигуру, да и с детьми хлопот не оберешься, то игрушки везде разбрасывают, то вещи портят. Никого не удивляет, что Джинни не проявляет к детям ни малейшего интереса.
      Ее глаза защипало, и Джинни с некоторым удивлением поняла, что плачет. Прошло уже много времени с тех пор, как она позволяла себе раскиснуть. Даже после смерти отца, наступившей после долгой болезни, Джинни грустила, но не плакала. Так почему она ревет из-за какого-то Оливера Марсдена? Не из-за любви ведь в самом деле...
      Да, черт побери, из-за любви. По крайней мере, она любит того Оливера Марсдена, которого запомнила по Нью-Йорку - веселого друга, который возил ее на остров на пароме, показывал достопримечательности Манхеттена, поднимался вместе с ней по винтовой лестнице музея Гугенхейма и угощал мороженым в Бэттери-парк.
      Да, в те времена она была юной и впечатлительной, но вряд ли ошибалась в нем так уж сильно. Может, он и не любил ее так, как она того хотела... может, он сделал ей предложение, повинуясь воле отца, и из желания продолжить династию. Но со временем могла бы появиться и любовь, не вмешайся тогда Алина.
      Но сейчас нет ни малейшей возможности вернуться к прежним отношениям... Джинни сама разрушила их своей глупой, безответственной выходкой в ночь помолвки. Все, что осталось - оскорбленный, озлобленный мужчина, желающий отомстить, и Джинни даже не вправе винить его за это. Но когда она погружалась в вязкую дремоту, не приносящую отдыха, единственными словами, кружащими у нее в голове, были - "Если бы..."
      Шестая глава
      В пустом доме гуляло эхо. Джинни слонялась из комнаты в комнату, охваченная воспоминаниями - счастливыми воспоминаниями о детстве, о маме... О том, как они вернулись с прогулки дождливым весенним утром и со смехом стаскивали друг с друга плащи, а спаниель Бастер (давно умерший и похороненный в саду под кустом сирени) встряхнулся и нарочно обрызгал их грязной водой. Воспоминания о том, как она сворачивалась клубочком на широком диване в желтой комнате, чтобы посмотреть "Детский час" - это была единственная комната в доме, где имелся телевизор.
      Одинокая слезинка сползла по щеке, но Джинни не стала ее вытирать. Она приучила себя к мысли о продаже, но не ожидала так быстро найти покупателя. Такие огромные дома не пользовались спросом, и Джинни надеялась, что у нее останется чуть больше времени. Хотя она почти не жила здесь в последние три года, это был ее родной дом.
      Она едва удержалась от проклятий в адрес неизвестного покупателя. Чужой человек будет глядеть из высоких окон на залитый солнцем сад, захочет, пожалуй, сменить выцветшие обои или старомодные парчовые шторы. Если вообще соберется здесь жить. А вдруг это окажется представитель какой-нибудь корпорации, желающей превратить ее дом в конференц-центр или санаторий, а то и вовсе вырубить все деревья и построить гольф-глуб?
      Джинни нахмурила брови. Поэтому агент по недвижимости был так немногословен? К несчастью, у нее не оставалось выбора - пришлось ухватиться за самое выгодное предложение.
      Скрип гравия под колесами заставил ее обернуться. Они прибыли - минута в минуту. Время одиночества закончилось, слова прощания были произнесены. Глубоко вздохнув, Джинни вышла из комнаты. Она решила распахнуть входную дверь до того, как гости позвонят - на верхней площадке крыльца у нее будет преимущество в росте.
      Но все ее преимущество рассыпалось прахом, как только она увидела роскошный длинноносый "Астон Мартин", стоящий под розовым кустом, и вылезающего из него высокого мужчину. Оливер Марсден. Ее сердце гулко стукнуло в груди и забилось вдвое быстрее.
      - Что ты здесь делаешь? - с вызовом спросила Джинни.
      Он взбежал по ступеням легкой, спортивной походкой и встал рядом с девушкой, так что ей пришлось смотреть на него снизу вверх.
      - Не слишком радушный прием для потенциального покупателя. Тем более, сделавшего очень выгодное предложение.
      - Ты? - Черт, надо было догадаться; он же сам предупреждал, что предпочитает грубую игру. - И зачем тебе понадобился мой дом?
      Оливер равнодушно пожал широкими плечами.
      - Теперь, когда я решил остаться в Англии, мне понадобилось жилье. Так ты будешь показывать или нет?
      - Тебе нечего показывать, - огрызнулась Джинни, окинув его ледяным взглядом. - Ты знаешь дом и часто здесь бывал.
      Его глаза насмешливо вспыхнули.
      - Все равно мне бы хотелось посмотреть. Или это так тяжело?
      Джинни помедлила, борясь с желанием захлопнуть дверь перед его носом.
      - Ладно, - коротко согласилась она. - Тогда заходи.
      - Спасибо.
      Вынужденная уступить, она изобразила на лице холодное спокойствие. В конце концов, дом будет продан, и неважно кому. Последствия одинаковы - она никогда уже сюда не вернется, а у сплетниц появится отличный повод обсудить, что же сделал ее отец со своими деньгами, что не оставил дочери ни гроша.
      И это было худшим из всего. Папа был очень гордым - он бы не потерпел, чтобы его дела стали достоянием сплетников. Что касается Джинни, ей все равно; она привыкла к пересудам и еще одна новость ничего не изменит.
      А с денежным вопросом она как-нибудь управится - ведь удается это миллионам других девушек. Должна и для нее найтись какая-нибудь работа. Придется меньше денег тратить на наряды и прочую ерунду и отвыкать от шикарных вечеринок. Что ж, это вполне ее устраивает - светские тусовки никогда ей не нравились.
      Оливер смотрел на нее с насмешкой.
      - Ну...?
      Джинни глубоко вздохнула; если он собирается вести себя как обычный покупатель, она сыграет роль обычного продавца. Но скрывать иронию она не собирается.
      - Что ж... Как видишь, это прихожая, - объявила Джинни, взмахнув рукой. - Это самая старая часть дома. Она датируется примерно серединой пятнадцатого века, хотя эти деревянные панели не такие старые... возможно эпохи короля Джеймса II.
      - Гм... - Оливер кивнул, с любопытством глазея по сторонам.
      - Слева музыкальная комната. Пианино, как и остальная мебель, продается вместе с домом; скорее всего, оно нуждается в настройке - на нем никто не играл... несколько лет. - Вообще-то с тех пор, как умерла мама, но Джинни не собиралась это рассказывать.
      Оливер догнал ее в дверях и преградил дорогу, заставив попятиться.
      - Приятная комната, - одобрительно заметил он.
      - Да. - В детстве Джинни любила ее больше всех. После обеда комната была залита солнечным светом, сияющим на темной полированной поверхности пианино, на котором играла мама. Зимой здесь всегда горел камин. Не заметив печального вздоха, слетевшего с ее губ, Джинни направилась обратно в прихожую.
      - Вот столовая, - объявила она, распахивая широкие двери. - За столом умещаются двадцать человек, хотя и для такого количества он великоват.
      - Знаю.
      Да... ужин в ночь помолвки. Они сидели рядом, бок о бок; он улыбался ей, когда их локти нечаянно соприкасались, а Алина с безмолвной ненавистью наблюдала за ними с противоположного края стола. Джинни отбросила воспоминание, взглянув на Оливера с досадой.
      - Облицовка камина в стиле Адама, - продолжила она, подражая манерам экскурсоводов. - Но боюсь, это подделка. Хотя зеркало над камином неплохое. Франция, восемнадцатый век, подробности ты найдешь в описи. Хочешь посмотреть гостиную?
      - Как скажешь, - согласился Оливер. Судя по его улыбке, он находил ее представление забавным. Но у него есть право смеяться, ведь он победил.
      Джинни развернулась на каблуках.
      - Там новое крыло дома, - она торопливо свернула за угол в дальней части коридора. - Викторианская эпоха. К счастью, в отличие от большинства зданий того времени, крыло строили с расчетом, чтобы оно сочеталось с более старой частью дома. Если смотреть снаружи, когда все заплетено плющом, разницы вообще не видно. Отличаются только печные трубы.
      - Да ну?
      Джинни взглянула на Оливера с холодным презрением. Он явно старался вывести ее из себя, но она твердо решила не поддаваться.
      - Лепка на потолке является классическим примером викторианского стиля, - упрямо продолжила Джинни. - Камин из Каррерского мрамора, привезенного из Италии.
      - Замечательно. - Оливер прошел через комнату к распахнутой застекленной двери, выходящей на террасу и в сад. - Мне всегда нравился этот сад, - пробормотал он, ступив наружу. - По нему можно бродить часами и постоянно натыкаться на что-то неожиданное.
      У Джинни екнуло сердце - увидев Оливера на террасе, она внезапно вспомнила ту ночь, когда он стоял здесь, на этом самом месте, обнимая Алину. "Между нами ничего не изменится..." Эти слова можно было истолковать как угодно. Утешение сводного брата или клятва любовника?
      А теперь... он ясно дал понять, что хочет жениться на ней. Покупка дома - тоже часть ловушки. Если Джинни выйдет за него замуж, то сможет остаться здесь... и переезжать не придется. Никто не узнает, что она продала дом. Если она выйдет за него...
      Оливер обернулся, словно прочитав ее мысли.
      - Итак, ты собираешься показывать остальную часть дома?
      Она шагнула вперед и повела Оливера в коридор, чувствуя себя слишком слабой перед окружающим его ореолом мужественности. Сегодня он оделся довольно небрежно - в легкие кремовые брюки и льняную рубашку с закатанными рукавами, обнажающими сильные, загорелые руки. Расстегнутый воротник не скрывал темных вьющихся волосков у основания шеи.
      Джинни резко выдохнула, борясь с нарастающим внутри жаром. Оливер достаточно проницателен, чтобы заметить сигналы ее вероломного тела, и не замедлит воспользоваться малейшей трещиной в ее броне. Выдавив холодную улыбку, она направилась дальше по коридору.
      - Эта дверь ведет в кухню...
      Она нечаянно задела ногой стойку для зонтиков и с грохотом ее опрокинула. Зонтики и трости покатились по полу.
      Ее щеки густо покраснели. Черт, разве можно быть такой растяпой? Джинни торопливо нагнулась и бросилась наводить порядок, опустив голову, чтобы скрыть смущение. Но когда она потянулась за тростью из черного дерева с медным набалдашником, которой пользовался отец, Оливер наклонился, чтобы помочь ей. Их руки соприкоснулись, и дыхание застыло у нее в горле, а по телу словно пробежал электрический разряд.
      Каким-то чудом Джинни удалось остаться неподвижной. Она глядела, как Оливер ставит на место стойку и собирает зонты и трости. Затем он повернулся к ней и протянул руку, помогая подняться.
      Сердце Джинни забилось так громко, что Оливер мог бы его услышать. Она покорно взяла его за руку, но так и не отважилась взглянуть в его темные, пугающие глаза. Чего стоит все мое хваленое самообладание, - с горечью думала Джинни, - если я так размякла от простого прикосновения. Надо взять себя в руки...!
      - Мы продолжим экскурсию? - вежливо поинтересовался Оливер.
      - О... да... - Усилием воли она совладала со своим голосом. - На этом этаже осталась только комната отца, тебе не обязательно ее видеть. Я проведу тебя наверх.
      - Спасибо.
      Поднимаясь по лестнице, Джинни спиной чувствовала, как Оливер буравит взглядом ее точеную фигуру, облаченную в серые шелковые брюки и облегающую трикотажную блузку - наряд, который она выбрала специально, чтобы произвести впечатление на будущего покупателя. Черт бы его подрал! Лучше бы она продала дом оздоровительному клубу, чем Оливеру.
      - На этом этаже пять спален, а этажом выше - еще две, - скучным голосом разъясняла она. - В двух спальнях имеются отдельные ванные комнаты, одна общая ванная на этом этаже и еще одна наверху.
      - Сойдет, - протянул Оливер, раздражая ее своей улыбочкой. - Хотя сначала мне потребуется только одна кровать, мягкая и удобная. Двуспальная, конечно.
      В глазах Джинни сверкнул холодный вызов. Оборвав заранее заготовленную речь, она промчалась по коридору, распахивая одну дверь за другой, позволив Оливеру идти следом и заглядывать в открытые комнаты. Как она могла поверить, что любит этого высокомерного, несносного мужчину? Даже в девятнадцать лет ей следовало быть умнее.
      Большинство комнат стояли пустыми несколько лет, и Джинни убила последние несколько дней, проветривая их, вытирая пыль и передвигая мебель, чтобы прикрыть проплешины на коврах.
      Оливер остановился у закрытой двери.
      - А что здесь? - поинтересовался он, указывая рукой.
      Джинни замерла, сцепив пальцы за спиной.
      - Это... моя комната.
      Оливер насмешливо изогнул бровь.
      - Открывай, - потребовал он.
      - Тебе незачем смотреть мою комнату, - сдавленным голосом возразила Джинни.
      - Я покупаю весь дом.
      Будь это обычный покупатель, Джинни и не подумала бы спорить. Но с ним... это похоже на вторжение. Хотя Оливер имеет право приказывать; ей ничего не остается, кроме как согласиться на его цену - в противном случае придется объявить отца банкротом.
      Она открыла дверь.
      Джинни сменила обстановку в своей комнате совсем недавно, в прошлом году. Теперь ей стыдно вспоминать, сколько денег она потратила в то время, когда отец пытался выпутаться из финансовой западни. Оформленная в кремовых и персиковых тонах, с кружевными занавесками на окнах и кроватью с балдахином, ее спальня была милой и симпатичной, хотя и без излишней вычурности.
      Только бы Оливер не пожелал заглянуть в гардеробную. Джинни была уверена, что ее комната для переодевания битком набита платьями, для которых не нашлось места в ее квартире - большинство из них она надевала крайне редко. По крайней мере, здесь было прибрано - она заглядывала сюда час назад, когда ждала...
      О, нет! Как она могла не заметить эти тоненькие трусики из французского шелка, валяющиеся на полу? Наверное, она их уронила, когда убирала белье. С порозовевшими щеками она прошла по комнате и попыталась незаметно отфутболить трусики под кровать, но Оливер ее опередил.
      Он поднял трусики двумя пальцами и принялся внимательно разглядывать тонкое кружево.
      - Великолепно, - заключил Оливер. - У тебя отличный вкус в отношении белья.
      - Спасибо, - буркнула Джинни, выхватила у него трусы, сжала в кулаке и запихнула в ближайший ящик комода.
      - Мне нравится, когда женщины носят сексуальное белье. Это означает, что они ценят свое тело. - Его голос был мягким и хрипловатым. - И знают, как угодить мужчине.
      Джинни резко отвернулась и отошла к окну. Ее щеки пылали, голова кружилась. Если он может довести ее до такого состояния несколькими словами, понимающей улыбкой...
      Скворец опустился на лужайку и поймал червяка. Джинни знала, что будет скучать по саду. Качели, на которых она качалась в детстве, давно исчезли, но старый дуб остался. Странно, она даже не заметила, когда ее отец уволил постоянного садовника и нанял работника, приходящего раз в неделю косить траву и убирать мусор.
      Сейчас признаки запустения бросались в глаза - среди розовых кустов росла крапива, беседка была вся заплетена вьюнком, а яблони за старой каменной стеной отчаянно нуждались в уходе. Быть может, хоть Оливер о них позаботится, вместо того чтобы вырубать...
      Оливер подошел ближе - так близко, что Джинни чувствовала тепло его тела, хотя он не прикасался к ней. Странное напряжение нарастало внизу ее живота; она больше не могла скрывать свою реакцию. Естественно, Оливер без колебаний воспользуется ее слабостью, чтобы захлопнуть первую створку ловушки. Второй створкой были деньги.
      - Ну и... как действует твой маленький план? - поинтересовался он мягким, ироничным голосом.
      - Мой... план?
      - Заполучить богатого муженька. Уже повезло?
      Она пожала плечами, излучая презрение.
      Оливер склонил голову, пока его теплое дыхание не согрело волосы на ее затылке, собранные в высокую прическу.
      - Выходи за меня, и я одену тебя в такое белье, о котором можно только мечтать, - промурлыкал он бархатистым, искушающим голосом, гораздо более соблазнительным, чем все его обещания.
      Джинни с трудом пыталась успокоить учащенное дыхание и понимала, что, глядя через ее плечо, Оливер прекрасно видит, как вздымаются и опадают ее груди, крепкие и упругие, под тончайшей шерстяной тканью. Она горела, как в лихорадке, по ее жилам растекался жидкий огонь, голова кружилась.
      - Моя маленькая, милая Вирджиния, девственная и невинная. - Он резко рассмеялся. - К несчастью, я ошибался, верно? Так когда же ты утратила свою драгоценную невинность? Не с Марком Рэнсомом, я надеюсь?
      - Конечно, нет! - Отчаявшись противостоять его магии, она резко метнулась в сторону, издав нервный смешок. - Задолго до этого.
      - О? - Одна черная бровь иронически изогнулась. - Тогда кто же оказался этим счастливчиком?
      - Первый? - Пока она мучительно пыталась выдумать какое-нибудь несуществующее имя, ее взгляд упал на столик из розового дерева, стоящий рядом с окном - Франция, восемнадцатый век. - Луи... Его звали Луи.
      - Луи? Француз?
      - Вот именно. Он был студентом и гостил по обмену у одной моей школьной подруги. У него были голубые глаза. - Забавно, как легко полилась ложь с ее губ, стоило только начать. - Голубые глаза и светлые волосы. И роскошное тело.
      Во взгляде Оливера появилась явная угроза, но было слишком поздно внимать предупреждению.
      - А потом?
      Джинни пожала плечами, с презрительной усмешкой отворачиваясь от него.
      - Боже, Оливер, - томно протянула она, - неужели, по-твоему, я должна помнить их всех?
      - Думаю, нет. Какая ирония... когда в Нью-Йорке я пытался обуздать свой основной инстинкт, пытался оберегать тебя, боялся спугнуть, ты верно удивлялась, почему я не тащу тебя в постель. Кажется, мне пора наверстать упущенное.
      Джинни была уже на полпути к двери, когда Оливер схватил ее за руку и силой заключил в объятия, со смехом глядя на ее отчаянные попытки вырваться.
      - Однажды я позволил тебе сбежать, - протянул он, прижимаясь губами к ее рту. - Теперь не скроешься.
      Джинни откинула голову, но он запустил пальцы в ее прическу, вытащил шпильки и намотал ее распустившиеся волосы на руку, грубо удерживая ее в повиновении. Ее тело изогнулось, соски прижимались к его твердой, как камень, груди, глаза метали молнии.
      - Я не выйду за тебя, - выдохнула Джинни. - Ты меня не заставишь.
      - Правда? - В его ленивой улыбке светилась уверенность победителя. Посмотрим.
      Джинни приготовилась защищаться, но как она могла противостоять такому поцелую? Сначала язык Оливера медленно очертил поверхность ее пухлых губ, заставляя их раздвинуться. Затем в игру вступили его зубы, словно предупреждая, что в любую минуту эта игра может превратиться в жестокое наказание. Он дал ей понять, что не примет ничего, кроме полной капитуляции - и у него есть все возможности, чтобы сломить ее волю к сопротивлению.
      Джинни закрыла глаза, охваченная чувственным восторгом. Она наслаждалась прикосновениями его губ, горячих и соблазнительных, и наконец с тихим стоном приоткрыла рот, позволив его хищному языку проникнуть глубоко внутрь. Рука Оливера сползла вниз по ее спине, прижав ее еще ближе, заставляя почувствовать его возбуждение.
      Было трудно дышать, а думать и вовсе невозможно. Джинни чувствовала только его руку, скользящую по ее телу. Резкий вздох сорвался с ее губ, когда сильные пальцы Оливера погладили ее мягкую, округлую грудь и принялись ласкать, пока нежный бутончик соска не затвердел в его ладони.
      Пылая, как в огне, она запрокинула голову, подставляя для жгучих поцелуев свою шею и нежную ложбинку в ее основании. Только когда Оливер начал целовать ее обнаженное плечо, Джинни поняла, что он расстегнул воротник и стащил с нее блузку.
      Но протестующий возглас застыл у нее в горле, стоило ей снова почувствовать на своей груди ладонь Оливера, кажущуюся такой теплой через тонкие кружева лифчика.
      - Какая прелестная вещица, - заметил Оливер, нащупывая застежку. Готов поспорить, что она стоит целое состояние.
      Джинни в ярости раскрыла глаза; к своему стыду она вдруг вспомнила тысячи причин, не позволяющих ей так себя вести. Но Оливер без труда справился с ней, когда она попыталась его оттолкнуть. Швырнув на пол блузку и лифчик, он схватил девушку за запястья, бросил на постель и навалился сверху, придавив ее своим весом.
      - Итак... - Оливер самодовольно рассмеялся и, приподнявшись, осмотрел ее обнаженную кремовую грудь с торчащими розовыми сосками. - Очень хорошо, насмешливо оценил он. - Ради этого стоило ждать.
      Оливер сжал оба ее запястья железной рукой, чтобы высвободить вторую. Джинни смотрела на него горящими гневом глазами; сжав зубы, она решила сопротивляться его ласкам. Но судя по блеску его глаз, он принял это как вызов, и уже от первого дразнящего прикосновения ей пришлось закусить губу.
      Кончики его пальцев лениво блуждали по ее разгоряченной коже, описывали круги вокруг набухших сосков, разжигали в ней мучительное предвкушение, способное свести с ума. Оливер лениво улыбнулся, зная, что она уже проиграла. Она хотела, чтобы Оливер раздел ее до конца, насладился ее телом, подчинил своей воле...
      Джинни словно током ударило, когда Оливер наконец коснулся ее твердого соска; она ахнула, ее тело растворилось в вихре сказочных ощущений, когда он начал легонько пощипывать нежный бутончик, сжимать его пальцами и гладить ладонью.
      Оливеру уже не нужно было удерживать ее за запястья - Джинни была охвачена страстью, которую он пробудил в ней, она изогнулась, подставляя свое тело его волшебным ласкам. А когда его темноволосая голова медленно склонилась над ее грудью, Джинни замерла в предвкушении, едва дыша, понимая, что ждала этого всю жизнь.
      Язык Оливера коснулся ее напряженного соска, обвел его, дразня и возбуждая, нежно облизывая, словно спелую ягоду. Стон удовольствия сорвался с губ Джинни, и она забилась в агонии, умирая от наслаждения.
      - Ты этого хочешь? - усмехнулся Оливер, его голос был хриплым и шершавым, словно прикрытый бархатом булыжник. - Ты хочешь, чтобы я любил тебя? - Его руки скользнули по ее тонкой талии. - Ты хочешь, чтобы я взял тебя прямо сейчас? Ты хочешь почувствовать меня внутри, глубоко внутри, и заниматься со мной любовью до умопомрачения?
      - Да... - Переведя дыхание, она в отчаянии взмолилась, - Пожалуйста, да... Сейчас...
      Его жестокий смех был полон презрения.
      - Нет, не сейчас. В нашу брачную ночь. - Оливер легко поднялся, с насмешкой глядя на нее, полуобнаженную, растянувшуюся на кровати. - Подумай о том, как ожидание способствует удовольствию.
      Джинни широко раскрыла глаза и уставилась на него в изумлении.
      - Ты... шутишь! - ошеломленно воскликнула она.
      - Я никогда не был так серьезен. Вполне возможно, что у какого-нибудь идиота вроде Джереми хватит дурости жениться на тебе и позволить растранжирить его деньги на подобное барахло. - Оливер наклонился, поднял с пола ее кружевной лифчик и небрежно бросил на смятое покрывало. - Но я уверен, что он никогда не сможет удовлетворить тебя в постели. А я смогу. Так что выбор за тобой.