Джози подошла к оживленно беседовавшим Хьюстону и его матери, верткое тельце четырехлетней Миранды болталось у нее за спиной. Она нагнулась и сделала вид, что собирается стряхнуть Миранду. Та с восторженным визгом скользнула прямо на колени Кори.
      – Ну, малышка, ты меня уморила. – Фрэн встала:
      – Я, пожалуй, пойду взгляну, как там Ларри справляется с Эбби.
      Джози вопросительно посмотрела на Хьюстона, когда его мать направилась к воде:
      – Может, это я ее спугнула?
      – Нет. – Он указал на шезлонг рядом. – Садись рядышком. Я думаю, ей просто хочется побыть с Ларри. Они собираются пожениться.
      Судя по кислому выражению его лица, эта новость не слишком обрадовала его.
      – Что? – Джози обошла Сару, устроившуюся на полотенце с книжкой в руке, очевидно, забыв о своих планах поохотиться на одиноких мужиков. – А как ты к этому относишься?
      – Не имеет значения.
      Это был типичный для Хьюстона ответ, но все же он разочаровал ее. Ей хотелось, чтобы он доверял ей, а этого-то и не происходило. Она натянула майку пониже, чтобы прикрыть бедра, и подавила вздох.
      – Почему ты не снимешь этот балахон, именуемый байкой?
      – Потому. – Сразу несколько объяснений промелькнуло у нее в голове, вроде того, что деревенский сыр следу, ет хранить в холодильнике, а не выставлять напоказ на пляже, но все они показались слишком жалостливыми, и она солгала: – Я легко обгораю.
      – Врушка, – буркнул он себе под нос.
      Джози не хотелось продолжать разговор типа «у тебя роскошное тело», и она поспешила сменить тему:
      – Тебе должны снять швы в понедельник?
      Она стояла близко от его ноги и заметила, что раны практически зажили.
      – Да. – Он чуть повернул ногу и осмотрел ее. – Я не могу больше ждать. Последние два дня эти швы доводят меня до безумия. Я даже хотел было снять их сам, но некоторые мне просто не достать. – Он нахмурился. – Кроме того, я не слишком ловко орудую левой рукой.
      – Я могу снять их, если хочешь.
      – Это было бы грандиозно. Если ты сделаешь это сейчас, я смогу залезть в воду. Меня просто бесит, что приходится сидеть здесь, когда все остальные бултыхаются в воде.
      – Ладно, я сделаю это прямо сейчас. – Это лучше, чем целыми днями обсуждать купальники.
      Хьюстон согнул ногу.
      – Было бы здорово, если я смогу наконец спать, вытянув ноги.
      – Нам придется вернуться к тебе домой? – У Джози была масса идей на предмет того, чем они могли бы там заняться, причем ни в одной из них не находилось места медицинским процедурам. – Если только ты не спрятал ножницы в плавках.
      Он притворно пошлепал себя по плавкам сзади и спереди:
      – Похоже, я оставил их в других плавках. Дай я только свистну маме, чтобы сказать ей, куда мы идем. Она волнуется за меня, ты же знаешь. Если бы не Ларри, она так бы и крутилась вокруг меня. Она даже не хотела, чтобы я выходил на пляж. От жары и из-за воспоминаний об акуле она опасается, что со мной обязательно что-нибудь случится.
      Его губы скривились в усмешке, но Джози вдруг подумала: а не бывает ли ему страшно смотреть на воду? Почему-то ей пришло в голову, что, если бы на нее напала акула, ей потом было бы трудно преодолеть испуг.
      – У тебя не всплывают вдруг неожиданные воспоминания, этакие картинки прошлого?
      – Нет.
      А вот у нее возникают. Память о его губах на ее груди, его пальцах между ног, о том, как у нее сводило бедра, когда его член двигался в ней, медленно и неудержимо. И тут Хьюстон воскликнул:
      – Смотри, что это там?
      – Где? – Она огляделась вокруг, серьезность его тона вырвала ее из эротических грез.
      – Там. – Он указал пальцем на воду.
      – Я ничего не вижу. – Она взволнованно подалась вперед. Возможно, Хьюстону что-то привиделось. Или снова объявилась акула. А его матушка с племянницей были где-то там, в воде, не чувствуя опасности.
      – Прямо. – Его рука легла на ее талию и пощекотала ее. – Здесь.
      Она вскрикнула от неожиданности, сердце бурно забилось, не столько от испуга, сколько от ощущения его руки в столь опасной, дразнящей близости от ее груди.
      – Господи, как ты напугал меня! – Увидев, что он весело смеется, она шлепнула его по бедру: – Ничего смешного. Я подумала, что там опять акула.
      – Акул там нет. Хотя, конечно, они могут появиться.
      Юмор в его голосе пропал, а ухмылку сменил проникновенный, чувственный взгляд. Его нога прижалась к ней, приятно щекоча ее волосами. Она застыла, когда пальцы его левой руки пробежались по ее плечу, добравшись до груди. Небесно-голубые глаза потемнели, приобретя цвет джинсов.
      – Если я укушу тебя, Джози, это будет вроде того несчастного случая, когда акула напала на меня.
      Он снова предостерегал ее, что может сделать ей больно, способен ранить ее. Джози твердо взглянула ему в глаза:
      – Я сильнее, чем кажусь.
      Они так напряженно смотрели друг на друга, что никто из них не заметил Миранду, несущуюся к Хьюстону со скоростью «конкорда».
      Джози и Кори ахнули, когда Миранда врезалась ему прямо в грудь, Хьюстон пошатнулся от удара. Джози быстро нагнулась, пока Миранда билась на коленях у Хьюстона, а он пытался подхватить ее. Малышка всем своим весом навалилась на его правую руку на перевязи, и Хьюстон не смог удержать ее.
      С испуганным визгом Миранда скатилась с его колен, и, пока три пары рук безуспешно пытались подхватить ее, шлепнулась на песок. Кори ойкнула, а Хьюстон выругался.
      – Все хорошо, – поспешила успокоить его Кори. – Песок ведь мягкий.
      Но Хьюстон перепугался:
      – Прости меня, крошка. Ты не ушиблась?
      Левой рукой он погладил ее длинные темные волосы. Она кивнула и положила ручки ему на ногу:
      – Можно, я посижу у тебя на коленях?
      – Конечно, можно, только в следующий раз предупреди меня.
      Кристиан строго посмотрел на дочь:
      – Миранда, будь поосторожнее. Ведь дядя Хьюстон ранен!
      – Словно кто-то может забыть об этом, – со вздохом произнес Хьюстон. Он с величайшей осторожностью посадил Миранду себе на колени. – Мне не хочется, чтобы со мной обращались так, будто я стеклянный. Я уже снова в форме.
      Это утверждение было встречено молчанием, сомнение витало в воздухе.
      Джози увидела разочарование и опустошенность на лице Хьюстона, ей очень хотелось поддержать его. Присутствующие старательно отводили взгляд от его искалеченной руки.
      По счастью, Миранда, не замечавшая напряженности, нарушила тишину. Ерзая на коленях у Хьюстона, она посмотрела на Джози и засунула прядь мокрых волос ей за ухо. Потом малышка ткнула пальцем в ногу Хьюстона:
      – Моего Анка Юстона укусила акула. И ему зашили ногу.
      Хьюстон покачивал Миранду на правом колене, а Джози превратилась просто в комок эмоций. Он выглядел чертовски славным и милым, она окончательно потеряла голову.
      – Она это знает, малышка. Ведь это она зашила мне ногу.
      – Правда? – Миранда сделала круглые глаза. – Это, наверное, было трудно?
      Джози рассмеялась:
      – Да нет. Такая уж у меня работа.
      – Вокруг тебя сплошные врачи, Миранда, – пояснил ей Кристиан, опираясь локтем на поднятое колено. – Сара тоже врач. Может, и ты когда-нибудь станешь врачом.
      – Когда я вырасту, то буду принцессой, – категорически заявила Миранда.
      – Ты не можешь быть принцессой, у тебя папа не король. Так что лучше тебе пойти в колледж.
      Миранда была непоколебима.
      – Тогда я выйду замуж за принца.
      Это привело к словесной перепалке между папой и дочкой. Джози с удовольствием слушала, как дочь, похоже, побеждала в споре, перечисляя массу достоинств и преимуществ, которые имеет принцесса.
      И тут вдруг Хьюстон без предупреждения предложил:
      – Джози, пошли ко мне, ладно?
      Все разговоры тут же прекратились. Три пары глаз взрослых с интересом повернулись к ним.
      – Нуда, конечно. – Она поднялась, внезапно осознав что покидает подругу. – Сара, ты ведь не против? Я вернусь минут через пятнадцать.
      Конечно, она выразилась не самым лучшим образом. Кристиан удивленно вскинул брови и спросил, едва не давясь от смеха:
      – И тебе этого хватит?
      Кори закусила губу и прыснула, ткнув мужа в бок. Джози представила собственную физиономию цвета свеклы, который никак не гармонировал с ее светло-каштановыми волосами.
      – Не спеши, побудь там столько, сколько тебе захочется. – Сара безучастно пожала плечами.
      Хьюстон нахмурился:
      – Она снимет мне швы на ноге.
      – Хм-м… – Кори не казалась слишком убежденной.
      Джози знала, что выглядит виноватой. Она видела Хьюстона голым, и всем это известно. И сейчас наверняка они уверены, что при одной мысли о Хьюстоне ее тело начинает само разогреваться, словно электропечь, включенная на «разогрев».
      – Пошли, – сказала она небрежно.
      Хьюстон поднялся, аккуратно усадив Миранду в шезлонг, натянул майку через голову и похлопал рукой по карману. Ключи звякнули.
      – Я готов. Кори, скажи матушке, чем я занят, когда она вернется.
      Это вызвало новые смешки среди собравшихся.
      – Я не думаю, что маме захочется знать это.
      – Я говорю о швах, – процедил он сквозь зубы, затем развернулся и пошел прочь, позволив Джози, словно верной собаке, плестись за ним. Ну просто терьер Джека Рассела, вот кем она была. Маленькая, белая, округлая и легко поддающаяся дрессировке.
      А сейчас она ждала, что он кинет ей кость. Ведь так?
 
      Если бы швы не чесались так сильно, раздражая его, когда он и без того был зол на весь мир, он бы велел Джози оставаться на пляже и вернулся бы домой один. Он не мог нормально мыслить: его переполняли эмоции, вызванные грядущим замужеством матери, тем, как он едва не прибил свою племянницу, и видом Джози, плещущейся в волнах прибоя, от которого у него все сжалось в груди.
      Пинком ноги он открыл входную дверь и придержал ее перед ней.
      – Я схожу за ножницами.
      Пока он рылся на кухне в поисках ножниц, она стояла в прихожей.
      – С меня вода стекает на твой кафель.
      Бросив на нее взгляд через плечо, он заявил, не думая о последствиях:
      – Конечно, ведь на тебе эта дурацкая майка. Скинь ее.
      – Но… – Слова застряли у нее в горле.
      Хьюстон молча наблюдал, как в ней боролись вежливость и стыдливость. Под мокрой майкой на ней не было ничего, кроме бикини, и ему хотелось увидеть его. Он надеялся, что победит вежливость.
      Так оно и случилось.
      В тот момент, когда его рука нащупала ножницы, она стянула с себя майку, а ее тело осталось прикрытым лишь парой пальм, расположенных в стратегически важных местах. Черт, ему отчаянно захотелось сорвать несколько кокосов с этих пальм.
      Он шагнул к ней.
      – Ножницы? – Она протянула руку, швырнув мокрую майку на ступеньку лестницы к его ногам.
      Правильно. Эта его зудящая, дергающаяся нога. Как, впрочем, и сам он целиком, все его существо.
      Минуту спустя он уже сидел на кушетке, устроив ногу на кофейном столике, который она предусмотрительно пододвинула. Склонившись над ним, она пробежала пальцами, нащупывая аккуратные стежки.
      Хьюстон по опыту знал, что раны зажили хорошо. Кожа на них казалась натянутой и розовато-блестящей, так что с небольшой долей везения и с помощью настойки алоэ шрамы через некоторое время совсем исчезнут.
      О, вовсе не нога беспокоила его сейчас, лишая его сна по ночам и выворачивая его душу наизнанку.
      – Чему ты улыбаешься? – спросил он, ухватившись за спинку кушетки, поскольку она уже начала разрезать и вытягивать нитки из первого шва.
      – Любуюсь своей работой. Ты хоть раз в жизни видел такой идеально ровный шов?
      Он поморщился:
      – Я только об этом и думаю.
      Она разрезала и выдергивала нитки.
      – Тебе повезло во всех отношениях. В первую очередь что именно я заштопала тебя. Прошло лишь полторы недели, а нога уже почти зажила.
      Хьюстон понимал, что Джози говорила, не слишком задумываясь. Это было вполне в ее духе. Она осмотрела его ногу, убедилась, что та заживает, и решила, что ему повезло. Может, и он сам так рассудил бы, просчитав все вероятные последствия нападения акулы. Он мог бы потерять ногу или вообще расстаться с жизнью.
      Но рука на перевязи лежала у него на коленях, и внутри него вновь ощутимо росли отчаяние и опустошенность. С едва сдерживаемым раздражением он тихо произнес:
      – Жать только, что я не могу сказать того же самого о руке.
      Джози подняла глаза, прищурилась:
      – Хьюстон, прости меня. Конечно же я сморозила глупость. Со мной это частенько бывает.
      Она легко погладила его ногу, доставив ему неизъяснимое, чем-то даже пугающее облегчение и утешение. Ему хотелось погрузиться в Джози, в ее теплоту, сочувствие и оптимизм. Хоть на минутку остаться бы таким! Отбросить свои защитные инстинкты и расслабить плечи.
      – Ты не говорила глупости, просто мне жалко себя. – Ему было больно признать это. – Я не должен был ставить тебя в неловкое положение.
      На ее лице появилось облегчение, усмешка скривила уголки ее рта.
      – Я начинаю привыкать к этому. – Он прыснул.
      – Джози, я… – «Хочу тебя, ты мне нужна, возможно, я даже люблю тебя, может, ты разденешься донага и такой останешься со мной на всю оставшуюся жизнь?» Но он не сказал ей этого.
      Лишь на минуту зарылся лицом в ладони, стараясь расправить брови, чтобы встретить ее любопытный взгляд.
      – Мне хочется, чтобы ты поняла, почему я с трудом схожусь с людьми. Матушка заявила мне сегодня, что она выходит замуж, – и это совсем выбило меня из колеи. Видишь ли, отец очень плохо обращался с матерью, пока не оказал нам всем огромную услугу, бросив нас, когда мне было пятнадцать.
      Эти слова ни разу не срывались с его губ за все тридцать три года его жизни, и он ощутил стыд за дрожащий голос.
      Он не знал, какого ответа он ждал от Джози, может, жалости или испуга. Но она поступила иначе. Она близко склонилась к нему, нежно тронула его колено, ее тепло обволакивало его.
      – Я тоже потеряла отца в пятнадцать лет. И это разозлило меня.
      С минуту он обдумывал ее слова, откинувшись назад. Конечно же, он был зол на своего отца за то, что тот причинил столько боли матери. Но ведь она-то простила его. Где-то в глубине души он еще кипятился из-за того, что Хэл Хейз никогда не был ему хорошим отцом и лишил его многого что другие дети получали как само собой разумеющееся.
      Но ему больше не хотелось помнить зла. Он станет добрым, как его матушка, и пусть все это навсегда уйдет в прошлое. Он не превратится в озлобленного эгоиста, не обретет качеств, которые презирал в своем отце.
      Джози устроилась у него между ног, стриженые мокрые волосы торчали во все стороны, прохладная кожа пахла океаном. Левый сосок соблазнительно выглядывал промеж двух пальм на лифчике бикини.
      Он протянул левую руку и крепко сжал ее грудь, вызвав волнение во всем ее теле.
      – А знаешь, ты чертовски хороша, ну прямо-таки само совершенство.

      И где же магнитофон, который так пригодился бы ей сейчас? Ведь вряд ли ей придется часто слышать такое. Хотя в этот раз ей надолго хватило одного пальчика ноги, которым он очень умело поигрывал у нее в самом интимном месте.
      Джози хватало простого прикосновения Хьюстона, нескольких слов и даже просто проявления неуверенности в себе, которая явно отражалась у него на лице. Он был точно так же раним и уязвим сейчас, как она после той операции накануне. И она надеялась, что сможет утешить и поддержать его таким же образом, как и он ее. Ей хотелось, чтобы он доверял ей, верил в нее.
      – Ты еще не закончила со швами? – спросил он, ущипнув ее сосок.
      – Нет. – И конца не видно. Его лодыжку украшала обширная вышивка, а она не успела снять и трети ее.
      Ну как тут сосредоточиться, когда его палец нежными движениями возбуждал и заводил ее, влажное вожделение обдавало жаром ее крошечное бикини, а пальцы дрожали, касаясь его ноги?
      – Тогда поторопись.
      – Я не могу, когда ты так себя ведешь. – Его палец забрался под влажный треугольник лифчика ее бикини.
      – А как я себя веду?
      Он просто заводит ее, вот как.
      – Ты щупаешь, ласкаешь меня.
      Чуть отстранившись, чтобы его палец не мог достать ее груди, она сконцентрировалась на руке, державшей ножницы, и отрезала очередной стежок.
      А тем временем большой палец ноги нащупал ее клитор под мокрым бикини. Джози дернулась и гневно взглянула на Хьюстона:
      – Ты что, хочешь, чтобы я поранила тебя? У меня же в руке острые ножницы!
      Ему было все равно. Он уперся ногами в сброшенные сандалии, в глазах светилось сладострастие.
      – А знаешь, я поверил в тебя, и теперь, Джози, ты ухаживаешь за мной. И ты больше ничего не роняешь, когда находишься рядом. Интересно, почему?
      Ей было трудно понять, говорит он это всерьез или опять поддразнивает ее, но от его слов у нее стало тепло на душе. Причем это происходило не только из-за секса. Она оказалась дурой и влюбилась в него, и чем дальше, тем более неуправляемым, неудержимым становилось ее чувство.
      – Ты меня больше не нервируешь. – И это было правдой. Хотя давление у нее и подскакивало в его присутствии и ему ничего не стоило завлечь ее, например, в колонию нудистов с помощью нескольких слов и коробки шоколадок, он ее больше не пугал.
      – Значит, ты больше не будешь нервничать, если я вдруг развяжу у тебя тесемки лифчика?
      Отлично, тогда ей не потребуются даже шоколадки в качестве вознаграждения. Стоит ему шевельнуть пальчиком, и, пожалуйста, она тут же оголится.
      – Нет, это не заставит меня нервничать. – Она была заведена до предела, это верно. Но никаких нервов. Она тут же добавила: – Но я все же думаю, что тебе следует дождаться, пока я не сниму все швы, прежде чем предпринимать какие-либо действия с лифчиком.
      Она, конечно, была не слишком обходительна, но зато теперь с удвоенной скоростью выдергивала и швыряла на кофейный столик кусочки нитки с сантиметр-другой размером. Впрочем, похоже, это не мешало ему, ибо бугор на его плавках продолжал угрожающе расти, и все это происходило рядом с ее губами. Или на расстоянии длины ее языка, подумала она, но тут же выругала себя за непрофессиональное поведение во время работы. Просто он находился в опасной близости от нее.
      Она была практически голой, если не считать одеждой пару дорогущих треугольничков на грудях и нейлоновую тряпицу на заднице. Все остальное было открыто и доступно, словно хайвей Вашингтон – Нью-Йорк в будний день.
      – Мне почему-то кажется, ты бы хорошо смотрелась, сидя у меня между ног. И без лифчика.
      Джози выдернула очередной стежок, втайне надеясь, что ее соски не сразу отреагируют. Не тут-то было. Господи, ну как найти подходящий ответ на подобное заявление?
      С трудом сдерживая себя, она попыталась отнестись к ситуации с юмором, с облегчением отметив, что снято уже почти две трети швов.
      – Я тоже не буду возражать, если ты снимешь рубашку.
      Уголок рта у него чуть дернулся, однако он не рассмеялся. Его рука мгновенно оказалась у нее на спине, а тесемки ее небесно-голубого топа, завязанные бантиком, свободно повисли.
      – Тебе хочется, чтобы я снял рубашку? Я действительно нравлюсь тебе, Джози?
      Хм… Здесь должно было последовать решительное «да». Ее бикини сползло вперед, земное притяжение властно влекло ее груди, удерживаемые лишь нижней полоской топа. Как только лифчик окончательно сдастся, получившийся ансамбль сгодится лишь в двух местах – либо на топлесс-пляже во Французской Ривьере, либо в обычном стриптиз-клубе. Что тут же заставило ее задуматься, а не стоит ли попытаться изобразить несколько экзотических танцевальных па прямо на коленях у Хьюстона.
      Малейшее движение в сторону могло заставить треугольнички сдаться и скакнуть поверх сосков. Хьюстон с шумом выдохнул, чуть тряхнув головой.
      Джози с трудом проглотила невесть откуда набравшуюся слюну.
      – Ты же знаешь, что нравишься.
      – Да брось ты эти чертовы ножницы и встань.
      – Я же не закончила. Осталось снять еще два стежка по дюйму длиной.
      Но ей все равно пришлось вскочить на ноги, когда он снова достал ее большим пальцем ноги, и острый приступ желания пронзил ее в ответ на настойчивые толчки и требовательный голос. Откровенное вожделение на его лице сделано ее возбуждение острым, как лезвие бритвы.
      – Оставь эти швы на потом. – Он встал с кушетки и несколько раз согнул и разогнул ногу, якобы случайно задевая коленкой оставшуюся нетронутой часть бикини – влажные трусики, прилипшие к лобку. – Ага, мне уже гораздо лучше, хоть ты еще и не закончила.
      Она желала его, любила, ей нужно помочь ему вновь стать преуспевающим в этой жизни, независимо от того, останется он хирургом или нет.
      Хриплый возглас вырвался у нее из горла, когда его твердое колено снова уперлось в нее. Признание собственной слабости, согласия и поощрения. Она зажмурилась от замешательства и острого наслаждения, пока он коленом раздвигал ее ноги. Опершись о край кофейного столика, она спросила: