Жизнь мальчишки. Том 2.

      - Вот как? - хихикнул Дэви Рэй. - А где это кладбище?
      - Не знаю, - признался я. - Это тайна.
      Друзья улыбнулись. Зазвенел звонок, возвещавший начало занятий. Я вернул наконечник Пяти Раскатов Грома Джонни, и Джонни снова завернул его в вату и спрятал в коробку для наживки. Поднявшись с мест, мы пошли к дверям школы, вздымая башмаками облака пыли.
      - Как ты думаешь, может быть, вождь Пять Раскатов Грома действительно был? - спросил меня Джонни перед самой дверью.
      - Само собой, был такой индеец! - подал голос Бен. - Раз Кори говорит был, значит, точно был.
      Дэви Рэй издал звук, словно пустил ветры, хотя я был уверен, что строить насмешки у него сейчас и в мыслях не было. У него была особая роль в нашей компании - роль вечно сомневающегося и задиры, - роль, которую он играл очень хорошо. Я отлично знал, кем был Дэви Рэй на самом деле; ведь в конце концов, именно он дал жизнь Пяти Раскатам Грома.
      И тут я услышал крик Ладда Дивайна:
      - Убери от меня эту воробьиную голову! Несколько девчонок завизжали, потом закричал кто-то другой:
      - О Господи!
      Так Демон представила на общее обозрение свое сокровище.
      Как я и предсказывал, демонстрация киночудовищ всему классу привела Луженую Глотку в колоссальное возбуждение. Мой альбом она запустила через весь класс с такой яростью, в сравнении с которой гнев Пяти Раскатов Грома мог показаться детской забавой. Луженая Глотка вопросила, известно ли моим родителям, чем я забиваю себе голову, каким мусором? После чего она пустилась в пространные разглагольствования: как жаль, что все чистое и прекрасное в этом мире так быстро приходит в упадок, уже пришло в упадок, и почему мне в голову не приходит почитать какую-нибудь книжку поприличней этого безобразия с чудовищами? Я тихо сидел за партой и молча внимал поучениям Луженой Глотки, как и подобало в моем положении. Но стоило классной приблизиться ко мне на шаг, как Демон открыла свою коробку - и зрелище четырех отрезанных воробьиных голов с выковырянными глазами, по которым ползали муравьи, заставило Глотку поспешно вернуться на свою кафедру.
      Наконец закончился и этот день. В три часа прозвенел звонок, и мы радостно покинули школу до следующих занятий. В классе осталась Луженая Глотка, крики которой уменьшились до эха скрипучего шепота в наших ушах. По школьному двору стелились клубы пыли, школьники спешили воспользоваться дарами свободы. Как обычно, Дэви Рэй подначивал Вена;
      Джонни поставил свою рыболовную коробку, чтобы отомкнуть свой велик, я тоже был занят сложной системой цепочек, с помощью которых Ракета крепился в забору.
      Дальнейшее произошло очень быстро. Обычно такие вещи так и происходят.
      Они появились из клубов пыли. Я почувствовал их прежде, чем увидел, и покрылся мурашками.
      - Все четыре сосунка тут, все как один! - раздался первый зловещий шепоток.
      Моя голова повернулась назад со скоростью кнута, потому что я узнал этот шепот. Дэви Рэй и Бен прекратили возню. Джонни тоже поднял голову, и его глаза потемнели от страха.
      - Вот мы их и накрыли, - проговорил Гоча Брэнлин, из-за спины которого выглядывал Гордо. Их улыбки напоминали бритвенные разрезы; черные велики были при них. - Ты только посмотри на этих щенков. Гордо!
      - Точно, щенки и есть.
      - А что это такое?
      Молниеносным движением Гордо выхватил у меня из рук журнал, который я принес показать. Обложка, на которой Граф Дракула Кристофера Ли шипел от бессильной ярости, разорвалась на две половинки.
      - Гляди, что за дерьмо! - толкнул локтем в бок своего братца Гоча; Гордо мерзко захохотал, кивая на изображение стройной женщины-робота из "Метрополиса". - Настоящая порнуха!
      - Все видать до ее долбаных титек! - заявил Гордо. - Дай-ка мне взглянуть! - Он вырвал у Гочи страницу, но тот не захотел расставаться с добычей - и моя собственность исчезла в их злобных ладонях, словно разъеденная кислотой. У Гочи осталась большая половина, остальное - часть груди в блестящей одежде, варварски скомканное и скрученное, отправилось в карман грязных джинсов его братана. Гордо заверещал от притворной обиды.
      - Ты, извращенец, ну-ка верни обратно! - Он решительно вступил в сражение за остатки журнала, однако Гоча твердо был намерен отстоять свое приобретение. В следующее же мгновение изуродованные остатки журнала сдались. Измятые страницы с изображениями мрачных и сияющих видений, героев и злодеев и фантастических пейзажей - все шлепнулось в пыль подобно летучей мыши, случайно попавшей на свет.
      - Ты порвал его! - пронзительно завопил Гоча и так сильно пихнул братца в грудь, что у того изо рта вылетел фонтан слюны. Гордо с маху грохнулся в пыль на спину. Сам не свой от гнева, с перекошенным лицом, Гордо поднялся и сел. Его взгляд был понятен всем и каждому, но только не Гоче, который стоял над братом с занесенным кулаком, словно Годзилла над Гидрой.
      - Ну что, мало тебе? - вопросил Гоча. - Вставай и полудишь еще!
      Гордо и не думал двигаться с места. Его локоть опирался на фотографию Кинг-Конга, разрывающего скользкие кольца гигантского змея. Эти монстры так и не узнали покоя. Лицо Гордо было пугающе неподвижным и злым. Любой другой мальчишка, с которым обошлись так неожиданно безжалостно, от такого сильного удара в одно мгновение пришел бы в себя. Глядя на эту картину, я понял, что у Брэнлинов так же редки слезы, как на нашем школьном дворе зубы дракона, что все непролитые слезы и затаенные обиды превращали Гордо и Гочу именно в то, чем они были: в животных, неспособных покинуть свои клетки, как бы сильно они ни били свои жертвы и как бы далеко ни заезжали в их поисках на своих черных велосипедах.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.