А кроме того я услышал, как отец произнес слово «наводнение». Последнее наводнение случилось, когда мне было всего пять, и тогда все обошлось для жителей Зефира без особого ущерба, за исключением того, что поднявшаяся вода привлекла из болота полчища змей. Но из газет я знал, что в 1938 году во время наводнения вода на улицах Зефира стояла высотой до четырех футов, а в 1930 паводок даже снес несколько крыш с домов в Братоне. Таким образом у моего городка была давняя история борьбы с водной стихией, а при том, какие дожди лили с начала апреля по всем южным штатам, в этот раз можно было ожидать всяческих ужасов.

Река Текумса питалась из озера Холман, находящегося в сорока милях от Зефира. И если считать, что все реки впадают в моря, то мы жили на берегу своего собственного моря, не самого спокойного.

Я проверил как чувствует себя Рибель в своей конуре позади нашего дома, после чего, втиснулся вслед за мамой и отцом в наш пикап и мы все вместе поехали в мэрию, в старое здание в готическом стиле, находящееся в самом конце Мерчантс-стрит. Почти во всех домах горел свет; было ясно, что разносящий тревожные новости телеграф работал во всю. Нельзя было сказать, что дождь по-прежнему старался изо всех сил, вокруг висела только какая-то морось, но вода на улице ощутимо прибыла, ее уровень поднялся уже до ободков колес нашего пикапа, и фундаменты некоторых домов и ступеньки крыльца уже начало заливать. Впоследствии выяснилось, что вода так испортила дом моего друга Джонни Вилсона, что ему пришлось переехать на целый месяц жить к родственникам в Юнион-Таун, пока в его доме делали ремонт.

На парковке мэрии уже скопилось полно машин и грузовиков. Далеко у самого горизонта в небе полыхали молнии, подсвечивающие подбрюшья низких облаков. В главном зале собраний люди набились плотной массой. Зал являл собой большое просторное помещение с расписным потолком, по которому вокруг тюков хлопка летали ангелы – в свое время, лет двадцать назад, здесь проводились хлопковые торги, но потом хлопковые склады были устроены в Юнион-Тауне, в более возвышенном месте, куда не могло добраться самое высокое наводнение. Мы нашли себе места на шатких деревянных стульях у стены и очень скоро поняли, что нам повезло, потому что народу все прибывало и вскоре в зале уже невозможно было дышать. У кого-то хватило сообразительности включить вентиляторы, но все равно из-за огромного количества собравшихся в зале воздух скоро стал непригодным для дыхания. Миссис Кэтти Ярброу, главная болтушка и сплетница нашего города, втиснулась на стул рядом с мамой и принялась беспрерывно трещать, в то время как ее муж, молочник из «Зеленых Полей», не давал покоя моему отцу. Я увидел, как в зале появился Бен вместе с миссис и мистером Сирс, но устроились они на другой стороне зала. Появилась Демон, чьи волосы выглядели так, словно она укладывала их при помощи пригоршней грязи. За руку она тащила свою монстроподобную мамочку, а позади них следовал их похожий на жердь папаша. И конечно же они нашли себе места совсем рядом с нами и я содрогнулся, когда Демон заметила мой полный отвращения взгляд и улыбнулась мне в ответ. Преподобный Лавой явился со всей семьей, за Лавоями вошел шериф Эмори, с женой и дочками, потом вошли Брэнлины, мистер Парлов и мистер Доллар, Дэви Рэй со своими, мисс Гласс Голубая и мисс Гласс Зеленая и много других знакомых мне людей. Все стояли локоть к локтю.

– Тихо! Ти-ши-на!

Это крикнул мистер Винн Гилли, помощник мэра. Он вышел на сцену, где раньше выкликали свою цену ведущие хлопковых аукционов, а теперь за столом сидели мэр Своуп и шеф пожарной дружины Джек Марчетте, который кроме того еще возглавлял в городе гражданскую оборону.

– ТИШИНА! – что было сил заорал мистер Гилли, так что на его тощей шее натянулись жилы. Разговоры мало-помалу прекратились и мэр Своуп поднялся из-за стола, чтобы произнести перед нами речь. Мэру Своупу было что-то около пятидесяти, он был высокий и худой с длинным унылым лицом с выступающими челюстями и седыми волосами, которые он гладко зачесывал назад. Всякий раз когда я видел мэра во рту у него торчала трубка, которой он пыхтел с энергией локомотива, сжигающего остатки угля в конце долгого тяжкого пути во главе длинного состава. Мэр носил хорошо сшитые брюки и белые рубашки с погончиками и собственными инициалами на нагрудном кармашке. Своуп имел вид преуспевающего бизнесмена, кем он, по сути дела, и был: он владел магазином мужской одежды «Стэгг-шоп» и Зефирским городским ледником, принадлежащим его семье в течение нескольких поколений. Жена Своупа, Лана Джин, сидела вместе с доктором Кертисом и его женой, Бриджит.

– Полагаю, что к настоящему времени уже все без исключения находятся в курсе случившегося несчастья, – так начал мэр Своуп. С виду Своуп был мэр хоть куда, но говорил он так, словно каши в рот набрал. – Так вот, граждане Зефира, сообщаю вам, что времени у нас осталось не так уж много. Шеф Марчетте доложил мне, что уровень воды в реке достиг критической отметки. Когда вода из озера Холман доберется до города, у нас начнутся настоящие проблемы. По прогнозам, предстоящее наводнение может оказаться самым сильным за прошедшие сто лет. Это означает, что Братону, расположенному ближе всего к реке, достанется больше всего и этот район может оказаться смытым с лица земли. Вэнди, где ты?

Мэр оглянулся по сторонам и в ответ на его зов мистер Вандеркамп-старший поднял трясущуюся руку.

– Мистер Вандеркамп готов открыть двери своего магазина хозяйственных принадлежностей, – продолжал мэр Своуп. – Там мы сможем получить лопаты и мешки, чтобы сразу же начать строить новую дамбу, попытавшись отгородить ею Братон от реки, и может быть нам удастся сдержать самую высокую волну паводка. Это означает, что всем придется потрудиться: и мужчинам и женщинам и даже детям. Я только что звонил на базу ВВС «Роббинс» и они обещали прислать нам на помощь людей. Из Юнион-Тауна тоже обещали прислать помощь. А пока помощь не подоспела, всем, кто может держать в руках лопаты, придется сейчас же отправиться в Братон и вдоволь повозиться там в грязи.

– Обожди-ка минутку, Лютер, черт возьми!

Говорящий поднялся на ноги. Увидев один раз, его уже ни с кем невозможно было спутать. Думаю, что книга про белого кита была названа именно в честь него. Лицо мистера Дика Моултри было круглым, красным и щекастым, а волосы пострижены коротким ежиком, так что его голова напоминала часто утыканную подушечку для булавок. На нем была тенниска десятого размера и голубые джинсы, в которые можно было засунуть моего отца, шефа Марчетте и мэра Своупа одновременно.

– Сдается мне, что ты советуешь нам бросить свои дома? Разве нет? Бросить свои дома и броситься спасать банду черномазых ниггеров!

Удар мистера Моултри был как нельзя более точен – его нескольких слов хватило на то, чтобы разбить горшок общего единства на несколько частей. Со всех сторон раздались выкрики: кто-то кричал, что мистер Моултри совершенно прав, кто-то возмущался его словами.

– Дик, – ответил мэр Своуп и переложил трубку из одного угла рта в другой, – мне не нужно тебе объяснять, что когда наводнение начинается, то первым делом всегда заливает Братон. Там заливная низина. Если мы сумеем удержать там реку, то может быть…

– Тогда где же те, кто живет в Братоне? – спросил мистер Моултри и его квадратная голова повернулась направо, потом налево. – Не вижу здесь ни одного черного лица! Чем они сейчас занимаются? Почему мы не видим здесь ни одного негра, который бы объяснил нам, что его соседям нужна помощь?

– Потому что они никогда не просят нас о помощи.

Сказав это, мэр выпустил клуб голубого дыма и его локомотив снова застучал шатунами.

– Даю тебе сто процентов, что все они сейчас находятся на берегу реки и строят дамбу, хотя ни черта без нас у них не получится, но они ничего не станут у нас просить, даже тогда, когда вода поднимется под самые крыши их домов. Леди не позволит им. Но жителям Братона нужна наша помощь, Дик. Так, как если бы вопрос шел о жизни и смерти.

– Будь у них голова на плечах, они пришли бы сюда за помощью! – продолжал гнуть свое мистер Моултри. – Черт, мне все уши прожужжали об этой Леди, я слышать про нее больше не могу! Кем она себя мнит, королевой, что ли?

– Сядь, Дик, – подал голос шеф Марчетте.

Шеф пожарной дружины был мужчиной с острым, как топор, лицом и пронзительными голубыми глазами.

– Сейчас нет времени на пустые споры!

– Черта с два! – мистер Моултри решил идти до конца и переупрямить всех и вся. Его лицо стало красным как раскаленная плита. – Я хочу, чтобы Леди сама явилась сюда, на землю белого человека, и попросила нас о помощи!

Требование мистера Моултри породило новую волну согласных и протестующих выкриков. Жена мистера Моултри, Физер, тоже вскочила на ноги рядом со своим мужем и принялась визжать:

– Да, черт возьми, мы хотим этого!

Имя Физер означало «перышко», но похожа она была больше на наковальню, чем на перышко. Рев мистера Моултри перекрывал все крики.

– Не стану я гнуть спину на ниггеров!

– Ты забываешь о том, Дик, – вставил мэр Своуп, пытаясь остановить крики протеста, – что они наши ниггеры!

Крики и шум начали замолкать, кто-то уже говорил что нужно спасти Братон от наводнения, потому что это наш христианский долг, им отвечали, что волноваться рано, потому что наводнение может оказаться не таким уж сильным и с Братоном ничего не случится. Мои отец и мама сидели молча и слушали, точно так же как и большинство других; вокруг нас выясняли отношения «луженые глотки».

Внезапно по залу волной начала распространяться тишина. Тишина начала наступать к сцене от входных дверей, где плотной толпой стояли пришедшие последними. Кто-то хихикнул, но смех тут же придушенно стих. Кто-то что-то пробормотал и шепотки двинулись дальше. Все оглянулись и увидели идущего через зал человека, толпа перед которым расступалась подобно водам Красного Моря. Люди не просто уступали дорогу вновь пришедшему – они шарахались с его пути.

Пришелец тихо улыбался. С виду у него было лицо совсем молодого человека, почти мальчика, его мокрые от мороси светло-каштановые волосы прилипли к высокому лбу.

– О чем это у вас тут такой крик? – спросил он. Несмотря на то, что он говорил с четко выраженным южным акцентом, можно было понять, что в свое время он получил отличное образование. – У вас какие-то проблемы, мэр Своуп?

– Э-э-э, нет, Вернон… никаких проблем. Верно, Дик?

Казалось, что мистер Моултри готов начать плеваться и шипеть. Лицо его жены под ее платиновыми локонами стало бардовым как свекла. Я услышал, как хихикнули Брэнлины и как кто-то шикнул на них, чтобы они замолчали.

– По-моему, причин для споров нет, – ответил за Дика Вернон, продолжая улыбаться. – Вы же знаете, как папочка не любит проблемы.

– Сядьте, – со значением сказал Моултрисам мэр Своуп и те послушно опустились на места. В наступившей тишине было слышно, как под их задами затрещали стулья.

– Мне показалось, что в наших рядах нет… как бы это сказать… единства, – продолжал Вернон.

Я почувствовал, как смех щекочет мое горло, готовый вырваться наружу, но в этот момент отец схватил меня за руку и сильно сжал и я проглотил смешок обратно. Вокруг нас неловко ворочались на своих местах люди, в особенности неуютно чувствовали себя пожилые вдовы.

– Мэр Своуп, могу я подняться на сцену?

– Господи помилуй нас, – прошептал мой отец, в то время как мама тряслась от беззвучного хохота, разрывающего ее изнутри.

– Думаю… что можешь, Вернон. Пожалуйста, если ты хочешь. Поднимайся.

Мэр Своуп сделал несколько шагов назад, унося вслед за собой заходящееся вихрями облако табачного дыма.

Поднявшись на сцену, Вернон Такстер повернулся лицом к собранию. В электрическом свете его кожа казалась очень бледной. Он весь был бледным, с головы до пят.

Дело в том, что Вернон Такстер был наг. На нем не было ни единого клочка одежды.

Все его хозяйство было вывешено на общее обозрение. Вернон был невероятно тощий, наверно потому, что очень много ходил пешком. Я подумал, что подошвы его вечно босых ног наверняка должны быть твердыми, как рог. Капли дождя, с которого он только что явился, блестели на его теле, его мокрые волосы свисали сосульками. Он был словно только что сошедший с фотографии индийский религиозный фанатик, проводящий целые дни под деревьями в лесу, не взирая на дождь и ветер. Такие фотографии были в одном из моих журналов «Нэшнл Джеографикс», хотя для индийца Вернон, конечно же, был слишком белокож. Могу сказать, что на религиозного фанатика Вернон тоже не был похож ни капли. Вернон Такстер был съехавшим, чокнутым, стукнутым и прямо-за-угол-и-за-ухо-твою-в-лес шибанутым.

Само собой появление на людях в чем мать родила было для Вернона вполне нормальным. Как только погода начинала налаживаться, а солнышко припекать, он только так и гулял. Зимой, ранней весной и поздней осенью он не любил выбираться из своего дома. Первое появление Вернона в ранние теплые денечки всегда вызывало фурор, но в середине июля на него переставали обращать внимание; в октябре же листопад казался более интересным, чем его болтающийся у всех на виду перец. Приход следующей весны неизменно знаменовался очередным появлением Вернона в общественном месте со всеми делами напоказ.

Наверное вам уже не дает покоя вопрос, почему шериф Эмори не схватил тут же Вернона за шкирку и не оттащил его в кутузку за нарушение общественной морали? Причина тут была очень проста: Мурвуд Такстер, отец Вернона, владел главным в Зефире банком. Кроме того, во владениях Мурвуда находилась молочная «Зеленые поля» и «Компания недвижимости Зефира». Мурвуд Такстер владел землей, на которой был построен кинотеатр «Лирик» и здание мэрии. В его собственности находился каждый булыжник на Мерчантс-стрит. Он владел лачугами Братона, а его собственный двадцати восьми комнатный особняк высился в конце Тэмпл-стрит. Страх перед известным затворником, семидесятилетним Мурвудом Такстером вынуждал шерифа Эмори закрывать глаза на очевидное, в результате чего сорокалетний Вернон получил полную свободу появляться где угодно и когда угодно и совсем без одежды, свободно разгуливая по улицам моего родного городка. Такой порядок действовал всегда, сколько я себя помню.

Однажды мама рассказала мне, что бывали времена, когда Вернон вел себя вполне прилично и слыл нормальным, но потом написал книгу и укатил в Нью-Йорк, откуда уже вернулся совершенно без шурупчиков в голове, сразу же приступив к своим сеансам регулярного нудизма.

– Леди и джентльмены, – так начал Вернон Такстер. – А также дети, конечно же.

Вытянув перед собой руки, он крепко ухватился ими за край кафедры.

– Сложившаяся ситуация крайне серьезная.

– Мамочка, – неожиданно раздался в тишине визгливый голосок Демона. – У этого дядьки пиписька видна…

Рука с пальцами, поросшими рыжими волосками, поспешно зажала Демону рот. Я понял, что дом родителей Демона наверняка тоже стоял на земле старого Такстера.

– Крайне серьезная, – повторил Вернон, не замечающий ничего, кроме звука собственного голоса. – Так вот – отец послал меня сюда для того, чтобы я передал присутствующим очень важное сообщение. Он сказал, что в это тяжелое время ожидает от жителей своего родного города проявлений истинно братских и христианских чувств. Мистер Вандеркамп, сэр.

– Я слушаю тебя, Вернон, – отозвался старик.

– Прошу вас сохранить список имен тех, кто, чувствуя в себе силы и повинуясь душевному порыву, возьмет у вас лопаты и другие необходимые принадлежности, для того чтобы помочь обитателям Братона. Мой отец будет вам очень благодарен за это.

– Рад буду служить ему, – отозвался мистер Вандеркамп-старший; он был богат, но недостаточно для того, чтобы сметь сказать Мурвуду Такстеру «нет».

– Огромное спасибо. Благодаря вашей услуге мой отец всегда сможет иметь под рукой список, на основании которого можно будет принимать то или иное решение, что немаловажно в наши неспокойные времена. По мнению моего отца, люди, мужчины и женщины, которые всегда готовы придти на помощь своим соседям, заслуживают особого внимания.

Вернон улыбнулся, окинув взглядом аудиторию.

– Кто-нибудь желает что-то сказать?

Ни у кого ничего не было что сказать. Довольно сложно вести разговор на равных с совершенно голым человеком о чем-либо, кроме того, почему на нем нет одежды, но в зале не было никого, кто бы решился сейчас поднять эту опасную тему.

– В таком случае я считаю, что отсутствие единства в ваших рядах успешно преодолено, – заключил Вернон. – И удачи вам всем.

Поблагодарив мэра Своупа за предоставленное слово, Вернон сошел со сцены и покинул зал в том же порядке, как появился. Красное море снова расступилось перед ним, чтобы сойтись за его спиной.

С минуту или около того все сидели молча, может быть потому, что хотели убедиться в том, что Вернон Такстер удалился из зоны слышимости. Потом кто-то рассмеялся первым, его смех подхватил другой человек, потом Демон начала хохотать во все горло и прыгать на месте, но к остальным это не относилось, им все еще было не до веселья и они начали кричать, чтобы весельчаки замолчали и в течение нескольких минут зал отчасти напоминал веселое подобие Ада.

– Спокойствие! Прошу всех успокоиться! – кричал мэр Своуп, но шефу Марчетте этого показалось мало и, вскочив с места, он заревел как пожарная сирена, призывая к тишине.

– Это шантаж, черт возьми! – мистер Моултри снова был на ногах. – Никак по-другому эту ерунду не назовешь!

Его поддержало несколько голосов, но остальные, и с ними мой отец, крикнули Моултри, чтобы он замолчал и дал возможность сказать шефу пожарной команды.

Таким образом все и решилось: шеф Марчетте объявил, что все, кто желает, может сейчас же направляться в Братон, где река у моста с горгульями уже подступила к ближайшим домам; кроме того нужны несколько добровольцев, которые помогли бы ему грузить в машины лопаты, кирки и остальное у магазинчика мистера Вандеркампа. Когда шеф Марчетте закончил распоряжаться, незримая сила Мурвуда Такстера уже была всеми забыта и все как один отправились в Братон. Даже мистер Моултри.

Узкие улочки Братона уже были залиты водой. В воде хлопали крыльями несчастные цыплята, собаки плыли, спасая свои шкуры. Дождь ударил с новой силой и его перестук в крыши казался жесткой ритмичной музыкой. Темнокожие люди выносили свои пожитки из деревянных домиков и тащили их на возвышенные места, пытаясь спасти хоть что-нибудь. Машины и грузовики, идущие из Зефира, гнали перед собой волны, расходящиеся во все стороны по затопленным дворикам и пенисто разбивающиеся о фундаменты домов.

– Да, река разошлась не на шутку, – пробормотал отец, крепко держась за баранку.

На лесистом берегу реки большинство населения Братона уже трудилось вовсю, стоя по колено в воде. Земляная дамба росла прямо на глазах, но река была жадна до земли. Мы оставили наш пикап возле общественного баскетбольного зала в «Центре досуга и отдыха Братона», где уже собралось много машин, и все вместе направились к реке. Над медленно, но неуклонно поднимающейся водой клубился туман, в котором в разные стороны метались лучи фонарей. Над головами полыхали молнии, грохотал гром и завывала буря. Со всех сторон неслись выкрики, призывающие людей навалиться. Мама схватила меня за руку и крепко сжала, а отец вместе с остальными прибывшими из мэрии направился к жителям Братона, силящимся возвести дамбу. К реке подали задом грузовик, полный песка, какой-то негр подсадил отца в кузов и он тут же принялся насыпать в мешки песок и подавать их вниз, насквозь промокшим людям, которые укрепляли ими дамбу.

– Эй вы, там! Эй, там! – закричал кто-то. – Она не простоит и пяти минут!

Соревнуясь в скорости с лучами фонарей, голоса и крики пересекались и смешивались над водой. В большинстве голосов слышался страх. Мне тоже стало страшно.

Тут было что-то связанное с природой человеческой натуры и пределом способности человека держать себя в руках. За годы спокойной жизни мы привыкли верить в то, что являемся хозяевами своего жилища и местности его окружающей, что Бог дал нам Землю с тем, чтобы мы, люди, на ней правили. Нам эта иллюзия так же дорога и необходима, как свет по ночам. На самом деле правда гораздо более устрашающа: наши тела так же хрупки и непрочны, как молодые деревца под напором урагана, а наши дорогие жилища не так далеко ушли от чахлого сухостоя. Мы пытаемся уйти корнями в содрогающуюся от внутреннего трепета землю, мы живем там, где поднимались и рассыпались в прах горы и где превращались в туманную мглу доисторические моря. Мы и построенные нами города недолговечны; да и сама Земля лишь проходящий мимо поезд. Когда вы стоите по колени в мутной илистой воде, которая быстро поднимается вам до пояса, и слышите как кричат со всех сторон в темноте люди, тщетно пытающиеся сдержать напор неумолимого течения, вы наконец понимаете истину: вам не победить никогда. На исчезающем под напором Текумсы берегу не было ни одного человека, который хоть на секунду бы верил в то, что реку можно остановить. Так было всегда и так случилось и теперь. Но как бы там ни было, работа продолжалась. Грузовик, полный лопат и другого инструмента, прибыл от магазина мистера Вандеркампа и мистер Вандеркамп-младший принялся тут же выдавать инструмент людям, отмечая их имена на листке, укрепленном на дощечке с зажимом. Дамба из земли и мешков с песком продолжала расти навстречу воде, которая проникала сквозь расселины в людской постройке подобно коричневому супу, вытекающему наружу сквозь дыры на месте зубов в старческом рту. Вода продолжала подниматься и пряжка моего ремня скрылась из глаз.

В небесах зигзагами полыхали молнии и вслед за каждой вспышкой раздавался удар скрежещущего грома такой силы, что невозможно было расслышать даже пронзительного визга испуганных женщин.

– Как близко ударило! – крикнул преподобный Лавой, сжимающий в руках лопату и очень похожий на свежевылепленного из глины Адама.

– Свет гаснет! – крикнула через несколько секунд какая-то чернокожая женщина, и действительно, Братон и Зефир начали медленно погружаться во тьму. У меня на глазах свет мигнул и погас в нескольких десятках окон. Через мгновение весь мой родной городок лежал во тьме и невозможно было различить где небо, а где вода. Где-то вдалеке, так далеко, как только можно было разглядеть, хотя и определенно в пределах Зефира, в окне какого-то дома затеплился огонек словно бы мерцающей свечи. С минуту я неотступно следил за тем, как далекий огонек перемещался из одного окна в другое. Довольно скоро я понял, что смотрю на окна особняка мистера Мурвуда Такстера, находящегося в возвышенном конце Тэмпл-стрит.

Дальнейшее я раньше почувствовал, чем увидел.

Появившаяся слева от меня фигура некоторое время молча рассматривала меня. На незнакомце был длинный дождевик, глубоко в карманах которого он держал свои руки. Вслед за ударом грома поднялся сильный ветер, разметавший мокрые полы дождевика незнакомого человека, и я похолодел, вспомнив фигуру, которую заметил в то знаменательное утро на берегу озера Саксон.

Постояв немного рядом с нами, незнакомец, кем бы он ни был, двинулся в сторону работающих у дамбы. Человек был очень высок – я был уверен, что это мужчина – и в движениях его чувствовалась уверенность осознающего свою цель. Два фонарных луча на мгновение скрестились в воздухе, словно в фехтовальном поединке, и в то же мгновение человек в дождевике вошел в освещенное перекрестие. Свет не позволил мне увидеть его лицо, но зато я разглядел кое-что другое.

Голова незнакомца была покрыта шляпой-федорой, с которой каплями стекала дождевая вода. Шляпная лента была скреплена серебряной пряжкой размером с полдоллара и из-под пряжки торчало маленькое декоративное перо.

Перо, потемневшее от сырости, но блеснувшее в свете фонарей определенно изумрудным отливом.

Точно таким же, как и у того пера, которое я отлепил от подошвы своего кеда в то утро у озера Саксон.

Мои мысли понеслись со скоростью света. Могло ли быть так, что под пряжкой этой шляпы когда-то была пара декоративных перьев, прежде чем ветер не вырвал одно из них?

Один из фонарных лучей, побежденный, отступил. Другой, немного поколебавшись, тоже метнулся прочь. Человек в шляпе с зеленым пером и дождевике ушел прочь в темноту.

– Мам? – позвал я. – Мам?

Незнакомец уходил все дальше и дальше от нас, а ведь он стоял не более чем в восьми футах от меня. На ходу он поднял руку, чтобы придержать шляпу на голове.

– Мам? – снова позвал я и она, наконец расслышав меня за всем творящимся шумом, наклонилась ко мне и спросила:

– Что такое?

– Мне кажется… мне кажется.

Но я не знал в тот момент что в точности мне казалось и как выразить словами те чувства, что я испытывал. Ведь точно сказать был ли этот человек именно тем, кого я видел на опушке у озера или нет, я не мог.

Незнакомец продолжал уходить от нас, шаг за шагом по бедра в коричневой темной воде.

Вырвав руку из маминой ладони, я бросился следом за ним.

– Эй, Кори! – встревоженно крикнула она. – Кори! Постой, куда ты? Сейчас же дай мне руку!

Я слышал ее голос, но и не думал подчиниться. Вода плескалась вокруг меня и заходилась водоворотами. Я продолжал рваться вперед.

– Кори! – что было сил закричала мама, уже не на шутку перепуганная. – Сейчас же вернись!

Я не мог терять ни секунды, мне необходимо было увидеть лицо незнакомца.

– Мистер! – выкрикнул я что было сил.

Но нельзя было расслышать ничего, такой вокруг стоял шум, от дождя, бушующей реки и суеты вокруг дамбы; незнакомец не расслышал меня. Но даже если он и услышал мои крики, я был уверен, что он не оглянется. Я чувствовал как течение Текумсы срывает у меня с ног ботинки. Я по пояс увяз в холодной жидкой грязи. Человек в дождевике направлялся к бывшему берегу реки, туда, где сейчас находился мой отец. Лучи фонарей метались из стороны в сторону, прыгали и ходили кругами и их танцующий свет время от времени падал на мужчину, разглядеть которого теперь я стремился больше всего на свете, и в один из таких моментов, оказавшись на свету, он что-то вытащил из своего кармана.

Что-то, блеснувшее металлом в его правой руке.

Что-то, имеющее хищные острейшие очертания.

Мое сердце упало.

Человек в темном дождевике и шляпе направлялся к реке, чтобы найти там моего отца. Он планировал эту встречу и искал ее давным-давно, наверное еще с тех пор, как отец бросился в озеро вслед за уходящей на дно машиной. Сейчас ситуация была как нельзя более на руку преступнику, весь этот шум и суета и дождливая темень, под покровом которых он мог ударить моего отца ножом в спину и уйти незамеченным. Я постарался отыскать взглядом отца, но не смог этого сделать; в дожде и мечущемся свете фонарей вообще невозможно было кого-то узнать, все люди казались безликими одинаково блестящими от воды силуэтами. Выхода не было.

Незнакомец преодолевал течение гораздо быстрее, чем на то хватало сил у меня. Из последних сил рванувшись вперед, я принялся бороться с рекой, но через мгновение мои ноги потеряли сцепление со дном подо мной и я нырнул в густую грязевую жижу, сомкнувшуюся у меня над головой. Я забился, пытаясь ухватиться за что-нибудь и высунуть голову на воздух, но вокруг была только расползающаяся грязь и не во что было упереться ногами. Я не мог вздохнуть, грудь моя разрывалась и страх стискивал мое сердце ледяными когтями. Я бил руками и лихорадочно греб, но потом судьба смилостивилась надо мной и чья-то крепкая рука подхватила меня и подняла вверх, к вожделенному воздуху, который я принялся торопливо глотать, пока грязь и вода стекали с меня ручьями.

– Я вытащил тебя паренек, – сказал мне чей-то голос. – Все в порядке, успокойся.

– Кори! Где ты? Что с тобой?

Это был голос моей матери, в котором уже звучала не просто тревога, а самый неподдельный страх. Я снова стоял по пояс в воде, но мои ноги упирались в земную твердь. Я вытер с лица воду и грязь и, взглянув вверх, увидел над собой лицо доктора Кертиса Пэрриша, на котором тоже был и дождевик и непромокаемая шляпа. Шляпа безо всякой ленты и зеленого пера. Я оглянулся по сторонам, отыскивая фигуру, которую только что пытался догнать, но она уже слилась с тьмой и дождем, смешалась с людьми, мельтешащими у расползающейся дамбы. Незнакомец ушел туда и с ним туда отправился нож, который он сжимал в руке. Нож, который он достал из кармана и приготовил к удару.

– Где папа? – в ужасе пролепетал я, дрожа как осиновый лист. – Мне нужно обязательно разыскать папу!

– Тихо, тихо, успокойся, – доктор Пэрриш положил мне руку на плечо. В другой руке он держал фонарь. – Том где-то там. Вон там.

Он осветил лучом фонаря группу из нескольких человек, с ног до головы перемазанных в глине.

Сторона, в которую указал он, была совсем не та, в которую ушел незнакомец в шляпе с зеленым пером. Но там, куда показывал мне док Пэрриш, я заметил отца – он работал лопатой рядом с негром и мистером Ярброу.

– Видишь его?

– Да, сэр.

Я снова принялся вертеть головой, отыскивая таинственную фигуру в дождевике и шляпе-федоре.

– Кори, не смей убегать от меня больше! – прикрикнула на меня мама. – Ты чуть не до смерти напугал меня!

Отыскав мою руку, она стиснула ее своей маленькой ладонью как тисками.

Док Пэрриш был грузный человек лет сорока трех или сорока девяти, с квадратной и крепкой челюстью и носом, расплющенным с тех пор, как он сержантом в армии занимался боксом и был чемпионом. Той же самой крепкой рукой, которая достала меня со дна подводной ямы, он передал меня в объятия моей мамы. У дока Пэрриша были густые брови цвета стали и под полями его непромокаемой шляпы в каштановых волосах уже пробивалась седина.

– Шеф Марчетте сказал мне, что в местной школе открыли спортивный зал, – сказал док Пэрриш моей маме, – и там можно разместиться. Туда уже принесли керосиновые лампы и несколько одеял и матрасов. Вода быстро поднимается и женщины и дети должны идти туда, чтобы укрыться на случай беды.

– Нам тоже нужно пойти туда?

– Думаю, что это будет наиболее разумный выход в данной ситуации. Ни вы, ни Кори не сможете ничем тут помочь, так что лучше вам уйти в безопасное место.

Док Пэрриш снова указал своим фонарем, на этот раз в сторону прочь от реки на превратившуюся в болото баскетбольную площадку, где мы оставили свою машину.

– Туда приезжает грузовик и забирает всех, кто хочет укрыться в спортивном зале. Через несколько минут там как раз должна появиться очередная машина.