45. СИЛА ДУХА

Вэнс поставил патрульную машину перед «Клеймом», отлепил мокрую от пота рубаху от спинки сиденья и вошел в кафе. Витрина была разбита вдребезги, но, чтобы дым меньше проникал внутрь, на раму приколотили простыню. Керосиновые лампы заливали неверным, колеблющимся светом почти пустое заведение — только в дальней кабинке сидели и тихо переговаривались трое немолодых людей. Избегая их пристальных взглядов, Вэнс прошел к стойке. К нему с чашкой, на четверть полной холодным кофе, подошла Сью Маллинэкс, все еще в золотистой форме официантки и обильно накрашенная более или менее где должно.

— Последний кофеек, — сказала она, подавая чашку.

Шериф кивнул, залпом выпил кофе и поднес запястье к ближайшей лампе, проверяя, который час. Двадцать три минуты третьего. Хэммонды опаздывали — так же, как и Роудс с Ганнистоном. «Наплевать, — подумал он. — Эту шмакодявку все равно не найти — по крайней мере за то время, что осталось». Из-за дыма на улице не было видно ни зги. Они с Дэнни полностью проверили Боуден и Аврора-стрит и треть домов на Оукли. Девчонки никто не видел, а в нескольких домах не оказалось полов — одни дыры в темноту. Дэнни опять раскис, и Вэнсу пришлось отвезти его обратно в контору. Инферно всегда казался шерифу небольшим городком, но сейчас улицы удлинились, а дома превратились в призрачные дворцы. Учитывая дым и пыль, найти того, кто не хотел, чтобы его нашли, было никак невозможно.

— Трудная ночка, — сказала Сью.

— Лучше думать так. Сисил ушел домой?

— Ага, недавно слинял.

— А ты чего не закроешь да не пойдешь домой? Толку от работы немного, верно?

— Мне больше по душе, когда есть чего делать, — откликнулась она. — Лучше торчать здесь, чем сидеть в темноте дома.

— Да уж наверно. — Неяркий свет льстил Сью. Шериф подумал, что, кабы бабенка не штукатурилась так, что хватило бы и на ремонт дома, она была бы по-настоящему хорошенькой. Конечно, Китовая Задница была, что называется, трамбовкой, но Вэнсу ли было воротить нос от габаритов после всех тех вешалок, к которым он подъезжал? Допустим, Сью и впрямь была давалкой — но, может, на то были свои причины? — А чего ты так и не уехала из Инферно? — решился он спросить, просто, чтобы не думать о неумолимом ходе времени. — В школе-то ты вроде училась дай Бог всякому?

— Не знаю. — Сью пожала мясистыми плечами. — Наверное, ничего не подвернулось.

— Черт, нельзя же ждать, чтобы что-то подвернулось! Надо искать самой! По-моему, ты могла найти где-нибудь хорошую работу и продвинуться, а может, уже нарожала бы полный дом детворы. — Вэнс перевернул чашку вверх дном и поймал последнюю горькую каплю кофе.

— Да так, не пришлось. Все равно, — Сью слабо, печально улыбнулась, — я, верно, была бы не слишком хороша в этом плане.

— Да ты сама еще ребенок! Сколько тебе — двадцать восемь, двадцать девять? — Вэнс увидел, как она скривилась. — Это ж совсем немного! Черт, у тебя еще полно… — голос шерифа дрогнул, но он договорил: — …времени!

Она не ответила. Вэнс опять поглядел на часы. Прошла еще минута.

— Дэнни по тебе сохнет, — сказал он ей. — Знаешь ты это, а?

— Мне Дэнни нравится. Не-не, я не про женитьбу. И не про… сами знаете.

Круглые щеки Сью залил румянец.

— Я думал, вы с Дэнни… э… взаправду близкие друзья.

— Да. В смысле — друзья. Дэнни — джентльмен, — сказала она с достоинством. — Заходит ко мне и мы разговариваем. Вот и все. Так редко найдешь мужика, чтоб можно было поговорить. Похоже, мужику с бабой трудновато просто потрепаться, верно?

— Ага, наверное. — Шериф ощутил укол стыда за то, что посмеялся над ней, и ему пришло в голову, что Дэнни, может быть, в большей степени мужчина, чем он думал.

Сью кивнула и повернула голову ко входу. Вэнс увидел ее глаза; они, казалось, сосредоточились на чем-то очень далеком.

— Может, я и могла бы уехать, — сказала она. — Я печатала лучше всех в классе. Наверное, можно было бы устроиться секретаршей. Но я не хотела уезжать. То есть… Инферно — не самое лучшее место на свете, но это мой дом. Поэтому он для меня особенный, неважно, сильно он сдал или нет. Честное слово, я вспоминаю Инферно добром… например, когда я заканчивала школу и была главной мажореткой, наши ребята один раз играли с «Сидартаунскими рыцарями». — Глаза Сью озарились сиянием десятилетней давности. — В тот вечер шел дождь, лило, прямо как из ведра, но я со своими девочками не сидела дома. И только Гэри Парди с сорока ярдов погасил мяч, девчонки подняли меня, и я сделала сальто. Как все завопили! Я такого сроду не слышала! Ни до того, ни после. Потом ребята подходили ко мне и говорили, что сделать сальто в такой дождину и не сломать шею — это потрясающе, а еще, что приземлилась я легко, как ангельское перышко. — Она моргнула; очарование разом разрушилось. — Да, — сказала Сью, — здесь я не пустое место, а там… — Она махнула рукой, подразумевая остальной мир. — Там я буду никто. — Ее глаза нашли глаза шерифа и заглянули в самую глубину. — Это мой дом. И ваш. Надо бороться, чтобы его сохранить.

Во рту Вэнса держался привкус пепла.

— Будем бороться, — сказал он, но слова прозвучали неискренне.

Занавешенное простыней окно осветили фары. Рядом с машиной Вэнса кто-то притормозил. Фары погасли, к дверям приблизилась одинокая фигура. Вэнс понял, что это не Роудс и не Ганнистон. Те ушли пешком. В кафе вплыла Селеста Престон, да так, будто владела каждой трещинкой на кафеле. Она села у дальнего конца стойки и сказала:

— Пиво и яйцо.

— Да, мэм. — Сью вынула из охладителя тепловатое «Лоун Стар» и направилась к холодильнику за яйцом.

Селеста окинула взглядом стойку и кивнула Вэнсу.

— Никак припозднились, а? Давно пора на боковую.

— Да вроде. — Он слишком устал, чтобы обмениваться с ней колкостями. — Все равно, я вряд ли спал бы хорошо.

— Аналогично. — Она взяла принесенное Сью яйцо, разбила о край стойки и одним махом проглотила желток, немедленно вылив вслед ему в глотку все пиво из банки. — Сдала кровь пару часов назад, — объяснила она и тыльной стороной кисти вытерла с губ следы желтка. — Уинт всегда говорил: сырое яйцо с пивом — самый быстрый способ получить свои витамины.

— И проблеваться тоже, — сказал Вэнс.

Она снова хлебнула пива, а Сью пошла в дальнюю кабинку посмотреть, как там старики.

— Как же вышло, что вы не защищаете город, Вэнс? Может, выволочь этого сукина сына из его ракеты и сидеть на нем, пока пощады не запросит?

Вэнс вынул из нагрудного кармана пачку «Кэмел» и закурил, размышляя над вопросом. Он выпустил из носа дым, посмотрел на Селесту и сказал:

— А чего бы тебе не заползти к себе в задницу и не втянуть за собой дырку?

Она только уперлась в него похожими на куски холодного кремня глазами, не донеся бутылку до губ.

— Видно ты, сука, большая начальница, раз сидишь тут и указываешь мне, что делать. Думаешь, мне насрать на этот городишко, да? Ладно, может, я где и подгадил — много где подгадил — но я всегда делал то, что считал лучшим. Даже если и брал деньги у Кейда. Черт, а что еще могло удержать Инферно при жизни, как не бизнес этого гаденыша? — Он чувствовал, что лицо набрякло от прихлынувшей крови. Сердце тяжело стучало. — Моя жена ненавидела каждый дюйм в этом городе и сбежала с шофером грузовика, но я остался. У меня было два сына, которых она забрала с собой и которые знают обо мне ровно столько, чтобы хаять меня по телефону, но я остался. Каждый день я жру пыль, меня поливают на двух языках, но я остался. Я отдал этому городу должное, дамочка! — Вэнс ткнул сигаретой в ее сторону. — Так нечего сидеть тут в тренировочных штанах, с брильянтами на пальцах, и заявлять, будто я не пекусь об этом городе! — А потом шериф сказал то, что всегда понимал, но не осмеливался признать: — Больше у меня ничего нет!

Селеста сидела неподвижно. Она отхлебнула «Лоун Стар», мягко поставила бутылку на стойку и подняла руку, показывая кольца.

— Фальшивые, — сказала она. — Настоящие я продала. — На губах заиграла ломкая улыбка. — Наверное, я это заслужила, Эд. Что нужно нашему кладбищу, так это сила духа. Как насчет угостить даму сигареткой? — Она взяла пиво, скользнула по табуреткам и уселась за два места от шерифа.

Эд, подумал он. Селеста в первый раз назвала его по имени. Он подтолкнул к ней пачку и зажигалку, и Селеста поймала их. Прикурив, она с истинным наслаждением затянулась.

— Думаю, если я помру, так тоже буду довольна, — сказала она.

— Еще чего — помирать. Мы выберемся.

— Эд, ты мне больше нравишься, когда говоришь правду, — она перебросила ему сигареты и зажигалку. — Цена нашим шкурам такая же, как гигиеническому тампону в мужской тюрьме, и ты это знаешь.

На улице заурчал мотор. Из дыма появился Коди Локетт и поднял «консервы» на лоб.

— Я ищу полковника Роудса, — сказал он шерифу. — Он должен быть здесь.

— Да, я тоже его жду. Он опаздывает примерно на десять минут. — Шериф не дал себе труда снова свериться с часами. — Зачем он тебе?

— Девчонка — в форте у Щепов. Знаете, о ком я. О Дифин.

Вэнс едва усидел на месте.

— Сейчас? Она там прямо сейчас?

— Да, с ней мистер Хэммонд и его жена. Так полковник-то где?

— Они с капитаном Ганнистоном пошли через мост, на Окраину. Думаю, они еще там.

— Ладно. Поеду поищу. Если они покажутся здесь, передайте им новости. — Коди опять надвинул очки на глаза, побежал к «хонде», сел, лягнул стартер и поехал по Селеста-стрит на восток. Вдруг парнишку как ударило: во-первых, он отдал приказ шерифу, и тот подчинился, а во-вторых, там сидела сама Селеста Престон. Он повернул на мост и прибавил газу. В грязном воздухе задушенно ревел мотор.

Коди был уже на середине моста, и тут дымку прокололи две фары. С Окраины, наезжая на разделительную полосу, мчалась какая-то машина. Коди с шофером одновременно ударили по тормозам. Обе машины, визжа покрышками, вильнули и остановились почти капот в капот. Мотор легковушки застучал и заглох.

Коди увидел, что это серебристый мерседес Мэка Кейда. В нем сидели двое мужчин. За рулем был крепкий парень с коротко подстриженными темными волосами и засохшей струйкой крови на лице.

— Вы полковник Роудс? — спросил Коди, и тот кивнул. — Меня послали мистер Хэммонд с женой. Их дочка в общаге. — Он махнул рукой в сторону общежития, но отсюда его огоньки не были видны. — В конце Трэвис-стрит.

— Мы уже знаем. — Роудс снова завел мотор. — Какой-то мальчишка в церкви сказал нам.

Они с Ганнистоном зашли в церковь на Первой улице и спросили отца Ла Прадо, нельзя ли обратиться с алтаря к людям, пришедшим в поисках убежища. Вместе с информацией Рик Хурадо передал им ключи от мерседеса.

— Времени у нас мало, — сказал Роудс, подал машину назад, выровнял ее и помчался прочь.

Коди понял, от кого полковник это узнал. Сказать ему мог только Хурадо. Он начал разворачивать свой самокат, но сообразил, что до Окраины — от силы тридцать ярдов. До церкви на Первой улице оставалось, может быть, еще пятьдесят или шестьдесят футов. Если Хурадо в церкви, там и его сестра. Коди решил, что при желании может даже зайти внутрь. Неужто Гремучки набросятся на него прямо в церкви? Увидеть потрясенную физиономию Хурадо! Игра стоила свеч. Кроме того, парнишка был не прочь лишний раз взглянуть на Миранду.

Все равно все пошло вразнос, и момент казался как нельзя более подходящим для того, чтобы испытать судьбу. Коди завел мотор, взял курс на юг и через несколько секунд колеса запрыгали по мостовой Окраины.

46. ТИК-ТАК, УХОДИТ ВРЕМЯ

Сквозь дымку, припадая на правую, согнутую в колене ногу, шла какая-то фигура.

— Пошли, Бегун! — сказал этот человек и остановился, чтобы собака догнала его. Потом он двинулся дальше, к парадной двери дома Хэммондов на Селеста-стрит. Он постучал в дверь, подождал, и постучал снова. — Никого нету! — объяснил он Бегуну. — Пойдем домой или разобьем лагерь?

Бегун тоже пребывал в нерешительности.

— Она может появиться, — сказал Сержант. — Она тут живет. — Он нажал на ручку двери, и та открылась. — Есть кто дома? — крикнул он, но изнутри не отвечали. Бегун шумно обнюхал дверную раму и первым переступил порог. — Не ходи туда! Нас не приглашали! — запротестовал Сержант. Однако у Бегуна были свои соображения, и пес радостно поскакал внутрь.

Решение было принято. Они подождут здесь либо девчушку, либо Хэммондов. Сержант вошел, захлопнул дверь и добрался до комнаты, где на полу лежало множество книг. Читателем Сержант был не ахти каким, но помнил книжку, которую читала ему мать: что-то про маленькую девочку, которая погналась за кроликом вниз по кроличьей норе. Он ударился больным коленом об стул и позволил себе плюхнуться на него.

Бегун забрался к нему на колени. Так, вместе, они и сидели в темноте.

Примерно в четверти мили от дома Хэммондов Керт Локетт заходил в родные двери. Ободранную до мяса левую сторону лица покрывала марлевая повязка, а ленты лейкопластыря удерживали пропитанный йодом тампон на ободранных ребрах. В кузове пикапа Керт потерял сознание и очнулся, когда мексиканец тащил его в больницу, взвалив на плечо, как мешок с песком. Сестра сделала ему пару обезболивающих уколов и занялась ранами. Все это время он, как сумасшедший дурак, что-то лепетал о бойне в «Колючей проволоке». Сестра позвала послушать Эрли Мак-Нила, и Керт рассказал ему про полицейские машины и людей из ВВС, которые ждали на шоссе N 67. Пообещав дать полковнику знать, Мак-Нил хотел отправить Керта в палату, но этого Керт стерпеть не мог. Вонь антисептиков и спирта слишком смахивала на резкий запах «Кентакки Джент»; она напомнила ему о заблестевших в свете ламп мозгах Мак-Катчинса, и его замутило.

Он уже заметил, что мотоцикла Коди возле дома нет. Вероятно, прикинул Керт, мальчик в общежитии. Он никогда не боялся темноты, но пройти через первую комнату, когда образ обугленного черного существа, хлещущего хвостом, так и впивался в мозг, оказалось непросто. Но он одолел кухню и порылся в ящике, отыскивая спички и свечу. Найдя один-единственный короткий огарок и коробок спичек, Керт зажег фитиль. Пламя разгорелось, и он увидел на коробке эмблему «Колючей проволоки».

Он заметил свидетельство того, что Коди был здесь: на кухонном столе стояла воткнутая в блюдце свеча. Керт раскрыл холодильник, вынул бутылку виноградного сока, в которой оставалось всего несколько глотков, и прикончил ее. Во рту все еще держался медный привкус крови, а две прогалины на десне, где раньше были зубы, дергало в такт сердцебиению.

Он зажег прилепленную к блюдцу свечу и забрал с собой в спальню. Его лучшая рубаха — красная ковбойка — валялась на полу. Осторожно передергивая плечами, Керт натянул ее и уселся на кровать. Было адски жарко, по лицу катился пот.

Заметив, что стоявшая на ночном столике маленькая фотография Сокровища перевернулась, он поднял ее и уперся взглядом в освещенное желтым неярким светом лицо.

«Сколько времени прошло, — подумал он. — Уйма».

Кровать притягивала. Она хотела, чтобы Керт забрался во влажные простыни, прижимая портрет Сокровища к груди, свернулся клубком и уснул. Потому что сон отделял от смерти один шаг. Керт понял: этого-то он и ждал. Сокровище была там, в недоступном для него краю. По-прежнему золотоволосая, с солнечной улыбкой, она всегда останется молодой — у него же каждый день будет отнимать еще чуточку сил и здоровья.

Но в свете свечи он разглядел на фотографии то, чего раньше не замечал: в лице Сокровища проступал Коди. Да, густые кудри были такими же, как у Коди, но было и другое — резко очерченный подбородок, широкие брови, угловатое лицо. И глаза: даже, когда Сокровище улыбалась, в них таилась сталь, точно как у Коди. «Больно уж сильной была Сокровище, чтобы поладить со мной, — подумал Коди. — Шибко сильной».

Коди был в Сокровище. На этом самом фото. Он все время был там, только до этой минуты Керт этого не замечал.

А Сокровище жила в Коди. Мысль была ясной, как пробившийся сквозь грозовые тучи сноп солнечного света, и тьма в голове у Керта начала рассеиваться.

Он зажал рот рукой, чувствуя себя таким оглушенным, словно только что схлопотал в зубы. Сокровище жила в Коди. Она оставила ему частицу себя, а он отшвырнул дар, как засопленную тряпку.

— О Боже, — прошептал он. — О Боже мой. — Он взглянул на расколотую вешалку, которая висела на стене, и наружу запросился стон.

Нужно найти Коди. Нужно заставить мальчика понять, что его отец был слеп и болен сердцем. Всего этим не поправить, много грязной воды утекло — но когда-то надо начинать, правда? Керт осторожно вынул фото Сокровища из рамки, потому что хотел, чтобы Коди увидел в ней себя, бережно сложил и убрал в задний карман.

Обретя цель, он простучал башмаками по покоробленным доскам. С треском захлопнув за собой дверь-ширму, Керт вышел на Сомбра-стрит и повернул к северу, туда, где она сходилась с Трэвис-стрит.

Рэй Хэммонд в городской клинике закончил натягивать одежду — залитую кровью рубаху и все прочее, — и вышел из палаты. Очки пропали, так что все имело размытые контуры, но Рэй видел достаточно хорошо, чтобы идти, не натыкаясь на стены. Он почти добрался до сестринского поста, и тут из двери справа от него появилась сиделка (кажется, миссис Боннер, подумал Рэй) и сказала:

— И куда это вы, молодой человек, направляетесь?

— Домой. — Распухший язык все еще казался непомерно большим, а открывать и закрывать рот было больно.

— Только, когда доктор Мак-Нил даст добро.

В голосе звучала та же непререкаемость, что у Косоглазки Джеппардо.

— Я сам даю себе добро. Я не могу уснуть и не собираюсь лежать там и глазеть в потолок.

— Ну-ка, — она взяла его за руку. — Ты возвращаешься в постель.

Еще одна пытается убрать меня с дороги, подумал он, и внутренне запылал от гнева.

— Сказал же, я иду домой, — Рэй вырвал руку. — Зато не говорил, что вам можно хвататься за меня. — Даже без очков парнишка разглядел, как медсестра возмущенно поджала губы. — Пусть я еще не взрослый, но права у меня есть. Например, пойти к себе домой, когда вздумается. Спасибо, что залатали, и адиос.

Рэй, слегка припадая на одну ногу, прошел мимо медсестры. Он ожидал, что будет схвачен за плечо, но успел сделать три шага, и только тогда услышал, как она начала звать доктора Мак-Нила. Рэй прошел мимо первого стола, пожелал миссис Сантос доброй ночи и двинулся дальше, за дверь. Доктор Мак-Нил за ним не пришел. Рэй подумал, что у дока есть дела поважнее, чем гоняться за ним. Из-за тумана и плохого зрения мальчик видел от силы на десять футов вперед, а воздух вонял, как «химическая бомбочка» из школьной лаборатории, но он упрямо шагал по Селеста-стрит, с хрустом наступая кроссовками на осколки битого оконного стекла.

Когда Рэй отправлялся домой, Коди Локетт остановил мотоцикл на окраине, у ступеней католической церкви. Он поднял очки на лоб и немного посидел на стреляющем и вздрагивающем мотоцикле. За витражами церковных окон горели свечи, виднелись движущиеся внутри люди. В любую другую ночь из Коди уже сделали бы отбивную только за то, что он находился здесь, но сегодня правила поменялись. Он выключил двигатель и фару, слез с мотоцикла — и тут-то увидел стоящую во дворе на другой стороне Первой улицы фигуру. До нее было каких-нибудь пятнадцать футов. Коди взялся за примотанную к рулю биту, усаженную гвоздями.

Лица этого человека Коди разглядеть не сумел, но заметил, что ему на плечи свисают маслянистые завитки черных волос.