Поднимаясь вместе с Майклом по ступенькам к себе в корпус, сестра Лэнгтри вдруг вспомнила, что все остальные комнаты в строении заперты на замок, а окна закрыты ставнями. Хотя, в сущности, это ничего не меняло. Для проникновения в закрытые помещения существуют особые способы, и каждая медсестра, прошедшая монастырское заключение в сестринском корпусе в период стажировки, блестяще владела искусством открывать и закрывать запертые двери. Но для всего требуется время. Поэтому она открыла дверь своей комнаты, щелкнула выключателем и пропустила Майкла вперед.
      До чего же странно. За исключением обходов старшей сестры, здесь никогда раньше не бывали посторонние, так что он был первым, кто очутился в ее личных владениях. Сестры, как правило, предпочитали сходиться в местах, так сказать, отдыха и развлечений в тех случаях, когда им требовались социальные контакты, и визит в комнату коллеги воспринимался как своего рода экскурсия.
      Теперь же она, несмотря на всю усталость, постаралась взглянуть на свое жилище новыми глазами и сразу же отметила, насколько безликой и унылой была, в сущности, ее комната. Она скорее напоминала камеру, чем место, где живут люди, хотя, конечно, она была больше по размеру, чем камера. Меблировка ее состояла из узкой койки, такой же, как койки в палате, стула, бюро, ширмы, за которой висела ее одежда, да двух полок на стене, где обретались ее книжки.
      — Подождите меня здесь, — сказала она. — Я пойду, посмотрю, нет ли какой-нибудь одежды для вас и открою одну из комнат.
      Она закрыла за собой дверь, не дожидаясь, пока он сядет на стул рядом с ее кроватью, и спустилась по ступенькам наружу, освещая себе путь фонариком. За одеждой проще было забежать в какой-нибудь из ближайших корпусов, чем проделывать весь путь обратно до отделения «Икс» и беспокоить спящих. Кроме того, она не чувствовала себя в состоянии встречаться с Льюсом до утра: ей нужно было время, чтобы как следует все обдумать. После визита в отделение «Би» у нее в руках оказались пижама и халат, естественно, в обмен на торжественное обещание вернуть аналогичные предметы завтра.
      Комната, соседняя с ее собственной, явно была наиболее подходящей, чтобы поместить туда Майкла, так что она принялась отдирать от заколоченного окна деревянные планки. Замки на дверях оказались врезными и очень прочными, так что открыть их с помощью шпильки для волос было невозможно. Ну вот. Четырех планок, пожалуй, достаточно. Она посветила фонариком в образовавшееся отверстие и убедилась, что кровать по-прежнему стоит там, как раз на том же месте, что и ее собственная, и сверху лежит скатанный в рулон матрас. Придется ему поспать ночь без простыней, тут уж ничего не поделаешь. Впрочем, особой жалости она сегодня к нему не испытывала.
      Когда сестра Лэнгтри вернулась к себе, оказалось, что в общей сложности она отсутствовала примерно три четверти часа. Ночь была душная и влажная, и вся одежда на ней насквозь пропиталась потом. Кололо в боку, и она постояла немного, массируя больное место, а затем бросила взгляд на стул. Майкла на нем не было. Он лежал на кровати, свернувшись калачиком, спиной к ней. Похоже было, что он крепко спал. Спал! Как он мог, после всего, что произошло?
      Но его вид тронул ее, тронул так, как ничто другое не могло бы тронуть. В конце концов, на что она так разозлилась? Почему ей так хочется раскопать, что там внутри у этого человеческого существа, лежащего на ее постели? Потому что они все напились? Потому что Льюс действовал в соответствии со своими представлениями? Или потому что она уже не была больше уверена в Майкле, не уверена с тех самых пор, как он отвернулся от нее тогда, в кабинете? Ну конечно, виски здесь, вероятно, сыграло свою роль, но эти бедняги в конце концов всего лишь люди, а искушение было слишком сильным. А что до Льюса, то ей вообще нет до него дела. И если уж быть откровенной до конца, то причиной ее состояния была острая боль и неуверенность в Майкле.
      Усталость разом навалилась на нее. Одежда прилипла к телу, местами на ткани проступили темные пятна пота, и кожу саднило, потому что, не думая, что все так обернется, она не поддела вниз белье. Ну ладно, ничего, как только она устроит его в соседней комнате, она тут же пойдет и примет душ. С этой мыслью сестра Лэнгтри подошла к кровати и остановилась, молча глядя на спящего.
      Часы на бюро показывали полтретьего ночи, и у нее не хватало решимости разбудить его — так спокойно он спал и даже не шевельнулся, когда она вытаскивала из-под него простыню, чтобы накрыть его. Пусть спит.
      Бедный Майкл! Жертва амбиций Льюса, во что бы то ни стало желающего отомстить за поражение с маленькой мисс Вуп-Вуп. И конечно, сегодняшний вечер оказался для Льюса просто манной небесной: Наггет отключился из-за головной боли и потому недееспособен, остальные отупели после спиртного, так что путь был свободен, когда Майкл отправился в душевую. Ей очень хотелось верить, что он не сделал ничего такого, что Льюс мог бы счесть за поощрение, но, с другой стороны, если бы это было так, что помешало ему отправить Льюса прочь? Майкл не боялся его, ему нечего было бояться. Но, может быть, та сила, что таилась в Льюсе, заставляла Майкла бояться его в ином смысле? Эх, если бы только она знала мужчин получше!
      Судя по всему, это ей придется сегодня спать без простыней в соседней комнате, если только она не решится все-таки разбудить его. Но пока что можно отложить решение и пойти сначала в душ. Она стащила с крючка халат и пошла в душевую. Торопливо сбросив куртку и брюки, она встала под струю тепловатой воды, испытывая настоящее наслаждение. Понятие «вымыться дочиста» — это не просто смыть грязь с поверхности кожи, а куда более глубокое ощущение. Халат представлял собой просторное запахивающееся изделие типа кимоно с поясом где-то посередине. Она не стала вытираться досуха, что вообще было вряд ли осуществимо в условиях такой влажности, а просто промокнула себя полотенцем, накинула халат, запахнула полы и потуже подпоясалась.
      «Ну уж нет, — подумала она, подбирая с пола одежду, — будь я проклята, если пойду спать на матрас, где ползают тучи насекомых. Пусть встает и перебирается туда сам. Ничего с ним не случится!»
      Часы показывали уже пять минут четвертого. Сестра Лэнгтри кинула пропитанную потом одежду прямо на пол, подошла к кровати и положила руку на плечо Майкла. Прикосновение было нерешительным и мягким, потому что ей невыносимо жаль было будить его. И в конце концов она решила оставить все как есть, так что рука ее касалась его плеча по-прежнему легко. У нее уже не было сил посмеяться над собственной неуверенностью, она почти упала на стул, стоявший рядом с кроватью, продолжая ощущать под пальцами тепло его кожи, не в состоянии противостоять желанию, которое так часто охватывало ее, желанию почувствовать его. Это было непреодолимое ощущение. Она попыталась вспомнить, что возникало в ней, когда она прикасалась к обнаженному телу любимого человека, но ей это не удавалось, вероятно, потому, что между двумя этими событиями прошло слишком много времени, целая жизнь, а та, прошлая, настолько отличалась от теперешней, что всякие воспоминания, и прежде всего чувственные, начисто изгладились из памяти. Уже шесть лет, как все ее собственные потребности были погребены под грузом насущной необходимости заботиться главным образом о потребностях других людей. Но самым большим потрясением было для нее понять, что, в сущности, она не слишком-то переживала по этому поводу. Отсутствие личной жизни не было для нее невыносимым испытанием, она не жаждала ее и не стремилась к ней.
      Но теперь перед ней был Майкл, живой, настоящий, и ее чувства к нему тоже были настоящими. Как давно она хотела этого, желала всем своим существом — прикоснуться к нему и почувствовать биение жизни. Она смутно ощущала, что имеет на это право. «Вот человек, которого я люблю, — думала она. — И мне неважно, кто он и что он, Я люблю его».
      Рука ее заскользила по его плечу, сначала осторожно, потом, с каждым кругом, прикосновение все больше и больше становилось ласкающим. Наступил ее час, и она не стыдилась больше, что он ничем не показал, хочет он этого или нет. Она с любовью прикасалась сейчас к нему, просто потому что ей было хорошо, и она хотела запомнить это ощущение. И постепенно она полностью растворилась в совершенной радости прикосновения, она прижалась щекой к его спине, немного подождала, а затем повернула голову, чтобы ощутить губами вкус его кожи.
      И когда он резко повернулся к ней, она замерла в оцепенении: она разоблачена, ее маленький рай стал известен. Оскорбленная, униженная собственной слабостью, она резко отпрянула, но он схватил ее за плечи и приподнял со стула так быстро и легко, что она даже не почувствовала никакого насилия над собой, настолько незаметным было его движение, в котором не было ни нападения, ни грубости. Она даже не смогла уловить, что с ней происходит, настолько точными и мягкими были его руки. И вот она уже сидит на кровати, одна нога подвернута, руки его сомкнуты у нее за спиной, лоб касается ее груди. Он дрожал, и это ощущение передалось ей. Она с силой притянула его к себе, И они замерли в неподвижности, пока то, что заставляло его так сильно дрожать, не перестало наконец терзать его.
      Потом руки его разжались и упали вниз, пальцы легко скользнули по ее талии, и она почувствовала, Как он потянул за узел на халате. Пояс развязался, и тогда он раздвинул полы халата так, чтобы прикоснуться лицом к ее коже. Пальцы его легко обхватили ее грудь, и в этом жесте было столько благоговения, что все в ней поднялось, так невыносимо трогательно это было. Майкл поднял голову, слегка отстранившись от нее, и ее лицо как бы само последовало за его лицом. Она повела плечами, чтобы помочь ему стащить с нее халат, прижалась грудью к его груди, руки стиснули его плечи, и она почувствовала, как ее губы потянулись к его губам, как его рот сильно и нетерпеливо обхватывает их.
      И только тогда позволила она всей силе своей любви подняться в ней, она закрыла глаза, ярко блестевшие в темноте, почувствовала, как каждая ее клеточка излучает любовь к нему. Он не мог любить ее, но для нее он был такой радостью, будил в ней ощущения давно забытые, в сущности, не особенно для нее важные, но все еще такие знакомые. И чувство сладкой мучительной остроты, такое новое и странное, пронизало все ее тело до кончиков пальцев.
      Они поднялись на колени; он проводил пальцами по ее бедрам так медленно, словно хотел продлить все ощущения, чтобы они стали невыносимыми, а у нее не было сил помочь ему или противостоять дальше, она была слишком погружена в чудо, с которым оказалась один на один.

Глава 1

Глава 2