— Ну, одно скажу наверняка: у неё был… Человек. О да, она наверняка встречалась с Человеком, это не подлежит сомнению.
«Человек»? И это все, что ей известно? По данным Люси Белл приметам я мог из списка подозреваемых вычеркнуть птиц и зверей. И сузить пределы поиска до прямоходящих млекопитающих рода человеческого.
Я поерзал в кресле Королевы Анны.
— Значит, вы абсолютно уверены, что Мейдин встречалась с каким-то человеком, но у вам нет ни малейшей догадки…
— Ну, что вы, я же не сказала, что у меня нет догадок. Есть они у меня, как же! Мне просто очень не хочется их выкладывать, поскольку я очень не люблю сплетничать, и все такое.
Я потянулся к ней всем телом.
— И что же это за догадки?
Люси Белл недолго медлила с ответом, максимум две секунды. Затем, торопясь, в спешке выплевывая слова, заговорила:
— Нолан. Вот моя догадка. Нолан Пакетт! — и рьяно закивала головой, в подтверждение своих слов.
Как говаривал мой отец, я был «изум, что называется, лен».
— Нолан, младший брат Дуайта, имел любовную связь с его женой?
Люси Белл опять махнула на меня перчатками, наверное, пыталась шлепнуть, но я незаметно увернулся.
— Вы просили мою догадку. Что ж, вы её получили, — она пожала плечами и добавила: — Хотя я знаю, что права. На сто процентов уверена. Потому что стоит посмотреть, как Нолан говорит о Мейдин, и гадать не надо — сразу ясно: парень влюблен по уши.
Но нельзя же на этом основывать подозрения, правда?
— А вы не в курсе, не видел ли их кто-нибудь вместе?
Она покачала головой.
— Нет, не думаю.
Я начал терять терпение. Пока что я слышал сплошные подозрения, и ни одного факта.
Я покашлял.
— Ну хорошо, в таком случае, скажите, вы, или кто-то из ваших знакомых, видели Мейдин с любым другим мужчиной, кроме её мужа?
Люси Белл оскорбленно усмехнулась.
— Ну, разумеется, никто её ни с кем не видел! Она изменяла мужу. Прилюдно такое не делают.
Что я мог сказать? Она хорошо подала свою мысль. Однако, с логикой небольшие проблемы все-таки выявились.
— Если никто никогда не видел Мейдин с другим мужчиной, то с чего вы взяли, что она изменяла мужу?
Люси Белл посмотрела на меня так, как смотрят на человека, сомневающегося в существовании луны.
— Вы когда-нибудь видели Мейдин близко?
Не знаю, к чему она ведет, но на всякий случай я кивнул. Да, я имел возможность кинуть на Мейдин несколько долгих и внимательных взглядов.
Гостеприимная хозяйка скривила губы, выражая крайнее неодобрение.
— Ни одна женщина не станет так одеваться ради мужа.
Тут я снова почувствовал себя одураченным. Неужели я потратил столько драгоценного времени, чтобы тщательно занести в блокнот горсть свежих домыслов скучающих домашних хозяек? От женщины, которая утверждает, что ненавидит сплетничать.
— Ой, да что вы! — всплеснула руками Люси Белл. — Одежда говорит о женщине больше, чем слова и поступки. По тому, как Мейдин одевается, можно с уверенностью сказать, что она — шлюшка.
Да, пустая трата времени, определенно. Я бодро кивнул хозяйке. А сам подумал: шлюшка? Давненько я не слыхал этого словечка в наших краях.
Как ни странно, я решил, что дальше на эту тему говорить бесполезно, и важно произнес:
— Миссис Хейнс, у нас есть сведения, что миссис Пакетт на время отлучалась с вечеринки.
Если Люси Белл позволено выдавать за правду неподтвержденные фактами слухи, то почему бы и мне не покривить разок душой?
Глаза её распахнулись от удивления.
— Не знаю, откуда вы это взяли, но кто-то вам явно наврал.
— Вы можете подтвердить свои слова, мэм?
Господи! В стремлении выудить из неё «факты, мэм, и ничего кроме фактов», я снова заговорил как Джек Вебб.
Люси дернула плечиком.
— Мейдин была здесь с шести вечера и просидела далеко заполночь. Она даже из гостиной не выходила. Кроме тех нескольких раз, о которых я уже упомянула, помните, когда она посещала дамскую комнату, — Люси слегка покраснела и последние слова произнесла вполголоса. Видимо, она была твердо уверена, что упоминание о естественных функциях человеческого организма при блюстителе порядка карается штрафом. И поспешно добавила: — Но отсутствовала она недолго.
— Вы за это ручаетесь?
Люси рьяно закивала.
— За это я могу поручиться. Как раньше ручалась за то, что Мейдин и Дуайт недолго проживут вместе.
— Недолго проживут, мэм? — спросил моим голосом Джек Вебб.
Глаза Люси Белл сверкнули.
— Знаете, это все из-за наследства. Дуайт, очевидно, хотел продолжать дело отца. Ну, семейные традиции, и все такое, понимаете?
— Да, мэм?
— Ну вот. Дуайт мечтал обзавестись коровами там, быками, выращивать табак, в общем, быть настоящим фермером. А Мейдин не хотела.
— Да, мэм?
— Она хотела продать все на корню какому-то заинтересованному лицу, задумавшему проложить через их землю автомагистраль.
Я строчил, еле поспевая за рассказчицей, но тут моя ручка замерла на полуслове. Вот так новые новости.
И, странное дело, ни одна из сестер даже не обмолвилась об этом.
— Это заинтересованное лицо подписало с Мейдин контракт?
Люси поменяла позу в королевском кресле, и зашептала, наклонившись ко мне близко-близко:
— Насколько я слышала, какая-то большая компания заключила с Мейдин и Дуайтом договор сразу после смерти Изома Пакетта, — брови её при этих словах поднялись до предела, а глаза чуть не вылезли из орбит. — А ещё слышала, что Мейдин и Дуайт спорили из-за этого чуть не до драки.
Кроме нас, в коттедже никого не было, так почему же она шепчет? И тем не менее, вопреки логике, я последовал её примеру.
— Вы слышали это от самой Мейдин? — спросил я громким шепотом, чувствуя себя совершенно по-идиотски.
— Все, кто был на вечеринке, это слышали! — победно провозгласила Люси театральным шепотом, который можно было услышать даже сидя в машине на улице. Мало того, она ещё и оглянулась, чтобы убедиться, что никто её в собственном доме не подслушивает. — Мейдин, на мой взгляд, перебрала с выпивкой, и перед уходом жаловалась всем собравшимся, что ужасно зла на мужа. Вот откуда я знаю, что это она его прикончила, уж это верно как смерть.
У меня опять мурашки по спине побежали от этой её навязчивой фразочки, хотя и произнесенной шепотом.
— Даже её сестра, Джинни Сью, слышала, как она это говорила, вдохновенно продолжала Люси Белл.
— Так Джинни Сью тоже была у вас в гостях? — оживился я.
Люси кивнула.
— Была, точно. Но рано ушла.
Оп-ля-ля! Этого сестрички тоже не сообщили.
— А насколько рано, мэм?
— Около семи.
Это меня настолько поразило, что, забыв о шепоте, я воскликнул во всю глотку:
— Что? Не помню такого…
Теперь настала очередь Люси выкатить от удивления глаза.
— Вы? Не помните?
Я лихорадочно соображал.
— Не помню, чтобы кто-нибудь мне об этом говорил, мэм, — нашелся я. Боже мой! Ну, хорош! Ума палата.
— Ну, ничего удивительного. Возможно, мало кто это заметил. Машину она оставила позади дома, и никому не пришлось отодвигать свои. Она ушла с черного хода: оттуда ведет дорога через лес, такой густой, что чуть отъехал — и за деревьями даже фар не видно.
Я глядел на рассказчицу во все глаза. Джинни Сью припарковала машину на заднем дворе, вышла через черный ход и поехала сквозь чащобу. Такое ощущение, что она пыталась ускользнуть незаметно, зная, что я наблюдаю с другой стороны дома.
Вот тут мне стало совсем неуютно. Не мог ли я издали спутать двух сестер? Не поменялись ли они ролями? Ведь это для них раз плюнуть. Я даже не постоянно смотрел на Мейдин в телеобъектив. Помню, я был такой усталый, что с трудом держал глаза открытыми. Не мог ли я случайно вздремнуть и не заметить? Как не заметил, что кто-то уходит, не успев толком побыть в гостях.
Настроение у меня резко упало. И тут вдруг до меня дошло, что Мейдин не выпускала из рук Пупсика ни на минуту. Значит, женщина, на которую я смотрел во время вечеринки, могла быть только Мейдин, верно? Бог свидетель, Пупсик рычит на всех, кроме нее, даже на Джинни Сью. Сидел я, значит, в кресле Королевы Анны, делал вид, что записываю, а сам думал: «Хотите верьте, хотите нет, но Пупсик в данном случае оказался более полезным свидетелем, чем я».
Не слишком умиротворяющая мысль, поверьте.
Хотя путем логических размышлений я выяснил, что поменяться местами сестры не могли, это не исключало их участия в заговоре. Возможно даже, что Мейдин уговорила сестру пристрелить Дуайта, пока она мозолит мне глаза. Разумеется, с тем, чтобы я обеспечил Мейдин алиби. Что-то голова у меня разболелась.
От Люси Белл было не так-то просто уйти. Когда я поднялся со словами: «Ну что ж, огромное вам спасибо, очень вам благодарен за потраченное время», Люси как ни в чем не бывало продолжала сидеть.
— Так что вы об этом думаете? — повелительно спросила она.
— Простите?
— Вы думаете, это Мейдин? Что это она натворила? Я, знаете ли, слышала, что Дуайт начертал её инициалы М. П. на полу — собственной кровью! Вот что я слышала.
Эта ненавистница сплетен явно пытается выкачать из меня подробности. Кровавые подробности.
— Мэм, я не вправе давать подобную информацию…
Люси Белл грубо прервала меня.
— А ещё я слышала, что в Дуайта выстрелили не раз, и не два, а несколько, — она снова заговорила сдавленным шепотом. — Много, много раз!
В общем, к двери я пробивался в течение десяти минут. За это время Люси Белл сообщила, что Дуайта сначала зарезали, потом застрелили, потом задушили, что он оставил записку с именем убийцы, что Мейдин после содеянного пыталась покончить жизнь самоубийством, и что Мейдин с Джинни Сью подрались после того, как было найдено тело Дуайта.
Даже пока я поспешно ретировался к своему пикапу, Люси вдогонку задавала мне вопросы.
— Так кто же все-таки это сделал? — чуть не рыдая, кричала она с крыльца.
Я взвизгнул колесами и рванул оттуда. Плохо только, что я опомниться не успел, как уже ехал по Главной Улице, и аптека Элмо была от меня в каких-то двух кварталах и катастрофически приближалась.
Когда я отважился взглянуть в сторону входных дверей, во рту у меня пересохло. Может, я ожидал, что Имоджин до сих пор там? С Рэнди. В той же позе. Никого там, разумеется, не оказалось. Тем не менее, я воровато оглядывался, ставя машину на привычное место. Представляете, как я боялся увидеть Имоджин.
Боже ты мой. Можно подумать, это она меня застукала, а не наоборот. Я понимал, что веду себя как ничтожный трус. И все равно, поднимаясь по ступеням к себе в кабинет, воровато озирался, крутя головой на сто восемьдесят градусов.
И зря. Надо было смотреть перед собой. Я полпути прошел, пока заметил стоящего в позе давнего ожидания парня, высокого, темноволосого, в коричневом вельветовом пиджаке, небрежно наброшенном на полинявший рабочий комбинезон. И тут же узнал его. Мне не понадобилось даже читать табличку, пришпиленную к правому нагрудному кармашку. Это был Нолан Пакетт. Тот самый, который, согласно рассказам Люси Белл, сгорал от знойной страсти к жене собственного брата.
Глава 10
Не успел я ступить на последнюю ступень, как Нолан резво протянул мне крепкую, дубленую ладонь.
— Здравствуйте, я — Нолан Пакетт, брат Дуайта Пакетта.
Я протянул ему руку, и она полностью исчезла в его огромной пятерне. Неприятное ощущение, надо вам доложить. Недавно я видел, как крупная рыба завтракает мелкой, и испытал примерно такое же чувство.
Нолан разжал пальцы, и я вздохнул с облегчением.
— Рад вас видеть, — пробормотал я, глядя на свою вновь появившуюся ладонь.
— Я тоже рад вас видеть, сэр, — улыбнулся Нолан. — Очень рад. Я встречал вас в городе, да и слышал немало, сами понимаете. А тут недавно и в газете про вас даже прочел. Так что, поверьте, для меня это большая честь, сэр.
Уж не перепутал ли он меня с кем-нибудь другим? — подумалось мне. С каким-нибудь героем войны, например. Уж не говоря о всех этих «сэрах». Насколько я помню, Нолан всего лет на шесть меня моложе. Значит, ему примерно двадцать восемь, если мне тридцать четыре. Чего же он разговаривает со мной так, будто я на два поколения старше?
Правда, Нолан на двадцать восемь по виду не тянул. Постриженный очень коротко, волосы он зачесывал на сторону, аккуратно поделив их пробором, как школьник-паинька. Только непослушный вихор на макушке немного портил эффект. В тщетных попытках прилизать его, Нолан прибегнул к помощи чего-то клейкого, но только волосы зря испачкал. Вихор же так и торчал во всей своей красе.
Карие глаза его казались на размер больше, чем нужно, по сравнению с остальными чертами лица, кончик носа задиристо вздернут, а щеки украшены трогательными ямочками. Это детское лицо слабо сочеталось с остальным Ноланом — большим, взрослым и сильным.
Пока я осматривал его, он тоже изучал меня добрыми, щенячьими глазами. Он был сантиметра на три выше Дуайта, и судя по величине ладоней, мог быть отличным баскетболистом. Почему же он никогда не играл, как старший брат? Я задавал себе этот вопрос, пока Нолан не сделал первых шагов. Не успев зайти, он врезался в дверной косяк, а потом въехал головой в люстру.
— Упс, — сказал Нолан.
Проверяя, не пострадал ли плафон, он умудрился привести свой локоть в соприкосновение в кипой журналов на столе. Последние полетели на пол.
— Упс, — снова сказал Нолан.
Собирая журналы, он другим локтем задел электрическую точилку на книжной полке. Точилка рухнула и разлетелась вдребезги.
— Упс, — обреченно повторил Нолан.
Подбирая осколки точилки, он опять скинул с края стола многострадальные журналы.
— Ох-ох-хо, — на этот раз произнес он. Видимо, запас «упсов» истощился.
В итоге прошло добрых десять минут, пока Нолан наконец уселся на стул для посетителей. Прошу заметить, за эти десять минут я больше ни разу не задался вопросом, почему он не играл в баскетбол. Другой вопрос мучил меня все это время: как Нолану удалось взобраться по моей лестнице, не сломав себе шею.
А ещё я неустанно задавал себе вопрос, неужели возможно, что этот неуклюжий младенец — любовник Мейдин? По-моему, тайная связь требует некоторой увертливости и ловкости, правильно я рассуждаю?
Претендент на звание коварного и ловкого любовника в данный момент стоял кверху задом и неторопливо складывал журналы на стол в опасной близости к краю. Он ещё два раза ронял их и начинал все с начала, произнеся при этом — что бы вы думали? — правильно: «упс». Я начал сильно подозревать, что теория Люси Белл Хейнс о пригодности Нолана к роли ухажера Мейдин, мягко говоря, ни в какие ворота не лезет.
Когда журналы и все остальные предметы наконец обрели свои исконные места, Нолан угнездился на стуле и, сконфуженно улыбаясь, сказал:
— Извините. Дуайт всегда говорил, что меня в дом пускать опасно.
— Ерунда, — махнул я рукой. — Не берите в голову.
А сам думал: да ты, боюсь, и на улице представляешь не меньшую опасность.
Теперь, получив возможность хорошенько разглядеть гостя, я заметил у него под глазами темные круги. Лицо было пепельно-бледным, и хотя он улыбался мне во всю ширь, глаза его улыбка не затронула. На мгновение мне стало жаль его. Бедняга в течение трех месяцев потерял сначала отца, потом старшего брата. Еще бы не тяжело.
В том случае, конечно, если он не приложил руку к смерти брата. Но выстрелить в человека не так-то просто, это тем более требует координации в пространстве. А сидящий передо мной неуклюжий великан не обнаруживал даже минимальных навыков управления своим бренным телом.
Глядя на бледное детское лицо, подернутое пеленой горя, я ощущал уколы совести даже за то, что допустил подобную мысль.
— Нолан, — пробормотал я срывающимся голосом, — я хочу, чтобы ты знал, как мне жаль… того, что… ну, в общем. Вот.
Бог мой, верх красноречия, не правда ли? Вечно я теряюсь в таких ситуациях. Я хотел добавить несколько теплых слов сочувствия, типа того, что Дуайт и его отец теперь вместе, и оба, разумеется, в лучшем из миров, или что-нибудь в этом роде. Но сказать это было не так-то просто, учитывая, каким жестоким способом Дуайта отправили в этот самый лучший из миров. А ещё меня неотвязно преследовала мысль, что будь у Дуайта выбор, он наверняка предпочел бы пожить ещё немного в этом мире, каким бы плохим он ни был.
Пока я лихорадочно подыскивал в уме подходящие слова для утешения, Нолан сидел и неотрывно глядел на меня большими, печальными глазами. Сначала я подумал, что он просто ждет продолжения, но потом понял, что бедняга с трудом борется со слезами. Но понял я это поздно, когда он разразился громкими, рокочущими рыданиями. Вот тебе и на!
Я смотрел, как Нолан плачет, и ерзал в кресле. Теперь я и вовсе растерялся. Раньше со мной такого не случалось. Я хочу сказать, что к рыдающим на этом стуле женщинам я, слава Богу, уже начал привыкать. Но мужчина этого здесь ещё никогда не проделывал.
Обычно я обнимаю зарыдавшую и подставляю плечо, или, если хотите, жилетку. Это, конечно, в том случае, если женщина не держит на руках золотистую собачонку с острыми зубками.
Но не заключать же Нолана в объятия. И хотя в наши дни я рискую прослыть женофобом, простите, но я должен немедля заявить, что мое плечо предназначено исключительно для особей женского пола. Понимаю, понимаю. Это же девяностые годы, Господи прости, и в наши дни мужчины имеют право выражать свои эмоции так же, как женщины. Теперь не считается зазорным для мужчины прилюдно лить слезы. Теперь чувствительность в мужчине якобы даже приветствуется.
Ага.
Ну да, конечно.
Проблема с проявлением чувствительности — только в том, что нигде не сказано, как поступать одному мужчине в случае, когда другой начинает проявлять эту самую чувствительность у него за столом. Поскольку времени на подготовку мне не выделили, то я просто сидел, как пупырь на огурце, и ждал, когда бедняга справиться со слезами. Удалось ему это далеко не сразу. Честно говоря, я начал было подумывать, не почитать ли пока последний номер «Домашнего механика», валяющийся сверху на куче журналов, и даже руку протянул, но тут Нолан наконец осилил рыдания.
— Ой, простите ради Бога, — сказал он, вытирая рукавом глаза и нос привычным движением. — Все не верится, что Дуайта больше нет с нами.
Что прикажете ответить? Да его точно нет, за это я ручаюсь?
— Этот идиот Шериф Минрат до сих пор не поймал того, кто это сделал.
Я заерзал. Нет, такие разговоры — пожалуйста без меня, не дай Бог Верджил узнает.
— Послушайте, Нолан, я уверен, что шериф делает все, что в его силах…
Нолан шмыгнул носом.
— Только сил у него, видно, маловато, да? Вот потому-то я и пришел к вам. Вы, сэр, единственный человек во всем этом чертовом городишке, у кого есть настоящий опыт раскрытия преступлений.
Ох, батюшки. О том, что Верджил вдруг узнает о таком разговоре, мне даже в самом жутком ночном кошмаре не могло присниться. Я начал уже жалеть, что в Газетт напечатали эту хвалебную статью в мой адрес.
— Нолан, — сказал я. — Спасибо за доверие, но спешу убедить тебя, что шериф — человек очень компетентный в своей области, и…
— Вы так думаете, а? — прервал мою тираду Нолан. — Нет, вы серьезно так думаете, а? Ну, тогда ответьте мне на один вопрос: разве не шериф нанял на работу братьев Гантерманов?
Я не знал, что и сказать. Серьезный аргумент.
Да Нолан и сам об этом догадывался. Он наставил на меня палец и сказал:
— Вам чертовски хорошо известно, что братья Гантерманы не смогут найти выход даже из бумажного кулька, не то что из запутанной ситуации.
Я должен признать, что выход из бумажного кулька — задача действительно непосильная для Гантермановых мозгов. Но вслух я этого не сказал. А Нолан и не дожидался ответа.
— Мистер Блевинс, я рассчитываю на вас. Найдите, кто убил моего брата…
— Хаскелл, — на этот раз я его прервал. — Хаскелл, а не мистер Блевинс.
Нолан кивнул.
— Я заплачу сколько скажете, неважно, сколько. Только найдите его, Нолан смотрел на свои руки, сжатые на коленях. — Я хочу, чтобы он был наказан! — при этих словах он вскинул на меня глаза.
Я заглянул в них, и морозец пробежал у меня по спине. Потому что на секунду в этих зрачках промелькнул небывалой силы гнев. У Нолана сейчас был взгляд человека, готового убить. Смерть ли брата так его разъярила, или что-то другое? Для ярости у него могут быть причины совершенно иного рода. Как, например, то, что его выкинули с фермы его отца.
Я потянул ящик стола и выудил перекидной блокнот. Потом долго рылся в поисках карандаша.
— Если я возьмусь вам помочь, мне понадобится кое-какая информация.
Нолан придвинул стул поближе к столу.
— Да, сэр. Все, что пожелаете.
Я пожевал кончик карандаша и аккуратно спросил:
— Итак, кто унаследует ферму Пакеттов теперь…?
«Теперь, когда твой брат мертв» — хотел я сказать, но язык не повернулся. Да и не готов я был окунуться в ещё один мировой потоп слез.
Нолан выпрямился и принялся кивать, как ученик, дающий понять учительнице, что знает правильный ответ и жаждет ответить.
— Мейдин, она все унаследует.
Я во все глаза пристально наблюдал за ним, ожидая, что он выкажет хоть малейший намек на то, что огорчен или возмущен таким поворотом дел. Но если какие-то возражения у него и имелись, то он очень ловко их скрывал. Он даже склонился над столом, глядя, как карандаш выводит в блокноте его ответ, и беззвучно повторяя по буквам одними губами: «М-е-й-д-и-н».
— Ей достается все?
Нолан опять закивал. У него и на сей раз имелся правильный ответ.
— Все три сотни акров. Дуайт написал завещание, как только они с Мейдин поженились.
Я постарался, чтобы мой голос звучал очень спокойно.
— Там сказано, что она все унаследует от Дуайта?
Нолан склонил голову к плечу, обдумывая вопрос.
— Ну, там, кажется, говорится, что она получает все, если проживет на тридцать дней дольше Дуайта. Что-то вроде этого.
Нолан имел в виду довольно стандартную формулировку при составлении завещаний: «Если такой-то или такая-то переживет усопшего на тридцать дней». Мне объяснял адвокат, что иакая формулировка используется потому, что обычно для утверждения завещания требуется примерно месяц.
Интересовало меня нечто другое. А именно: откуда Нолан столько знал о завещании брата? Случайно, или ему пришлось попотеть, чтобы это выяснить?
Я кашлянул.
— Ну, разве это справедливо, чтобы жена завладела всей собственностью? Я хочу сказать, что тебе, вероятно, приходила в голову мысль, что по-хорошему надо бы и тебе что-то оставить.
Все внимание я сосредоточил на его реакции.
Если я ожидал увидеть хотя бы слабый проблеск затаенной досады, то меня ждало разочарование. Нолан только плечами пожал.
— Не-е, тут все по честному. Дуайт был старшим, а у нас, Пакеттов, так заведено — земля всегда переходит к старшему. — Нолан поднял на меня глаза и легко улыбнулся. — Я с детства об этом знал, и даже не мыслил другого поворота.
Интересно, не кривишь ли ты душой, засомневался я. Вспомнилась почему-то история Каина и Авеля.
— Ты и в самом деле никогда не мечтал получить хотя бы часть земли?
В ответе Нолана звучало неподдельное удивление.
— А зачем она мне? У меня отличная работа, знаете, в гараже братьев Макафи, и меня ничуть не прельщает фермерский труд.
Я смотрел на него с недоверием. Неужели это правда?
Нолан снова улыбнулся.
— Честно говоря, я, может, и жалел бы, достанься эта земля кому-то кроме Мейдин, — он откинулся на спинку стула, и его мальчишеское лицо осветилось беззастенчивым обожанием. — Н-да, вот это женщина. Истинная леди.
Так. Люси Белл оказалась права на все сто процентов. Нолан и впрямь начинает сиять, как начищенный медный чайник, когда заговаривает о Мейдин. Боже правый! Уж не окажется ли заодно правдой и её подозрение о любовной связи?
— Да, Мейдин — особенная женщина, это точно, — поддакнул я, настолько поглощенный изучением его реакции, что мне даже удалось произнести эти слова без смеха.
Нолан яростно закивал.
— Во-во, особенная, ага. Да я миллион раз говорил Дуайту, как ему несусветно повезло с женой.
Ой-ой-ой. При этих словах до Нолана вдруг дошло, что уж кем-кем, а везунчиком Дуайта теперь никак не назовешь. Огромные карие глаза Нолана вновь затопило слезами.
Я спешно переключил его на другую тему.
— Значит, вы с Мейдин были близки?
Нолан глотал слезы, пытаясь предотвратить потоп, и качал головой.
— Ну, я бы не сказал, что мы были по-настоящему близки. Но я бы не прочь узнать её получше.
Я пригляделся. Нолан говорил о ней отстраненно и безнадежно, как поклонник о кинозвезде.
— Я несколько раз навещал их в Нашвилле, но даже одного раза было достаточно, чтобы понять, что Мейдин — женщина высшего разряда. Представьте, у неё в столовой на столе стоят настоящие цветы. Настоящие, заметьте, не искусственные!
— Серьезно? — сказал я. Похоже, на Нолана не так-то трудно произвести впечатление.
— Мейдин — шикарная леди, это точно. Слово даю. И если вы когда-нибудь услышите о ней что-то дурное, то так и знайте, это ей завидуют, оттого и болтают.
— Завидуют?
Нолану явно стало неуютно.
— Ну, да… Я же слышу, по городу разговоры ходят, знаете, то одно, то другое… но все, кто болтает о Мейдин, делают это чисто из зависти, — он смотрел на меня невинными глазами младенца. — Чисто из зависти. Она ведь такая потрясающая, и вообще.
На языке у меня крутился вопрос: что Нолан думает о маленьких глазках, больших носах и квадратных подбородках? Но я сдержался. Нолан, очевидно, как и все остальные жители Пиджин-Форка, слышал только то, что деньги говорят.
— И одевается она классно, между прочим, — все не мог остановиться Нолан. — Еще и поэтому ей завидуют. Потому что у неё такой отменный вкус. Всегда выглядит так, будто сошла с обложки «Бурда Моден».
Мне, правда, скорее не «Бурда Моден» на ум приходит, а «Плэйбой».
— Да, Мейдин — женщина что надо, — сказал я вместо этого.
Нолан ещё ближе подвинул стул.
— Частично из-за Мейдин я и решился поговорить с вами.
— Вот как?
— Мейдин так убивается из-за Дуайта. Каждый раз, как я с ней заговариваю, она просто истекает слезами, — он нервно пробежал пятерней по волосам, отчего вихор на макушке принял совсем вертикальное положение. — До того жалко, доложу я вам. До того жалко!
Наконец-то Нолан произнес фразу, с которой я мог согласиться не кривя душой. Несомненно, это жалкое зрелище.
— Бедняжечка не может ни есть, ни спать, только плачет и плачет. Она так обожала моего брата, что теперь не представляет, как будет без него жить.
И вот тут мне впервые стало немного не по себе. Такое ощущение, что Нолан провел с Мейдин уйму времени за последние дни.
— Как вы об этом узнали? — спросил я небрежно, уставясь в блокнот, как будто мне столь важно записать его ответ.
— Она мне сама говорила. По телефону. Говорю вам, я просто слышать не могу, как она рыдает, бедняжечка.
Да, я тоже.
Голос Нолана дрогнул. Он сидел на краю стула, прямой, как будто у него к спине деревянная линейка привязана, и тер глаза тыльной стороной ладони. Я ничего не мог поделать: мне было его искренне жаль. А ещё я не мог не думать: Боже мой, если Мейдин и вправду не задурила парню башку, то здесь, в глубинке, пропадает актер мирового уровня.
Вскоре Нолан опять справился с собой. Пару раз откашлявшись, он сказал:
— Вот почему я прошу вас расследовать это дело. Негоже расстраивать Мейдин в её нынешнем состоянии.
Я старался не смотреть на Нолана, пока он боролся со слезами, но тут поднял голову.
— Нынешнем состоянии? — переспросил я. — Что вы имеете в виду?
Нолан улыбнулся дрожащими губами. Да так широко, что показались золотые коронки на коренных зубах.
— Ой, а я думал, вы в курсе. Мейдин — в положении. Она сказала об этом Дуайту до того, как они сюда переехали.
Я сунул в рот кончик карандаша и принялся жевать. Дуайту она, может, и призналась, но мне ничего подобного не говорила. Перед моим взором стоял мысленный портрет Мейдин. Для беременной в этом портрете не хватало существенного штриха. А именно — вздувшегося живота. Конечно, Пакетты в городе всего три месяца. Может, у неё просто слишком маленький срок.
— А вы не знаете, когда должен появиться ребенок?
На сей раз у Нолана не нашлось правильного ответа. Да и вообще никакого. Он покачал головой.
— Ох, нет, не могу точно сказать. — Потом несколько раз хлопнул непомерно длинными ресницами и добавил: — По-моему, мне этого не говорили.
Тут же я и пожалел о своих словах, ибо глаза Нолана снова предательски увлажнились.
— О, какой ужас, ведь Дуайт всего нескольких месяцев не дожил, чтобы увидеть дитя, — пробормотал он. У меня снова не оказалось в запасе слов утешения. А Нолан глядел мне прямо в глаза, ожидая ответной реплики.
— Да-а, — только и вымучил я, но и этого хватило, чтобы переполнить чашу. Лицо Нолана мгновенно сморщилось.
— Да-а, — как эхо повторил он и зарыдал навзрыд. Надолго. Прошло не меньше пяти минут. Я успел подумать о Мейдин с её неиссякаемым запасом жидкости в организме. Но Мейдин, безусловно, актерствовала.
Эта мысль заставила меня как следует приглядеться к Нолану. Может, и он талантливо притворяется? В самом ли деле он так убивается по брату? Или хочет слезами пробить себе алиби, чтобы ни у кого не возникло подозрения, что он мог поднять руку на любимого брата? Но времени на размышление мне не хватило. Потому что дверь моего кабинета внезапно распахнулась.
Я был так поглощен разглядыванием Нолановского потопа, что эта дверь застала меня врасплох. На пороге стоял человек, которого мне меньше всего хотелось бы видеть. По крайней мере, сейчас.
