Уил шагал во главе большой вышедшей из города колонны, направлявшейся к холму, на котором сжигали ведьм. Лишь немногие пожилые горожане помнили последнюю казнь на костре. Молодежь ни разу не видела этого ужасного зрелища. Публичная смертная казнь в Моргравии обычно производилась быстро, без излишних театральных эффектов. В королевстве жил суровый народ, привыкший к войнам и кровопролитным сражениям, и моргравийцам было не до ярких зрелищ. Приговоренным к смерти знатным господам отрубали голову мечом, а простолюдинам – топором. Так расправлялись с убийцами и изменниками. Тех же, кто был виновен в менее тяжких преступлениях, отправляли на виселицу. Наказание суровое, но милосердное, поскольку смерть наступала мгновенно. Магнус не хотел, чтобы казнь превращалась в развлечение для зевак. Но ведьм по сложившейся традиции приговаривали к сожжению, и это зрелище становилось настоящим спектаклем для горожан.
      Зеркиане в день казни обычно старались создать праздничную атмосферу. И хотя веселья, царившего в такие дни в прошлом, власти теперь не допускали, детали театрального действа сохранились. Вот и сегодня возглавлявшие процессию Охотники за ведьмами разжигали суеверия толпы, делая жесты, которые, как считалось, оберегали человека от колдовских чар.
      Многие моргравийцы присоединились к колонне из простого любопытства. Но в толпе были и такие, кто действительно испытывал страх и ненависть к ведьме. Лимберт хотел доказать горожанам, что Миррен представляла реальную опасность. Он намеревался разбудить низменные чувства и внушить горожанам желание увидеть своими глазами страдания объятой пламенем ведьмы.
      Уил пребывал в мрачном расположении духа. Смерть матери, а затем гибель отца сделали его угрюмым. Юноша чувствовал себя одиноким в этом мире. События сегодняшнего дня вызывали в его душе ярость и гнев. Он и не подозревал, что способен испытывать столь сильные эмоции. И как всегда, источником всех неприятностей для него был Селимус. Если бы не принц, Уил не оказался бы в застенке, где пытали Миррен.
      Элид догнал друга и зашагал рядом с ним. Слухи о дерзком поведении Уила в камере пыток уже облетели замок.
      – Ты считаешь, что вел себя благоразумно? – осторожно спросил Элид, видя, что его друг мрачнее тучи.
      Уил резко остановился.
      – Если бы ты был там, то понял, почему я это сделал.
      – И что же ты сделал? – прищурившись, спросил Элид.
      – Тебе этого все равно не понять.
      – Почему ты так думаешь?
      Уил пожал плечами. Он немного успокоился, на смену гневу пришла твердая уверенность в своих силах. Герин учил его сдерживать бурные эмоции и использовать гнев и ярость лишь тогда, когда научишься обуздывать их. Теперь Уил умел это делать.
      – Трудно объяснить.
      Людской поток огибал их. Уил увидел вдалеке Герина, пробиравшегося к ним сквозь толпу. Элид тоже заметил наставника и понял, что надо спешить. Уил вряд ли расскажет при Герине о том, что произошло в камере пыток.
      – Говори быстро, что с тобой стряслось, – поторопил он Друга. – Не беспокойся, я постараюсь понять.
      – Я должен разделить ее участь, – сказал Уил, проведя рукой по своим огненно-рыжим волосам.
      – Разделить ее участь? – с недоумением переспросил Элид.
      – Да, ее смерть. Я не знаю, как объяснить, что под этим подразумевается.
      Герин был уже совсем близко.
      – Но зачем тебе все это? – быстро спросил Элид, опасаясь, что наставник не даст им довести этот важный разговор до конца. – Ты все равно не сможешь помочь ей!
      – Я нужен ей, – сказал Уил.
      И тут к ним, наконец, подошел Герин.
      – Что случилось, Уил? – ровным, лишенным эмоций голосом спросил он.
      Его невозмутимый топ был плохим знаком. Уж лучше бы Герин кипятился и волновался.
      Юноша по-военному четко и коротко начал докладывать наставнику о событиях сегодняшнего дня.
      – Я был вынужден пойти вместе с Селимусом в застенок и наблюдать там за тем, как подвергали пыткам молодую женщину, обвиненную в колдовстве.
      Герин вздохнул.
      – Так я и думал.
      – Она не признала себя виновной. Эта женщина вообще не издала ни единого звука во время истязаний, – продолжал Уил. – Исповедник Лимберт подверг ее пыткам третьей степени. Ее четыре раза поднимали на дыбу и растягивали тело.
      Элид пришел в замешательство. Он хотел что-то сказать, но Уил, предвосхищая расспросы, поспешно добавил:
      – Все это было ужасно, и я не пожелал бы никому из вас повторить мой печальный опыт. – Он потупил взор. – Но я выжил, а девушку сегодня сожгут на костре.
      – Говорят, ты оказал ей помощь после пыток.
      Уил пожал плечами.
      – Я всего лишь дал ей глоток воды.
      Герин кивнул. Ему уже рассказали о том, что произошло в камере пыток.
      – Ты поступил благородно, мой мальчик. Но почему ты здесь сейчас?
      Уил замялся, и тогда вместо него ответил Элид:
      – Он говорит, что хочет разделить ее участь.
      Элид бросил на друга извиняющийся взгляд. Впрочем, это было лишним. Уил простил бы ему все что угодно.
      Их внимание привлекла часть процессии, сопровождавшая осужденную к месту казни.
      – Вот она, смотрите! – воскликнул Уил и двинулся к окруженной людьми телеге, на которой везли Миррен.
      – Остановись, мой мальчик, – приказал Герин, крепко схватив его за плечо и повернув лицом к себе. – Я тоже испытываю негодование, когда вижу, как страдает женщина. И мне тоже хочется броситься ей на помощь. Но это бессмысленно. Ее все равно сожгут, что бы ты ни делал.
      Уил холодно посмотрел на своего наставника.
      – Я знаю.
      Выражение его лица было исполнено твердой решимостью. Сейчас он как две капли воды походил на своего отца, обладавшего непоколебимой волей. Герин понял, что спорить бесполезно.
      – Я нужен ей, – сказал Уил, пытаясь объяснить свои чувства и намерения. – Она должна знать, что в ее последний час рядом с ней находится по крайней мере один человек, который считает ее осуждение несправедливым.
      – Значит, ты не веришь в ее вину, – сделал вывод Герин, отпуская Уила.
      Да и как его удержать! Уил ринулся к телеге, на которой, ссутулившись, с низко опущенной головой сидела Миррен. Герин и Элид проводили его долгим взглядом.
      – Я думал, что ведьм заставляют идти к месту казни, – промолвил Элид.
      – Да, но не тех, кого четыре раза поднимали на дыбу. Эта женщина не устояла бы на ногах.
      – О… У нее, наверное, вывихнуты все суставы и разорваны сухожилия, – промолвил Элид, не в силах скрыть свое любопытство к мрачным деталям жестоких пыток.
      Герин слушал его с рассеянным видом.
      – После того, что перенесла эта бедная девочка, – сказал он, – она не сможет самостоятельно встать у столба, вокруг которого разведут костер. Пойдем, Элид. Нам нельзя отходить от Уила ни на шаг. Боюсь, как бы он не натворил бед.
      Уил тем временем догнал телегу и вступил в разговор с Лимбертом, сопровождавшим Миррен на казнь.
      – Вы пришли попрощаться с ней? – насмешливо спросил Исповедник.
      – Я пришел проследить, чтобы вы обращались с этой женщиной с уважением, которого она заслуживает, – ответил Уил.
      – Хотите, чтобы я относился с уважением к ведьме? – с наигранным изумлением переспросил Исповедник.
      – У вас нет доказательств, что она ведьма, Лимберт. Вы так и не добились от нее признания с помощью ваших мерзких пыток.
      – Осторожнее, юноша! Мне известно, кто вы, но я никому не позволю мешать мне в исполнении долга! Ваши слова ничего не значат для меня.
      – Но они многое значат для воинов, сопровождающих процессию, Исповедник, – сказал Уил, с издевкой произнеся название высокой должности Лимберта. – Это мои люди, и они подчинятся любому моему приказу. Я могу сорвать весь этот спектакль, если захочу.
      Лимберт с неприкрытой ненавистью посмотрел на юношу. Впрочем, ему хватило благоразумия смолчать. Уил понял, что одержал небольшую победу.
      – Будьте внимательны к деталям, Исповедник, – добавил он. – Соблюдайте все законы. Кстати, где самарра, которая должна покрывать плечи осужденной?
      – Для человека со слабым желудком вы слишком хорошо осведомлены в деталях суда над ведьмами, – съязвил Лимберт.
      Колкости и прямые оскорбления Селимуса закалили Уила, он уже не взрывался, когда его пытались вывести из себя.
      – Я происхожу из знатной семьи, – промолвил он, окинув Исповедника испепеляющим взглядом, – и поэтому хорошо образован и начитан.
      В этот момент к Уилу подошел Герин. Он слышал последнюю фразу, которую произнес его подопечный, и был изумлен его самообладанием. Уил вел себя как взрослый, умудренный опытом человек. «Когда он успел повзрослеть? – подумал наставник. – Может быть, кровь Тирсков, которая течет в его жилах, внезапно дала о себе знать. Этот юноша еще удивит нас всех».
      Лимберт отошел к своим людям и распорядился, чтобы принесли самарру – специальный наплечник с изображением дьявола и пылающих факелов. Он всегда возил его с собой, но люди редко видели эту накидку. Древний закон требовал, чтобы ведьму отправляли на костер в этом наплечнике. По поверью, он лишал ее магической силы. Кроме пляшущих дьяволов и языков огня на самарре была вышита серебряная звезда – зеркианский символ святости и победы над развратом и злом. Наплечники шил особый портной, кандидатуру которого утверждал сам король.
      Пока Лимберт ходил за самаррой, Уил попытался поговорить с осужденной.
      – Миррен, – негромко окликнул он ее, подойдя к телеге. Уил знал, что у него мало времени.
      Девушка приоткрыла глаза, и ее сухие потрескавшиеся губы шевельнулись, беззвучно произнося его имя. Она попыталась что-то сказать, но не смогла издать ни звука. Уил печально улыбнулся, стараясь скрыть свое смущение. Он не находил слов, чтобы утешить несчастную, которая перенесла страшные муки и которой еще предстояло взойти на костер.
      Уил осторожно дотронулся до руки Миррен и помолился о том, чтобы Шарр поскорее послал Собирателей за ее душой и чтобы они быстро вознесли ее на небо. Но вскоре подручные Лимберта оттеснили его от телеги, и процессия продолжила свой путь к холму. Место казни ничем не поражало взгляд. На небольшой возвышенности стоял столб, вокруг которого лежали охапки хвороста. День был погожим, по синему небу медленно плыли немногочисленные белые облака. Легкий ветерок ерошил волосы. Предусмотрительные зрители занимали места с подветренной стороны, чтобы не задыхаться от дыма, когда запылает костер.
      – Пожалуйста, генерал, – сказал Лимберт, набрасывая вышитую самарру на плечи Миррен. – Мы соблюли все законы. Вот ведьма, которую мы скоро предадим огню.
      В голосе Исповедника слышались насмешливые нотки. Его помощники подхватили Миррен под руки и поволокли к столбу. Ее тело казалось безжизненным, голова упала на грудь.
      – Нет никакого смысла привязывать ее, господин Исповедник, – сказал один из помощников. – Она все равно никуда не убежит.
      Кто-то в толпе издал нервный смешок, услышав эти слова. Лимберт, снисходительно улыбнувшись, кивнул. Встав на небольшое возвышение, он зачитал обвинительное заключение, в котором перечислялись мнимые злодеяния Миррен.
      – Да, похоже, они не собираются облегчить участь несчастной, – вполголоса пробормотал Герин.
      – О чем вы, наставник? – спросил Уил.
      – Положили сырой хворост, чтобы он медленнее горел.
      Уил помрачнел. Хорошо, что он захватил с собой рубаху, пропитанную горючей жидкостью. Она лежала в мешке, который Уил сжимал в руках. Юноша осторожно огляделся по сторонам, чтобы убедиться, что никто не чувствует запаха масла для светильников.
      Закончив читать обвинение, Лимберт заявил, что женщина, которой оно было предъявлено, не признала свою вину.
      – Но вы можете взглянуть на ее глаза, – сказал он. – Они неумолимо свидетельствуют о том, что эта женщина – ведьма.
      Он жестом приказал одному из своих подручных поднять веки осужденной. Те, кто стояли ближе к столбу, послушно заглянули глаза Миррен и, ахнув, начали в страхе чертить в воздухе знаки которые, по поверью, защищают человека от сил тьмы.
      – И еще, – продолжал Лимберт, – эту женщину четыре раза поднимали на дыбу, а она все еще жива. Не является ли это неоспоримым доказательством того, что она обладает магической силой?
      Толпа заволновалась. Из города доносился протяжный гул колоколов, извещавший о начале казни. Лежавшая у столба, в круге, очерченном охапками хвороста, Миррен не шевелилась. Лимберт был разочарован. Он намеревался сделать представление ярким и красочным. Народ, по его мнению, слишком долго лишали такого волнующегося зрелища, как сожжение ведьмы на костре. И теперь упрямая девчонка хочет испортить его грандиозный замысел. Исповедник заметил, что к месту казни не пришел ни один придворный. Из представителей знати здесь были лишь рыжеволосый наглец, раздражавший Лимберта, и два его приятеля. Даже Рокан не явился, чтобы посмотреть, как будут сжигать Миррен. Исповеднику не нравилось, что подготовленное им зрелище увидят только простолюдины. Впрочем, в душе он знал: легковерный наивный народ – самый благодарный зритель. Эти люди в отличие от знати принимали выдвинутые им обвинения за чистую монету и верили в виновность Миррен.
      – Мне кажется, не стоит сжигать эту великолепную накидку вместе с ведьмой, – громко сказал Исповедник, обращаясь к своим подручным, и засмеялся, приглашая зрителей повеселиться вместе с ним.
      Зеваки словно стадо послушных пастуху баранов захихикали. Они даже не подумали о том, что без самарры ведьма представляет для них большую опасность. В отличие от своих предков, которые свято верили в силу колдовства, современное поколение моргравийцев взирало на происходящее скорее с праздным любопытством, нежели с ужасом. Старики начали с опаской чертить в воздухе оберегающие знаки и бормотать заклинания против сил тьмы, но молодежь не обращала на них никакого внимания.
      Помощники Лимберта сорвали с плеч Миррен расшитую самарру, и девушка снова оказалась нагой.
      Это внесет разнообразие и оживит представление, подумал Лимберт, довольный тем эффектом, который произвело обнаженное, истерзанное, но все равно соблазнительное тело Миррен на мужскую часть зрителей. Исповедника обрадовало и удивило то, что рыжеволосый юноша не стал возражать, когда с осужденной сняли наплечник. Ему показалось, что все внимание Уила в этот момент приковано к мешку, который он держал в руках. Лимберт усмехнулся.
      – Поджигайте! – приказал он.
      И тут снова раздался ненавистный голос рыжего выскочки.
      – Подождите!
      Стоявшие рядом с Уилом Герин и Элид с удивлением посмотрели на него. Уил вышел вперед.
      – Миррен из Белупа так и не признала себя ведьмой, – сказал он. – Ее обвинили и осудили, не добившись от нее ни слова. Да, эта женщина будет сожжена, но она умрет с тем же достоинством, которое сохраняла в застенке, где ее подвергали жестоким пыткам.
      В этот момент Лимберт услышал топот копыт. Быстро обернувшись и взглянув на дорогу, он помрачнел.
      – Как вам будет угодно, генерал Тирск, – процедил он сквозь зубы.
      Такая уступчивость удивила Уила, ожидавшего новой словесной перепалки с Исповедником. Оглянувшись, он заметил на дороге, ведущей из города, большую группу всадников. Присмотревшись, Уил узнал Магнуса и Селимуса. Они скакали в окружении королевской стражи.
      Так вот почему Лимберт так быстро сдался! Мужчины тут же стали низко кланяться королю, а женщины застыли в глубоком реверансе. Появление Магнуса в сопровождении свиты явилось для всех полной неожиданностью. Король был мрачнее тучи.
      Если вам все это не нравится, мой король, то остановите казнь, подумал Уил. Однако Магнус лишь кивнул толпе своих подданных и молча проехал мимо. Судя по выражению лица Селимуса, он пребывал не в лучшем расположении духа. Тем не менее принц ухмыльнулся, заметив Уила. По-видимому, отец запретил Селимусу присутствовать на казни ведьмы, и принц был крайне недоволен тем, что его лишили такого развлечения.
      Уил не понимал тех, кто получал удовольствие от страшного зрелища – сожжения на костре несчастной женщины. Как могут его соотечественники презирать жителей гор, называя их варварами, когда сами порой проявляют крайнюю жестокость?
      – Мы заблуждаемся, мой мальчик, считая себя лучше варваров, – говаривал отец Уила.
      Однако Фергюс никогда не развивал эту мысль, и только теперь Уил понял, что имел в виду прославленный полководец. Юноша огляделся. В толпе жителей Перлиса не было знати, и это утешало Уила. Большинство зевак были молоды. Они никогда не видели, как сжигают ведьму, и пришли сюда из любопытства, простительного в их возрасте.
      Появление короля, не пожелавшего присутствовать на казни, взбудоражило народ. Зрителям стало не по себе, и Лимберт почувствовал досаду, утратив власть над толпой. Он поморщился, видя, как Уил достал из мешка рубаху и, подойдя к Миррен, накрыл ее тело. Никто не заметил, что рубаха была влажной.
      Уил, склонившись, тихонько назвал Миррен по имени, и она, с трудом открыв глаза, взглянула на него, единственного человека, открыто проявившего к ней сочувствие.
      – Мой щенок… Нейв… Обещайте, что вы позаботитесь о нем… – хриплым шепотом промолвила Миррен.
      – Клянусь, что я заберу его к себе, – сказал Уил, изумленный тем, что она, прощаясь с жизнью, беспокоится о какой-то собаке.
      Миррен слабо улыбнулась.
      – Прощайте, Уил. Постарайтесь разумно распорядиться моим даром.
      Уил кивнул, хотя не мог себе представить, как он будет «разумно распоряжаться» собакой. Выпрямившись, он вернулся к своим друзьям с чувством выполненного долга.
      – Вижу, ты обвел Исповедника вокруг пальца, мой мальчик, – тихо промолвил Герин.
      – Эта девушка слишком много страдала, я должен был проявить к ней участие, – сказал Уил.
      – О чем вы с ней говорили? – шепотом спросил Элид, не сводя глаз с зажженных факелов. – Зачем ты подходил к ней?
      – Сейчас сам все увидишь, – ответил за подопечного Герин. – Отличная работа, Уил.
      Помощники Исповедника поднесли факелы к охапке сухого хвороста, и она весело вспыхнула. Лимберт коварно улыбнулся. Он знал, что остальные вязанки пропитаны водой, они будут медленно разгораться, увеличивая страдания Миррен. Она будет задыхаться от едкого дыма, и корчиться от подступающих к ней языков огня.
      Приготовившись насладиться этим зрелищем, Лимберт взял протянутый ему кубок, в который его помощник налил вино из глиняного сосуда. «Нелегкая работа всегда возбуждает жажду», – подумал он, довольный тем, что король проехал мимо. Теперь ему никто не помешает. Исповедник уже поднес кубок к губам, собираясь залпом осушить его, но тут жертва вспыхнула, как факел, и занялась ярким пламенем.
      Лимберт сразу понял, в чем дело, и пробормотал проклятие. Рубаха, которой Уил прикрыл наготу Миррен, была пропитана маслом или какой-то другой легко воспламеняющейся жидкостью. Исповедник нашел глазами в толпе рыжеволосого юношу. Уил ликовал. Чувства, которые он испытывал, были написаны у него на лице. Лимберт еще раз убедился в том, что юный Тирск не умеет скрывать эмоции.
      Взгляд Уила был прикован к Миррен. Прекрасные пышные волосы загорелись, языки огня лизали лицо. Уил видел ее странные колдовские глаза, они были устремлены прямо на него. Миррен била дрожь. Масло попало на кожу, и она тут же воспламенилась. Искаженное гримасой боли лицо девушки начало обугливаться, но она все так же не сводила пристального взгляда с юноши.
      Он вдруг снова услышал ее слова: «Постарайтесь разумно распорядиться моим даром».
      Толпа застыла в молчании. Но тут тишину разорвал последний душераздирающий крик несчастной, исполненный невыразимой боли и отчаяния. Лимберт, услышавший наконец-то ее голос, упивался страданиями своей жертвы.
      Как только раздался предсмертный вопль Миррен, Уила Тирска охватило странное чувство. Его нельзя было назвать ни мучительным, ни приятным. Настойчивое и всепоглощающее, оно вскоре перешло в острую, пронзившую сердце боль. У него перехватило дыхание. Закрыв глаза, юноша крепко стиснул зубы, чтобы не закричать. А когда крик оборвался, Уил, лишившись чувств, рухнул на землю. Лимберт и еще несколько зрителей видели, как он упал в обморок.
      – А теперь представьте этого полководца на поле боя, – язвительным тоном промолвил Исповедник, радуясь возможности унизить Уила в глазах горожан.
      Стоявший в первых рядах зрителей мясник усмехнулся.
      – Да, характер слабоват, – заметил он. – Пусть поработает со мной на скотобойне. Это его закалит.
      Герин и Элид, потрясенные тем, что Уил упал в обморок, оттащили его подальше от толпы и дымящего костра. Наставник приказал Элиду принести воды, и тот бросился выполнять распоряжение.
      – Уил, мальчик мой, ты меня слышишь?
      Склонившись над юношей, Герин приподнял его веки. Зрачки были так сильно расширены, что скрывали радужку. На Герина смотрели черные как ночь мертвые глаза.
      Подняв голову, Герин с беспокойством огляделся, ища глазами запропастившегося Элида, и взгляд его упал на приближающегося к ним худого, неряшливо одетого мальчонку. От давно немытого тела дурно пахло, но мальчик держал в руках коровий пузырь, наполненный водой.
      – Это свежая чистая вода, мой господин, – сказал мальчик– Я достал ее час назад из колодца.
      Герин, поколебавшись, взял пузырь. Прежде чем влить несколько глотков в рот Уила, он сбрызнул водой его лицо и волосы.
      – Скажите, господин мой, он будет жить? – с беспокойством спросил мальчик.
      Сидевший на корточках рядом со своим подопечным старый солдат не ответил. Все его внимание было приковано к Уилу, который глухо застонал, приходя в себя.
      – Как ты напугал меня, мой мальчик, – пробормотал Герин. Ресницы Уила затрепетали, и он открыл глаза. Заглянув в них, Герин в ужасе отшатнулся и, потеряв равновесие, сел на землю.
      – Уил! Что с твоими глазами?! – воскликнул он.
      Перед взором юноши все расплывалось, и он тряхнул головой, пытаясь восстановить зрение.
      – Что?
      – Посмотри на меня, мой мальчик, – попросил Герин, чувствуя, что его сердце сжимается от страха.
      Увы, это не было наваждением. У юноши действительно изменился цвет глаз. Один из них стал серым – казалось, он пронизывал Герина насквозь, а другой – зеленым в крапинку. В них все еще полыхали отблески костра, на котором сожгли Миррен.
      Когда вернулся запыхавшийся Элид, Уил снова закрыл глаза.
      – Его надо унести отсюда. Помоги мне, Элид, – сказал Герин.
      Он был слишком потрясен тем, что произошло, и не мог сейчас пускаться в объяснения.

      Элид Донал не мог сдержать радостной улыбки, когда шестнадцатилетняя Илена Тирск согласилась стать его женой. Все последние годы юноша терпеливо ждал, когда она повзрослеет, и он сможет сделать ей предложение. Скрашивать горечь шестилетней разлуки с родными помогала дружба с Уилом. И все же без любви к Илене жизнь его была бы унылым существованием. С тех пор как рыжеволосый друг представил ему свою прелестную сестру, Элид перестал обращать внимание на других девушек. Он удивлялся сам себе. Ему хотелось взять под свою защиту это грациозное создание, хотя в том не было никакой необходимости.
      У Илены был бесстрашный мужественный брат и, кроме того, ей покровительствовал сам король. Но хотя Илена не нуждалась в защите, она, будучи еще двенадцатилетним робким ребенком, постоянно искала общества Элида. Похоже, для нее уже тогда не существовало других мужчин.
      Несмотря на то что судьба их, казалось бы, была решена давно, Элид почувствовал себя на седьмом небе от счастья, услышав из уст Илены робкое «да» в ответ на предложение руки и сердца и увидев слезы радости на глазах любимой. Он знал, невесты прелестнее Илены не найти в целом королевстве. Не откладывая дело в долгий ящик, они назначили дату свадьбы, оставив время только на то, чтобы подготовиться к ней.
      Генерал Уил Тирск, глава семьи невесты, не колеблясь, дал согласие на брак. По правде говоря, его удивляло то, что они не поженились раньше. Элид из вежливости попросил разрешения и у Герина. Наставник с восторгом одобрил выбор подопечного. Вскоре в столицу из Фелроти прибыл гонец от родителей Элида и сообщил, что герцог и герцогиня благословляют сына и его избранницу. Они были счастливы, узнав, что их невесткой станет девушка из знатной, приближенной к трону семьи со славными традициями.
      Теперь Элиду оставалось только заручиться согласием короля. Они с Уилом решили вместе предстать перед Магнусом и попросили его дать им аудиенцию. Разрешение короля было необходимой формальностью. Перед смертью отец Илены и Уила взял с Магнуса слово, что тот будет опекать его дочь и, когда она вырастет, отдаст замуж за достойного человека. Доналы из Фелроти принадлежали к древнему роду, имевшему славную историю и всегда свято хранившему верность трону. У друзей не возникало сомнения, что король с радостью отдаст единственную дочь своего погибшего друга замуж за сына одного из наиболее преданных короне герцогов.
      Сильно постаревший, обремененный грузом прожитых лет Магнус с радостью принял своего главнокомандующего и его друга. Элид в отличие от Уила не привык к общению с королем. Видя, что он сильно волнуется, излагая просьбу, Магнус снисходительно улыбнулся. Сидя в небольшом королевском садике за вином и булочками, они долго и беззаботно болтали на разные темы. В прошлом суровый воин, участвовавший во многих кровопролитных сражениях, Магнус на склоне лет, когда в стране на долгие годы воцарился мир, занялся разведением цветов. Он сам ухаживал за растениями в маленьком саду, огороженном со всех сторон высокой каменной оградой, и с увлечением рассказывал гостям о своих достижениях. Элид и Уил терпеливо слушали.
      – Вы не поверите, – хвастал Магнус, – но у меня прижилась даже синяя нифелла, которая растет только в высокогорных северных районах королевства!
      Друзья усмехнулись. Они ничего не смыслили в цветоводстве. Но успехи короля на этом поприще изумляли даже самых опытных садовников.
      Магнус, улыбнувшись, пригубил кубок с вином.
      – Завидую я вам, молодым, – внезапно заявил он.
      Элид и Уил с недоумением посмотрели на него.
      – Посмотрите на себя, – продолжал король. – Вы – лучшие представители нашей молодежи. – Он бросил многозначительный взгляд на Уила, зная, что тот считает себя невзрачным и сильно страдает от этого. – Я завидую вашей энергии и молодости.
      Вглядываясь в Уила, король заметил, что он сильно повзрослел и возмужал. Юношеская мягкость его черт сменилась суровостью. Перед королем сидел воин, до боли напоминавший его старого, давно сошедшего в могилу друга. Мускулы Уила налились силой, коренастая фигура окрепла. Волосы морковного цвета перестали быть изъяном и стали отличительной чертой внешности. Воины говорили в шутку, что их полководцу не нужен боевой штандарт, потому что огненно-рыжая голова лучше всякого знамени видна на поле боя. Загар и щетина скрыли веснушки на огрубевшем лице. Он не был высок, но его отец, Фергюс Тирск, тоже не отличался большим ростом.
      Уилу Тирску не было равных среди молодых воинов Стоунхарта, за исключением, может быть, принца Селимуса. Уил доказал, что достоин быть предводителем королевского войска. Честный, отважный, решительный, он за последние годы снискал искреннее уважение солдат. Единственным его недостатком, по мнению Магнуса, оставалась молодость. Но, с другой стороны, армия в основном состояла из его сверстников. Король знал, что солдаты готовы пойти за Тирском в огонь и воду.
      Магнус был доволен Уилом и сожалел только о том, что Тирск и Селимус так и не стали друзьями. Несмотря на деликатность Уила и его стремление сдержать данное сюзерену слово, король видел, что молодые люди относятся друг к другу неприязненно. Впрочем, Уил был готов верой и правдой служить принцу, и это утешало Магнуса. Задумываться о том, что будет после его смерти, королю не хотелось.
      Он знал, что жить осталось недолго, что время его истекло, и спокойно ждал неизбежного конца. Магнус устал и давно уже страдал от одиночества. Его жена умерла много лет назад, лучший друг погиб, а единственный сын относился к нему, как к чужому человеку. Пора передавать бразды правления новому поколению. Пусть Селимус сядет на трон. Кто знает, может быть, власть изменит его в лучшую сторону. Король и главнокомандующий должны будут находить общий язык и действовать сообща. Перемирие между Моргравией и Бриавелем рано или поздно закончится, и война разразится вновь.
      Валор тоже постарел и, наверное, уже с трудом сидит в седле. Магнус подумал, что им обоим пора отойти от дел и передать власть детям. Впрочем, у Валора нет сына, а его дочь, будущая королева Бриавеля, девушка хрупкая и малодушная. Магнус видел принцессу однажды, много лет назад, в далеком Таллиноре, а свадьбе короля Джила, женившегося на златовласой красавице Лорин Джинт, знатной девушке из соседней страны. На торжество съехались правители всех сопредельных королевств.
      Магнусу не хотелось пускаться в дальний путь, но Фергюс посоветовал все же поехать в Таллинор, напомнив, что отец Джила, король Лорис, является верным союзником Моргравии. Пренебречь свадьбой его сына было бы неблагоразумно. Магнус прислушался к словам полководца и вместе с ним отправился в далекую страну.
      Король решил взять с собой и Селимуса. Это удивило слуг и воспитателей принца, но Магнус объяснил, что хочет лучше узнать сына. В поездке у него будет много времени для общения с ним. Потерявшему мать мальчику необходимо чувствовать любовь и заботу отца. Фергюс, к советам которого прислушивался король, говорил, что во время путешествия у них будет возможность сблизиться друг с другом. Но когда Магнус нанес визит вежливости королю Бриавеля, произошел небольшой скандал. Селимус повел себя недостойно. Не успели короли обменяться любезностями, как маленькая дочь Валора вдруг громко разревелась.
      Оказывается, Селимус сломал ее куклу. Обломки игрушки валялись на каменном полу залы, в которой проходил прием. По мнению Магнуса, девочка подняла слишком много шума из-за пустяка. С ней едва не случилась истерика. Король помнил, как пухлая темноволосая малышка с громким криком выбежала из залы.