- Здесь одна женщина спрашивает Бенни, мистер Дженнингс, - сказал он. А вы его тут часто вызывали. Ну, я и подумал...
      - Спрашивает Бенни? Разве он не на месте?
      - Да нет его. И не было все утро. Я думал, вы...
      - А что за женщина? Старуха какая-нибудь?
      - Нет, молодая.
      - Пошлите ее ко мне.
      Дженнингс удивился, увидав в дверях девицу не старше двадцати пяти, да к тому же еще явно профессиональную красотку. Она представилась как Марита Хеберт.
      - Простите, что беспокою вас, мистер Дженнингс, - сказала она. - Я разыскиваю Бенни Райса. Мне абсолютно необходимо его видеть.
      - А зачем?
      Улыбка не исчезла с ее лица, но как бы немного застыла.
      - Честно говоря, мистер Дженнингс, я не понимаю, что вам за дело до этого.
      Дженнингс пожал плечами.
      - Ведь вы хотите, чтобы я помог вам разыскать Бенни. В таком случае вы должны мне кое-что объяснить. Меня, поверьте, нисколько не интересуют ваши личные дела, мисс Хеберт, но все еще очень интересует Бенни.
      - Все еще?
      - Зачем он вам нужен?
      - Да я повстречалась с ним тут на днях. Он в три раза меня старше, но это было потрясающе. Я хочу его видеть снова, это просто необходимо. Я даже наняла детектива для его розысков.
      - Вы что же, влюбились в него?
      - Нет, не совсем так, И потом, если хочешь видеть человека, надо обязательно сначала влюбиться?
      - Вы сказали, что наняли детектива. Разве вам не известно, где живет Бенни?
      - Я знала только его имя. Детектив выяснил, что он работает в Мьюзикосмосе. Мне сказали, что он привратник, но этого просто быть не может.
      - Почему не может быть, мисс Хеберт?
      - В ту ночь он сорил деньгами.
      - Может быть, он выиграл на скачках.
      - Да, конечно, но... Видите ли, он очень милый. И так хорошо все понимает. Умный, но не как какой-нибудь там ученый или профессор. Он чуткий, догадывается обо всем. Образованный. И у него есть вкус.
      Совершенно потрясенный Дженнингс сказал:
      - Довольно много людей такого типа работают привратниками.
      - За дурочку меня принимаете, думаете, я не знаю, что почем? Послушайте, мистер Дженнингс, я хочу видеть Бенни Райса снова, потому... ну, в общем, за те несколько часов он научил меня по-иному смотреть на мир. Он вернул мне самоуважение, понятно вам? И мне необходимо его видеть. Ведь испытывают же некоторые люди потребность, например, ходить в церковь. Вы понимаете, что я хочу сказать?
      Дженнингс вспомнил оценку Бенни по шкале ЦДО. Тридцать баллов! Он слишком рано сдался. Конечно же, эта цифра неверна.
      - Оставьте мне ваш адрес, мисс Хеберт. Мы сообщим вам о Бенни, как только наведем справки. Пошлем кого-нибудь к нему домой...
      - Можете не затрудняться. Его там нет. Похоже, мне известно о нем гораздо больше, чем вам.
      - Что же именно вам известно, мисс Хеберт?
      - Я ведь уже говорила. Дома его нет. Вчера вечером Сильвер, детектив, которого я наняла, позвонил и сказал, что только что довел Бенни до дома. Наверное, пока он со мной говорил, Бенни вышел. И с тех пор его никто не видел.
      Тот Бенни, которого знал Дженнингс, слишком мало походил на Бенни, с которым повстречалась Марита Хеберт. С одной стороны, Бенни удалось немыслимое - обыкновенно любая попытка обмана в тестах выявляется сразу же. Но, с другой стороны, повел он себя удивительно странно. Почему человек, у которого хватает ума обойти тест и всех специалистов, должен быть таким идиотом и добиваться оценки в тридцать баллов? Если бы Бенни просто хотел исчезнуть, стать неприметным, то ему надо было набрать минимум 90, а то и 100. Безопаснее и незаметнее всего оказаться в золотой середине. А вместо этого он дважды добивается оценки, которая всех приводит в недоумение.
      Бенни никогда не обнаруживал своего интеллекта при Дженнингсе, как, должно быть, случалось у него с Маритой, а возможно, и со Сьюзан Сонненберг. И все равно оценка в 30 баллов всегда казалась слишком низкой для него. Почему человек должен притворяться никчемной бездарью и тупицей? У Дженнингса на это был один ответ.
      В полиции с Дженнингсом говорили вежливо, но не слишком заинтересованно. Тем не менее на следующий день к нему пришел сержант Бэш, очень бойкий молодой человек.
      - Насколько я вас понял, человек по имени Райс исчез? - спросил Бэш.
      - Вчера вечером он как обычно отправился домой, но оставался в квартире не более пяти минут. С тех пор его не видели.
      - Мне не совсем ясно, что же все-таки произошло с этим тестом, мистер Дженнингс? Почему вы так уверены, что Райс обманул вас?
      - Подобно всем тестам на определение типа личности, - сказал Дженнингс, - этот тест является эмпирическим. Он постоянно сопоставляется с фактическими и прочими данными и результатами. И модифицируется с учетом всех этих данных. Даже для той работы, которую здесь выполнял Бенни Райс, его оценка должна быть в пределах 80.
      - Но тест показал 30.
      - И следовательно, что-то неладно с этим тестом. Не с самим тестом как таковым или методом его проведения, но с тем, как Бенни отвечал на вопросы.
      - Понимаю. И вы думаете?..
      - Что у него были причины притворяться никчемным и незначительным. По всей вероятности, он совершил какое-то преступление.
      Бэш покачал головой.
      - Нераскрытых преступлений нет, мистер Дженнингс. И вы прекрасно это знаете. А если и есть преступники, то полиции они известны наперечет. Не совершается преступлений из-за страсти. По импульсивным побуждениям - тоже нет. Преступления ради наживы - да, случаются, однако я не усматриваю здесь такого мотива.
      - Мне кажется, сержант, что вы не усматриваете в этом деле главного. Ведь Бенни уже перевалило за сто. И если вчера он обманул нас с тестом, то мог пойти на такой же обман и семьдесят лет назад.
      - Видать, я и впрямь фараон-тупица. Никак не пойму, к чему вы клоните.
      - Раз уж Бенни понадобилось скрыться семьдесят лет назад, то преступление, если таковое имело место, произошло еще раньше.
      - Вы хотите сказать, что все это случилось, когда у нас еще не было телеслежки?
      - Ну, не совсем так, но, во всяком случае, до того, как установилось теперешнее положение, когда любой знает, что преступление себя не оправдывает, а потому и не пытается рисковать.
      - Если уж этот прыткий старичок удрал со своей тайной, над которой дрожал семьдесят лет, мне только и остается, что пожелать ему удачи.
      - Но не в этом же дело! Разве вам не интересно докопаться до истины? Мне интересно. До сих пор не могу понять, как Бенни обошел наши тесты.
      - Ну, это ясно. Если вы дадите мне тест, а я по какой-то причине хочу получить низкую оценку, то на большинство вопросов мне надо ответить неправильно, вот и все.
      - Нет, это не прямой вопросник, требующий ответов типа "да - нет". Все вопросы тесно увязаны Друг с другом, и часто я, проверяя ответы, объединяю их по группам. Тут-то и проявляются противоречия, и любая попытка обмануть тест обречена на провал.
      - Но вы только что сказали...
      - Это возможно лишь при одном условии: когда знаешь, как построен тест, и помнишь все ответы. Конечно, нет необходимости запоминать всю эту массу отдельных ответов. Достаточно уловить их взаимосвязь. Надо знать, когда давать правильный ответ, где оставить пробелы, а где можно нести галиматью.
      - Но в таком случае человек этот должен обладать незаурядным умом, не так ли?
      - Да.
      Бэша наконец осенила догадка.
      - Вы хотите сказать, что этот тип, Райс, по уровню интеллекта пригоден для перерождения, но не набирает баллов, сознательно притворяясь идиотом?
      - Совершенно верно.
      - Тогда его преступление должно быть весьма серьезным. Убийство как минимум. Ну что же, мы скоро все выясним.
      - Каким образом?
      - Проследим шаг за шагом прошлое Райса и узнаем, умирал ли кто-нибудь из его окружения. Затем проанализируем все случаи смерти и выясним их причину.
      - А разве можно теперь это установить?
      - О да, конечно.
      - Каким же образом?
      - Есть миллионы способов. Допустим, сейчас в этой комнате вы меня застрелите. Стекло, металл, дерево и пластик, находящиеся здесь, получат сотрясение, и выстрел зарегистрируется в их молекулярной структуре. И через десять лет можно будет установить, что выстрел произведен именно здесь, а дату определить с точностью до месяца. К тому же на все предметы осядет копоть, потом она покроется пылью, и даже если тщательно убрать помещение, слой копоти все равно останется. Кроме того, если я упаду на пол, то мое падение тоже будет зарегистрировано. Конечно, на один необходимый нам факт придется целая тысяча ненужных фактов и данных о других происшествиях...
      - Вы хотите сказать, что если уж у вас появилась причина для осмотра места, то можно восстановить все события, там когда-либо происшедшие?
      - Да, что-то в этом роде.
      Марита медленно поднималась по лестнице в свою квартиру и раздумывала над тем, правильно ли она поступает. В "Голубой луне" она не была с того самого вечера, как повстречалась с Бенни. Но что себя обманывать...
      Будь она неудачницей, ей легче было бы решиться вступить на стезю добродетели и покончить с подобным образом жизни. Но когда столько зарабатываешь...
      К двери была приколота записка от миссис Герштейнер: "Два раза звонил мужчина, назвался Дж.С."
      Дж.С., то есть Джон Сильвер, детектив, нанятый для розысков Бенни. Но теперь она вовсе не была уверена в том, что хочет найти Бенни Райса. Пожалуй, в этом Бенни было действительно что-то странное.
      Марита вошла в ванную и открыла кран. Раздеваясь, она с трудом сдерживала желание позвонить Сильверу.
      Она густо взбила мыльную пену и вдруг ощутила себя очищенной от приставшей к ней за многие годы скверны.
      Осознав наконец, что значит для нее Бенни, Марита выскочила из ванной, разбрызгивая вокруг воду, словно отряхивающийся после купания щенок, и побежала к телефону.
      Она еще не начала одеваться, когда в прихожей зазвенел звонок. Сильвер, несомненно, был самым быстрым скороходом в мире. Она накинула платье и сунула ноги в шлепанцы.
      Войдя, Сильвер окинул ее одобрительным взглядом.
      - Вот это в моем вкусе, - сказал он.
      - Выкладывайте, - резко произнесла Марита.
      Его взгляд продолжал скользить по ее фигуре, но говорил он кратко и деловито.
      - Когда Райс вернулся домой, у него уже все было решено. Это совершенно очевидно. Чтобы избавиться от слежки, необходимо действовать быстро и четко. Я думаю, он отправился на аэродром и улетел первым же рейсом.
      - Вряд ли Бенни мог поступить так примитивно.
      - Вы уверены? Леди, в иные минуты долгие поиски хитроумного решения позволяют противнику накинуть тебе петлю на шею. Единственный шанс избавиться от телевизионной слежки - это убраться, пока тобой не заинтересовалась полиция.
      - Полиция здесь ни при чем.
      - Разве? А мне показалось, что этот парень Райс именно ее и боится. Иначе зачем ему удирать, словно ошпаренному кипятком коту? Он улетел первым же рейсом. Во Флориду, первая посадка в Вашингтоне. В Вашингтоне пересел на другой самолет и полетел. Знаете куда? Во Флориду.
      - Как так, во Флориду?
      - О, ведь он далеко не глуп. Допустим, вы летите во Флориду, а потом делаете пересадку. Кому же придет в голову, что вы опять отправились в то же место? Он живет в окрестностях Майами. Я знаю, где; только там мои люди уже не следят за ним.
      - Почему не следят?
      - А куда ему деваться? Или путь его прослежен до самого Майами, или же нет. И в том и в другом случае двигаться с места - безумие.
      Напористый и самоуверенный Сильвер раздражал Мариту. Он действовал и говорил так, словно по прямому проводу связан с самим господом богом. Все же она спросила:
      - А почему двигаться с места - безумие?
      - Когда фараоны ведут слежку, они прежде всего проверяют транспорт аэродромы, порты, автобусные и железнодорожные станции. Каждый, кто убегает, рано или поздно попадется. Послушайте, леди, а на что он вам сдался, этот старик?
      Он придвинулся к ней поближе, как бы случайно. И хотя движения его казались замедленными, руки уже лежали на ее талии.
      Марита нетерпеливо передернулась, но вырваться не смогла.
      - Вон отсюда, - бесстрастно произнесла она. - Или ведите себя прилично, или убирайтесь.
      - Что вы дурака из меня строите, леди? Думаете, я буду работать на вас, не узнав сперва, кто вы такая?
      Марита вырвалась и одним движением выхватила из ящика стола крошечный револьвер.
      - Вон! - произнесла она. Лицо ее не отражало ни страха, ни заинтересованности, ни отвращения.
      Сильвер все еще усмехался.
      - А ведь вы должны мне много денег, леди. Но вам не обязательно платить.
      - Предпочитаю заплатить.
      Усмешка его погасла.
      - О'кей. Но чем я плох? Неужто мне изменяет мое роковое обаяние?
      - Не знаю. Ничего подобного в вас не замечала.
      Глаза его принимали все более удивленное и недоверчивое выражение.
      - Вы влюблены в этого старика, - пробормотал он. - Могу побиться об заклад.
      - Адрес! - потребовала Марита.
      Марита снова взмахнула рукой и пошла по отмели к берегу. Серебристый купальник сверкал в лучах полуденного солнца. Совершенство пропорций ее тела радовало глаз, однако он с тем же удовольствием любовался бы ее красотой, если бы она была женой или подружкой совсем постороннего человека.
      Она опустилась на песок рядом с ним, капли воды блестели на золотистой коже.
      - Почему бы тебе не поплавать, Бенни?
      - За мной, кажется, следят, - пробормотал он.
      Она крепко сжала его руки, словно могла этим жестом защитить его от всего мира.
      - Они никогда не найдут нас, - сказала она.
      - Наоборот, - мягко произнес Бенни, - они наверняка найдут нас, Марита, если ты останешься со мной. Если хочешь помочь мне, прошу тебя, уходи.
      - Нет, ни за что!
      - Марита, - мягко и осторожно проговорил он, - ведь ты знаешь, я не люблю тебя.
      - Да, - с горечью сказала она, - ты единственный на свете мужчина, от которого я ждала любви, и поэтому, конечно, ты меня не любишь. Но почему ты не хочешь рассказать мне все? Может, я помогу тебе?
      - Да. Уезжай домой. Возможно, тогда у меня еще будет шанс.
      - Но почему ты так думаешь? Чем я тебе помешала?
      - Твой детектив знал, что я в Майами. И если меня начнут искать, то прежде всего разыщут его и узнают, что ты тоже улетела в Майами. Будут идти за тобой по пятам, а найдут меня.
      - Но мы же уехали из Майами.
      - Да, но мы совсем рядом.
      - Чем ты провинился, Бенни? Что тебя ждет, если ты попадешься им в руки?
      - Смерть, - просто сказал он.
      Она затаила дыхание. Ей хотелось заплакать, но плакала она в последний раз так давно, что совсем забыла, как это делается.
      - Я до сих пор еще привязан к жизни, - сказал он. - Я стар, но здоров и бодр. Если бы меня оставили в покое, я мог бы прожить еще лет двадцать, а то и тридцать. Я прожил бы дольше, чем ты живешь на этом свете, Марита, если бы только они мне позволили. Но я, должно быть, старею, старею духом. Иначе бы я боролся. Я бросил бы тебя и нашел бы другое убежище.
      - Но ведь ты не сделаешь этого? - резко спросила она. - Обещай, что не сделаешь!
      Он покачал головой.
      - Я ничего не могу обещать, Марита. Я должен бороться за свою жизнь.
      На его плечо опустилась тяжелая рука:
      - Бенджамин Райс, вы обвиняетесь в убийстве Ральфа Чарлза Коулмена.
      - Позвольте мне сказать вам, мистер Райс, - ледяным голосом произнес адвокат, - что подобным поведением вы ничего не добьетесь. Меня наняли для вашей защиты, и я готов выполнить свой долг со всем усердием, каким бы оскорблениям вы меня ни подвергали.
      - Да уж конечно, - сказал Бенни. - Ведь платой за услуги будут деньги, заработанные проституткой.
      Кенсель глубоко вздохнул.
      - Если учесть, что сделала для вас мисс Хеберт, такое замечание свидетельствует о крайней степени нравственного падения.
      - Оно свидетельствует об истинном положении вещей.
      Кенсель задохнулся от возмущения.
      - Неужели вы не понимаете, Райс, что эта... эта девушка любит вас.
      - Да пожелай я забыть об этом, так мне уж, видно, никогда не позволят, - сказал Бенни.
      Он снова сражался. Последняя ставка - на хитрость и изворотливость. Прежде всего надо отделаться от этого человека.
      - Марита Хеберт - одна из самых замечательных женщин, которых я когда либо знал, - проговорил Кенсель. - Как она могла так обмануться и полюбить такого человека, как вы, выходит за рамки моего понимания. Но поскольку ее чувства к вам - реальность, я готов поверить, что не все в вас зло.
      - Весьма признателен, - произнес Бенни. - Но мне не потребуются ваши услуги, Кенсель.
      - Я буду защищать вас только ради мисс Хеберт. Смею надеяться, что вы попадете в газовую камеру, хотя собираюсь приложить все усилия, чтобы этого не случилось. Поскольку в данный момент обстоятельства вынуждают меня выражаться прямо и недвусмысленно, - сказал адвокат, и его и без того розовые щеки еще больше порозовели, - то вот что я хотел сказать вам, Райс. Тот факт; что двадцать лет назад вы убили такого человека, как Ральф Чарлз Коулмен, в чем у меня лично нет никаких сомнений, столь чудовищен, что я хотел бы быть вашим обвинителем, а не защитником. А ведь вы знали, на что идете. За какие-то жалкие три тысячи долларов вы оборвали жизнь одного из величайших деятелей нашего времени...
      - Он был старым занудой, - задумчиво произнес Бенни.
      - Крупнейший в мире специалист по малярии, человек, спасший больше жизней, чем...
      - Меня никогда не признают виновным, и вы это прекрасно понимаете, сказал Бенни.
      - Напротив, гораздо больше шансов, что признают. Несмотря на то, что полицию в свое время вполне устроила версия самоубийства, недавний осмотр комнаты ясно показал, что сначала Коулмен упал и лежал неподвижно, и только потом в него выстрелили. Вы этого объяснить не сможете.
      - А почему я должен что-то объяснять?
      - Да потому, что если не найдется никакого объяснения, то вас признают виновным. Как может человек покончить жизнь самоубийством, если он сначала падает, а только потом в него стреляют?
      Бенни пожал плечами.
      - Он поднялся, выстрелил в себя и снова упал.
      - Нет. И в кабинете Коулмена, в который, кстати, с тех пор никто не входил, все свидетельствует об обратном. Падал только один человек и только один раз. А потом уже его застрелили. Застрелили, когда он лежал на полу. Сам он этого сделать не мог.
      "Да, не мог, - подумал Бенни. - И не делал, потому что я сделал это. Как забавна их непоколебимая уверенность, если учесть, что им не удалось обнаружить массу других несоответствий... Все эти чудодейственные полицейские методы не столь уж универсальны. Двадцать лет назад полиция поверили одной лжи. Сейчас они верят в другую. Может быть, еще лет через двадцать они наконец узнают правду".
      За дверью камеры прозвучал голос тюремного надзирателя:
      - К вам мисс Хеберт, Райс.
      Бенни взял ее за руку и улыбнулся. Внезапная перемена в его поведении поразила Кенселя.
      - Три четверти прессы на нашей стороне, - возбужденно говорила Марита. - Они считают, что раз тебе больше ста, то опасности для общества ты уже не представляешь. О том, чтобы ты мог совершить еще какое-либо преступление за последние двадцать лет, и речи быть не может. Но они говорят, Бенни, о, я до сих пор не могу в это поверить... Я не верю, что ты убил. Ты не мог.
      - Но я действительно убил, - мягко произнес Бенни. - Марита, я очень рад, что ты здесь. Скажи, Марита, ведь твои желания совпадают с моими?
      - Да.
      - Я хочу умереть.
      - Нет! - прошептала Марита, а Кенсель с изумлением воззрился на эту старую лисицу, так быстро менявшую окраску своей шкуры. С Маритой Бенни был сама нежность.
      - Не говори так, - шептала Марита уже более настойчиво. - Ты не можешь, не должен умереть. Ведь ты любишь жизнь, ты все еще любишь жизнь.
      - О да, - ответил Бенни, - но только если мне позволят прожить ее по-своему, на свободе. Раз полиция занялась расследованием жизни Бенни Райса - мне конец. Они проследят мою жизнь шаг за шагом, до того момента, как я начал работать консьержем у Коулмена, и неизбежно снова займутся делом о его самоубийстве. Содержание последних писем и телефонных разговоров Коулмена доказывает, что он собирался покончить с собой. Я в свое время смог направить расследование в выгодную мне сторону. Но что делать теперь, когда полиция располагает средствами вернуться к месту преступления и восстановить всю картину происшествия даже через двадцать лет?
      - Далеко не всю картину, а только ее часть, - сказал Кенсель.
      Он произнес это так многозначительно, что Марита взглянула на него с изумлением, а Бенни - с внезапной опаской.
      - Я все время понимал, что вы ведете себя как первостатейный обманщик, но мне следовало догадаться раньше. Вы - Коулмен.
      Бенни предвидел этот выпад.
      - Да. Теперь вы понимаете, почему я хочу умереть? Я действительно Коулмен. Великий человек, как вы сказали. Но убийство - все равно убийство, и неважно, кто кого убивает - старый, никому не нужный кретин Райс Коулмена или Коулмен - этого старого кретина. Это все равно преступление, все равно убийство. Двадцать лет я прожил под маской Бенни Райса и отдал бы все, чтобы прожить еще столько же. И если уж мне суждено умереть или, что еще хуже, сесть в тюрьму, я предпочел бы остаться тем же Бенни Райсом.
      Марита нахмурилась.
      - Мне безразлично твое настоящее имя.
      - Я знаю, Марита. Но мне-то не безразлично. Кенсель, вы сможете добиться для меня смертного приговора?
      - Я хотел бы добиться для вас перерождения, - тихо ответил Кенсель.
      Марита резко вскочила.
      Бенни рассмеялся.
      - Ну уж нет, премного благодарен. Тогда вам сперва придется добиться моего оправдания.
      - Простите, - резко перебил его Кенсель. - Если удастся доказать, что вы Коулмен, а не Райс, то мотив преступления отпадает. Ведь не стали бы вы убивать Рамса ради своих же собственных трех тысяч - ничтожной доли вашего банковского счета.
      - Напротив, - сказал Бенни, - мне лучше остаться Райсом. Каждому ясно, что Бенни тупица. И обвинять его можно только в жестоком, примитивном преступлении. А обвинение против Коулмена, то есть против меня, я бы сформулировал как преднамеренное убийство с изготовлением фальсифицированных писем и записок, чтобы ввести следствие в заблуждение и выдать труп Райса за мой собственный. И, поскольку он был точно в том же возрасте, что и я, и поскольку я нанял его заблаговременно, а уж потом произвел эту подмену, то сам собой напрашивается вывод о заранее спланированном убийстве с целью устранения одинокого, никому не нужного старика, чтобы я мог присвоить себе его имя и исчезнуть.
      Во время судебного процесса была затронута возможность того, что подсудимый - Коулмен, а не Райс. В этой ситуации вместо смертного приговора он мог получить пожизненное заключение.
      Судья спросил, не желает ли Бенни что-либо сказать суду перед тем, как будет вынесено решение.
      Присяжные решили - виновен, приговором могла быть смертная казнь или пожизненное заключение.
      - Да, - ответил Бенни, - я скажу.
      В суде зашептались. В течение всего процесса подсудимый оставался безмолвным, как и подобает человеку с такой низкой оценкой по ЦДО. А теперь он говорил внятно и убедительно.
      - Тут было высказано предположение, что я на самом деле Коулмен, а не Рамс, - произнес Бенни, - Но оно так и осталось висеть в воздухе, потому что казалось явной нелепицей. Вам и сейчас это кажется невероятным?
      Шум в зале перерос в ропот. Все знали оценки Бенни по тестам на интеллект и ЦДО. Бенни Райс не мог так говорить.
      - Я расскажу вам, - продолжал Коулмен, - почему я убил Бенни Райса. Я не хотел идти на перерождение. Я хотел прожить свою жизнь до конца, а когда этот конец наступит - умереть. Разве выживает человек, прошедший через перерождение? Нет! Он ничего не помнит о своей прежней жизни, он становится другой личностью.
      Я не хотел становиться другим. Я хотел прожить отмеренный мне кусок жизни и умереть. Многие думают точно так же, не молчат, поскольку уже сама гордая мысль, что они достойны перерождения, лишает их дара речи. И к тому еще этот страх перед лицом вечной тьмы. Перерождение - отсрочка. Пусть те существа, которыми люди становятся, ничего не помнят о своем прежнем "я" это еще не конец. И вот они в семьдесят, восемьдесят лет добровольно расстаются с жизнью, страшась риска, опасаясь, что смерть застигнет их в любую минуту, попытайся они прожить чуть дольше.
      Когда мне исполнилось восемьдесят, я стал подвергаться все нарастающему нажиму со стороны - от меня добивались согласия на перерождение. Но я воспротивился. Я хотел спокойно прожить оставшиеся мне двадцать - тридцать лет. Но у Ральфа Чарлза Коулмена не было выбора. Он был слишком значительной, слишком ценной для общества личностью, мир не мог позволить себе потерять такого человека. Давление усиливалось и могло обернуться насилием. Мне необходимо было исчезнуть. Я эгоистичен. Ценность Коулмена для общества была для меня пустым звуком, я был озабочен лишь ценностью своей собственной персоны. Мне хотелось остаться самим собой.
      Единственный путь тут был - перестать быть самим собой. План мой, как видите, вполне удался. И если бы беднягу Бенни Райса оставили в покое, он удался бы совершенно. Зная, что я от природы лишен способностей к музыке, я устроился привратником в Мьюзикосмос. Чем я мог выдать себя там? Но я имел несчастье понравиться одной женщине, а другая меня полюбила...
      Он смотрел прямо в глаза судье. В зале воцарилась полная тишина. И в этот миг, когда все решалось, перед глазами его промелькнула истинная картина тех событий.
      Старина Бенни умер, а он действительно выстрелил в него, но никто никого не убивал. Бенни умер от апоплексического удара, и тогда гениальный Коулмен, спасаясь от перерождения, составил этот фантастически сложный план. Только врач мог решиться на подобное. Работа потребовалась огромная, и он сделал все, что мог. Единственно, в чем состояла ошибка и что потом всплыло на поверхность, - падение тела предшествовало выстрелу.
      Коулмена могли оправдать. Просто потребуется более тщательное расследование.
      Но оправдание вело в Институт перерождения.
      - Я сделал это заявление, - сказал он, - поскольку тюремное заключение для меня страшнее перерождения. А мне грозит или пожизненное заключение, или смертная казнь, или перерождение. Общество не может отпустить Коулмена на свободу, позволить ему умереть естественной смертью. Спасаясь от перерождения, я пошел на убийство. И, поскольку выбор один: тюрьма или казнь, я прошу суд о снисхождении. Я прошу смерти.
      Споры не утихали днем девять. Уже после казни проблема того, можно ли было осудить Коулмена за убийство Райса, когда он уже был осужден как Райс за убийство Коулмена, переросла из юридической в чисто теоретическую.
      И решили, что приговор был несправедливым.
      А потом все постарались забыть об этом как можно скорей.
      Через три недели Марита, ко всеобщему, в том числе и собственному удивлению, вышла замуж за Кенселя. Правда, он был несколько староват для нее, но все же лет на шестьдесят моложе Бенни.
      Дело Райса оставило у многих неприятный осадок. Одним казалось, что такому человеку, как Р.Ч.Коулмен, можно было бы позволить прожить жизнь по-своему и не принуждать его к перерождению. Другие считали, что человек не имеет права идти на убийство, как бы он ни желал от этого перерождения избавиться. И почти все, и те, кто стоял на стороне Бенни, и те, кто ему не сочувствовал, думали, что вся эта история лишь вредит славе и репутации столь великого человека.
      Поэтому гораздо проще было считать его Бенни Райсом.
      Глядя на спящего в шезлонге мальчика, доктор Мартин с удивлением вспоминал того неуклюжего старика, который так ловко водил его за нос. Старина Бенни, наверняка, был неплохим актером.
      Подошла Бетти Роджерс и остановилась рядом.
      - Это новенький, да? - спросила она. Она уже научилась говорить. И уже была озабочена проблемой собственной внешности, и надо сказать, что сейчас, в белом нейлоновом платьице, выглядела прелестно.
      - Да.
      - Как его зовут?
      - Дик Херман. - "Или Бенни Райс, или Ральф Чарлз Коулмен, - подумал Мартин. - Бедняга Бенни, он так боялся перерождения; и вот - избежать этого все равно не удалось".
      - А почему он спит гораздо дольше других?
      - Мы не были уверены, что ему позволят здесь остаться. Видишь ли, Бетти, мы очень хотели принять его к нам, как, впрочем, хотели принять всех вас. Но если человек совершил какой-либо нехороший проступок в своей прежней жизни, то ему не разрешают здесь оставаться. Дика привели сюда потому, что он был очень нам нужен. Ну, и кроме того, многие считали, что такой славный мальчуган, каким ом у нас получился, не мог совершить тех ужасных проступков, которые ему приписывали.
      Эта аллегория превосходно объясняла, каким образом Старина Бенни попал в институт из газовой камеры, хоть и в бессознательном состоянии, но живой, и как его провели через весь процесс перерождения, в то время как он, если можно так выразиться, был уверен, что погиб.
      - А почему они думали, что он совершил какой-то проступок, если на самом деле это не так?
      На вопросы перерожденного ребенка ответить порой так же трудно, как и на вопросы нормального малыша. Но Мартин принял вызов.
      - Он специально решил убедить всех в своем проступке потому, что не хотел попадать сюда.
      - А почему не хотел?
      - Он ведь и представления не имел, что это такое, - терпеливо отвечал Мартин, - иначе бы не возражал.
      - Откуда вы знаете? А я тоже не хотела идти сюда?
      - Нет, ты была не против. Смотри, Дик просыпается.
      Бетти склонилась над ним, как мать над младенцем.
      - Тебе понравится здесь. Дик, - нежно проговорила она.
      "Могу поклясться, что понравится", - подумал про себя Мартин. Он и сам был бы не прочь через год-другой жениться на Бетти Роджерс.