– Но все в порядке, Дженис, – сказала Ухура. – Это в самом деле прекрас
      но. Мы как-то привыкли к этому, и забыли, как смотреть на это вашими глазами. Это хорошо, что вы нам напомнили. – Она сжала руку Дженис.
      – А, старшина Рэнд, вы здесь.
      Дженис, испуганная, вырвала свою руку из руки Ухуры. Капитан Кирк шагнул на мостик.
      – Лейтенант Ухура уже представила вас всем? Спасибо, лейтенант. Старшина, позвольте, я расскажу вам, что мне нужно чтобы вы сделали.
      Дженис взглянула на Ухуру глазами человека, которого отдают на съедение львам.
      – Не беспокойтесь, – все будет прекрасно.
      Ухура вернулась на свое место. Она не завидовала Дженис Рэнд, которой
      предстояло разобраться во всей этой бюрократии, упорядочить расписание дня капитана, потом напоминать ему обо всех встречах и переменах, и иметь дело со всеми этими проблемами, передавая их в нужный отдел, пока они не выползут оттуда снова, требуя авторизации капитана, – опять через нее. Список обязанностей старшины не выглядел чем-то особенным. Но Ухура раз служила на корабле с бестолковым старшиной. Деятельность капитана там была просто каким-то хаосом, и все и каждый считали, что у них некомпетентные подчиненные. Старшина, заваленный обязанностями, мало что получал взамен: его обычно не замечали, лишь изредка хвалили.
      Джим указал Дженис Рэнд на рабочую консоль в передней части мостика.
      – Обычно старшина использует консоль контроля систем окружения, – сказал он.
      Она вгляделась в обескураживающие панели дисплея.
      – Не обращайте внимания на сложность, – быстро сказал Джим, надеясь
      рассеять сомнение и страх в ее глазах. – Компьютер контролирует все системы окружения. Но вы можете использовать эту консоль просто как ваше рабочее место на мостике.
      – Да, сэр.
      – Как можно скорее организуйте мое расписание встреч. Я хочу,
      чтобы я смог уделить по крайней мере полчаса каждому на борту. Распределите встречи по времени перелета между звездными базами. Не сваливайте их в кучу в одну или две недели. Постарайтесь организовать их так, чтобы ни одна встреча не оказалась посреди времени сна соответствующего члена команды, – или моего. От встреч не должны пострадать совещания или инспекции. Ясно укажите на то, что они неформальны, что это просто беседа. Но не принимайте отказов. Ясно?
      – Да, капитан.
      Он кивнул.
      – Ознакомьтесь с консолью. Через минуту вы мне понадобитесь, – одна из
      ваших обязанностей, – регистрировать журнал и приносить мне его на подпись. Только, – сказал он, затосковав, – вспомнив, что придется вести журнал перелета, в котором ничего не будет происходить, – вряд ли журнал отнимет много времени.
      – Да, сэр.
      Вместо того чтобы пройти к своему креслу, Джим уставился на видовой
      экран. Он попытался придумать что-нибудь, что можно было бы занести в журнал. «Час времени и все в порядке»?… Это правда, – но сомнительно, что Звездный Флот это оценит.
      Ему показалось, что он почуял запах кофе, – хорошего кофе, кстати. Интересно, подумал он, откуда этот запах?
      Двери турболифта открылись и выпустили Линди. В одной руке она несла бумажный рулон, а под мышкой – папку. Она была одета в костюм из мягкой белой кожи. Ее переливающиеся черные волосы развевались за ее спиной, длинные и распущенные, без особой прически.
      – Джим, у вас есть минутка?
      Джим понял, что он глуповато улыбается ей. Он взял себя в руки.
      – Я к вашим услугам.
      – Мне нужна помощь с этим постером, – Она показала ему, над чем
      работает.
      У него не было ни опыта, ни способностей дизайнера; при всем желании, он не мог предложить ей свои услуги. Он решил, что передаст эту работу Рэнд, чтобы посмотреть, как она справляется с чем-то самостоятельно.
      – Старшина Рэнд, – сказал он.
      Она вздрогнула при звуке своего имени.
      – Да, капитан?
      Слегка раздраженный страхом Рэнд, Джим отпустил конец постера, так, что он закрутился в трубку в его руке.
      – Линди, старшина Рэнд поможет вам во всем, что вам понадобится.
      Старшина, у вас есть мое позволение задействовать в разумных пределах возможности внутренней сети, для того, чтобы помочь мисс Лукариэн. Для начала найдите ком-юнит с графическими возможностями. Понятно?
      – Да, сэр, – прошептала она.
      – Спасибо, Джим, – сказала Линди.
      Линди и Рэнд ушли искать графический терминал. Джим смотрел им
      вслед, гадая, что же он такое сделал, чтобы до такой степени напугать Рэнд. Он не мог понять ее ужаса. Еще ему хотелось знать способ, как рассеять его. И хотелось придумать хороший предлог проводить время вместе с Линди. А еще интересно, откуда же все-таки этот запах кофе.
      Заняв свое место, он заметил кружку. Она слегка дымилась через отверстие в крышке.
      – Что это?
      – Старшина Рэнд сказала, это ваше, – сказала Ухура.
      Джим снял крышку и был вознагражден запахом кофе. Он отпил глоток.
      Кофе в закрытой кружке не остыло, и, к его изумлению, вкус его был в точности таким, каким он и должен быть у хорошего кофе.
      Джим в смущенном недоумении снова посмотрел вслед Дженис Рэнд.
      Дженис Рэнд нашла комнату с дизайнерскими терминалами. В ней светились огромные графические экраны.
      – Пожалуйста, расскажите, что вы хотите, мисс Лукариэн.
      – Что я хочу, мэм, – это что-нибудь привлекающее внимание.
      – Вы не должны звать меня «мэм», – сказала старшина. – Я всего лишь незначительный младший офицер, и это даже еще не зарегистрировано.
      – Как же мне вас звать?
      – Э-э… старшина, если хотите. Или Рэнд.
      – Как насчет Дженис, а вы зовите меня просто Линди?
      – Если вы хотите.
      – Это же проще, как вы думаете?
      – Хорошо… просто Линди.
      Линди хихикнула.
      – Давайте займемся вашим постером, – сказала Дженис серьезно.
      Линди открыла папку. Ей нравилось показывать яркие постеры. Кто бы их ни нарисовал – этим людям нравилась их работа.
      – Это афиши, – то есть, их репродукции, – классических водевильных компаний. – Она развернула свой новый постер и расправила загнувшиеся уголки бумаги. – А этот мне не нравится…
      Она придумывала афиши в течение почти двух лет, и никогда они ей не
      нравились.
      – Она должна сработать, это лучшее, что я смогла сделать. Мой папа придумывал каждый раз новую для каждого нового города. Они все были разные, но и за сотню метров можно было сказать, что они – нашей компании. К несчастью, – сказала она, – это тот талант, который я не унаследовала. – Она снова сощурилась на свою работу. – Может, с помощью компьютера можно как-то ее улучшить?
      Дженис быстро сосканировала афишу Линди.
      Линди застонала, когда она появилась на экране, большего размера, чем оригинал.
      – Я хотела, чтоб она выглядела классической и современной одновремен
      но, но вышло просто ужасно.
      – Нет, не так уж плохо, – сказала Дженис. Она задействовала тактильную
      панель. Буквы афиши выпрямились и стали походить на выполненные в стиле нео-деко.
      – Оно никогда не получается так, как я ее себе сначала представляю.
      – Мы могли бы что-нибудь взять за образец и подправить. Может, один из постеров вашего отца?
      – Нет! – Линди сама смутилась собственной горячности. – Он должен быть другим. У нас другие представления.
      Дженис снова взглянула на репродукцию рисунка Линди.
      – Я уверена, с ней и так все прекрасно, – сказала она. – Но если вы переместите это вот отсюда вот сюда, а это – вот в этот в угол… – Она сделала все, как говорила. – И сделаете фон в виде мазков кисти, и немного подчистите вот эту линию…
      Линди молча смотрела на новый вариант.
      – Простите, – испуганно сказала Дженис. – Я все сейчас поправлю обратно… – Она потянулась к управлению, чтобы убрать изменения.
      – Нет, подождите! – сказала Линди. – Дженис, это прекрасно. Как вы это сделали?
      – У вас уже все это было. Только еще одно… Я не хочу лезть со своим мнением…
      – Нет, давай.
      – Разные существа видят цвета по-разному. Так что, если вы расширите цветовую палитру… – Она сделала изменения.
      – Она теперь такая темная, – сказала Линди с сомнением.
      – Она не была бы такой, если бы вы видели ультрафиолет или инфракрасные лучи. Но я могу высветлить средний спектр, – Так она и сделала. Если бы вы были, скажем, с Кореллиана, прежний вариант выглядел бы для вас так… – Компьютер выполнил перестройку цвета. Постер потемнел почти до черного. А теперь будет смотреться так, – Картинка посветлела, но отличалась теперь от оригинала.
      – Я бы об этом даже не подумала, – сказала Линди. – Откуда вы все это знаете?
      – Я жила в разных местах. Это не то чтобы я специально училась…
      – Вам нужна работа? – спросила Линди.
      – Что?
      – Мне нужен дизайнер. Вы могли бы работать у нас в компании. Вы ведь, я думаю, не умеете жонглировать?
      Дженис молчала так долго, что Линди даже подумала, что она может и в самом деле согласиться.
      – Я думала, это вы дизайнер, – сказала Линди дрожащим голосом.
      – Нет, я менеджер, – помимо всего прочего. Так что вы скажете? Вам нужна эта работа?
      Дженис смотрела в пол.
      – Я не умею жонглировать.
      – Ну и хорошо! То есть, это шутка была. Так вы хотите у нас работать?
      – Нет, – Ее тон изменился, она выглядела подавленной и испуганной. –
      У меня контракт со Звездным Флотом на два года.
      – О, – сказала Линди разочарованно. – Предложение остается в силе, если
      вы передумаете. – Она любовалось постером Дженис. – Послушайте, вы обедали? Идемте перекусим, не хотите?
      – Нет… то есть… извините, я не могу, я там оставила бумаги на столе капитана Кирка, простите, мне нужно идти.
      – Ладно, – сказала Линди, в то время как Дженис поспешила к выходу. Наверное, я не слишком хорошо знаю Джима, подумала Линди. Я бы
      никогда не подумала, что он выйдет из себя, если она прервется на обед.
      Дженис Рэнд вернулась в каюту капитана. И вздохнула. Помощь мисс Лукариэн с ее постером на время перенесла ее далеко отсюда. Она призналась себе, что ей нравилась эта работа, до тех пор, когда она вдруг осознала, что разговаривает с менеджером так, будто была ей ровней. Лукариэн, правда, не казалась оскорбленной, но иногда люди скрывали свой гнев, – какое-то время, – чтобы потом дать ему волю и излить его на вас.
      Дженис завидовала свободе Лукариэн, – свободе выбирать, что ей делать, и что носить, и как выглядеть, – нестесненной уставами, законами, предписаниями и правилами. Дженис на какой-то миг задумалась, что она могла бы, теперь, когда она была в Звездном Флоте, – далеко от мира, с которого она сбежала, – немного отрастить волосы. Потом покачала головой из-за своей собственной дерзости.
      Она снова приступила к работе над файлами. Капитан Кирк в самом деле сильно напортачил, – она задумалась, а зачем он пытался проделать сам всю эту работу, – но, с помощью компьютера, ей удалось привести их в порядок, а информацию, ранее случайно рассортированную, – в такой вид, что ее можно было понять и сравнить.
      Здесь, за капитанским коммом, у нее был доступ к куда большим возможностям, чем в офисе квотермейстера. Она свободно могла организовать свою работу как ей было удобно, она могла давать компьютеру голосовые команды. Квотермейстер позволял своим подчиненным работать только в тех узких рамках, которые он для них устанавливал. Ему не нравилось, когда кто-нибудь пытался предложить более быстрый или эффективный метод.
      Однако она все же не использовала систему слишком свободно, боясь наткнуться на что-нибудь, что ей не положены было видеть или знать, и задействовать сигнализацию.
      Она потянулась и потерла глаза.
      – Старшина, все в порядке?
      Дженис испуганно подскочила от неожиданности.
      – Старшина! Это всего лишь я, – Капитан Кирк смотрел на нее немного растерянно.
      – Простите, вы меня испугали, я вас не слышала!… – Она вцепилась в
      край стола. – Извините, сэр, я… – Она замечталась, у нее не было извинений. – Простите, я виновата…
      – Вы работаете так поздно, – должно быть, в файлах полный бардак.
      – О, нет, сэр! – Вряд ли она могла сказать ему правду в лицо. К счастью,
      она уже знала, как негативно он воспринимает критику. Другие, – опасные, – заставляли вас сказать правду, а затем наказывали за честность.
      – Вы достаточно сделали на сегодня. Идите. Приходите снова завтра.
      – Я… простите, я еще не закончила, сэр, но, правда, мне нужно только
      всего еще несколько минут. Сэр. – Она вернулась к работе, желая, чтобы он не смотрел ей через плечо. Вскоре он отошел. Кожаное кресло скрипнуло и вздохнуло, когда он сел; зашелестели страницы книги, которую он перелистывал в поисках своей страницы.
      – Старшина, я не помню, чтобы звал кого-то из клинеров, – вы тут немного прибрались?
      Она подняла голову, чувствуя, как бледнеет от страха, затем краснеет от
      от стыда. Ее цвет лица просто выкрикивал ее эмоции всему миру, она ненавидела это.
      Этого я и боялась, подумала она. Ему не нравится, когда люди трогают его вещи… или, может, он не может что-нибудь найти и думает, что я это украла. Я так и знала, что надо положить все обратно, как оно было.
      Но она и не помнила, где что было. Если он заметил разницу, он, должно быть, подумал, что она совала нос в его личные бумаги…
      – Извините, сэр, я не думала…
      – Старшина, перестаньте извиняться за все подряд!
      – Простите, сэр, то есть, да, сэр.
      Он нахмурился.
      – Я и не думал наводить критику. Это не ваша обязанность – прибирать в моей каюте, это работа клинера, но все равно спасибо.
      – Да, сэр. Пожалуйста, сэр.
      Она попыталась снова взяться за работу, но он заерзал в своем кресле, кашлянул, зашелестел страницами. Это действовало ей на нервы. Если бы он только оставил ее одну…
      – Старшина…
      – Я почти закончила, сэр, честное слово!
      – Это не аврал, – нет никакой необходимости закончить именно сегодня.
      – Нет… нет? – сказала она изумленно. – Сэр?…
      – Нет. По-моему, я это уже говорил. Выключите все и отправляйтесь
      пораньше ужинать. Дайте отдых глазам. Вообще отдохните. Поплавайте, сыграйте в джай алай или займитесь, чем вам там нравиться заниматься вечером. Закончите все завтра.
      – Хорошо, сэр, если вам так угодно. – Он, должно быть, хотел проверить
      ее работу, чтобы можно было назначить на ее место кого-то другого, если выяснится, что она устроила в файлах неразбериху. Ей оставалось только надеяться, что он не заметит, что она едва начала составлять распорядок встреч.
      Она выключила юнит. Она предпочла бы работу. Плавать она не умела. Ее соседи по каюте играли в джай алай во внутренней лиге, но Дженис пугала опасная игра. На корабле люди обычно начинали чему-то учиться, но, если бы она присоединилась к какому-нибудь кружку, всем бы вскоре захотелось, чтобы она ушла. Что же до раннего ужина, – она предпочитала есть как можно позже, чтобы никого не было поблизости. Она надеялась, что теперь уже знает, как вести себя за столом, но все же она могла снова допустить ошибку. Тогда бы все снова стали смеяться над ней.
      Ранний ужин означал долгий одинокий вечер в ее каюте. Если девушка, с которой она делила комнату, будет там с друзьями, они все равно не станут с ней разговаривать. Она уклонялась от ответов на вопросы, так что они думали, что она недотрога и себе на уме. Она поняла, хоть и поздно, что, чтобы отвлечь внимание людей от твоего прошлого, нужно заставлять их рассказывать о своем.
      – Старшина, сколько вам лет? – спросил капитан Кирк.
      – Что? Сэр?… – ее колени задрожали. Она бросилась к комму,
      притворяясь, что забыла что-то закончить с документами. Она лихорадочно думала, – а может, это он, а вовсе не офицер по науке, может читать мысли. Если да, то он знает ее секрет. Она должна перестать молчать и во всем сознаться. Но, если она так сделает, они, конечно, проявят снисхождение и отправят ее назад. Она бы предпочла исправительный лагерь или любую тюрьму. Они ведь даже позволяют зарабатывать там, в лагере? Немножко? Она могла бы прикинуться, что она грубая, и скупая, и не раскаивается, и они бы решили, что она не стоит того, чтобы ее возвращать.
      – Сколько вам лет?
      – Мне… мне почти двадцать, сэр, я точно не помню, мне всегда надо переводить в стандартные земные.
      – Вы не выглядите на двадцать, – сказал он.
      Не стоит доверять его улыбке. Она попыталась засмеяться. Смех вышел слабым и фальшивым.
      – Мне так все всегда говорят, сэр.
      – Рано решили пойти работать в космос, а? Я тоже. Семейная традиция? Или вы сами так решили?
      Она старательно пыталась придумать детали, но от страха у нее все вылетело из головы.
      – Я сама решила, сэр, – сказала она, надеясь только, что еще никому не рассказала обратного. Прежде, чем он мог задать ей новый вопрос, она сама бросилась в атаку. – А вы, сэр?
      Он заговорил о своей семье, своем прошлом, своих родителях и брате, о
      своем лучшем друге, который был очень болен и в госпитале. Сначала ее страх оглушил ее. Но уловка сработала, так что она немного успокоилась, и стала его слушать. Он занимался потрясающими вещами и бывал в потрясающих местах, и рассказывал он об этом остроумно и очаровательно.
      Вот такие, очаровательные, были даже опаснее, чем бездумные и жестокие.
      Он замолчал.
      – Я, право, не собирался так много всего рассказывать, старшина. Идите.
      Увидимся завтра.
      Дженис исчезла.
      Как только дверь закрылась за его странной пугливой старшиной, Джим запросил частный канал подпространственной связи с Землей.
      Скоро связь станет делом непростым. Фаланга была невозможно длинным щупальцем пространства Федерации, протянувшимся к Звездной базе 13 в самом ее конце. В ней не хватало подпространственных передающих станций. Любой клингонский патруль, который случился бы поблизости, попытался бы заглушить сигналы. Это мог быть последний шанс Джима получить нормальную связь с Землей, до того, как корабль достигнет звездной базы и ее мощных усилителей связи.
      Фаланга очень беспокоила Джима, – как само ее существование, так и идея вести туда корабль и команду. Звездная база 13 стояла на страже малоценного пространства Федерации с небольшим населением, охраняла планетарную систему, которая по несчастливой случайности была присоединена к Федерации. Лично Джим считал, что перевозка людей на более гостеприимные планеты и закрытие 13-й стоило бы меньше, чем содержать на базе персонал, доставлять туда необходимые материалы и защищать ее в течение одного года.
      Он с нетерпением ждал, когда придет ответ на его звонок.
      Что хуже всего, Фаланга заставила олигархию Клингонской Империи впасть в паранойю. И Джим вряд ли мог порицать их за их реакцию. Ему бы тоже вряд ли понравилось, если бы они протянули узкий длинный палец своего пространства в несколько световых лет длиной в пространство Федерации.
      Он должен быть очень осторожным, чтобы оставаться в пределах Фаланги. Нарушение границ Клингонской Империи кончилось бы трибуналом и стоило бы ему карьеры. Если бы корабль пережил встречу с патрулями Империи.
      Экран комма мигнул. На нем появился геометрический узор консьержа.
      – Госпиталь Звездного Флота. Несчастный случай?
      – Нет, но это капитан…
      – Пожалуйста, подождите.
      Образ растворился в пастельных тонах и мягкой музыке.
      Джим знал аргументы против закрытия Звездной Базы 13 и эвакуации
      людей из системы. Это было бы воспринято как отступление. Но Джим полагал, что консолидация была бы куда менее провокационна, чем вот так скрести нос Империи, особенно если Клингонам были известны шутки, которые провоцировало название «Фаланга», или если они, при своих обычаях, просто подозревали сходный грубый юмор.
      – Спасибо, что подождали, – сказал консьерж госпиталя. – Пожалуйста, ваше имя?
      – Капитан Джеймс Ти Кирк, звездолет «Энтерпрайз».
      – Могу я вам помочь?
      – Можно поговорить с коммандером Гари Митчеллом?
      – Вы родственник коммандера Митчелла?
      – Я его командующий офицер. – Джим сомневался, что слова «лучший друг» подействуют на госпитальную бюрократию.
      На экране появилось изображение госпитальной палаты.
      – Гари?
      Гари Митчелл по-прежнему лежал в регенерационном геле. Его глаза были
      закрыты; темные волосы падали на лоб. Если бы он был в сознании и знал об этом, он бы откинул их в сторону, мотнув головой; он бы, верно, сказал, что неплохо бы сделать стрижку; а затем бы засмеялся, а его волосы снова упали бы ему на лоб.
      Гари выглядел слабым и больным. Черты лица утончились, глаза запали и были обведены темными кругами. Джим моргнул, – и Гиога вернулась, вернулась боль в сломанных ребрах и поврежденном колене, алая дымка, заволакивавшая глаза, когда кровь из глубокого пореза на лбу стала заливать глаза. Другие существа истекали кровью в тот день: Джим помнил кровь. Она сделала скользкой палубу, она разлетелась пузырями и плыла в воздухе, словно детские надувные шары, – везде, где отказала гравитация. Красная кровь и желтая смешивалась в ярко-оранжевые шары; голубая кровь, густая и ни с чем не смешивавшаяся, извивалась отдельными ручейками, разделяясь на границе алых луж, расползаясь по полу и блестя.
      Джим задержал дыхание, и стряхнул воспоминание. Он думал, что он покончил со всем этим.
      Веки Гари дрогнули.
      – Гари?…
      Гари резко дернулся. Он пришел в себя сразу, резко вдохнув и открыв глаза. Джим вспомнил, как это было, – когда он очнулся в регене, закрепленный в нем – мягко, но надежно. В те последние несколько дней, когда действие лекарств начало ослабевать, он пытался двигаться, пытался повернуться или подвинуться во сне, пытался вырваться из крепежа. Это изматывало и бесило его, – свобода была недосягаема.
      – Джим?… – Голос Гари был слаб, как и его тело. – Привет, малыш… Мы справились на этот раз?
      – Точно, Гари. Благодаря тебе.
      – Только чтоб они не решали проблемы снова так же, – сказал Гари. – Пусть найдут другой способ.
      – Это мне подходит, – сказал Джим. – Гари, я просто хотел знать, как ты.
      – Он не решался сказать Гари, что его выбор первого офицера отклонили. Гари хотел этого назначения так же, как Джим хотел себе в помощники того, кого он знал и кому мог доверять. Плохие новости могли подождать, пока Гари не окрепнет. – Хорошо, что ты вернулся, мой друг, – сказал Джим. – Теперь спи. Я знаю, как это бывает. Засыпай снова.
      – Как можно спать, – сказал Гари, – в этой зеленой жиже? – Он попытался
      засмеяться.
      – Ты сможешь. – Джим чувствовал и боль, и облегчение; он постарался
      взять себя в руки.
      Веки Гари опустились, но он снова с усилием открыл глаза.
      – Только не улетай без меня, малыш. Покинь пространство Федерации без
      меня, – и у тебя будет куча неприятностей. – Он боролся со сном, но сон все же одолел его.
      – Не бойся, мой друг, – сказал Джим. – Все будет готово, когда ты будешь готов.
      Он прервал связь.
      Джим упал в кресло в кабинете доктора Маккоя, и закинул ноги на стол, услышав с удовольствием, как каблуки с глухим стуком ударились о столешницу.
      – Входи, – сказал Маккой. – Присаживайся. Не стесняйся, устраивайся поудобнее.
      – Хорошая новость в том, что Гари очнулся.
      – Ну!… Это и в самом делехорошая новость, Джим.
      – Только что с ним говорил. Он все еще страшно слаб, – но с ним все будет в порядке, Боунз.
      – Я ни минуты в этом не сомневался, – сказал Маккой. – А плохая новость?
      – Плохая новость – я последовал твоему совету…
      – И пришел на медосмотр без моего тебя вылавливания по всему кораблю! Аллилуйя, ребята! – Он встал. – Помочь тебе надеть комбинезон?
      – Нет-нет, у меня нет времени на осмотр. Я хотел сказать, я последовал твоему совету насчет старшины.
      – И?…
      – И всякий раз, когда я с ней заговариваю, она пугается. Что-то с ней не в порядке. Она извиняется безостановочно.
      – Часто извиняется? – спросил Маккой.
      – Да нет же, черт, безостановочно. Всякий раз, когда она что-нибудь говорит, она начинает с «Простите меня».
      – Да, выглядит достаточно невротично, это правда.
      – Если так, как же она попала в Звездный Флот?
      Маккой засмеялся.
      – Шутишь, Джим? Если б Звездный Флот забраковывал людей по
      причине неврозов, они бы едва наскребли персонала на… может быть, прогулочную яхту. На маленькуюпрогулочную яхту.
      – Но…
      – У нас всех неврозы. У меня, у тебя. У всех.
      – За исключением, конечно, мистера Спока.
      – Спока! Да Спок хуже всех! Он подавляет половину своей наследствен-
      ности и большую часть всего остального. Худший невроз вулканцев – это то, что они свято верят, что у них нет неврозов!
      – Что ты имеешь в виду, – половину своей наследственности?
      – Его человеческую половину, разумеется. Со стороны матери, полагаю.
      – А я думал, он вулканец.
      – Вот и он так думает, – сухо сказал Маккой.
      – Да? А что ты еще о нем знаешь?
      – Ну, он не слишком любит чесать языком. Хотя я о нем, конечно,
      слыхал. Потом, есть что-то в медицинских записях, – обычная информация. Самое потрясающее образование, какое только можно получить, и он всегда использовал свои возможности, – он работал с людьми, с которыми большинство из нас были бы счастливы хотя бы раз повстречаться.
      – Что ты имеешь в виду, Боунз? Что у него хорошие связи или что у него
      светлая голова?
      – «Светлая голова»? Это выражение даже и не начинает его описывать.
      Он блестящий ученый, Джим. Что до остального… если ты имеешь в виду родственников-дипломатов высшего уровня или ученых мирового масштаба, тогда да, у него хорошие связи. – Маккой осклабился. – Сказать тебе правду, я никогда не слышал о вулканце, чья семья не имела бы хороших связей.
      Джим был не в настроении шутить.
      – Так это поэтому он получил продвижение вперед Гари?
      – Потому что у него связи, а у Гари нет? Не знаю. Почему бы тебе не спросить его самого?
      – Ага, я это прямо так и вижу: «Скажите, коммандер Спок, вашим
      успехом вы обязаны кумовству?» – Джим покачал головой. – Я и так-то не слишком беспристрастен. Я знаю. Я и так к нему отношусь не как… – Он сменил тему. – Так что мне делать со старшиной Рэнд?
      – Она плохо работает?
      – Вовсе нет. Она подняла шум про свой недостаток опыта, потом нажала две кнопки и файлы сразу стали иметь смысл.
      – Ты не ищешь ли благовидного предлога, чтобы ее опять понизить и вернуть в квотермейстерскую?
      – Нет, я только хочу, чтоб она перестала вздрагивать, когда я с ней
      заговариваю! И хочу надеяться, что она не заявится больше в мою каюту, горя от служебного рвения, за два часа до завтрака. Столько энтузиазма непросто вынести на заре.
      – Хм-м, – сказал Маккой.
      – Ей для работы нужен комм-юнит, – сказал Джим, оправдываясь.
      – Зачем это он ей нужен?
      – Ей надо где-то работать, – она не может развести всю эту бумагу на мостике.
      – А что, комм для старшины сломался?
      – Какой еще комм для старшины?
      Маккой вздохнул и завел глаза к потолку.
      – Джим, ты все еще мыслишь в масштабах истребителя, – тебе нужна
      большая экскурсия по твоему кораблю. В числе прочего пусть гид покажет тебе каюту старшины, которая чуть дальше по коридору от твоей. – Он умолк. – Джим, что ты, не любимчика же продвинул? – чего ж оставлять ее в старой каюте?
      – Кого мне прислал квотермейстер – того я и продвинул, а об остальном я
      не думал.
      – Это сказывается на морали. Пусть она переедет. Тогда одна из твоих
      проблем решена. А, может, и две, – может, она вздрагивает оттого, что у нее нелады с соседями по каюте из-за ее нового назначения.
      – Не знаю, не думаю. Она с самого начала такая.
      – Да, тогда вздрагивание может продлиться долго. Ладно, я поговорю с
      ней по ходу осмотра, – посмотрим, смогу ли я выяснить, что с ней не так.
      – Слушай, если она действительно так разволновалась…
      – Джим! Очень часто именно наши неврозы заставляют нас действовать
      в тех или иных обстоятельствах так, как надо. Я мог бы привести примеры, в том числе на примере здесь присутствующих, но сегодня у меня нет времени, чтобы проводить тебе сеанс психоанализа. Хотя на медосмотр у меня бы хватиловремени, если б я начал, когда ты сюда пришел.
      Джим широко улыбнулся.
      – Да, это точно.
      – Но теперь нету. Так что давай, вали отсюда, у меня назначено через десять минут.
      – «Вали отсюда»? Это так теперь обращаются к командующим офицерам?
      – Валите отсюда, сэр.
      Мистер Спок, сидя в алькове офицерской комнаты для отдыха, занимался задачей 3-х-мерных шахмат.
      Обычно Спок мог настолько сконцентрироваться, что он переставал слышать голоса и звуки вокруг. Но этим вечером монотонный шум проникал в его тщательное одиночество.
      За соседним столом сидело несколько младших офицеров, доктор Маккой и главный инженер Скотт. Мистер Скотт, казалось, нашел в докторе Маккое родственную душу. Спок уважал способности мистера Скотта, но полагал его приверженность к напиткам, являвшимся продуктом дистилляции и перегонки, по меньшей мере неблагоприятной. Спок мысленно занес взаимопонимание, которое мистер Скотт обнаружил в общении с Маккоем, в список его менее безукоризненных качеств.
      Скотт часто проводил свое свободное время в офицерской, рассказывая неправдоподобные истории младшим офицерам, которые неизменно слушали его без малейшего намека на недоверие. Споку пришлось прослушать каждую историю раз по двенадцать. Верил ли он им или нет, он редко испытывал сложности с тем, чтобы пропускать их мимо ушей, и они проплывали, как речная вода мимо недвижного валуна.
      Но сегодня в кружке мистера Скотта появился новый человек. Мистер Кокспер, член Водевильной компании, был старше всех за столиком; его темные густые волосы средней длины были тщательно уложены; его усы закручивались к каждой стороны в полуспираль.