Сидя на мостике звездолета «Энтерпрайз», Джим Кирк изо всех сил сдерживался, чтобы не начать нервно барабанить пальцами по ручке капитанского кресла. Последнее, что ему хотелось, – это чтобы все узнали, насколько он чувствовал себя нервным, раздраженным и расстроенным.
      С утра он имел такое долгое прощание с матерью и братом, что, когда они наконец ушли, они ушли с облегчением. Он едва ли мог порицать их за это. Он был слишком обеспокоен, чтобы поддерживать приличный разговор, или даже просто обмен репликами на семейные темы, да и, в конце концов, способов прощаться было не так уж много.
      Он провел полную инспекцию по кораблю, совещание с лейтенантом Ухурой о коммуникационной сети и с коммандером Споком – на предмет систем анализа данных. Мистер Спок ответил на вопросы Джима, без каких бы то ни было эмоций, в деталях и используя термины, которые Джим по большей части никогда не слышал, не говоря уже о понимании. Несмотря на свой совершенно невозмутимый вид, мистер Спок, похоже, подозревал, что Джим проверяет его компетентность, что Джим ищет предлога, чтобы сместить его с позиции первого офицера.
      Джим даже спросил Амелинду Лукариэн, не нуждается ли ее компания в каком-нибудь дополнительном оборудовании или припасах.
      – Джим, все, что мне нужно – это хороший жонглер, – сказала она. – Не думаю, что вы умеете жонглировать, а?
      Он, вообще-то, умел, раз уж на то пошло, но уж конечно не собирался в
      этом признаваться и оказаться на сцене в зале ближайшей звездной базы, с двумя факелами в руках и третьим в воздухе.
      Амелинда же была слишком взбудоражена заданием Звездного Флота, слишком возбуждена, отправляясь в первый раз в космос, чтобы ответить на его намек, что ему нужен предлог, чтобы задержаться в порту еще на день.
      Поразмыслив, он пришел к выводу, что вряд ли может порицать ее за это. Ее можно было вовлечь в заговор и убедить помочь задержать «Энтерпрайз», но она сделала бы это неохотно, вероятно, пытаясь примирить допущение, – неоправданное, надеялся Джим, – что отказ помочь Джиму повредит их непрочному миру, – с допущением, – полностью оправданным, чувствовал Джим, – что ее настояние на том, чтобы отложить отлет, будет не в копилку компании, в плане ее отношенияй с адмиралом Ногучи. Адмирал уже раз вызвал Джима, и спросил его, – в нарочито небрежной манере, – когда Джим намерен отправляться.
      Короче, Джим продержал «Энтерпрайз» в доке так долго, как только смог, и куда как дольше, чем ему хотелось. Больше откладывать вылет он не мог.
      Но он не хотел уходить без доктора Леонарда Маккоя, а доктора Леонарда Маккоя на корабле не имелось.
      Последние несколько месяцев были для Маккоя нелегкими. Хотя он смог спасти Джима и Гари и других выживших на Гиоге; – после того, как их доставили на Землю, доктор опять же только ими и занимался. Здесь нужны специалисты, – сказали ему специалисты.
      Так что, когда Джим пришел в себя после регена и всех лекарств настолько, чтобы заметить, что Маккою тоже нужен отдых, он уговорил его взять отпуск. Я подбил его на это, подумал Джим, признаю. Но куда же он отправился?
      Маккой никому ничего не сказал о намеченном маршруте; если у него был с собой коммуникатор, он его игнорировал.
      «Энтерпрайз» не может обойтись без главного врача. Покинуть док без врача было непредусмотрительно и нечестно по отношению к команде; это было бы опасным. Если Маккой не появится в ближайшее время, Джим будет вынужден сделать запрос на назначение другого врача. Может, надо одновременно отрядить группу поиска?
      – Капитан Кирк, – сказала лейтенант Ухура, – Диспетчерская Космодока шлет нам привет и спрашивает… не хочется ли вам назначить время выхода из дока.
      Джим узнал руку адмирала Ногучи.
      – Пошлите мой привет Диспетчерской… – поправка, – привет адмиралу
      Ногучи, что сидит в Диспетчерской Космодока, и запросите время выхода… шестнадцать-сто.
      – Есть, капитан.
      Ухура отправила сообщение. Джим специально запросил такое время
      отправки. Если в Космодоке вообще был час пик, то время шестнадцать-сто им и являлось. Невозможность пропустить их в это время, – вот предлог, чтобы задержаться еще немного.
      Джим прорепетировал про себя возможную перебранку: «Что же, если Космодок не может справиться с траффиком настолько, что мы даже не можем выйти в приличное время… «Энтерпрайз» отправится в два-сто.» Он прикинул, сможет ли выдержать тот тон холодного презрения, которого требовала эта фраза.
      – Диспетчерская передает, что они назначили шестнадцать-сто как час отправки для «Энтерпрайза», – сказала Ухура.
      Черт! – подумал Джим.
      – Прекрасно, лейтенант Ухура, – сказал он. – Спасибо. – Он поднялся. – Я буду у себя в каюте.
      Он покинул мостик, злясь на себя за то, что дал себя подловить на своей собственной хитрости. Он мог бы запросить восемнадцать-сто, даже двадцать, и все бы прошло, но он рискнул – и проиграл. Теперь, если он не вычислит Маккоя за час, он вынужден будет доложить о его неприбытии, сделать запрос на другого врача и объясняться с адмиралом Ногучи.
      В своей каюте он открыл частную коммуникационную линию. Джим позвонил в квартиру Маккоя в Мэйконе, Джорджия, но ответа не получил. Не ответил даже автоконсьерж, поскольку доктор терпеть не мог роботов и всякого рода компьютерный контроль в своем жилье. Он даже сам мыл посуду, в тех редких случаях, когда питался дома, вместо того, чтобы куда-нибудь сходить. Его клуб понятия не имел, где он может быть.
      Джим немного подумал и позвонил старому Маккоевскому другу, консультанту из медицинской школы.
      Доктор Чхэй, хоть и лет на тридцать старше Маккоя, не имела старомодных возражений против роботов-прислужников. Отчетливо электронный голос современного консьержа ответил Джиму:
      – Пожалуйста, одну минуту. Я посмотрю, сможет ли доктор Чхэй вам ответить.
      Появилось изображение доктора. Джим встречался с ментором Маккоя
      только раз, но вряд ли мог забыть необычное смешение черт, составлявших ее лицо: золотые азиатские глаза, волосы коричнево-золотистого оттенка с восточноевропейской кудрявостью, кожа цвета кофе с молоком, – ближе к кофе. Она, должно быть, была умопомрачительно красива в молодости, а зрелость придала ей изящество и стать, которая по первому разу просто поразила Джима, а позже заставила его чувствовать, странным образом лишая при ней речи, что будто он находился в обществе королевской особы, – настоящей, а не той, что реклама выдает за таковую в течение последних пары сотен лет.
      – Привет, – сказала она. – Это… коммандер Кирк, верно? Друг Леонарда.
      – Да, мэм, – сказал Джим. – Только теперь капитан.
      – Поздравляю.
      – Спасибо. – Он вспыхнул. И зачем это я похвастался капитанством? –
      спросил он себя. Он в замешательстве откашлялся. – Извините, что вас беспокою. Я только хотел узнать, не виделись ли вы с ним недавно.
      – Нет. Последний раз я его видела, когда мы все вместе ужинали. Кажется, больше года назад?
      Единственным приятным воспоминанием Джима о том ужине была доктор
      Чхэй. Натянутая вежливость между Леонардом и его женой была хуже, чем открытый конфликт. Через несколько недель они приняли окончательное решение о том, чтобы разъехаться.
      – Да, мэм, почти два года назад.
      – С ним все в порядке?
      – Да, мэм, уверен. Он просто… куда-то сейчас подевался.
      Удивление в ее взгляде смешалось с легкой насмешкой.
      – Конечно, Джослин знает, где он.
      – Не думаю… то есть, – быстро сказал он, – Я ей еще не звонил. –
      Маккой, должно быть, так и не сказал доктору Чхэй про его развод с Джослин. Может, и надо бы сказать, подумал Джим, хотя, вряд ли это мое дело – посвящать друзей Маккоя в детали его личной жизни; и, наконец, теперь уже в любом случае слишком поздно.
      – Передавайте ему большой привет, как увидитесь с ним, капитан, – сказала доктор Чхэй. – Мы должны как-нибудь еще раз все собраться.
      – Да, – сказал Джим, – передам. Хорошая мысль. Спасибо.
      – До свидания, капитан, – сказала она.
      – До свидания, доктор… – Голос его замер, так как ее образ уже исчез с экрана.
      И зачем я выставил себя таким дураком, – поинтересовался он про себя. Он
      вздохнул, и попытался утешить себя мыслью, что вряд ли он был первым, кто обратился в бормочущего идиота, попытавшись говорить с доктором Чхэй.
      Джим снова задумался. Доктор Бойс, главный офицер медслужбы «Энтерпрайза» в течение большей части времени командования Пайка, теперь возглавлял медицинскую службу Звездной Базы 32. Вряд ли он, находясь так далеко, сможет быть чем-нибудь полезен в данном случае. Но заменивший его Марк Пайпер потом вышел в отставку и поселился на Земле. Джим позвонил ему. Может, Пайпера удастся убедить вернуться к работе – пока не объявится Маккой.
      Образ доктора Пайпера появился на экране. Спасибо, доктор Пайпер, подумал Джим, признательный человеку, который самолично отвечает на звонки.
      – Говорит Марк Пайпер, – сказал образ. Джим начал было отвечать, но
      образ продолжал говорить. – Если вы оставите свое имя, я, может, вам перезвоню. Хотя, может, и нет.
      Джим негромко выругался, когда образ проинформировал его, как
      серьезно относится к проживанию в нормальном доме.
      План Джима провалился.
      Это, вероятно, все равно бы не сработало, подумал Джим. По Пайперу уж
      никак не скажешь, что он готов вернуться из резерва.
      И все же Джим оставил свое имя. Маккой собирался встретиться с Пайпером, чтобы обсудить корабль и команду. Может, где-нибудь в разговоре он упомянул, куда собирался отправиться на каникулы. Но если Пайпер не перезвонил ему практически немедленно, это информация прибудет слишком поздно.
      Джим начал признаваться себе, насколько серьезно он был обеспокоен. Он неохотно сделал еще один, последний звонок.
      Экран показал ему узор, линии которого, должно быть, были задуманы как успокаивающие. По электронным шумам он мог понять, что звонок переадресовывается через несколько номеров. Из Нью-Йорка – куда? Джослин могла быть гда угодно на планете, – или вне ее.
      Экран посветлел и дал изображение.
      – О, – сказала Джослин, – Джим. Привет.
      Она выглядела практически так же, как в последний раз, когда он ее
      видел: яркая, худощавая женщина, черные волосы схвачены в модный шиньон. Она походила на Маккоя неприятием некоторых современных достижений. Она не заботилась о том, чтобы скрыть седину в волосах.
      – Привет, Джослин. Давно не виделись, и вообще…
      – Ты из-за Леонарда звонишь? – Она сидела за столом в одном из своих
      офисов; за ее спиной был вид на Сингапур. Она немного времени проводила в Мэйконе, даже когда они с Маккоем были вместе. Когда Джим думал о ней, она представлялась в Нью-Йорке, или в Лондоне.
      – Да, – сказал он. Если она знала, где Маккой, если он был с ней, тогда
      они, должно быть, передумали. Должно быть, они снова вернулись друг к другу. Это бы его удивило, но, в конце концов, Маккой не раз удивлял Джима за годы знакомства.
      – Скажи ему, это ни к чему, – сказала Джослин. – Джим, пожалуйста, я
      не хочу больше его ранить, и сама тоже не хочу причинять себе боль.
      – Э… – Он не понял ее; она спрашивала не о том, хочет ли он поговорить
      с Маккоем, а о том, не хочет ли он говорить за него. – Я знаю, Джослин, и уверен, что и он этого не хочет тоже. – Он спросил себя, как бы закончить этот разговор, не задевая ее, не заставляя беспокоиться за того, кого она не могла больше любить.
      –  Чегоон хочет?
      – Чего? Э… ничего. Я позвонил, чтобы… Я был на Земле, но скоро улетаю, и я только хотел сказать привет, и – до встречи, и все такое.
      – Тогда зачем ты сказал, что звонишь из-за Леонарда?
      – Я не… то есть, извини, я тебя не расслышал, когда ты спросила. Статика на этой частоте…
      – Ясно, – сказала она. Она ждала, но Джим не мог придумать, что еще сказать.
      – Что ж, рад, что поговорил с тобой, – сказал он, выдавив улыбку. – Всего тебе хорошего.
      – До свиданья, Джим, – сказала Джослин. Изображение побледнело и пропало.
      Джим упал в кресло, побежденный. Он не мог придумать, куда еще позвонить, кого спросить про Маккоя, что еще придумать. Кроме того, час прошел десять минут назад.
      Песок захрустел под днищем рафта для экстремального сплава. Леонард Маккой спрыгнул с его дутого резинового бока, радостно вскрикнув от неожиданности, от того, как у него перехватило дыхание от ледяной воды Колорадо, в которой он оказался по колено. Хотя его ноги уже достаточно долго пробыли в этой воде, чтобы онеметь до того, что он позабыл, насколько она холодная. @
      Маккой и другие схватились за тросы, вытащила рафт на песчаный пляж и сбросили спасжилеты.
      А затем бросились друг другу в объятия, смеясь и крича, полные энергии, хотя вымотанные; в восторге, что они это сделали, и в печали, что настал конец похода.
      Они начали стаскивать мокрую одежду. Горячий крупный песок постепенно согревал ноги. Они полезли в мешок, закрепленный на плоту, – за парусиновыми кедами, изношенными в лохмотья всего за пару недель.
      Архаические шнурки на мокрой одежде Маккоя казались странными только в начале сплава. Через день или два они стали удобны и привычны, как матросская форма моряку.
      Но теперь он путался в завязках, потому что на глаза наворачивались слезы. Он наслаждался последними несколькими днями, как ничем за годы. Даже, когда уже стало ясно, что он опоздает, он все равно радовался каждому дню. К нему снова вернулась способность не беспокоиться о вещах, на которые он не мог повлиять.
      Он стащил с себя мокрую одежду, словно неохотно сбрасываемую кожу, – улыбнувшись на метафору, о которой ему при этом подумалось. Под ней была тонкая рубашка и жеваные драные шорты. И то и другое было новым, когда он отправлялся в путь. Теперь вряд ли стоило где-нибудь в них появляться, кроме как здесь.
      – Жан-Поль, – позвал он.
      Инструктор тепло обнял его.
      – Ладно, – сказал он, – Догоняй свой корабль. Только не думай, что так
      легко отделаешься в следующий раз! В следующий раз ты останешься и научишься собирать лодку. – Он осклабился. – Я еще сделаю из тебя инструктора.
      Маккой поколебался, затем поднял руку в знак прощания, повернулся и пустился бегом к офису.
      Менеджер поднял на него глаза, когда он вошел.
      – А, – сказал он, – Вы немного припозднились. Все прошли?
      – Совершенно. – Если менеджер может быть спокойным при
      возможности потери лодки вместе с кучей народу, так Маккой тем более. – Ваш комм, – можно?
      Менеджер кивнул на устройство у него на столе.
      Маккой вызвал «Энтерпрайз». Он не мог дождаться, пока дадут соединение Земля-космос. Почему он не взял с собой коммуникатор?
      Тут же он поправил себя. Ты не взял с собой коммуникатор специально. Во-первых, это против правил. Потом, если он запищит, уже невозможно не ответить. Не позволяй Вселенной затащить тебя обратно в современное состояние гиперактивности.
      Он улыбнулся своим мыслям и стал ждать.
      – «Энтерпрайз», лейтенант Ухура.
      – Это Леонард Маккой, главный офицер медслужбы. Как там с планами?
      – Доктор Маккой! Какие ваши координаты?
      – Не имею ни малейшего понятия, – сказал он.
      Менеджер продиктовал ряд цифр.
      – Приготовьтесь к транспортировке на борт, – сказала лейтенант Ухура.
      Холодное покалывание транспортации охватило его и повлекло на «Энтерпрайз».
      Турболифт нес Джима Кирка к мостику. Может, лифт сломается, и он застрянет с ним во внутренностях судна. Он представил, как он сидит здесь весь остаток дня, надежно огражденный от нежеланной обязанности докладывать о друге в самоволке, от нежеланной миссии, от гражданских, слоняющихся по судну, от адмирала, так и ждущего от него признака слабости или расшатанных нервов.
      Лифт остановился. Джим расправил плечи и шагнул на мостик, – напряженно и невесело.
      – Лейтенант Ухура, свяжитесь с Командованием Звездного Флота.
      – Да, капитан, – сказала она. – Сэр, доктор Маккой объявился. Он должен быть уже в транспортаторной.
      Прежде чем Джим успел почувствовать облегчение, им завладели злость и
      возмущение. Поскольку, очевидно, никто не хряпнул Маккоя по голове в темной аллее, оставив без памяти бродить по оной, тогда почему он не явился вовремя на борт и вообще не дал знать?
      Джим откинулся назад и положил руки на подлокотники капитанского кресла.
      – Последний приказ отменен, – небрежно сказал он старательно спокойным голосом, – Доктор Маккой пусть поднимется на мостик.
      – Да, капитан, – Она послала сообщение. – Он говорит, что поднимется сюда, после того, как заглянет к себе в каюту, сэр.
      – Скажите доктору Маккою, – сказал Джим, – что на мостик он явится немедленно.
      По репликам Ухуры было ясно, что Маккой принялся спорить с приказом,
      но Джим не мог его отменить, даже если бы хотел. Только этого ему не хватало, – чтобы члены его новой команды посчитали, что он начинает разводить фаворитов. Он твердо уставился на темный главный экран.
      Когда двери турболифта открылись, Джим услышал, как Ухура издала тихий возглас удивления. Сулу оглянулся, попробовал сдержать улыбку, и снова отвернулся.
      Джим повернулся.
      Одетый в мокрые лохмотья и какую-то древнюю незашнурованную обувь, с лицом, шеей и руками, обгоревшими на солнце, и голыми ногами, – белыми, кроме левого бедра, где кожа вокруг неприятной на вид ссадины цвела черным, багровым и зеленоватым, с взлохмаченными отросшими волосами и двухдневной щетиной, Леонард Маккой, сама невинность, сказал:
      – Вы хотели меня видеть, капитан?
      Джим вскочил.
      – Господи, Боунз!
      Джим остановился, осознав, что на мостике воцарилось изумленное
      молчание. Он также различил в глазах Маккоя веселую искорку.
      – Пожалуйста, пройдите со мной, доктор Маккой. Мы должны обсудить
      неотложные дела. Мистер Спок, примите командование. Подготовьтесь к вылету в шестнадцать-сто.
      Джим устремился вслед за Маккоем. Он ожидал, что все на мостике вот-
      вот разразятся смехом. Может, так бы они и сделали, как только за его спиной закрылись двери лифта. Но он почему-то подумал, что если они даже могли бы смеяться ему в лицо, они не станут смеяться над ним, когда за старшего коммандер Спок.
      Коммандер Спок с отстраненным интересом наблюдал, как новый капитан выпихивает своего растрепанного офицера с мостика в турболифт.
      – Это был доктор Маккой? – спросила лейтенант Ухура, как только двери лифта закрылись.
      – Это был доктор Маккой, – подтвердил Спок. – Наш новый главный
      офицер по медицине. – В течение всего утра Спок был в курсе тайных попыток капитана Кирка вычислить доктора. Он думал о том, чтобы предложить свою помощь, каковую он полагал потенциально значительной, но воздержался, именно по причине явного желания Кирка, чтобы никто не заметил, чем он занят. Возможно, капитан и держал это в секрете потому, что ожидал найти доктора Маккоя в таком дискредитирующем виде. Но, если так, почему тогда он настоял на том, чтобы доктор поднялся на мостик? Спок спросил себя, начнет ли он хотя бы когда-нибудь понимать мотивы человеческих поступков.
      – Надеюсь, с ним все будет в порядке, – сказала Ухура. – Он выглядит так, будто попал в аварию.
      В аварию, со времени которой уже прошло некоторое время, судя по виду
      травмы, подумал Спок.
      – Хотелось бы также верить, – сказал вулканец, – что он лучше заботится о своих пациентах, чем о себе.
      В турболифте Джим уставился на Маккоя со смешанным чувством облегчения и злости.
      – Боунз, что с тобой случилось?
      – Ничего. – Маккой оглядел себя, будто в первый раз заметив, во что он одет. – А что? Тебе не нравится новая мода?
      – Это… – Джим смерил Маккоя взглядом, – Не вполне… как бы это выразится? – идет к звездолету.
      – Ты мне сам не дал переодеться. Я вообще-то, знаешь, пытался. – Он нагнулся и стянул драную туфлю. Пригоршня песка высыпалась из нее и рассыпалась по полу. – Он стянул второй башмак и принялся стряхивать песок с голых ног. – Как там Митч?
      – Он… все еще в регене. Говорят, что ему лучше.
      – А Кэрол?
      – Думаю, прекрасно.
      – Ты думаешь?
      – Ничего из этого не вышло! – сердито сказал Джим. – Забудем.
      – Но…
      – Я не хочу говорить о Кэрол Маркус!
      Маккой нахмурился.
      – Ты в порядке?
      –  Да!Я в порядке! Почему меня все спрашивают, в порядке я или нет?
      Боунз, где, черт тебя возьми, ты был? Что у тебя с ногой? Я чуть не отрядил поисковую группу! Ты должен был должиться два дня назад!
      – Да, знаю. И я пропустил твой праздник. – Он запустил пальцы в
      спутанную шевелюру, заглаживая ее назад. Местами она выгорела на солнце до медного цвета, которое, к тому же, наложив темный загар на его лицо, оставило кожу белой в морщинках вокруг глаз.
      – Где ты был? Я чуть не доложил, что ты не прибыл на борт!
      – Расслабься, Джим, я же здесь, так? Я был в отпуске. По твоему настоянию, как мне припоминается.
      – Знаю.
      – Я был на сплаве. Как только мы достигли границы, я примчался сюда так быстро, что даже не стал складывать лодку.
      –  Складывать лодку?
      – Ну. Она резиновая; ее надо помыть, сдуть и уложить, как приедешь.
      – Ты плыл по реке в резиновой лодке?
      – Ты ухватил самую суть.
      – Тебе, должно быть, напекло голову.
      – Я поехал в Большой Каньон, – сказал Маккой. Его энтузиазм
      переплескивал через край и делал затруднительной задуманную Джимом ругань. – Сплав по горной реке. Пробовал когда-нибудь?
      – Нет.
      – Это невероятно. Это изумительно. Мы таскаемся куда-то на края
      Галактики, когда на нашей собственной планете есть такие потрясные места, которые мы в жизни не видели. Джим, ты просто обязан это попробовать!
      – Ты то же говорил про мятный джулеп, – сказал Джим. – Что ты сделал
      со своей ногой? И, кстати, ты мне так и не объяснил, почему не дал мне знать, что опаздываешь. Ты бы мог избавить меня от необходимости давать всем вокруг кучу уклончивых ответов.
      – Каньон – исторический заповедник. Все коммы запрещены, даже
      примитивные, вроде рации или браслетов-телефонов.
      – Это какое-то варварство, – сказал Джим. – Ты еще, поди, за это заплатил?
      – И еще как! – сказал Маккой. – Ты не можешь просто так взять и
      отправиться туда. Страховка составляет немалую сумму, и еще ты должен поклясться мотоциклом своей бабушки, что не подашь в суд на компанию, если упадешь в воду и потонешь.
      – Не вижу, в чем тут прелесть, – сказал Джим.
      – Это чуть не самое классное, что было в моей жизни. Джим, у тебя зависимость от всех этих высоких технологий.
      – Без «всех этих технологий» у нас бы были крупные проблемы. А с ними
      твоя нога так не выглядела бы, – От одного взгляда на ногу Маккоя колено Джима снова начинало ныть.
      Маккой радостно улыбнулся.
      – Нас выбросило из лодки. Меня протащило по камню. Мы потеряли кое-
      что из снаряжения; мы еще думали, что к тому же потеряли пару людей, но мы их позже подобрали. Поэтому я и опоздал. – Он нежно улыбнулся при этом воспоминании. – И кое-что из еды тоже пропало, так что последние два дня мы подсократили рацион…
      – Почему же вы не попросили, чтобы вам переправили… – Джим
      замолчал. Маккой же сказал ему, что каньон – исторический заповедник, а он знал, что в парках такого назначения транспортация запрещена. Однако же транспортер был настолько привычным явлением, что он с трудом мог представить, что не может связаться с кем-нибудь и тут же получить то, что ему необходимо. Транспортер отказывал гораздо реже, чем, скажем, система вентиляции.
      Лифт остановился в секторе, где были офицерские каюты. Маккой вышел.
      – Это был потрясный отпуск, Джим.
      – Мне это что-то не показалось потрясным. Мне так показалось, что тебе
      нужен отпуск, чтобы прийти в себя после этого отпуска. Мог бы хоть сказать… – Лифт попытался закрыться, Джим сунул руку в поле сенсоров.
      – Я не хотел, чтоб меня отслеживали! – сказал Маккой, немного
      резковато. Из-за темного загара его голубые глаза казались более глубокими и яркими. Белые черточки вокруг глаз исчезли, когда он прищурил глаза. – Я не хотел, чтобы можно было в любой момент позвонить и вызвать помощь. Я хотел посмотреть, могу я сделать что-нибудь самостоятельно, или нет, – без этой вечной страховки. Что ты, не понимаешь, что ли, Джим?
      Джим, пораженный, почувствовал себя неуверенно.
      – Да, – сказал он. – Да, конечно, понимаю. Извини, если встал тебе на горло. Я просто беспокоился. Очень беспокоился.
      – Ладно, ничего. У меня есть время принять душ и переодеться, прежде чем я приступлю к работе?
      – Нет, но, думаю, тебе в любом случае лучше и принять душ, и переодеться. И сделать что-нибудь с этой щетиной.
      – А я хотел отрастить бороду.
      Маккой явно его дразнил. Джим улыбнулся.
      – Глупость даже Звездный Флот не в силах запретить.
      – Пожалуйста, соблюдайте правила пользования турболифтом, – сказал компьютер. – Пожалуйста, освободите двери лифта.
      – Хорошо бы они запретили говорящие лифты.
      – Ну, пока.
      Маккой, уже пошедший вниз по коридору, махнул в ответ рукой, затем вдруг внезапно повернул обратно.