Он коснулся его разума.
      Джим метнулся из транспортаторной к ближайшему лифту еще до того,
      как Спок и существо с мира-корабля исчезли в транспортационном луче. Добраться до палубы шаттлов обычным способом было быстрее, чем ждать перезарядки луча. Маккой едва успел протиснуться вслед между закрывающимися дверями.
      – Идиот! – закричал Джим. – Вот идиот! Я даже не остановился, чтобы
      задуматься! Черт! – Он яростно и отчаянно ударил кулаком по стене. Лифт так медленно полз в сторону палубы шаттлов, что Джим начал думать, а не следовало ли ему все же дождаться луча. Двери расступились. Он бросился по коридору.
      На галерее он изумленно остановился.
      Трое из людей мира-корабля, похоже, совсем даже не пострадавшие,
      проносились взад-вперед, – летали в низком пространстве палубы. Летали! Изящные и красивые, они напомнили Джиму соколов, высматривающих добычу в летних полях.
      Афина, неровно опираясь на воздух с помощью крыльев, подняв
      голову и настропалив уши, рысила, пролетая некоторые расстояния, вслед за ними, стараясь не отставать. Музыка существ резонировала в перегородках.
      – Мистер Спок! – сказала Линди. – Мистер Спок, что с вами?
      Линди стояла на коленях возле коммандера Спока и алого существа. Вулканец, напрягшись, лежал на мягкой молодой траве, сжав руки, левая
      сторона его лица была в кровоподтеках и грязи от измельченного камня. Четвертое из существ, – алое, – приподнялось на локте, изумленно озираясь вокруг.
      Джим бросился вниз по трапу, ругая себя. Может быть, летающие люди напали – в расплату за то, что Джим не подумал о гравитации?
      – Линди, что случилось? – Джим опустился на колени возле нее.
      Коммандер Спок выглядел скверно. Кожа его побледнела до нездорового
      желтовато-зеленого оттенка, а его разодранная щека сочилась кровью глубокого изумрудного оттенка.
      – Я не совсем уверена… – сказала она.
      – Дайте ему воздуха. Пустите меня, – доктор Маккой проверил пульс Спока. – Бьется медленно для вулканца, – сказал он.
      – Опасно медленно?
      – Нет… не думаю. Он рванул из лазарета прежде, чем я составил себе ясную картину нормы для его случая. Чтоб тебя!
      – Не стоит теперь ругать его, Боунз.
      – Я себя ругаю, – Маккой покачал головой. – Это моя вина, – моя ошибка.
      Я схожу за носилками.
      – Нет, я схожу, – а ты проверь, не пострадал ли кто из наших гостей.
      – Мы… мы не… мы не пострадали физически.
      Джима подбросило на ноги. Слова складывались в песню, музыка рождала
      слова. Алый летун провел своими удлиненными пальцами по предплечьям. Он разжал внешние три пальца, на тех конечностях, что несли крылья, и потер покрытую коротким мехом кожу. Затем поднял над собой алые крылья, взмахнул ими и сомкнул за спиной Джима. В занавеси крыльев Джиму стало немного не по себе.
      Алый летун снова сложил крылья. Их перепонки зашелестели, словно шелк.
      – Вы… заговорили со мной? – сказал Джим.
      – Я все время говорю с вами, но вы меня не понимаете. Поющий мог бы понять… со временем. Но этот ваш язык, он так прост…
      – Как вы выучили его так быстро?
      – Выучили… от… – летун произнес несколько слов, совершенно не похожих на все те, которые он говорил до тех пор. – От Спока.
      Летающее существо присело возле вулканца, опершись руками об пол,
      крылья распластались по сторонам. Напряженное тело Спока немного расслабилось, но он по-прежнему не выказывал признаков того, что приходит в себя.
      – Но что случилось? – спросил Джим.
      – Моим намерением было обменяться с ним паттернами. Он согласился обменяться. Но наше общение зашло дальше этого.
      Джим попытался придумать в ответ что-нибудь осмысленное.
      – Мы не слишком часто встречаем существ со способностями, подобными вашим, с такой, как у вас, высокоразвитой технологией. Это – совершенно новый опыт для большинства из нас… Я боюсь, что он пострадал… я должен сходить за помощью…
      – Носилки сейчас будут, Джим, – сказал Маккой. Он вернулся от интеркома в конце галереи.
      Прочие летающие люди опустились на землю и с любопытством приблизились.
      – Ваше пространство для полетов очень низкое, – сказал алый летун. – Как ваш коллега разминает свои крылья? И где он охотится?
      Он говорил об Афине.
      – Она только учится лететь. Это длинная история. С вами все в порядке, да? С вами и вашими друзьями? Гравитация в траспортаторной не причинила вам вреда?
      – Причинила бы, если бы Спок не подхватил меня, и если бы вы не перенесли нас в это место.
      – Я виноват… это была непростительная ошибка.
      Летающие что-то просвистели и пропели друг другу.
      – Это принадлежит прошлому, – сказал алый летун.
      – Но что вы с ним сделали? – спросила Ухура.
      – Мне хотелось поделиться с ним радостью и песней, – сказал алый. – Но мои паттерны повредили ему.
      Появились носилки, и Маккой забрал Спока. Несколько офицеров охраны показались на галерее, но Джим жестом велел им оставаться на месте.
      Алый мигнул.
      – Вы, – поющая – вы – Ухура, а вы – Капитанкирк.
      – Меня зовут Джеймс Кирк. Капитан – это звание… это значит, что я главный на корабле. Являетесь ли вы капитаном мира-корабля… вашего судна?
      Алый дотронулся языком до своих усиков. Джим начал полагать, что этот жест означает задумчивость.
      – Я все еще обрабатываю информацию, полученную от Спока. Имя дается при рождении, а звание – когда ты становишься взрослым. Это верно?
      – Пока что сойдет.
      – В таком случае, я не «капитан» нашего… – Летун что-то прогудел, каким-то образом издав одновременно два разных по высоте звука. – Можно оставить «мир-корабль», хотя это не отражает его суть. Но у вас нет подходящего слова, и, я боюсь, ваш голосовой аппарат не сможет воспроизвести его истинное звучание. Что же касается «капитана» – у меня нет подобной концепции.
      – Ну, кто отдает приказы? Как вы управляете миром-кораблем? Кто следит за тем, чтобы с ним все было в порядке?
      – Я не отдаю приказы, но и не выполняю их. С миром-кораблем всегда все в порядке. Он… обновляет себя.
      – Вы хотите сказать, что это естественное космическое тело? Оно – результат эволюции? Это не вы его построили?
      Алый снова обменялся музыкой со своими товарищами. Ухура зачарованно подошла ближе.
      – Мир-корабль – естественное тело, – сказал алый. – Как может быть по-другому? Каков бы был «неестественный» объект? Конечно, он результат эволюции, и эволюционирует до сих пор. Все на свете эволюционирует. И, нет, его строитель – не я. Не мы. Мы слишком молоды, а мир-корабль достаточно старый.
      Это разочарует коммандера Спока, подумал Джим, и доставит удовольствие Маккою. Боунз никогда не удержится от того, чтобы сказать «Я же говорил!».
      – Поскольку вы знаете, кто мы, – сказал Джим, – возможно, вы согласитесь представиться сами. – Он выжидательно замолчал.
      Алый летун мигнул, дотронулся до усиков, снова мигнул.
      – У меня нет имени, – сказал он. – Он просвистел что-то трем прочим летучим людям, они ответили. Затем придвинулись ближе, – они были на голову и плечи выше людей.
      – О, – Джим почувствовал себя неловко.
      – Но вашему языку сложно адаптироваться к нашим паттернам.
      Возможно, мне следует поступить, как поступает Спок, и принять имя, которое ваш аппарат речи способен воспроизвести.
      – Это бы значительно упростило дело, – сказал Джим.
      – Как люди выбирают имена в вашей цивилизации?
      – По имени семьи или личному предпочтению. Согласно расположению звезд на небе или в честь исторических фигур…
      Его собеседник снова передал информацию прочим летунам, но на этот раз их разговор продолжался несколько минут, и у Джима сложилось впечатление, что алый летун сказал что-то, что не понравилось остальным.
      – У меня нет ничего из этого: ни семейного имени, ни исторических фигур. Вид моего неба неконстантен.
      – Вы можете использовать прозвище, – сказала Ухура. – Они происходят от физических характеристик, рода деятельности… – чего хотите.
      – Например, – сказал Джим, – я про вас думаю – «Алый».
      – «Алый». Пока что сойдет. В будущем мы должны обсудить это более детально.
      – Но…
      – Мне нужно посовещаться.
      – У нас к вам столько вопросов…
      – А можно послушать? – спросила Ухура. – Я бы хотела попытаться… выучить ваши паттерны.
      Алый ничего не ответил.
      – Лейтенант! – сказал Джим. – После того, что случилось со Споком…
      – Мистер Спок провел с вами слияние разумов? – спросила Ухура Алого. – Я не могу сделать того, что он сделал, – мне придется учиться медленнее. Со мной все будет в порядке, просто позвольте мне послушать. Капитан, я думаю, это важно!
      Джиму не хотелось даже думать о возможности, что она окажется лежащей здесь без сознания, с ее утонченным лицом, расцарапанным во время конвульсивного падения. Но ее подготовка имела в виду подобные встречи; если бы он приказал ей уклониться от этого общения, она, должно быть, подумала бы, что он не доверяет ее суждению и компетенции. Это было последним, что он хотел внушить Ухуре.
      – Хорошо, лейтенант, если Алый не возражает. Но… будьте осторожны.
      Ни согласившись на просьбу Ухуры, ни отклонив ее, Алый присоединился
      к прочим, допуская Ухуру в их круг. Их голоса взмыли вверх, и слились, и захватили ее в плен музыки.
      Не сводя глаз с их группы, Джим попятился назад и вызвал мостик.
      – «Куундар» не предпринимает никаких действий, сэр, – сказал Сулу. – Совсем никаких. Но он все еще там.
      – Просто торчит там и все?
      – Просто торчит и все.
      – Ну так будем поступать так же, – сказал Джим. – Пока что. Старшина Рэнд, объявите смену физических условий. Десятиминутная отсрочка на случай возможных критических замечаний.
      Обычная на кораблях отсрочка реального изменения физических условий
      после его объявления была принята прежде всего в интересах исследователей, производящих опыты, на которых такое изменение могло сказаться, но, поскольку «Энтерпрайз» был пока недоукомплектован исследовательским составом, замечаний Джим не получил.
      Он открыл канал связи с Инженерным.
      – Мистер Скотт, – сказал Джим, – пожалуйста, уменьшите гравитацию до одной десятой «же» по всему кораблю.
      – Думаете, это мудро, капитан? Вы что…
      – У нас гости, мистер Скотт. Я бы хотел, чтобы они чувствовали себя комфортно.
      – Но, кап’тан, вы ж свободно пускаете этих ребят по кораблю! Мы не зна’м…
      Джим оборвал связь. Он бросил взгляд на группу, – уходить ему не хотелось. Но Скотт слишком уж часто с ним спорил.
      – Линди, я вернусь через минуту. Не приближайся к ним слишком близко, ладно?
      Он взбежал вверх на галерею, велел охране вызвать его, если что-нибудь изменится, и направился к Инженерному.
      На полпути к лифту он споткнулся об полку перехода на один «же», которая, он знал, сейчас будет – но забыл об этом. Его бросило вперед. Почти рефлекторно он уклонился от ребра переборки, и, падая, сумел перекатиться. Сделав кувырок, он растянулся на палубе, скорее удивленный, чем пострадавший.
      Джим поднялся на ноги, осторожно ощупывая колено. Оно болело не сильнее, чем до падения. Однако остальные части тела все же крепко приложились о палубу.
      Ну просто здорово, подумал Джим. В моей официальной биографии так и напишут: во время своего первого контакта позволяет своему офицеру по науке броситься вперед сломя голову… да, и притом сломя эту самую голову; не может заставить своего главного инженера повиноваться прямому приказу… но зато он может упасть на палубу, да так ловко, что даже при этом не убьется.
      Он чувствовал, что потихоньку, понемножку начинает распаляться: он был зол на себя, очень зол – на Скотти, и страшно разозлился на Спока. Офицер по науке принял совершенно беспардонное решение, когда пошел на общение с летающими людьми, не соразмерив риска. Вулканец заслужил самого серьезного взыскания за состояние, в которое он привел себя – при условии, что он выживет. Что же касается главного инженера…
      Джим добрался до машинного отделения, которое выглядело так, словно кто-то тут развлекался тем, что разбирал на части все оборудование подряд, не имея при этом ясного понятия, – а чем он, собственно, занят. Джим остановился возле нескольких пар ног, торчавших из-под какого-то сложного механизма.
      – Мистер Скотт. – Ни одна пара ног не шелохнулась. – Мистер Скотт!
      – Да, капитан?
      Джим вздрогнул. Скотт стоял у него за спиной и с любопытством смотрел на него, в руках у него были какие-то схемы.
      – Я хочу поговорить с вами о гравитации, – сказал Джим.
      – Оч’нь хорошо, капитан. Значит, я все ж могу оставить ее как есть?
      – Не можете. Я объявил о смене условий, и не собираюсь отменять приказ. Вы собираетесь произвести это изменение – сейчас – или мне нужно сделать это за вас?
      Скотт уязвленно посмотрел не него, однако двинулся к сложной панели управления. Моментом позже вспыхнул индикатор смены физических условий. Через тридцать секунд сила тяжести упала по одной десятой «же».
      – Вот, капитан. У вас гравитация, какой вы хотели. Да только… – Выражение лица Джима заставило его неуверенно замолчать.
      – Мистер Скотт, – сказал Джим, настолько тихо, чтобы никто в отсеке не
      мог его слышать. – Вы развели полемику по поводу каждого приказа, или запроса, который я отдал или сделал с тех пор, как принял командование. До сих пор я мирился с этим, поскольку вы хороший инженер. Но больше я с этим мириться не стану. Я предпочитаю думать, что имею дело скорее с недопониманием, чем с намеренным неподчинением командующему. Так что я не стану возбуждать дело против вас. Но кто-то из нас должен уйти, и я не собираюсь быть этим кем-то. Я думаю, будет лучше, если вы подадите прошение на перевод. При некотором везении, Звездный Флот вскоре подыщет для вас более подходящие физические условия.
      Он замолчал в ожидании ответа.
      Скотт молча глазел на него.
      – Вам ясно?
      – Перевод, капитан? – потрясенно сказал Скотт. – С «Энтерпрайза»?
      – Перевод. С «Энтерпрайза».
      Скотт ничего не ответил. Джим повернулся и зашагал прочь, с тяжелым
      сердцем, зная, что должен был решить эту проблему более удовлетворительным способом, но по-прежнему не имея представления, что бы это мог быть за способ.
      Линди ласково потрепала Афину по переливающемуся, влажному от пота плечу. Затем запустила руку в ее груву и подтолкнула вперед. Полураскрыв крылья, экираптор шагнул так, будто ему не хотелось ступать на землю. Уши его нервно прядали, стали видны белки глаз.
      – Ну, ну, лапочка, – прошептала Линди. – Тихо, лапочка, все будет в порядке. – Но летающие люди одновременно зачаровывали и пугали экираптора. Хотя Линди направляла ее в сторону от них, Афина упорно поворачивала в их сторону. Когда же тон их разговора внезапно изменился, Афина фыркнула и скакнула, резко мотнув головой и чуть не сбив Линди с ног.
      Тут Линди увидела на галерее Джима. Он быстро спустился по трапу и подошел к ней. Он, похоже, был так же взвинчен, как Афина.
      – Что тут случилось, пока меня не было?
      – Ничего. Они все так же поют друг с другом.
      – С тобой все в порядке? С Афиной?
      – Она не понимает, почему они могут летать, а она – нет. – Пальцы Линди, которыми она держала Линди за гриву, побаливали, – как и мышцы руки – от напряжения, вызванного попыткой удержать здорово сильного экираптора.
      – Может, принести аркан?
      – Не надо. Чем больше ты с ней борешься, тем больше она выходит из себя. Ей просто надо к ним попривыкнуть.
      Песня крылатых людей взлетела в крещендо. Афина, фыркнув,
      подпрыгнула, крутанув вместе с собой Линди и подняв ветер своим крылом. Джим быстро отступил.
      – По крайней мере, заведи ее в ремонтный бокс.
      – Нет! Я ее там не смогу успокоить. Не сейчас. Она поранит себя.
      – Линди, я должен думать о всеобщей безопасности…
      – Я этого не сделаю, черт! Кроме того, она слишком горячая, ей нужно
      двигаться, или ей станет плохо. Просто оставь нас в покое, и с ней все будет нормально. Джим, я не могу одновременно разговаривать с тобой и успокаивать ее.
      Джим повернулся и твердо пошел прочь, не сказав больше ни слова.
      Ему просто необходимо было сделать хоть что-нибудь, но что – он не знал, так что он вызвал мостик. «Куундар» Коронин по-прежнему не проявлял агрессии. Джим подавил желание того, чтобы Коронин что-нибудь предприняла, зная, что виной такому желанию – его раздражение. И связался с лазаретом.
      – Боунз, когда коммандер Спок сможет приступить к работе?
      – К работе! – сказал Маккой. – Не рассчитывай на него скоро, Джим. Он по-прежнему без сознания.
      – Черт. – Джим попытался, без особого успеха, заставить свой голос звучать не слишком озабоченно. Раз в кой-то веки мне нужен офицер по науке, – и пожалуйста: он идет и выводит себя из строя.
      – Джим… – сказал Маккой.
      – Что?
      – Что там у вас происходит?
      Песня все звучала, но летающие люди по-прежнему не двигались; Ухура стояла среди них, молчаливая и внимательная.
      – Боунз, – сказал Джим. – Я зол, как черт.
      … Он помнил, как парил над землей, ловя ветер, – легкое тело, длинные пальцы, неустающие тонкие мышцы. Сенсорное восприятие было не похоже ни на что, дотоле испытанное. Его сверхострое зрение различало каждую травинку, каждое движение, каждую тень. Небольшое, покрытое мехом существо, не ведающее о его присутствии, приподнялось на задние лапки над пучком травы, и понюхало воздух.
      Он почувствовал внезапный голод. И упал вниз.
      Данные на медицинских сенсорах вводили Маккоя в замешательство. Пульс коммандера Спока был сейчас достаточно частым, чтобы можно было не опасаться за его жизнь. Противошоковая терапия привела эту чертову вулканскую температуру в ее раскаленную норму. Маккой не мог обнаружить никаких функциональный повреждений. И все же вулканец оставался в глубоко бессознательном состоянии, и считываемые с мозга показания были невыражены и хаотичны.
      – Может, это он так спит, – пробормотал Маккой, раздосадованный на себя за их первый разговор, за то, что затеял спор, из-за которого Спок сбежал из лазарета. Медицинская запись Спока практически ничего не содержала. По-видимому, полувулканцы никогда не болели. Предыдущий врач оставил запись: вулканцы излечивают себя сами куда чаще, чем их излечивают врачи. Как правило, выводить вулканца из целительного транса неразумно.
      Так что, рассерженный на свою неспособность сделать что-нибудь полезное, всерьез обеспокоенный и озадаченный, Маккой стал просто наблюдать за Споком, не пытаясь пока больше ничего предпринимать. Биотоки мозга вулканца не раз и не два начинали стабилизироваться, но всякий раз снова сбивались.
      Джим сидел на нижней ступеньке трапа, глядя на летунов и на Ухуру. Интенсивный разговор все продолжался. Он подумал, не отозвать ли все же Ухуру, но она не выказывала ни малейшего признака шока, который поразил офицера по науке, ни беспокойства, ни даже усталости.
      Он припомнил, что она сказала Алому: «Мистер Спок провел с вами слияние разумов?» Он никогда не слышал такого термина, – означало ли это то самое, чем казалось по звучанию?
      Над ним послышались шаги: вниз по трапу спускался Стивен. Он присел ступенькой выше Джима и оперся локтями о колени.
      – Надеюсь, вы не ждете, что я развлеку ваших друзей, – сказал он, – потому что в одной десятой стандартной гравитации на жонглирование так же скучно смотреть, как и жонглировать.
      – Я просил критическихзамечаний, – сказал Джим.
      – А, у меня нет замечаний, только наблюдения. Так, по-вулкански. А что ониделают? – Он кивнул в сторону летунов.
      – Думаю, разговаривают друг с другом. – Джим хотел было сказать ему, –
      поскольку он все же был как-никак пассажиром, – чтобы он вернулся в отсек, где квартировала водевильная компания. Затем внезапно передумал. – Стивен, а что, вулканцы обладают экстрасенсорным восприятием?
      В первый раз с тех пор, как Джим с ним познакомился, Стивен принял совершенно вулканский вид. Он вопросительно приподнял темно-русую бровь:
      – Почему вы так думаете?
      – Из-за выражения «слияние разумов».
      – Что вы знаете о слиянии разумов?
      – Ничего, – сказал Джим. – Потому и спрашиваю.
      – Где вы о нем слышали?
      – Лейтенант Ухура, похоже, думает, что именно так Спок осуществил общение с летающими людьми.
      – Разум вулканца может установить связь с разумом другого разумного существа, – признал Стивен. Он произнес ту же самую короткую фразу, которую сказал Алый; должно быть, она была на вулканском языке.
      – И что, любой вулканец может установить эту связь? Вы можете?
      – Большинство вулканцев постарается, по возможности, избежать этого. Это… эмоциональный опыт. Что же касается меня – как бы ни желала моя семья обратного, я все же являюсьвулканцем.
      Долгий симфонический разговор закончился флейтоподобным перепевом между Алым и летуном, мех которого был расчерчен рыжеватыми и коричневыми завитками. Музыка стихла. Круг распался.
      Ухура, казалось, сбросила околдовавшие ее чары. Будто бы всю свою жизнь она искала такую музыку, которая захватила бы ее вот так, как сейчас. Ей хотелось побыть одной, чтобы прочувствовать ее, продумать ее и понять. Она негромко пропела одну фразу. Не вполне верно. Она попробовала снова. Не вполне, но уже ближе.
      Ухура боялась, что понять эту музыку до конца она никогда не сможет.
      Капитан Кирк подошел к ней.
      – Все в порядке?
      Ухура кивнула.
      – Спок вернулся к нам? – спросил Алый.
      – Нет, – сказал капитан. – Он все еще в шоке.
      Летун в завитушках ссутулил плечи и частично расправил крылья, –
      они затрепетали у него над головой. Афина, стоявшая неподалеку, тревожно фыркнула и тоже раскрыла крылья, – не то для равновесия, не то для защиты.
      Летун пристально посмотрел на Ухуру, моргая своими сверкающими пурпурными глазами.
      – Ваш язык, – сказал он, тщательно подбирая слова, – монотонен. А его шаблон тривиально прост.
      Емкость языка летунов вызывала у Ухуры благоговение: они смогли
      не только постичь чужой язык, но и выучить его буквально за несколько минут.
      Летун имел в виду именно то, что говорил. Стандартный не содержал тонов и мелодий. Чувствуя себя так, будто она утеряла связь со своим миром, она все же была признательна летуну за его утверждение. По крайней мере, она могла на него ответить.
      – В Федерации есть языки, которые нужно петь, – сказала она. И даже у людей есть говоры с мелодией. – Она произнесла несколько слов по-китайски. – Но большинство различных видов может говорить на Стандарте – я хочу сказать, они физически могут его воспроизвести. Это удобно – иметь общий язык.
      – Как вы его выучили так быстро? – спросил капитан. – И можете ли вы делать слияние разумов?
      – Способности Спока дали мне первый опыт такого общения, – сказал Алый. – У нас другие способы быстрого обмена информацией. Поэтому я и прекратила разговор с вами – чтобы передать ваш язык моим товарищам. Они возражали против того, что я буду говорить за них, а мне тоже совсем не хотелось занимать место, мне не принадлежащее.
      – Что вы имеете в виду? – спросил Кирк.
      – Это как если бы… как если бы мне пришлось стать капитаном. Вы же уже знаете, Джеймс, что у нас нет ничего подобного.
      – А теперь – вы все можете говорить на Стандарте?
      – Пока немногие могут. Через несколько ваших дней, информация обойдет весь мир-корабль.
      Подошли Линди и Афина. Афина нервно посматривала на летунов, ее крылья все еще были наполовину раскрыты и подрагивали на кончиках. Летуны смотрели на нее серьезно и с любопытством.
      – Она испугана, – сказала Линди. – Ей хочется последовать за вами, когда вы летаете.
      – Это – Афина, а вы – Амелинда, иллюзионист?
      – Да. Меня зовут Линди.
      – Прозвище?
      Линди кивнула.
      Алый протянул одну длинную, с острыми когтями, руку, Афине.
      – Афина не эволюционировала в достаточной степени к своему окружению. Она не может летать. У нее нет когтей, и она не может охотиться. Она несчастлива.
      – Боюсь, это правда, – сказала Линди.
      Экираптор ткнулся носом в руку Алого. Ухура затаила дыхание.
      Поскольку Афина была по природе своей травоядным животным, превращенным в хищное, она могла воспринять Алого как соперника или опасного хищника. При этом Ухуре подумалось, что оба варианта добром не кончатся. Но Афина не выказала ни испуга, ни агрессии. Достаточно приглядевшись к ним, она теперь, похоже, воспринимала летающих людей спокойно. Может, она думала, что это просто странная разновидность людей.
      – Бедняжка, – сказал Алый. При этом сочувственном комментарии Линди изумленно взглянула на Алого.
      – Это создание очень интересно, но мне бы хотелось осмотреть ваш корабль. – Завитки на шкуре третьего летуна сменялись золотыми и коричневыми полосами, формируя неяркий узор.
      – Гравитация теперь для вас подходит. Вы можете идти по «Энтерпрайзу» безо всякого риска.
      Стивен, стоявший в нескольких шагах от них, восхищенно покачал головой.
      – Просто не могу поверить, – сказал он.
      – Во что? – спросил капитан.
      Стивен засмеялся. Видеть открыто смеющегося вулканца было как-то
      некомфортно. Хотя Стивен смеялся не так уж весело.
      – Теперь они все благодаря Споку говорят в точности как он.
      Ухура не могла не улыбнуться, поскольку Стивен был прав.
      – У разных людей разные способы говорить? – спросил Алый.
      – Да, – сказала Ухура. – Мистер Спок принадлежит к народу, который
      делает акцент на рационализме и точности вместо эмоционального подхода…
      – К тем, кто разрушают в себе и в других все то, что придает жизни смысл, – сказал Стивен. – Радость, и любовь…
      – Вы – Стивен? – спросил Алый.
      Стивен поколебался. Ухура знала, о чем он думает: когда Алый назвал по имени ее, она тут же подумала, – что Спок сообщил о ней летуну во время слияния разумов?
      – Да, – сказал Стивен.
      – Мне в высшей степени интересно встретиться с самыми разными существами здесь и везде, – Алый дотронулся кончиком языка до усиков. – Мне не приходилось раньше встречать других разумных существ.
      – Я раньше никогда не видел корабля Федерации, – сказал золотисто-коричневый.
      – Пожалуйста, идите за мной, – сказал капитан.
      Алый и светлый вскарабкались по трапу вслед за Ухурой и капитаном Кирком, постукивая когтями по ступенькам, но золотисто-полосатый летун и кремовый с зелеными глазами, пока не говорившие на Стандарте, оттолкнулись от палубы и пролетели десять метров, что отделяли их от галереи.
      Афина фыркнула и заржала, когда крылатые люди взлетели. Линди знала, что глупо приписывать экираптору человеческие чувства, что ум ее соответствовал уму обычной лошади. И все же Линди послышалось в ее ржании одиночество и растерянность.
      – Может, они вернутся, – сказала она. А, может, и нет, – тут же подумала
      она. Ведь, кажется, Алый высказал неодобрение по поводу Афины, – сказал, что она не адаптирована к ее окружению. Когда Линди увидела, как крылатые люди взлетели, она невольно представила Афину летающей вместе с ними, на мире-корабле. Теперь она задумалась, – а, может, это возможно? Может, Алый разрешит? Она отпустила гриву Афины и слегка потрепала ее по шее.
      Стивен, стоявший у видового порта, смотрел на мир-корабль.
      – Просто нечего сказать. Он слишком невероятен, чтобы можно было хоть что-то сказать.
      Афина вдруг быстро прорысила через палубы, резко повернула и поскакала в другую сторону. Ее копыта зарывались в рыхлую землю. Ее немного занесло на повороте, когда она, крутанувшись, поскакала галопом в сторону галереи, к которой полетели летучие люди. Она раскрыла крылья. Они захлопали по воздуху. Ее копыта оторвались от земли.
      – Афина! – закричала Линди.
      Линди понимала, что экираптор все равно не остановится. Афина
      подпрыгнула и заскользила низко над палубой. Где-то в глубине ее лошадиного мозга, очевидно, угнездилась мысль, что, чтобы взлететь, надо просто следовать за летающими людьми. Но у нее не было ни достаточной практики, ни пространства перед галереей. В последний момент она попыталась отвернуть, но ударилась плечом об ограждение. Она упала и покатилась по палубе, неистово колотя крыльями воздух.
      Линди побежала к ней. Экираптор лежал, неловко разбросав ноги; одно крыло подогнулось под него, другим он по-прежнему бил по воздуху. Он вскинул голову и закричал. От испуга лошадь встретила Линди оскаленными зубами; Линди едва ли обратила на это внимание. Она ухватила Афину за челку одной рукой, а другой накрыла ее ноздри, в надежде заставить ее не двигаться. Если она сломала ногу или крыло и попыталась бы встать при этом на ноги, она бы повредила себе еще больше.
      – Тише, Афина, тише, сладкая моя…
      Вес Линди, особенно при одной десятой гравитации, вряд ли был бы помехой Афине, но голос ее проник сквозь испуг и успокоил животное, так что оно не пыталось больше дергаться. Линди продолжала шептать ей не имеющие особого смысла слова, которые еще больше ее успокаивали. Не убирая руку с носа экираптора, она осторожно провела другой рукой по его передней ноге, затем по другой. Она не обнаружила каких-либо признаков повреждения или перелома. Под пальцами, под кожей лошади, она ощущала ровные и крепкие кости. Успокоившись за ее передние ноги, Линди начала поглаживать ее свободное крыло, пока его биение не успокоилось и прекратилось. Она попыталась дотянуться до ее задней ноги, но не могла сделать это, не убрав руку с головы. Если ее отпустить, Афина вскочит на ноги и попытается бежать.
      До руки Линди дотронулся Стивен. Он положил одну руку на холку Афины, другую на ее нос, поверх руки Линди. Рука его была горячей, как будто у него был жар.
      – Все в порядке, – сказал он, обращаясь то ли Линди, то ли Афине. – У
      меня она не будет дергаться, Линди.
      Линди убрала руку из-под его руки, признательная за помощь. Если