Маленький театр на рекреационной палубе был уже почти полон. Джим
      попытался отнестись к зарезервированному для него месту в первом ряду как к любезности, но чувствовал себя там как на сцене.
      Шум и гам разговоров усилился. Джим мог разобрать отдельные фрагменты: ожидание, смех, любопытство.
      В помещение вошел коммандер Спок. Тени подчеркивали угловатые черты
      его лица.
      Он занял предусмотренное для него место рядом с Джимом. Он сидел, прямой и подтянутый, положив руки на колени, с совершенно нейтральным выражением лица. Джим с любопытством посмотрел на него.
      – Коммандер Спок.
      – Капитан.
      – Я не знал, что вулканцы проявляют интерес к легкомысленным развлечениям.
      Спок выгнул бровь.
      – У меня было впечатление, капитан, – сказал он, – что вы отдали приказ прийти.
      – Что? Нет, конечно. Откуда вы взяли?
      – Из вашего объявления, капитан.
      Джим попытался припомнить, что он говорил. Он никому не приказывал
      прийти. Но и не подумал о том, чтобы подчеркнуть, что посещение спектакля – дело добровольное. Он должен был помнить, что команде и офицерам нужно время, чтобы к нему попривыкнуть. Они могли и подумать, как Дженис Рэнд, что он – поборник строжайшей дисциплины, который ожидает, что они все станут принимать какие-то намеки, какие-то его случайные слова за приказания, которые нельзя нарушить.
      – Коммандер Спок, когда я отдаю прямой приказ, я ясно даю понять, что это – прямой приказ.
      Спок остался сидеть.
      – Это означает, что вы можете не оставаться, – сказал Джим.
      – Это прямой приказ, сэр?
      – Нет, это не приказ.
      – В этом случае, я останусь. Мне любопытна профессия мисс Лукариэн.
      Возможно, я неверно судил о ее характере. Я бы хотел посмотреть представление.
      – Ну тогда, конечно, смотрите.
      – Спасибо, капитан. – Спок обвел взглядом театр. – Хотя я бы предпочел
      получить место в задних рядах. Таким образом, я бы мог наблюдать как за актерами, так и за аудиторией.
      – Почему бы вам просто не расслабиться, мистер Спок? – спросил Джим. – Вы сможете пронаблюдать за аудиторией на втором представлении.
      Если Спок и понял, что Джим шутит, он этого никак не показал.
      – Превосходное предложение, – сказал он. – У людей столько изящных и противоречивых представлений. Очень интересно исследовать их в необычных условиях. Вам известно, капитан, что отделения Общества Плоской Земли появились уже на нескольких планетах, колонизированных людьми?
      – Нет, это мне не известно. – Джим пытался понять, а не дурит ли его Спок, но это казалось слишком не в его характере. – Но я не понимаю, как вы связываете водевильное представление с поверьем, что Земля плоская.
      – Не само представление – магию. Магию использовали для обмана, для внедрения веры в сверхъестественное…
      – Мистер Спок, – сказал Джим немного резковато. – Это развлечение, а не заговор. Вы что, ждете, что Линди с компанией устроит спиритический сеанс? Чтобы помочь вам – конечно, за соответствующую плату, – вызвать дух вашей почившей двоюродной бабушки Матильды?
      Огни рампы мигнули. Гул голосов начал утихать. Спок посмотрел на Джима, почти что нахмурившись.
      – Откуда вы знаете, капитан, что у моей матери была покойная ныне тетя, которую звали Матильда?
      – Я… – Джим хотел было сказать, что у него и вообще у половины взрослых людей, которых он знал, были двоюродные бабушки по имени Матильда; это было очень популярное имя два поколения назад. Но вместо этого он ухмыльнулся. – Магия, полагаю.
      Огни снова мигнули. Аудитория притихла.
      Как только огни совершенно погасли, и Джим стал ожидать выхода Линди
      на сцену, он снова задумался о своих к ней чувствах. Он прочел ей лекцию по этике; сейчас ему придется проверить, как он может следовать своим собственным правилам.
      С тех пор, как он показал ей нулевой гравитационный узел, он был
      постоянно занят; и она тоже была занята. Он едва видел ее: пару раз – махание рукой через всю столовую. Укол сожаления, что ее улыбка значила не больше, чем «Привет, приятель». Вспышка ревности (тут же взятой под контроль), – когда он увидел, как Стивен дотрагивается до ее руки.
      Джим снова, – не в первый раз – пожалел, что рассказал ей о Гиоге, о тех нескольких ужасных минутах в спасательной шлюпке. Ему казалось почему-то, что, если бы он не рассказал ей, она бы теперь относилась к нему по-другому.
      Ей не нужно еще одного, о ком следует заботиться, подумал он. Ей нужен кто-то надежный, кто-то, на кого она с уверенностью сможет опереться. Даже если ей этого и не потребуется, она просто будет знать, что, если что, то она сможетна него рассчитывать…
      И я тоже, если бы я даже никогда не стал этого делать, – просто знать, что я могу…
      Но он знал, что у него такого человека нет.
      Что ж, и это неплохо, решил Джим. Хорошо, что я не сказал ей о своих чувствах. Даже если бы я ей все рассказал, даже если бы она ответила мне взаимностью, – все закончилось бы точно так же, как с Кэрол. Хорошо, что Линди не поняла, что я пытался ей сказать.
      А, может, и поняла, подумал он. Может быть, она все прекрасно поняла, но не захотела полюбить кого-то, кто побудет немного с нею, а затем уйдет.
      Голубое пятно света вспыхнуло на середине сцены. Амелинда Лукариэн – больше не «Линди» – смотрела в зал, молча, отстраненно, даже мрачно. На ней был серебряный костюм, отблескивающий множеством других цветов. Джим бы поклялся, что сцена до этого была пуста, даже когда померкли огни рампы. Амелинда просто появилась там, – словно силой магии. Интересно, как же она это сделала, продумал он.
      Ты начинаешь думать как вулканец, тут же сказал себе Джим. Последуй своему совету: откинься на спинку кресла и наслаждайся представлением.
      – Досточтимые члены экипажа звездолета «Энтерпрайз». – На сцене
      голос иллюзиониста обрел глубокий и сильный тон, от которого по спине Джима даже прошел холодок. – Добро пожаловать на первое межзвездное представление Классической Водевильной Ворп-скоростной компании. Меня зовут Амелинда, и я волшебница. Я покажу вам иллюзии – или саму реальность. Вам судить, что из двух.
      Она выхватила из воздуха поблескивающий предмет. По публике пронесся
      удивленный гул. Прозрачный голубой диск поймал луч света, сконцентрировал его и снова послал в пространство.
      – Народ с Тау Цети Два – настоящие минералогические виртуозы. Они
      изготовляют свои деньги из чистого сапфира, – сказала Амелинда. – Драгоценные камни покоряли воображение мыслящих существ с доисторических времен, – и кое-кто даже считает, что драгоценные камни обладают своей собственной силой, силой, превосходящей воображение.
      Она подняла сапфировую монету над головой, схватила ее другой рукой, – и та исчезла.
      – Мой папа, бывало, говорил мне, – «с дураками деньги врозь», – сказала Амелинда. – Но вы же знаете, какими капризными порой бывают дети. Я ему на это отвечала… – Она потянулась вверх и выхватила новую монету из ничего.
      Джим обнаружил, что он аплодирует вместе со всей остальной аудиторией, – за исключением, он заметил, коммандера Спока.
      Спок наклонился вперед, внимательно глядя на сцену. Между его бровями
      залегли две вертикальные складки. Затем, почувствовав на себе изучающий взгляд Джима, он расслабился и выражение его лица стало таким же бесстрастным, как прежде.
      Аплодисменты затихли. Все замерли в ожидании.
      – Это, конечно, – сказал Спок ровным голосом, – та же самая монета.
      Джим бросил на коммандера косой взгляд. Амелинда поколебалась – но
      так недолго, что Джим не был уверен, что она вообще что-то слышала.
      – Это мне было на руку, мои магические деньги, как называл их папа, – сказала Амелинда, – когда я была маленькой. В школе был один хулиган, который отбирал деньги у тех, кто слабее. Когда бы он ни пытался стянуть мою монетку, она исчезала.
      Она потянулась за второй монетой; как и первая, она исчезла у нее из руки.
      – Монета по-прежнему у нее в руке, – сказал Спок.
      – Коммандер Спок! – прошептал Джим.
      – Да, капитан? Никаких следов фазерной или транспортаторной дематериализации. Следовательно, монета должна быть по-прежнему в ее руке. Если только, – сказал Спок задумчиво, – это не голографическая иллюзия.
      – Коммандер, заткнитесь. Это – прямой при…
      – Свет, – сказала Амелинда.
      Джим поднял глаза. Амелинда стояла на краю сцены, глядя вниз. Ее
      тяжелые переливающиеся волосы блестели, они были до плеч по обоим сторонам лица, и до пояса – на спине.
      Зажглись огни рампы.
      – Коммандер Спок, – сказала Амелинда, прекрасно владея голосом, – не будете ли вы столь любезны повторить ваш комментарий так, чтобы все остальные могли вас слышать?
      – Я сказал, что монета – либо голограмма, либо она по-прежнему у вас в руке, – сказал Спок.
      – Голограмма? Это было бы надувательством. – Она протянула вперед раскрытую ладонь. – И монеты у меня в руке нет.
      – В другойруке, – сказал Спок.
      – Ни в той, ни в другой, – Амелинда вытянула другую руку, открытую и пустую.
      Спок поднял бровь.
      – Везет нам, да? – сказала Амелинда. – А если бы я родилась на Тау Цети Два, и была бы одним из ее восьмируких обитателей… «Монеты нет у меня в руке, и в этой руке нет, и в этой…» Мы бы полночи это слушали.
      Аудитория рассмеялась вместе с ней.
      Она снова протянула руку к Споку.
      – Я обычно вызываю попозже добровольца, но, раз уж вам так не терпится, коммандер Спок, вы можете мне помочь прямо сейчас.
      Спок поднялся со своего кресла и вспрыгнул на сцену.
      Амелинда посмотрела на Спока с улыбкой, признавая в нем достойного оппонента.
      – Так вы утверждаете, что у меня только одна монета.
      – Я сказал, что оба раза вы выхватили из воздуха одну и ту же монету, – сказал Спок.
      – Я не порицаю вас за то, что вы так думаете. Ведь воздух так бесплотен. Интересно, что можно найти в более плотных субстанциях? Держите руки ладонями вверх.
      Спок повиновался. Потянувшись к его левому уху, Амелинда достала монету и уронила ее, сверкающую, в протянутые руки Спока.
      Аудитории это понравилось. Джим засмеялся, под впечатлением от смелости Амелинды, пригласившей вулканца посмотреть на ее иллюзии с близкого расстояния. Амелинда тем временем выхватила монету из-за правого уха Спока. Одну за другой, она начала доставать монеты из-за ушей Спока и ронять сапфировые диски в его руки, до тех пор, пока не осталось никаких сомнений по поводу, не голограммы ли это. Каждый кристалл ударялся о другие с высоким, чистым звоном. Спок смотрел на них в замешательстве.
      – И всего-то ничего, потому что из воздуха, – сказала Амелинда. Затем она вспыхнула. – Простите, – сказала она, в первый раз немного утратив свое сценическое хладнокровие. – Дешевая шутка.
      Спок пытался удержать в руках все монеты, но одна все же выскользнула у
      него из рук, покатилась по сцене и исчезла в тени. Не обратив на нее внимания, Амелинда начала зачерпывать монеты из рук Спока и бросать их в зал, пока Спок снова не остался с пустыми руками.
      – Теперь они попали в хорошие руки, – сказала Амелинда, – и даже я не могу заставить их вернуться.
      Зал взорвался рукоплесканиями. Амелинда низко поклонилась. Ее волосы
      упали вперед, почти достав пол. Когда она снова выпрямилась, они были отброшены назад, словно темный, переливающийся плащ.
      Спок двинулся к своему месту.
      Иллюзионист остановила его.
      – Не так быстро, – сказал она. – У меня еще есть задание для моего добровольца.
      Появились Чеснашстеннай и еще один фелиноид; они толкали перед собой
      большой ящик. Четыре его стороны были из прозрачного стекла, филигранно переплетенного и вставленного в раму. Ассистенты крутанули ящик и остановили его на середине сцены.
      Амелинда открыла его и слегка постучала по его твердой внутреней поверхности волшебной палочкой. Откуда взялась палочка? – подумал Джим.
      – Пустой ящик. – Амелинда взмахнула над ним своей палочкой. – Он установлен высоко над полом, в нем нет ни потайных выходов, ни электроники. Мистер Скотт!
      Амелинда взмахнула рукой. Луч прожектора высветил ячеистый диск, который до той поры висел, невидимый, в тени над сценой.
      – Не будете ли вы столь любезны объяснить назначение этого устройства?
      – Да, – сказал Скотт. – Это транспортаторный щит. Ни один транспортатор не может работать вблизи этого маленького устройства.
      – А само оно работает?
      – Я сам его настроил, – сказал Скотт.
      – Благодарю вас. Доктор Маккой!
      Маккой тоже поднялся на сцену и встал рядом со Скоттом.
      – У вас с собой трикодер, доктор Маккой?
      – Да.
      – Проверьте, пожалуйста, магический ящик, – на предмет электроники, или чего-нибудь подозрительного.
      – С удовольствием. – Маккой повертел трикодером, который стал издавать гудки и завывания. – Ничего, – сказал он. – Самый обыкновенный ящик.
      – Вы так думаете? Пожалуйста, установите ваш трикодер так, чтобы он просигналил в ответ на использование транспортационного луча, и поместите трикодер перед ящиком.
      Маккой сделал, как она попросила, и отступил туда, где стоял Скотти.
      По виду Спока можно было подумать, что ему хочется оказаться где-
      нибудь в другом месте.
      – А теперь, мистер Спок, если вы войдете внутрь…
      – Зачем мне это делать?
      – Потому что… – со второго слова Амелинда смягчила тон. – Потому что, как и раньше, у меня нет ничего в рукаве.
      Она отбросила рукава до локтей. На ее предплечьях ясно читались мускулы. Она повернула руки ладонями вверх, показывая, что они пусты.
      Она протянула руку к Споку, указывая другой рукой на ящик. Он снова сделал вид, что не заметил ее руки, но забрался внутрь ящика. На его лице читалось некоторое замешательство.
      Амелинда закрыла ящик. Спок стоял между прозрачными стенами. Огни мигнули и изменились, отражаясь от стекла, затемнив все, кроме смутных очертаний фигуры Спока.
      – Теперь я закрою его там.
      Чеснашстеннай скакнул вперед, держа футляр со шпагами. Амелинда
      выбрала одну из них, уперла ее кончиком в пол, и оперлась на нее, так, что она согнулась как клинок спортивной рапиры. Она ослабила давление, и шпага распрямилась.
      Она пронзила ящик, направив клинок в одно из отверстий в стеклянной филиграни.
      Зрители ахнули.
      – Пожалуйста, молчание, – сказала Амелинда. – Вы не должны мешать моей концентрации. Это может быть… опасно.
      Конец клинка торчал с другой стороны ящика на уровне груди Спока.
      Переменчивый свет сверкал на острой стали. Иллюзионист выбрала вторую шпагу и снова проткнула решетку. Скоро уже дюжина шпаг проникли сквозь ящик и расплывчатые очертания фигуры офицера по науке.
      – Вот так никто, ничто не сможет ускользнуть из этого ящика. Кто-то скажет, что и выжить никто не может.
      Ассистенты закрутили ящик. Изменчивые лучи прожектора заиграли на их
      мехе и на стекле, – пятнами, как свет на воде.
      – Стоп!
      Амелинда вытащила шпаги из ящика и разбросала их по сцене – они падали, стуча. Она потянулась к задвижке, поколебалась, отчего напряжение в зале усилилось.
      Она рывком открыла дверцу. В тот же миг, зажегся ровный свет. Джим мигнул, слегка ослепленный. Внутри ящика виднелась фигура. Амелинда взяла ее за руку.
      Леонард Маккой сделал шаг из волшебного ящика под ошеломленное молчание. Джим посмотрел туда, где по-прежнему стоял, глядя на происходящее, Скотт. Он не заметил ни когда Маккой двинулся с места, ни куда он двинулся. Восклицания и аплодисменты обрушились на сцену как волна. Амелинда и Маккой дружно поклонились.
      Свет ослабел и погас.
      Стивен встретил Спока, когда тот выбрался из «волшебной» коробки.
      – Вулканцы вообще бестактные ребята, но ты – это нечто особенное, – сказал Стивен.
      – Как обычно, смысл твоих слов ускользает от меня, – сказал Спок.
      – Оставайся здесь, пока не придет Линди и не позволит тебе выйти.
      – Я бы предпочел вернуться в зал.
      – Ты уже почти испортил один из номеров Линди! Ты останешься здесь.
      Не бойся, тебе не придется мириться с моим присутствием. Ты пропустишь мое выступление – но это, я уверен, тебя не расстроит. – И Стивен поспешил на сцену, оставив Спока в одиночестве.
      Спок осмотрелся. Секретный выход из «волшебного» ящика вел в смежный с театром конференц-зал. Разнообразный необычный реквизит заполнял помещение: причудливые костюмы, самодельные приспособления, музыкальные инструменты, коробки с гримом, маски, поводки.
      Спок бы никогда не разгадал способ ускользнуть из ящика, но, испытав его на себе, мог только восхищаться его простотой. Почему это, подумал он, капитан вел себя так обеспокоено, перед тем, как Спок взобрался на сцену. Замечания Спока были логичны. Более того, они дали ему возможность понаблюдать за представлением с более близкого расстояния. Спок не ожидал получить такое преимущество, но следует пользоваться такими случайностями, когда они происходят.
      Он по-прежнему полагал, что его первоначальные наблюдения и замечания были верны: фокусница дважды вынула «из воздуха» одну и ту жемонету, и монета оставаласьв ее руке, в то время как она показывала публике другую. Но то, что она исполнила, когда он бросил ей вызов, Спок не мог определить. Как не мог он и понять механизм, с помощью которого она извлекла полную пригоршню сапфировых дисков – неважно, из воздуха ли или из-за его ушей. Спок почувствовал большое уважение к фокуснице и ее технике. Ему стало интересно, что происходит на сцене. Фокусница могла совершать любой обман перед глазами доверчивых людей. Возможно, она выслала его сюда, чтобы Спок больше не наблюдал за ней.
      Спок взял в руки маску и стал ее разглядывать. Глубокие морщины придавали лицу маски почти свирепое выражение. Черный газ занавешивал отверстия для глаз, затемняя глаза актера, который надел бы ее.
      Дверь скользнула, открываясь. Быстро вошла Амелинда и остановилась в пяти шагах от него, уперев руки в бока.
      – Что вы о себе возомнили, что срываете мое представление? – ее голос был натянут от гнева, который она подавляла на сцене.
      – Срываю? – сказал Спок, – Я всего лишь указал на…
      – Всего лишь? Всего лишь! Почему бы вам было не подняться и
      разъяснить досконально все, что я делала? Тогда бы каждый мог сказать: «о, да это так просто– всякий может это делать». Но всякий не можетэто делать, – если только он не постановил для себя пару часов каждый божий день посвящать тренировке! Мистер Спок, как вы могли поступить так со мной? Я думала, вы ко мне хорошо относитесь.
      – Я ни к кому не отношусь «хорошо», – сказал Спок. – Это не в моей
      природе – относиться хорошо либо плохо. И в мои намерения не входило пренебрежительно отозваться о ваших достижениях.
      – Вы могли выставить меня дурочкой!
      – Не желая выказать пренебрежение, я не смог бы и объяснить все ваши
      иллюзии. Но вы намекнули, что монета исчезла в силу сверхъестественных причин, и я почувствовал, что моей обязанностью является указать на то, что ничего подобного не произошло.
      – Сверхъестественных причин! – Она недоверчиво посмотрела на него. – Вы же не думаете, что я ожидала, что все это проглотят, правда же?
      – Прошу прощения?
      – Вы что же, думали, что я хотела, чтобы все поверили, что я сделала нечто большее, чем просто трюк? Вы думали, что они поверили, что я использовала… – она засмеялась, – сверхъестественные силы?
      – Известно, что маги занимались обманом. Что же до умозаключений относительно того, чему верят или не верят какие бы то ни было люди в тот или иной момент, я бы на них не отважился.
      – Черте что! – сказала Амелинда. – Конечно, было дело, обманывали. Но на каждого иллюзиониста, который когда-либо выдавал себя за медиума, или пророка, или телекинезиста, или что там еще, всегда была добрая сотня, которые говорили: «Мы устраиваем представления. Мы показываем фокусы. Приходите и позвольте заморочить вам голову». И можете быть уверены, что никто из тех, кто работает над этим, не рекламирует себя в качестве настоящего мага!
      – Это убедительно, – сказал Спок. – Я не подумал об этом.
      – Каждый в зале знал, что я просто показываю трюк. Именно на это они и пришли посмотреть. Они не хотели узнать, как я это делаю, – и вот здесь вы и могли напортить. Им напортить, неважно, что мне. Вы этого не понимали?
      – Нет, – сказал Спок. – Не понимал.
      – Вулканцы и дети, – сказала Амелинда. – Никогда не устраивай представление для вулканцев и детей. Вот что мой папа всегда говорил. И я начинаю думать, что он был прав.
      – Но если вы не хотели, чтобы люди думали, что вы работаете со сверхъестественными силами, зачем вы объявили, что это ваш метод?
      – Это был штик.
      – Пожалуйста, объясните ваш термин.
      – Ну, штик. Это… его сложно объяснить.
      – А. Технический термин.
      Она хихикнула, затем посерьезнела и кивнула.
      – Верно. Технический термин. Это строчка, которую вы используете, чтобы затянуть публику в ваш мир. Убедить их последовать за вами.
      – «Внушить отсрочку недоверья», – сказал Спок.
      – Ну… да. Немного причудливо, но, пожалуй, если хотите, можно и так сказать.
      – Я процитировал земного поэта. Так он описал искусство поэзии. Я думал, все люди изучали его произведения.
      – Наверное – в школе. Я не знаю, я не ходила в школу.
      Припомнив ее представление, Спок поднял бровь.
      – Но, со сцены вы сказали – «школьный хулиган»…?
      – Это я сочинила. Хорошо звучит.
      – Часть… «штика»?
      – Очень неплохо, мистер Спок. Знаете… а вы на сцене очень эффектны. Вы естественно держитесь. Как насчет повторить номер во втором представлении?
      – Я планировал наблюдать за аудиторией.
      – Вы сможете понаблюдать за ней из-за кулис. После того, как вы заговорите со мной и я ушлю вас. Это самое меньшее, что вы можете сделать, после того, как вы чуть не сорвали мой номер.
      Спок задумался над предложением.
      – Но я не сорвал ваш номер. Мои замечания о ваших фокусах позволили вам продемонстрировать еще более впечатляющий трюк. Я подозреваю, что вы запланировали эту последовательность.
      – Запланировала? – Амелинда снова засмеялась. – Я, конечно, молодец, но не настолько же! Может, папа мог бы отколоть такой номер. Может, когда-нибудь и я смогу, но в этот раз – нет. Не намеренно.
      – В этом случае, вы эффектно импровизируете.
      – Надо быть готовой ко всякому, – сказала Амелинда. – Ну, так как? Вы мне поможете?
      – Хорошо, – сказал Спок. У него еще будут возможности понаблюдать за людьми, а это – уникальная возможность ознакомиться с уникальным человеческим существом. – Я помогу вам, если мне не нужно будет способствовать распространению веры в сверхъестественное.
      – Великолепно, – сказала Амелинда. – Только еще одно.
      – Что же?
      – Мне придется показать вам, как делаются некоторые фокусы. Это значит, вы будете моим ассистентом – станете одним из нас. Вам нельзя рассказывать наши секреты еще кому-то.
      – Например?
      – Ладно. Например, вам нельзя никому говорить, как вы выбрались из волшебного ящика. И нельзя говорить, что в фокусе с исчезновением я использую кодовую отмычку. – У нее в руках вдруг оказался миниатюрный прибор, который использовался для снятия электронных кодов.
      Спок подумал.
      – Это в высшей степени нелегальный прибор, мисс Лукариэн.
      – Только оттого нелегальный, что его используют взломщики, чтобы
      взламывать замки и проникать всюду. У магов всегда имеется целый мешок всяких приспособлений, за которые бы их немедленно арестовали, если б они использовали их за пределами сцены. Ну, так что вы скажете – вы пообещаете молчать, или вы меня выдадите?
      – Пообещаю.
      – Хорошо. Ладно, пойдемте посмотрим представление из-за кулис.
      Он последовал за ней за кулисы. Освещенный лучами прожекторов,
      Стивен выстроил в воздухе арку из вертящихся, горящих факелов – он, казалось, едва касался их, когда ловил и снова подбрасывал, закручивая, в воздух. Его длинные светлые волосы, перехваченные голубой шелковой лентой, были собраны на затылке.
      – Кстати, мистер Спок, – сказала Амелинда. – у вас ведь, наверное, есть что надеть, кроме этого? Что-нибудь более броское?
      Спок хотел было возразить, затем передумал.
      – Думаю, это можно устроить, мисс Лукариэн.
      Амелинда и Спок подошли ближе к сцене.
      – Вы можете видеть зал вон оттуда, мистер Спок, – сказала Линди. – О! Хикару!
      Хикару Сулу ждал за кулисами, одетый в трико и колет опираясь на шпагу. Мистера Кокспера он еще не видел. Он полагал, что тот в своей гримерной.
      – Я готов, – сказал он.
      – Он вам разве не сказал? – спросила Линди.
      – Кто и что мне не сказал?
      – Мистер Кокспер объявил забастовку.
      Хикару сам удивился, какое он почувствовал разочарование. Затем он просветлел.
      – Как насчет дублера? Может, я смогу сыграть вместо него.
      – Правда? Это было б здорово. Вы раньше выступали на сцене? Вы помните монолог?
      – Нет, я раньше не выступал, но я уверен… то есть… – Быть знакомым с Шекспиром и быть способным выйти на сцену и представить отрывок – это все-таки две разные вещи. – Думаю, я поторопился с заявлением, – сказал он.
      – А вы могли бы выучить монолог к завтрашнему дню?
      – Конечно!
      – Хорошо. Если вы думаете, что можете с этим справиться, приходите завтра на репетицию.
      – Приду!
      Джим, сидя в зале, смотрел выступление Стивена. Выступление завершилось жонглированием вращающимися ножами и зажженными факелами. Оно было таким же ярким и пламенеющим, как и сам актер. В конце концов, Стивен поймал факелы и ножи, сдернул с волос ленту и поклонился.
      Маккой проскользнул в зал и сел в кресло мистера Спока.
      – Боунз, думаю, у тебя большое будущее в водевиле, – вполголоса сказал Джим.
      – А у тебя проблемки, мальчик, – сказал Маккой. – Я собираюсь занять у Линди волшебный ящик на то время, что мне понадобиться, чтобы перебросить тебя в лазарет для осмотра.
      – Ш-шш! – сказал Джим. Перед его мысленным взором так и стояла Маккоевская регенерационная культура, которая, пущенная в тубу с глюкозой, превращает ее в тубу пульсирующего зеленого желе. – Не разговаривай на представлении.
      После того, как Грег и Марис отплясали свой номер, на сцену скользнул Марцеллин. Заставляя свое тело говорить за свое воображение, он начал создавать вокруг себя невидимый мир.
      Джим был совершенно околдован представлением. Один номер сменялся другим, и он даже забыл думать о том, куда же все-таки подевался офицер по науке.
      Запела Филомела, заставив публику сперва засмеяться, затем загрустить, затем проделать то и другое одновременно.
      Чеснашстеннай с другими фелиноидами, включая двоих из команды «Энтерпрайза», станцевали охотничий танец. Джим и раньше слыхал об этом танце, мифологическом представлении истории их народа, но раньше никогда его не видел. Он был волшебным, эротичным и тревожным.