– Мистер Спок, я направляюсь в лазарет. Вы не можете составить мне компанию?
– Лейтенант Аристидес, – с неожиданной теплотой ответил Спок. – Я настолько гордый, сколько упрямый, и буду благодарен вам за помощь.
Леонард Маккой расхаживал взад-вперед по своему кабинету и мучительно раздумывал об истоках привязавшейся к нему бессонницы. Беспричинная потеря сознания в транспортном отсеке могла быть вызвана усталостью, но это не объясняло его теперешнего состояния. А он чувствовал себя так, словно только что проснулся после хмельной студенческой пирушки, на которой отстаивал свою репутацию горького пьяницы – приверженца добрых старых традиций юга.
Но Маккой со студенческих лет не пил ничего крепче кофе, да и кофе употреблял редко с той поры, как у него появились проблемы со сном. Было, правда, кофе с бренди на торжественной встрече офицеров экипажа с новым командиром команды безопасности Мандэлой Флин. Да вряд ли событие двухмесячной давности может сказываться до сих пор.
– Доктор Маккой, – Снанагфаштали грациозно встала на Задние лапы. – Мистер Спок заболел. У него высокая температура. По крайней мере, повышена на целых три градуса по Цельсию.
– У него всегда такая температура.
– Я говорю не о земных мерках, – я сравниваю его температуру со своей.
– Он в сознании. Лейтенант Аристидес сопровождает его к вам.
– Хорошо. Спасибо, – Маккой почувствовал внезапное облегчение, а Снарл навострила свои уши.
Дженифер Аристидес вошла в лазарет, неся Спока на вытянутых перед собою руках. Вулканец был в обмороке, его длинные руки и ноги безвольно свисали вниз, голова беспомощно откинулась назад, зеленые капли крови отмечали каждый шаг Дженифер.
– Минуту назад он потерял сознание, – офицер безопасности говорила нерешительно, как можно ниже опустив голову и плечи, чтобы не очень возвышаться над доктором. – И я подумала, что будет лучше, если я донесу его на руках, не дожидаясь носилок.
– Вы правильно поступили, – ответил Маккой. – Жаль, что я не поверил своим опасениям и позволил ему дойти до такого состояния.
ЭПИЛОГ
Джеймс Кирк сидел у кровати спящего Спока и вертел перед глазами странной формы частицу то ли механизма, то ли приспособления, то ли… Гадать было бесполезно – Кирк никогда не видел ничего, хотя бы отдаленно схожего с этим притягательным янтарным осколком. Других, более мелких осколков, собранных на полу обсерватории набралась целая груда… Но что может сказать бесформенная груда о форме и назначении того, чем она недавно была?
Вошел Маккой и сел рядом, устало потирая глаза.
– Старина, – сказал Кирк, – я позову тебя, как только он проснется. А до того почему бы и тебе не поспать вместе с ним?
– Да пытался уже, – мрачно отозвался Маккой. – И начинаю думать, что Спок и меня заразил своим настроем на двухмесячную бессонницу.
Джим бессознательно провел указательным пальцем по янтарной изящно изогнутой поверхности осколка, ногтем коснулся острого, излома.
– Все последние дни я чувствовал тревогу, – признался доктор. – Как будто знал, что должно произойти что-то ужасное, чего я не мог понять и предотвратить. Кирк ухмыльнулся.
– Ты почувствовал тревогу только в последние дни, а на меня она навалилась сразу же после того, как мы вошли в пределы сенсорной досягаемости этой проклятой аномалии, – он посмотрел на спящего Спока, который ни разу не пошевелился на его глазах. – С ним все будет в норме?
– Думаю, что да.
– Ты в этом уверен или нет? – добивался Кирк определенного ответа.
– Для уверенности есть все основания. Но я не возьму в толк, как он дошел до такого состояния. Мне было бы понятно, если бы кто-нибудь привел его истощенного…
– Ты знал о том, что он совсем не спал?
– Да.
– И ничего не сказал мне?
– А что бы ты сделал? Запретил? – теперь уже ухмыльнулся Маккой. – Я неказал тебе по соображениям медицинской этики. Как тебе известно, существует конфиденциальность между врачом и пациентом. Да и не хотел я подставлять свою седую голову под карающий меч моего капитана.
– Ну хорошо, хорошо. Но что с ним, если это не истощение?
– Это истощение, но такой высокой степени, словно он прошел через многократную физическую перегрузку. Марафонцы с Вулкана говорят о такой перегрузке: «Сто километров по пустыне». А рана черепа вообще необъяснима. Она получена не при падении, а гораздо раньше, потому что была закрыта синтетической кожей и начинала заживать. Спок знал, что я применяю ее и для вулканского генотипа, и мог воспользоваться ею. Но он этого не сделал: пакет в хранилище лежал нетронутым, – доктор приостановился. – Продолжать дальше?
– Не надо. Я сам продолжу: он был в штатском. На корабле я никогда не видел его, одетым не по форме. И…
– В руке он держал таинственный кусок таинственного… чего?
– Понятия не имею. Скотти тоже не может сказать ничего определенного. Вероятнее всего, это биоэлектроника, но такая новая, что о ней мало кто знает. Я не подписывал заявку на оборудование такого рода, и нет никаких упоминаний о том, что мы доставляли его на борт нашего корабля.
Медленно пробуждаясь от глубокого сна, Спок мало-помалу стал различать чьи-то голоса. Кажется, кто-то обсуждал его, но он не смог понять смысла даже отдельных слов. И внутренне напрягся.
– Происходит что-то очень странное, – сказал Джим Кирк. – Я не могу понять, что. И это мне совсем не нравится.
– Джим! – Спок сел так неожиданно, так быстро, что слышно было, как захрустели его мускулы и сухожилия. Порывистое движение и громкое восклицание вулканца произвели должное впечатление – Кирк и Маккой были удивлены, а сам Спок остался доволен: об истинной причине его порыва никто ничего не знает.
Он схватил Джима за руку – она была живой, весомой. Радостное облегчение охватило Спока. Погладив руку Джима, он дотянулся до его щеки, приложил к ней ладонь, почувствовал выбитую из привычной колеи энергию неповрежденного разума друга. Удовлетворенно откинулся назад, смущенный своим поведением, отвернулся к стене, пытаясь взять под контроль разгулявшиеся чувства.
– Спок, что случилось? Дружище…
– Все нормально. Ты же хотел, чтобы он проснулся, – ответил за Спока Маккой.
– Все нормально, капитан, – эхом отозвался Спок. Он уселся на кровати, попытался взять себя в руки, чтобы не выдать того, что он готов и рассмеяться, и разрыдаться, как самый обычный землянин. – Я просто… очень рад, что вижу вас.
– Я тоже рад вас видеть, – голос Кирка звучал насмешливо. – Вы как будто отсутствовали длительное время.
– Как долго, капитан? – настойчиво спросил Спок.
– Несколько часов. И почему?
Спок расслабился:
– Потому, сэр, что аномалия находится в процессе превращения в очень маленькую черную дыру, как вы сказали бы, следуя земным традициям, в «ястребиную» черную дыру. Когда превращение закончится, образование взорвется. Кирк вскочил на ноги и устремился к двери.
– Капитан! – окликнул его Спок.
Кирк оглянулся назад.
– «Энтерпрайзу» не грозит опасность – процесс будет продолжаться еще целых шесть дней.
– О! – с облегчением выдохнул Кирк и вернулся назад. – Вы меня успокоили, мистер Спок. Но что же все-таки произошло?
Спок поднял руку, коснулся раны на виске – она была едва заметна. Маккой наложил на нее новый слой синтетической кожи, закрепил ее прозрачной жидкостью…
На столе, выдвинутом на середину палаты, лежала скомканная коричневая с золотой отделкой туника Спока…
Джим вертел в руке осколок преобразователя времени…
– Итак, вы были в обсерватории, – напомнил Джим. – Снарл услышала, как вы упали. Вы помните это?
Спок легко воскресил в памяти то, что отчетливо помнил. Взглянув на Кирка, потом на Маккоя, он сразу же сообразил, что если они сейчас находятся здесь, то их не было в переменном потоке времени. Но где был он сам?
Офицер по науке ясно помнил поток времени, в котором гладко проходили его наблюдения: аномальное образование действительно появилось и, хоть нельзя было с достаточной точностью установить причину его возникновения, с самого начала было ясно, что оно саморазрушится и не представляет какой-либо опасности. «Энтерпрайз» никогда не отзывался на Алеф Прайм, доктор Мордро никогда не появлялся на его борту, Спок не обнаружил никакого ускорения в росте энтропии.
Но он появился в обсерватории, вытесненный на «Энтерпрайз» чуждыми ему пространством и временем в место, которому он принадлежал. Это не вызывало сомнения. Бесспорным было и то, что Спок ошибся в подсчете запасов своих жизненных сил. Значит, путешествие во времени или истощение, а может быть, то и другое вместе стали причиной потери сознания.
– Спок? – осторожно спросил Кирк. – Вы все помните?
– Нет, капитан, – вполне правдиво ответил Спок. – Воспоминания разобщены и непонятны.
Кирк поверил ему. Нельзя было ожидать, что вулканец будет все помнить после того, как он проделал петлю времени, а вернувшись в свое время, отключился от настоящего. Но кое-что Спок помнил, кое-что знал.
Ну, прежде всего он узнал, каким хрупким является космос. Ему не удалось восстановить его в его первозданном виде. Удалось лишь залатать самое продырявленное место, наложить заплаты на самые большие дыры. Спок надеялся, что неплохо справился со своей задачей, хоть швы были не очень ровными, а нити не очень гладкими. Видимые несообразности выглядели обычным астрономическим феноменом, которому нет объяснения, но он тем не менее существует, чтобы напоминать разуму о вечной тайне настоящего и вечной противоречивости воспоминаний. Офицер по науке с приятным чувством благодарности принимает это напоминание.
– Прошу прощения, капитан, – но я не могу объяснить, что произошло.
– Вы получили небольшое сотрясение мозга, – сообщил Маккой. – Придете в себя, тогда все вспомните и все объясните.
Спок надеялся, что этого не произойдет, но умолчал о своей надежде. Кирк поднес к его глазам преобразователь времени:
– Ну а это… вы можете мне объяснить, что это такое?
– Конечно, капитан. Это Конструкция, которая помогла мне справиться с моей задачей, – Спок почувствовал стыд за себя, потому что чисто технически он сказал почти правду, а фактически – солгал.
– Где вы взяли его?
– Сам сделал, капитан.
– На нашем корабле нет биоэлектронных компонентов.
– Джим, – вмешался Маккой, – отложи на потом это дело.
– Отложу. Но не раньше, чем мистер Спок ответит на мой вопрос.
– Вы не задавали вопроса, капитан, – произнес Спок. – Вы высказали утверждение, с которым я вынужден согласиться: на «Энтерпрайзе» действительно нет биоэлектроники. Но считаю нужным обратить ваше внимание на одно из интереснейших свойств биоэлектронных кристаллов: их можно вырастить, – вулканец протянул руку к преобразователю времени.
Кирк бросил на него свирепый взгляд, потом усмехнулся и укоризненно сказал:
– Да-а, мистер Спок, никогда не думал, что вы нечисты на руку.
Маккой сокрушенно вздохнул:
– Вон до чего дело дошло! Может, хватит?
Спок не совсем понял слова капитана и уставился на свои руки – они были слегка зеленоватыми от не совсем отмытой крови. Но какая из них грязная?
– Спок, – перешел на серьезный тон Кирк. – Вы не все рассказали, и мне это не нравится.
– Капитан, находясь поблизости от аномалии, можно предсказать только то, что ничего нельзя предсказать.
– Иными словами вы и не хотели разбираться в природе недавних событий?
– Я и сейчас предпочел бы не делать этого, капитан.
Кирк нахмурился, и Спок подумал, что придется ему забыть об осколке преобразователя времени. Но неожиданно капитан снова улыбнулся и протянул Споку его вожделенное достояние.
Вулканец молча принял его.
– Хорошо, Спок. Я доверяю вам и доверяю вашему мнению о том, что, хотя вы и не можете объяснить природу аномального образования, оно не представляет опасности для корабля и для всех, находящихся на его борту.
– Я не стану злоупотреблять вашим доверием, – ответил Спок. Маккой скрестил руки на груди.
– А сейчас, джентльмены, когда вы обменялись выражением доверия друг к другу, – он строго взглянул на Кирка, – не хотите ли вы пока оставить больного в покое и выйти вон. А вы, – он перевел раздраженный взгляд на Спока, – отправляйтесь спать. Прямо сейчас. Это – приказ!
Джим рассмеялся.
– О'кей, старина! Мистер Спок, так мы можем убираться отсюда?
– Да, капитан. Мои наблюдения закончены.
– Хорошо, – Кирк встал и пошел на выход.
– Капитан… Джим…
Кирк оглянулся.
– Спасибо вам, – сказал Спок.
* * *
Когда Кирк завернул за угол, он увидел Зулу, направлявшегося к лифту.
– Мистер Зулу! – окликнул капитан. Рулевой не оглянулся. Кирк окликнул его еще раз. Зулу тут же остановился, виновато произнес:
– Простите, капитан. Я… я задумался, – и подождал капитана.
– Вы держите курс на капитанский мостик?
– Да, сэр. Через десять минут моя вахта.
– Я рад этому. Работа мистера Спока завершена, и мы можем уходить отсюда. И во время маневра вблизи аномалии я хотел бы видеть вас на месте рулевого.
– Да?.. Спасибо, капитан, – растерянно произнес Зулу, удивленный неожиданным комплиментом.
«В последнее время Зулу выглядит озабоченным, – подумал Кирк. – И срочно нуждается в стрижке. Он стал отращивать усы. О чем это говорит? Рулевой линейного корабля похож на разгильдяя-таможенника из пограничного патруля. Впрочем, ему столько пришлось работать, что мог и забыть о своем внешнем виде».
Кирк на ходу придумал шутку по поводу прически Зулу – шутку, которая будет понята как предложение привести себя в порядок.
«А почему ты хочешь, чтобы Зулу остриг себе волосы? – спросил сам себя Кирк. – И как это может отразиться на его работе?» Шутка была забыта.
– Вы счастливы на «Энтерпрайзе», мистер Зулу?
Зулу не колебался и ответил так уверенно, словно давно уже готовился к ответу:
– Да, капитан. Я нашел здесь то, на что не мог и надеяться. И думаю, что ничего лучшего я никогда не буду иметь.
Кирк засомневался, хоть и уловил явный комплимент в свой адрес, лишь слегка прикрытый вычурностью речи. Он услышал в словах Зулу горький подтекст, потому что хорошо знал его послужной список и знал, как может прочитать его конторский бюрократ.
«Не очень разнообразный опыт», – вот как будет звучать вывод из послужного списка Зулу, словно кто-то может иметь опыт, достаточный для службы на «Энтерпрайзе». К большому сожалению, все решала бумага, а не человек, на которого заводилась эта бумага. И Зулу знал это так же хорошо, как и все остальные офицеры. Кирк вдруг осознал, что если рулевой захочет продвинуться вверх по служебной лестнице, ему волей-неволей придется покинуть «Энтерпрайз».
«Ты потеряешь самого лучшего рулевого, какого еще не имел этот корабль, если ничего не сделаешь для него, причем достаточно быстро», – убедил себя Кирк.
– Я думал, – сказал он, – я думаю, что ваш послужной список должен отражать все ваши достоинства, а не быть при вас пустым придатком. Будет чертовски обидно, если вы захотите получить повышение, а ваш пост перейдет в руки полузнайки только потому, что у него все в порядке с придатком, а у вас нет.
Лицо Зулу приняло такое выражение, что Кирк уже поздравлял себя с успехом.
– Я полагаю, что мы с вами должны обговорить детали выдвижения вас на звание полевого лейтенанта-командира. Правда, через несколько лет вы так или иначе получите повышение, но звание полевого командира…
– Капитан!.. – голос Зулу зазвенел от волнения.
– Конечно, это звание означает большую ответственность.
– Я готов к ней, капитан.
– Хорошо. Давайте встретимся и все обговорим. Вы даете уроки фехтования, после обеда, не так ли?
– Через день. А в другие дни я беру уроки дзюдо у командира Флин.
– В какое время вы заканчиваете?
– Около 16.00 часов.
– Тогда что вы скажете о 17.00 завтра в кают компании?
– Я буду там, капитан! Спасибо, сэр.
Кирк кивнул. Они подошли к лифту, зашли в него, направились на капитанский мостик.
– Между прочим, мистер Зулу, у вас будут замечательные усы, когда подрастут еще немного. Щеки Зулу вспыхнули румянцем…
– Да, я не шучу.
– Я не надеялся, что вы одобрите их.
– Почему? Я тоже когда-то отращивал себе усы.
– Вы? А почему вы сбрили их?
– Могу сказать, но с условием, что вы никому не передадите наш разговор.
– Капитан, обещаю.
– Они были рыжими. Красно-рыжими. Пожалуй, я никогда в своей жизни ни над чем так не смеялся, как над своими усами.
И Кирк весело расхохотался, за ним засмеялся и Зулу.
– Я не думай, что мне это грозит, капитан, – сквозь смех проговорил рулевой.
Двери лифта распахнулись, они вышли на мостик. Кирк ответил Зулу:
– Да, я думаю, вам это не грозит.
Кирк занял свое пустующее место, Зулу сменил у пульта управления младшего рулевого офицера, проверил работу пульта.
– Мистер Зулу, – приказал Кирк, – проложите курс нашего ухода отсюда.
– Есть, сэр.
Работа заняла всего лишь несколько секунд, и Зулу готов был увести корабль прочь от этой аномалии в любой момент.
– Курс проложен, капитан. ВОРБ-фактор Один.
– Благодарю вас, мистер Зулу.
Как вольная птица «Энтерпрайз» стремительно вырвался из цепких когтей аномалии, проплыл сквозь пламенеющий занавес измельченного вещества, окружавшего ее, и ушел в глубины космоса.
* * *
Запись в капитанском журнале. Дата по звездному календарю 50 001:
«Мы находимся от аномалии на расстоянии одного дня, и тревога, охватившая экипаж «Энтерпрайза» в период нашей работы, постепенно исчезает, уступая место чувству облегчения и даже удовлетворенности. Особо хочется отметить высокий моральный дух команды безопасности: хоть я и считаю, что новый командир безопасности довольно колючая, она великолепно исполняет свои обязанности.
Я решил провести «Энтерпрайз» вдоль границы между пространством Федерации и территорией клингонов, которую сейчас охраняет эскадрилья капитана Хантер. Клингоны стали необычайно агрессивны и нанесли весьма ощутимые потери эскадрилье. Замена прибудет нескоро. И появление в этой зоне линейного корабля не прибавит забот капитану Хантер».
Административная запись:
«Я направил в Звездный Флот ходатайство о присвоении мистеру Зулу звания полевого лейтенанта-командира.
А так как это сделает его одним из самых молодых офицеров в таком звании без формального стажа прохождения службы на передовой линии, мне предстоит преодолеть сопротивление многих мелочных бюрократов, чтобы добиться их согласия. По моему мнению, если служба на «Энтерпрайзе» не дает квалификацию, равную по опыту службе на передовой, то мне остается развести руками и подать в отставку.
По ходатайству командира Флин я добился перевода лейтенанта Дженифер Аристидес из команды безопасности в отряд ботаники. А мистер Спок незамедлительно попросил ее позаботиться о проекте по выращиванию биоэлектронных компонентов. До сих пор Аристидес казалась мне еще более жестким и бесчувственным типом, чем сам Спок, но она явно довольна своей работой на новом месте.
Мистер Спок выздоравливает после катастрофического переутомления. Он убедил Звездный Флот, что аномальное образование вскоре самоуничтожится, и от него не останется следа во Вселенной. Со мной мой офицер по науке не желает обсуждать «непредсказуемые события», которые занимали его во время наблюдений. Несмотря на постоянное искушение спросить его, относится ли эта информация к той, которую простым смертным не следует знать (вопрос этот, несомненно, затрагивает его научную объективность), я не хочу оказывать давление, задавая ему вопросы. Возможно, он допустил ошибку, чреватую последствиями лишь для его самолюбия.
Во всяком случае, что бы там ни произошло, это касается только Спока и не затрагивает интересы «Энтерпрайза».
А он, как был, так и остается моей главной заботой».