Доктор Мордро присвистнул.

– Джорджи, – сказала Мри. – Но я не вижу доказательства наличия этого фактора.

– И верно, – откликнулся Мордро. – Что вы ответите на это, Спок?

– Перед вами нет доказательства наличия фактора коррекции, потому что нет наличия самого фактора. Он начнет существовать с того момента, когда появится величина «Т». А величина «Т» возникнет с того момента, когда вы пошлете людей в прошлое и оставите их там.

Мри пробормотала какое-то ругательство, она была полна недоверия:

– Это самое глупое доказательство из всего того, чего я вдоволь уже наслушалась. Это полностью замкнутая в себе циркулярная система.

– Да, – согласился Спок. – Доктор Мордро создал этот круг циркуляции. Спокойствие покинуло и доктора Мордро.

Он свирепо глянул на Спока и заговорил:

– Из всех ваших уравнений можно сделать лишь один вывод: вы пытаетесь спасти капитана Кирка и готовы пойти на что угодно. Я восхищен вашей преданностью, мистер Спок. Но почему в угоду вашей дружбе я должен предавать своих друзей? Почему я должен разрушать их планы? Но я благодарен вам за предупреждение – теперь я знаю, что мне грозит, и не позволю арестовать себя после того, как отошлю Мри и других друзей в прошлое. В случае необходимости я и сам перенесусь вслед за ними.

– Я давно уже пытаюсь убедить тебя в этом, – напомнила Мри. Спок встал и посмотрел в глаза своего бывшего учителя:

– Доктор Мордро, вулканцы никогда не лгут. Эффект энтропии вызвал у меня большое сомнение. Когда я впервые обнаружил его, то прежде всего подумал, что допустил ошибку. Но вы сами – ваша будущая версия, которая пыталась залечить космическое пространство, так же, как и я сейчас пытаюсь сделать то же самое, – вы убедили меня, что не было ошибки. А вы прибыли из того времени, когда эффект имел уже катастрофические последствия.

Мордро сердито возразил:

– Вулканцы утверждают, что они не лгут. Но с одной стороны, это утверждение никем не проверено, а с другой, вы – не вулканец. Не настоящий вулканец. А земляне – первые лжецы во всей Вселенной.

– Я… я постарался усилить вулканские начала во мне и подавить все человеческие черты, – не очень уверенно сказал Спок, – А почему бы вам не пойти на компромисс? Ваш корабль не будет вызван на Алеф Прайм, вы останетесь в стороне от того, что я делаю, и ваш капитан останется жив.

– Судьба капитана Кирка лишь косвенно связана с тем, о чем я рассказал вам. Живой ли, мертвый он не сможет изменить общую картину того, что произойдет в результате вашего эксперимента.

– Где же тогда моя, вымышленная вами, версия? Почему я не могу прийти к себе из будущего себя – то есть меня?

У Спока был ответ и на этот вопрос, но подкравшийся сзади Перим неожиданно схватил его за волосы, сильно рванул вниз. Спок не противился. И обманутый легкой победой, Перим прокричал:

– Сколько можно слушать пустые разговоры? Помогите мне связать его и давайте уходить.

Одного мгновения хватило Споку, чтобы перевернуться и пустить в ход ноги, – Перим лежал на полу, оглушенный падением; беспомощный. А Спок, довольный тем, что выявил самого темпераментного из друзей Мордро, постарался ответить наг вопрос:

– Доктор, вы пытались, дважды пытались. В первый раз…

С секундным опозданием он почувствовал, как чья-то рука сжала его плечо. Тонкие сильные пальцы безошибочно впились в уязвимое место прежде, чем он смог среагировать на них. Силы покинули Спока, и он медленно осел на пол. Сквозь легкий туман, застилавший глаза, вулканец увидел склонившуюся над ним Мри.

– С ним будет все в порядке, – успокоила она Мордро. – Но Перим прав – надо убираться отсюда, пока не поздно.

Доктор Мордро медлил. А Спок и боролся со своим собственным телом, пытаясь взять его под контроль, и… восхищался мастерством Мри. Редкие земляне так тонко владели техникой бескровного боя. Одни были слишком грубы, чтобы в совершенстве овладеть этой техникой, другие слишком агрессивны, чтобы беспокоиться о чужом здоровье. Но Мри обладала несомненным талантом бескровного бойца – Спок все видел, все понимал И в то же время не мог ни пошевелиться, ни заговорить.

– Будь по-вашему, – решился наконец Мордро. Он первым пошел в комнату-лабораторию, за ним гуськом потянулись остальные.

Спок искал в себе силы, способные оживить парализованное тело, и не находил. Ослепительный отблеск радужного света, стремительная волна ультрафиолетовых лучей известили его об очередной неудаче – друзья Мордро отправились туда, где их никто не найдет. Спок может возвращаться сюда снова и снова, раньше и позже этого времени – и каждая тщетная попытка спасти субстанцию Вселенной от разрушения будет наносить ей непоправимый вред. Он обречен на неудачу. Всегда найдется что-то, что помешает ему. Всегда будет побеждать энтропия. Потому что энтропия непобедима. Спок закричал от отчаяния.

Крик разбудил в нем надежду, каким-то чудом ему удалось перевернуться на живот. Напрягая каждый нерв, каждый мускул, Спок тащил вперед свое непомерно тяжелое тело. Он не полз, но как доисторическая амфибия, впервые оказавшаяся на сухом берегу, инстинктивно боролась за жизнь, превращая жабры в легкие, а плавники – в цепкие лапы, так боролся и он, зная, что умрет, если прекратит борьбу. А если выживет, то только в борьбе.

Хантер вошла в лазарет, хоть сейчас ей хотелось быть где угодно, только не здесь. Она остановилась у открытой двери в каюту Маккоя.

– Леонард, двенадцать часов мистера Спока на исходе.

– Я знаю, – с несчастным видом ответил доктор. – Но он предупредил, что его лимит – четырнадцать часов.

– Боже мой! – раздраженно произнесла Хантер. – Леонард… – Подождите! – остановил ее доктор и настороженно прислушался. – Вы слышите? Это сенсоры! – он вскочил и опрометью бросился в центральное отделение лазарета. В карантинном блоке скорой помощи показания сенсора застыли на нуле, но не потому, что яд окончательно доконал Иана Брайтвайта, – опередившая доктора Хантер увидела пустую кровать и выбежала в коридор. На ее глазах Брайтвайт скрылся за углом.

– Он хочет добраться до транспортатора! – громко выкрикнул Маккой.

Подстегнутая этим криком, Хантер бросилась догонять Брайтвайта. Иан был еще очень слаб и расстояние между ними быстро сокращалось. Но иногда и слабым везет – Брайтвайт добрался до лифта и зашел в него. На мгновение опоздавшая Хантер с разбегу врезалась в закрытую дверь.

– Проклятье! – простонала она, яростно нажимая на кнопку.

Маккой поспел как раз к возврату лифта. Вдвоем они ввалились в кабину лифта, и едва он остановился, Хантер выскочила в коридор и помчалась вслед за Брайтвайтом.

А он уже добрался до транспортного отсека и открыл панель управления транспортатором. Биоэлектронная конструкция, прикрепленная к корпусу модуля, походила на грозно мерцающую злокачественную опухоль.

– Не трогайте, Иан! – воскликнула Хантер. – Заклинаю вас Богом, не трогайте!

– «Как бы не так!» – злорадно прошептал Брайтвайт.

Добравшись до дверного проема, Спок прошептал:

– Доктор Мордро…

Путешественники во времени как бы разделились на две группы: одни из них испуганно оглянулись на шепот Спока, другие – тоже с испугом – уставились на транспортатор.

Не понимая, что произошло, Спок приподнялся на локтях и увидел двух Мордро. В первое мгновение он подумал, что у него двоится в глазах. Но нет – один Мордро сошел с платформы транспортатора и тут же упал лицом вниз, второй опустился на колено рядом с упавшим и перевернул его на спину. Первый Мордро – старый, с безжизненным серым лицом – громко застонал.

Цепляясь руками за стену, Спок поднялся на ноги. Больше всех удивленная Мри смотрела то на одного, то на другого Мордро, потом молча уставилась на Спока.

– Сэр, – произнес вулканец.

– Ничего не изменилось, – прохрипел старый Мордро. – Я ждал вас, но… ничего не изменилось, – голос его был сухим, эфемерным, он напоминал звук сыплющегося на камень песка. – Я ждал, но хаос…

Спок о трудом преодолел несколько метров и упал на колени около вестника из будущего. Мордро настоящего времени пристально наблюдал за ним.

– Профессор, они намерены уйти, – сказал Спок. – Я пытался показать им, что произойдет. Рука старого Мордро вцепилась в его запястье.

– Я не хочу так умирать, – прошелестел безжизненный голос. – Бесцветные старческие глаза нашли себя сегодняшнего. – Поверь ему. Прошу тебя, поверь.

Старый профессор вздохнул, рука его беспомощно упала рядом с коченеющим телом. Мордро настоящего схватился за голову и медленно опустился на пол.

– Боже мой! – испуганно вскрикнула Мри.

Посмотрите, что происходит?

Тело умершего Мордро на глазах превращалось в пыль, а пыль тут же превращалась в ничто. Не дожидаясь конца этого скорого процесса, Спок схватил преобразователь времени умершего, настроил его на будущее время и опустил в пыль. Пылевые останки профессора исчезли в своем времени вместе с преобразователем.

Вулканец медленно поднялся с колен, устало спросил:

– А теперь вы верите мне? – и перестав контролировать себя, забыв о своем вулканском происхождении, дал волю своим чувствам, закричав, что есть мочи:

– Он знал, что умрет, если вернется назад! Он знал! И боялся смерти но в его времени изменения, вызванные вами, стали невыносимыми! И чтобы остановить вас, он пошел на смерть!

– А нам как быть? – закричал Перим. – Мы никуда не денемся от будущего! А наши мечты о прошлом?

– А мечты ваших детей? – спросил Спок и посмотрел на мальчика, который задавал ему вопрос, а сейчас с интересом прислушивался к разговору. Понимает ли он, о чем идет речь? Но ребенок хотя бы пытается понять что-то, понять, а взрослые и не понимают, и не хотят понимать. – Даже зная грядущие последствия, вы хотите вернуться в прошлое, потому что там вы будете чувствовать себя в полной безопасности. Но ваши дети доживут до будущего и им придется нести ответственность за ваше безрассудство, – Спок внимательно осмотрел всех – и взрослых, и детей. Доктор Мордро поднялся с пола и заговорил дрожащим от волнения голосом:

– Мистер Спок, возможно…

– Джорджи! – прервал его Перим и со сжатыми кулаками шагнул к Споку.

Мри, казалось бы, мягко сжала его запястье, но он тут же остановился и замолчал.

– Мне кажется, что у всех нас могут быть другие мечты и надежды, – примирительно сказал Спок.

– Перим, – заговорила Мри. – Спок прав. Мы были большими эгоистами и знали о своем эгоизме. Но теперь мы знаем, каковы могут быть результаты нашего эгоизма.

– Простите меня, – мягко произнес Мордро и оглядел по очереди всех, начиная с Мри и Перима и закончив детьми. По лицу студента, который подал Споку воду, текли слезы.

– Это было бы… – начал он и не закончил фразы.

– Друзья мои, я еще раз прошу у вас прощения, – громче и уверенней сказал Мордро и, подойдя к транспортатору, принялся разъединять многочисленные провода. Перим и еще один из недовольных попытались помешать ему, но Мри и трое других взрослых прикрыли профессора.

Сняв с транспортатора преобразователь времени, Мордро со слезами на глазах обнял по очереди всех своих друзей, а остановившись около Перима, проговорил:

– Я не могу сделать этого – я не враг вам. Перим вырвался из его объятий и скорее прорычал, чем проговорил:

– Ты прав – ты ничего не можешь! – и схватив мальчика за руку, выбежал из комнаты.

Иан Брайтвайт ударил кулаком по кнопке преобразователя времени. Хантер и Маккой нагнали его слишком поздно. Они успели оттолкнуть прокурора от панели управления транспортатором, но разом включенные ВОРБ-двигатели уже заработали, причем так не синхронно, что «Энтерпрайз» затрясло, как в лихорадке. Над транспортатором вспыхнула радуга; красный-оранжевый-желтый свет…

Маккой застонал от горя и отчаяния. Перед его глазами засветилось зеленое-голубое-фиолетовое пламя, и он погрузился в темноту: свет на всем корабле погас, радуга пропала…

Доктор очнулся, открыл глаза и с удивлением увидел, что лежит на палубе транспортного отсека. Рядом с ним никого не было. Плафоны освещения заливали отсек ярким светом. Попытавшись встать на ноги, Маккой едва не упал – ноги одеревенели так, словно он пролежал здесь несколько часов.

Что же произошло? В памяти мелькали смутные обрывки то ли действительного кошмара, то ли… Но нет, это был не сон! Доктору показалось, что совсем недавно он держал в руках нечто осязаемое, что сейчас проскальзывало сквозь пальцы и улетучивалось, не оставляя после себя следов.

– Что я здесь делаю? – пробормотал Маккой, еще раз оглядел безлюдный отсек и пошел в лазарет.

Когда все кандидаты в путешественники во времени покинули гостиную, доктор Мордро печально окинул взглядом Спока, потом Мри и заявил:

– Я полагаю, что следует воздержаться от публикации моей последней работы.

Несмотря на все произошедшее, Спок чувствовал свою вину перед профессором и мысленно перенесся на Вулкан, общественное устройство которого не налагает запретов на знания.

– Я согласна с тобой, – сказала Мри. – Я думаю, о ней не стоит даже упоминать. Но проклятье!., сама по себе идея – просто великолепна!

– Как по-вашему, сможет ли кто-нибудь из ваших друзей воссоздать преобразователь времени? – спросил Спок. Мордро пожал плечами:

– Сможет, не сможет… Кто знает? Ни в чем нельзя быть уверенным. Но я полагаю, что это – наша проблема, а не ваша, мистер Спок.

Мри с виноватой улыбкой осведомилась:

– Надеюсь, я вас не травмировала? Простите меня?

– Ваша техника безупречна, – ответил Спок. – Примите мои поздравления.

– Благодарю вас. Мордро кинул взгляд в сторону лаборатории, где его второе «я» превратилось в пыль.

– С вами ничего не случится, мистер Спок? Вы сможете вернуться в свое время без…

– Ваше второе «я» путешествовало намного больше меня.

– Все-таки физиология у нас разная.

– Доктор Мордро, у меня нет выбора. Я не могу оставаться здесь по той же самой причине, по которой вы не можете послать своих друзей в прошлое. Каждая минута моего пребывания в вашем времени может обернуться целым каскадом бедствий. Приходится рисковать.

Спок встал, взял в руки преобразователь времени:

– Мне пора.

– Мистер Спок?

– Мне пора, – повторил вулканец. – Я должен немедленно возвращаться.

Пальцы его судорожно вцепились в красивую гладкую игрушку взрослых людей, от которой хотелось как можно скорее избавиться, чтобы никуда больше не путешествовать, не подставлять свое измученное тело под новые удары больного пространства и искаженного времени.

– Прощайте, – произнес Спок и дотронулся до включателя.

Он успел услышать их напутственные слова перед тем как энергия преобразователя окружила его радужной сферой и втянула в стремительный поток. Ультрафиолетовые лучи пронзили его закрытые глаза.

Заверяя Маккоя в своем благополучном возвращении, Спок не мог даже предполагать, сколько опасностей будет подстерегать его, и сейчас не был уверен, сможет ли он – вернее, новая временная версия его, возникшая в данном потоке, – добраться до своего времени и существовать в нем.

Но материализовался он на «Энтерпрайзе» и убедился в этом за мгновение до того, как потерял сознание.

Радужный свет исчез, а вместе с ним и мистер Спок. Мордро посмотрел на Мри, а она, не отрывая задумчивого взгляда от платформы транспортатора, покачала головой:

– Ты думаешь, с ним все будет в норме?

– Надеюсь на это. Подождем недельку, другую, узнаем, где находится «Энтерпрайз», свяжемся с ним. Если Спок не вспомнит, что с ним произошло, значит – с ним все в норме.

– Ты хочешь связаться с ним отсюда?

– Что ты имеешь в виду? – нахмурился Джорджи. Мри взяла его за руку, осторожно напомнила:

– Если Перим не отойдет от своей злости, он может шантажировать тебя – твоя жизнь будет в опасности.

Сбитый с толку Мордро обдумал ее слова и переспросил:

– Мне будут угрожать?

Мри пожала плечами.

– Я надеюсь, что и сам смогу собрать преобразователь. Но Перим не хуже меня знает, кто изобрел его и довел до ума, – возразил Мордро.

– Да, – согласилась она. – Но я в любом случае хочу покинуть Алеф Прайм. И не вижу большой разницы в том, как я отсюда исчезну – перенесусь ли через четвертое измерение, или преодолею три обычных.

– Ты думаешь, мне тоже надо убираться отсюда.

– Непременно.

– Бежать?

– Как испуганному зайцу, – добавила она, сделала небольшую паузу и серьезно спросила:

– Джорджи, что тебя держит здесь?

– Да есть кое-какие дела, – неопределенно ответил он.

Несколько секунд они молча смотрели в глаза друг дружке, вспоминая давний, очень схожий разговор.

– Вспомни, сколько раз я просила тебя уйти отсюда вместе со мной? Мне опять надо просить? Нас ждут – все еще ждут, – убежденно сказала Мри.

– Нет, – ответил Мордро, – тебе не надо просить. Если ты уверена, что будет польза от «сумасшедшего» ученого…

– Уверена, – рассмеялась она. – Пока ты в одной упряжке с «сумасшедшим» изобретателем, – она указала на преобразователь времени. – Вспомни о проекте, который мы сможем осуществить. На этот раз мы не ошибемся.

Выкрикивая что-то бессвязное, Джеймс Кирк резко приподнялся с кровати, сел и схватился руками за лицо: ему показалось, что какая-то непонятная муть склеила ему глаза, сделала их неподвижными. В ответ на крик медленно загорелся свет. Кирк увидел себя в своей каюте, на своем корабле, живым и здоровым. А все привидевшееся ему было кошмарным сном. Кирк снова лег, потер лицо обеими руками. Лоб был покрыт холодным потом: кажется, этот сон был самым реалистическим из всех его снов. Но не все сны напоминали ему о терроризме, с которым Кирк столкнулся в самом начале своей службы в Звездном Флоте. И впервые он видел, как в него стреляют из пистолета, заряженного пулей-«паутиной», впервые во сне он разделился на двух Кирков, один из которых умирал, ощущая, как «паутина» добирается до его мозга, а другой наблюдал за собственной смертью и видел свои мертвые глаза, покрытые серебристо-серой пылью.

Джим потер грудь как раз в том месте, куда вошла пуля, – по счастью, во сне, – и с горьким юмором подумал:

– А ведь могла бы и убить.

Почему-то ему вспомнились другие сны – сны о Хантер. Давно он не видел ее во сне. Может, потому, что старался не думать о ней, не вспоминать, что разрушило их интимные отношении и едва не разрушило дружбу.

«Почему ты не вырос, Джим? – спросил Кирк самого себя. – Сон пришел к тебе не для того, чтобы развлечь или напугать тебя, а чтобы напомнить тебе, что ты смертен. Конечно, тебе может повезти, и ты умрешь другой смертью. Но все равно – ты смертей, и Хантер смертна. И ей постоянно угрожают реальные, а не мнимые опасности. И что ты сможешь сказать о себе, если с нею что-то случится, а она так и не услышит от тебя нужного слова? Только то, что ты идиотски глуп?»

Кирк приказал свету погаснуть и лежал в темноте с открытыми глазами. Он долго не мог уснуть, а, засыпая, знал, что никогда не сможет забыть сон сегодняшней ночи.

Хантер очнулась в кресле своей полутемной каюты, кинула взгляд на светящийся экран ридера и зябко поежилась. Похоже, она задремала, хоть и сомневалась в этом. Капитан откинулась назад, потянулась, помассировала виски и вновь уставилась на ридер. Чтение этой монографии давалось ей с большим трудом, ведь прошло столько лет со времени ее занятий физикой. Но работа была слишком оригинальной, чтобы не заинтересовать ее. Хантер всегда подозревала, что Джордж Мордро был немного помешанным, и только что прочитанная монография подтверждала ее подозрения.

Странным было уже то, что четыре работы из пяти были перепечатками двухгодичной давности, а пятая вообще не была датирована и в ней не проскальзывало никакого намека на последующие работы ученого. Зато от имени издателя сообщалось, что доктор Джордж Мордро ушел из Макропируса в зените своей славы и сейчас пребывает неведомо где: высылая свои работы для публикации, он не считал нужным указывать место жительства.

Хантер чувствовала себя слишком уставшей от, физики. Она развернула ридер к стене и направилась на капитанский мостик, чтобы подготовить «Аэрфен» для стыковки с Алеф Праймом.

Ее экипаж нуждался в замене больше, чем корабль в ремонте. Но Звездный Флот почему то не соизволил ответить на запрос капитана. И всякий раз, когда Хантер сталкивалась с бюрократией, которая все свои обязанности перекладывала на плечи других, она мечтала об уходе в отставку. Ее давно звали к себе Свободные Коммандос.

А перед уходом в Коммандос Хантер могла бы отправиться домой и побыть там некоторое время. Но что ее ждало дома? – несколько недель, посвященных семье, дочери, и несколько дней в горах, посвященных орлу-фениксу, с которым она подружилась еще в те давние годы, когда искала себе имя-мечту.

Хантер грустно усмехнулась, – кажется, она становится сентиментальной. А если она станет сентиментальной, то будет думать о Кирке – так же, как она всегда думала: «если бы да кабы».

«Если бы он был другим, – подумала Хантер, – и если бы я… то все было бы превосходно».

По дороге в свой офис Иан Брайтвайт остановился у офиса адвоката по гражданским делам, открыл дверь и от порога поздоровался:

– Привет, Ли! Как ты себя чувствуешь?

– Да вроде лучше. Похоже, что я подхватила вирус, но отделалась легким недомоганием.

– Ну и слава богу.

– Есть что-нибудь интересное? – поинтересовалась Ли. – Надоело защищать пьяных горняков от административных штрафов. А ты почему отказался от стоящего дела по контрабанде?

– Не хотелось усложнять себе жизнь.

– У всякой пташки свои замашки?

– И свой голосок, – ответил Иан. – Так я зайду за тобой после суда.

И он отправился дальше – к своему офису, где его поджидала куча среднескучных, среднетягостных, среднезнакомых дел.

Мандэла лежала в оцепенении, не в силах пошевелиться, не в силах издать хотя бы единый звук. Она только что очнулась от страшного сна, и ужас сопровождал ее пробуждение. Но постепенно она осознала, что находится не в пограничном патруле, не в разгаре кровавой битвы, а в своей каюте на «Энтерпрайзе» – месте нового назначения.

Мандэла погладила разболевшийся шрам на левом плече, подумала, что перенапряглась во время тренировки, растревожила старый перелом. Пора всерьез позаботиться о здоровье и надрастить кость. Глупо мириться с неудобством, от которого легко избавиться. Тем более, что нежданный приступ боли вызвал ночной кошмар.

Но кажется, и в кошмарном сновидении она встретила опасность лицом к лицу, как привыкла встречать реальные опасности. Это маленькое открытие наполнило Мандэлу радостью, примирило со сном.

Рядом с ней тихо спал Хикару. Он лежал на животе, подложив под голову руки, лицом к ней. Приглушенный свет слабо отражался от его загоревших плеч.

Вчера наконец они оба поняли, чего хотели и в чем сильнее всего нуждались: быть как можно больше вместе, Даже если ему придется покинуть «Энтерпрайз».

Хикару был таким… нежным. Мандэле не хотелось думать о нем другом, каким его может сделать новое назначение. Но она не скажет ему об этом, не поставит свой эгоизм выше его честолюбия. В конечном счете, ничего не дается даром. Нелепо и думать, что Хикару, пройдя через жестокие испытания боевого офицера, останется таким же, каким он был вчера с нею. Но еще нелепее надеяться на продвижение по службе, оставаясь на «Энтерпрайзе».

Тряхнув головой, Мандэла отбросила прочь печальные мысли, припомнила сон и оживилась. От заново переживаемых, почти реальных, событий сна бешено заколотилось сердце, кровь прилила к голове, возбудило желание. Она приподнялась, поцеловала Хикару в плечо, потом коснулась губами его уха, виска, щеки. Он испуганно открыл глаза, тут же закрыл их и снова открыл.

– Как хорошо, что ты меня разбудила, – глубоко вздохнув, сказал он.

– А я рада, что ты проснулся, – кончики ее пальцев прошлись вверх-вниз по его спине. Хикару вздрогнул.

– Ты избавила меня от ночного кошмара.

– Что-нибудь плохое?

– Мне приснилось, что… но я не могу припомнить ничего конкретного.

Мандэла придвинулось ближе к нему, положила руки на его плечи, плотно прижала Хикару к себе.

Он тоже крепко обнял ее, спрятал лицо в густых космах распущенных волос и лежал так до тех пор, пока не расстался с тревогой ночного кошмара. Тогда Мандэла привстала и, слегка наклонившись над ним, собрав волосы в один пучок, стала щекотать ими его затылок, плечи. Хикару молча улыбался. А ее руки выводили рисунки на его спине: теплые – пальцами, холодные – массивным перстнем.

– Как ты красив! – прошептала Мандэла и наклонилась, чтобы поцеловать его еще раз до того, как он ответит ей.

Дженифер Аристидес и Снанагфаштали сидели за столом в дежурном кубрике и играли в шахматы. Они обе предпочитали классическую двухмерную доску трехмерной. Лишенная нарочитой вычурности игра на классической доске сохранила всю свою безграничную сложность.

– В конце концов, не плюнет же Мандэла Флин мне в лицо, если я попрошу ее о переводе.

– Конечно, нет, – подтвердила Снарл. – Она не из тех, кто плюется.

– Я с таким трудом убедила нашего бывшего командира, что не могу бить людей, но ему было плевать на меня, – Дженифер пожала плечами. – Стоит ли обижаться на него?

Фаштал подняла свою лоснящуюся голову, посмотрела на подругу, зрачки ее темно-бордовых глаз расширились.

– Надеюсь, – произнесла она, – никто не посмеет сказать, что не верит тебе, если я буду стоять рядом. И никто не посмеет плевать тебе в лицо.

– Ты же знаешь, он и не делал этого, – кротко ответила Дженифер. – Он не мог достать до моего лица.

– Не стоит вспоминать о нем, – сказала Фаштал. – Теперь Мандэла – наш командир. И если она не даст добро на твой перевод в секцию ботаники, то должна будет объяснить причину отказа. Но я не думаю, что она откажет.

– Я боюсь заговорить с ней, – призналась Дженифер.

– Боишься, что она укусит тебя? Или что ты ненароком придавишь ее? Видела бы ты, что она вытворяет на тренировках по дзюдо. Ни один землянин не сможет победить ее. Даже капитан.

– А ты победила бы? – поинтересовалась Дженифер.

– Я в такие скучные игры не играю, – ответила Фаштал и громко рассмеялась.

Дженифер отметила про себя, что вопреки общему мнению Фаштал не лишена чувства юмора, и двинула вперед пешку королевского фланга. Фаштал зарычала. Дженифер виновато улыбнулась и проговорила:

– Не сердись – я даже шаха не объявила.

– Зато скоро объявишь мат. И все из-за этой противной пешки, – она издала другой сердитый звук. – Ты видишь на целый ход дальше меня, подруга Дженифер, и я завидую тебе.

Неожиданно Фаштал насторожилась, пятнистая шерсть на ее затылке поднялась дыбом.

– Что такое? – тревожно спросила Дженифер.

– Что-то упало. Или кто-то. В обсерватории.

На всех четырех ногах Фаштал стремительно выскочила из дежурки, Дженифер последовала ее примеру. Казалось, что она бежала с тяжеловесной медлительностью, но очень скоро Фаштал осталась позади, а Дженифер первой вбежала в обсерваторию.

В самом центре обширного затемненного зала, пошатываясь, с трудом удерживаясь на ногах, стоял Спок. Его вылезшие из орбит глаза неподвижно застыли, волосы топорщились в разные стороны, по щеке, из раны на левом виске, стекала кровь. Но, пожалуй, самым удивительным было то, что на нем вместо форменной рубашки, топорщилась просторная темно-коричневая туника.

Дженифер поспешила было ему на помощь и вдруг испуганно остановилась: весь пол обсерватории, словно желтыми звездами, был усеян мелкими янтарными осколками. Она ничего не успела разбить, но как всегда в подобных случаях, боялась повредить хрупкую принадлежность хрупких людей, среди которых ей ни шагнуть, ни развернуться.

Колени Спока подогнулись, и Дженифер, забыв о янтарных осколках, одним прыжком допрыгнула до офицера по науке и подхватила его, падающего, на руки. Подскочившая следом Фаштал, встав на задние лапы, передней дотронулась до лба Спока.

– У него высокая температура, – сказала она. – Слишком высокая даже для вулканца. Услышав ее, Спок приподнял голову.

– Мои наблюдения, – с трудом проговорил он. – Энтропия… – во взгляде его сквозило то ли безумие, то ли смущение. – Капитан Кирк…

– Фаштал, иди разбуди доктора Маккоя, а я помогу мистеру Споку добраться до лазарета.

Белые усики Фаштал чуть поднялись, что было знаком согласия, она перемахнула через янтарные осколки и исчезла в коридоре.

– Со мной все в порядке, – неожиданно сказал офицер по науке.

– Вы истекаете кровью, мистер Спок.

Он дотронулся рукой до виска, долго рассматривал свои окровавленные пальцы, потом с удивлением уставился на рукав, увидев на себе темнокоричневый шелк вместо форменного голубого велюра.

– Разрешите мне отвести вас в лазарет.

– Я не нуждаюсь в вашей помощи.

Дженифер подумала, что она бессердечна, но не могла не подчиниться старшему по званию и позволила ему идти самостоятельно, слегка поддерживая его за локоть.

Это было мучительное шествие: Спок падал раз за разом, и Дженифер то и дело подхватывала его и ставила на ноги. И при этом отворачивалась в сторону, чтобы не встретиться с ним взглядом, не оскорбить его чувства собственного достоинства. Наконец офицер безопасности не выдержала и попыталась положить конец этой трагикомедии: