Но, если подумать, какое это имеет значение? Принц он или демон — ей нужно, чтобы этот человек был рядом, чтобы защитить ее королевство, и это было ее первоочередной задачей. Она должна каким-то образом склонить его на свою сторону.
Адара изучала Кристиана, в то время как он ехал впереди нее по темной, незнакомой сельской местности. Она не могла видеть его лица, но его осанка и сила внушали ей уважение и трепет. Это был мужчина, который прожил трудную, полную невзгод и лишений жизнь.
— Кристиан, — позвала она.
— Что, Адара? — спросил он с ноткой усталости и раздражения в голосе.
Он не ответил.
Дом. Простое слово, но он не знал, что оно для него значит. Будучи ребенком, он постоянно бродил с родителями по свету. Они останавливались в трактирах, на постоялых дворах, жили у друзей. Иногда они могли нагрянуть к родственникам отца в Нормандии, у которых было поместье в Утремере, но такое случалось крайне редко.
Он не мог даже сосчитать все страны, в которых они побывали. Какие-то из них он помнил совсем смутно, другие — более отчетливо. Ночью он засыпал в кровати, а просыпался, свернувшись калачиком на руках у отца, в то время как они уже направлялись на новое место. Всякий раз, когда он спрашивал родителей, почему они постоянно путешествуют, они отвечали только, что им нравится видеть разные народы и страны.
Теперь он гадал, какова же была истинная причина. Неужели их преследовали?
Но с другой стороны, он не мог осуждать родителей, которых так любил. Все эти годы их любовь была тем единственным, за что он цеплялся, чтобы не потерять рассудок. Единственным, что помогало ему оставаться человеком.
Пожалуй, наиболее подходящим местом, которое могло бы называться домом, был монастырь. Но если это и есть то, что зовется домом, то такой дом ему даром не нужен.
— Нет, миледи, — тихо ответил он. — У меня нет дома.
— Я живу за счет своего меча. Он кормит меня и дает мне кров. А что касается денег, то у меня их достаточно. Если мне понадобится больше, я приму участие в турнире.
— Кто живет за счет меча, от него и погибнет, — изрек Люциан у нее за спиной.
Пропустив слова Люциана мимо ушей, Адара почувствовала себя пристыженной. Признание Кристиана терзало ее сердце.
— Ты всегда путешествуешь один? — Да.
— И такая жизнь тебя устраивает? — Да.
Адара нахмурилась. Но как такое возможно? Как может человек всю жизнь находиться в полном одиночестве и не желать, чтобы рядом были друзья или семья? Она этого не понимала.
— Ты одинокий человек, Кристиан Эйкрский. Базилли и Селвин многое у меня отняли, но ты… ты потерял все, так?
— Нет, Адара. Не все. У меня остались моя жизнь, мое достоинство и мои принципы. Поверь моему слову, мне по-прежнему есть что терять.
Тон его голоса красноречиво подтверждал это, и, вспомнив Фантома, она поняла, насколько Кристиан был прав.
— В таком случае я рада за тебя. Должно быть, ты отчаянно сражался, чтобы их сохранить.
Натянув поводья, он приостановил лошадь и не проронил ни слова, пока она не оказалась с ним бок о бок.
— Вы даже не представляете, миледи, насколько, и надеюсь, никогда этого не узнаете.
Из его горла вырвался горький смешок.
— Надеюсь. Я давным-давно перестал молиться.
Пришпорив лошадь, он ускакал вперед, оставив ее размышлять над этим откровением. Девушка взглянула на Люциана, и они обменялись тревожными взглядами.
— У этого человека в душе много демонов, — приглушенным шепотом сказал он.
Адара разделяла его мнение, но теперь она была еще больше сбита с толку. Пришпорив лошадь, она нагнала Кристиана.
— Я не понимаю. Если ты перестал молиться, то почему же носишь монашеское одеяние?
— Это тоже меня устраивает.
Замедлив ход, он устремил на нее пронзительный взгляд, который не могла скрыть даже темнота.
— Я не хочу, чтобы кто-нибудь узнал, что я королева.
— Потому что моя жизнь будет в опасности, если… — Адара нахмурилась, уловив ход его мыслей. — Ты опасаешься за свою безопасность?
— Нет. Ничуть. Честно говоря, мне нет дела до моей безопасности. Я так одеваюсь, чтобы все оставили меня в покое и не задавали лишних вопросов.
— Скажите, милорд, это также относится к назойливым женам, которым лучше было остаться дома? — Она увидела, как уголки его губ слегка приподнялись.
— Продолжайте в том же духе, милорд, и, возможно, вам удастся по-настоящему улыбнуться.
Выражение его лица снова стало серьезным.
— Я не нахожу в этой ситуации ничего забавного, Адара.
— Вы так в этом уверены, милорд принц? Лично мне кажется, что быть выброшенной из окна в голом виде довольно забавно. Или по крайней мере я вполне уверена, что буду смеяться, когда смогу вспоминать об этом без стыда.
У нее было отчетливое ощущение, что он изо всех сил старается сдержать улыбку.
— Смешное можно найти практически во всем. Мой отец всегда говорил, что только мудрый человек способен смеяться над собой.
— Только дурак смеется над собой, а тот, кто позволяет другим смеяться над собой, еще больший дурак.
— Прошу прощения, — встрял Люциан. Адара знаком показала, чтобы он замолчал.
— Смех — это музыка ангелов. Он изгоняет из души грусть и привносит в нашу жизнь красоту. Вот почему я так дорожу Люцианом. Без смеха и шуток наша душа — словно выжженная пустыня.
— В таком случае моя душа — выжженная пустыня. Теперь ты оставишь меня в покое?
Адара вздохнула, удрученная серьезностью человека, которого ее родители выбрали ей в мужья. Бедный Кристиан, не умеющий радоваться.
Она открыла было рот, чтобы ответить ему, но он поднял руку, знаком велев ей замолчать.
Натянув поводья, он вытянул шею, словно вслушиваясь в шорохи окружавшего их леса.
— Что-то случилось? — прошептала она.
— Да. Нас преследуют.
Глава 4
С бешено бьющимся сердцем Адара вглядывалась в темноту окружавшего их леса.
— Где?
Он приложил палец к губам, показывая, чтобы она замолчала, и прислушался. Минуту спустя он подвел лошадь поближе к ней, чтобы можно было говорить шепотом. Люциан тоже подъехал к ней, чтобы слышать, о чем они говорят.
— Аббатство Уидернси всего в лье отсюда. Если на нас нападут прежде, чем мы доберемся туда, продолжай скакать во весь опор прямо на север. Не оглядывайся. Не сбавляй хода, пока не окажешься у ворот аббатства. Обогни аббатство и ты увидишь маленькую дверь для милостыни. Возле нее должен стоять брат Томас. Скажи ему, что Кристиан Эйкрский попросил приютить тебя. Поняла?
Она кивнула.
— Хорошо. А теперь скачи галопом.
Адара сжала коленями бока лошади. Лошадь рванулась вперед. Сначала Адара подумала, что все будет хорошо, пока не услышала неистовый крик. Этот крик принадлежал «Сесари» — специальному элитному подразделению армии Элджедеры. Быстрые, словно молния, члены этого отряда были охранниками короля.
Девушка придержала лошадь.
— Это твои люди, — сказала она Кристиану. — Что?
— Я узнаю этот звук. Это охранники короля. Они здесь, чтобы защитить…
Не успела она закончить свою мысль, как «Сесари» бросились в атаку.
— Езжай! — крикнул Кристиан, хлестнув своими поводьями ее лошадь.
Она осадила лошадь, а он тем временем выхватил из ножен меч.
— Они не могут причинить тебе вред. Это запрещено. Мимо них просвистела стрела.
Кристиан бросил на нее яростный взгляд.
— По всей видимости, они не разделяют твоих убеждений, Адара. А теперь езжай, чтобы я мог сражаться, не опасаясь за твою жизнь. — Он взглянул на Люциана. — Позаботься о ее безопасности.
Она не хотела бросать его в такой ситуации, но он был прав. Она — не воин, равно как и Люциан. Они только поставят под угрозу способность Кристиана разбить противника.
Увидев, как между деревьями промелькнуло голубое пятно, она вонзила пятки в бока лошади и помчалась на север. Люциан последовал за ней.
Кристиан с облегчением набрал полную грудь воздуха. Она послушалась его. Теперь ему оставалось только надеяться, что он сможет отразить атаку, чтобы Адара с Люцианом успели добраться до места назначения.
Крепко зажав меч в руке, Кристиан развернул лошадь, глядя, как шестеро мужчин в темно-голубых одеждах один за другим выбрались из чащи на небольшую полянку.
Когда они заметили его, раздался звучный мужской голос, который сказал на языке Элджедеры:
— Регент велел убить самозванца. Райское блаженство щедрая награда тому, кто убьет самозванца!
Услышав это, Кристиан рассмеялся. Бедняги. Они не знают, с кем имеют дело.
— Кто заслуживает райского блаженства, а кто — мук ада, будет решать Господь Бог, — ответил он им на языке Элджедеры, — а не ваш правитель. Пусть тот, кто хочет предстать перед Божьим судом, сделает шаг вперед, и я буду более чем счастлив помочь ему в этом.
Его лошадь встала на дыбы, почувствовав, что сейчас начнется битва. Усмирив животное, Кристиан пришпорил его и ринулся на тех, кто собирался его убить.
Адара подумала, что ее сердце сейчас разорвется, когда она наконец увидела перед собой стены старого аббатства. В небе ярко сиял полумесяц, озаряя вековые камни. В соответствии с указаниями Кристиана она обогнула аббатство и обнаружила маленькую дверь.
Быстро спешившись, она подбежала к ней и изо всех сил заколотила кулачками по голубовато-серому дереву, надеясь, что монахи сейчас не на молитве.
В двери отворилось маленькое окошко.
— У нас больше не осталось милостыни для бедных, — сказал старый монах. — Приходите завтра, дитя мое. — Подняв вверх два пальца, он осенил маленькое отверстие крестом. — Paxvobiscum[2].
— Брат Томас? — спросила она, прежде чем тот успел затворить окошко до конца.
Тот отворил окошко пошире, чтобы лучше ее видеть. — Да?
Девушка откинула капюшон и встала на цыпочки, чтобы монах понял, что она не представляет угрозы.
— Меня послал сюда Кристиан Эйкрский. Он велел мне попросить у вас убежища.
Лицо старика исказила гримаса страха. Он с грохотом захлопнул окошко и тут же отворил дверь.
— Входите, дитя. Кристиан?..
Она видела, что он боится спрашивать, опасаясь, что весть будет неприятной.
— Мы направлялись сюда, когда на нас напали. Он послал нас, — она показала на себя с Люцианом, — вперед, а сам остался один на один с преследователями.
— Да пребудет с ним Господь, — перекрестившись, прошептал монах, после чего, подождав, когда они войдут на территорию монастыря, затворил за ними дверь.
У Адары перехватило дыхание, когда она увидела маленькую метку на руке монаха. Не дав себе опомниться, она схватила его руку и, поднеся ее к тусклому свету свечи, увидела то же самое клеймо, которое стояло на руке Кристиана.
— Эта метка… Что это?
Его лицо побледнело еще сильнее.
— Пожалуйста, брат. У Кристиана тоже есть эта метка, но он не желает со мной об этом говорить.
— А кто вы такая?
— Его жена. Адара.
На карие глаза мужчины навернулись слезы, в то время как он смотрел на нее, словно на привидение. Обняв ее, точно сестру, он похлопал ее по спине.
— Адара, — прошептал он, продолжая сжимать ее в своих объятиях. — Это бальзам для моего старого сердца — видеть, что Кристиан нашел хоть какое-то утешение в этой жизни. Бог свидетель, он этого заслуживает.
Люциан открыл было рот, чтобы вставить свое слово, но Адара быстро заставила его замолчать, предупреждающе ткнув его рукой в живот. Шут быстро захлопнул рот, бросил на нее сердитый взгляд и потер рукой ушибленное место.
Шмыгнув носом, старый монах отступил назад и улыбнулся ей:
— Вы прекрасны, дитя.
— Спасибо, брат. Но что насчет метки? — спросила она. — Мне необходимо знать, почему вопросы о ней причиняют моему мужу боль.
Судя по выражению лица монаха, это клеймо тоже не давало ему покоя.
— Мы получили это клеймо в неволе, и с тех пор оно стало знаком нашего Братства.
— В неволе? — спросил Люциан.
— Да. После того как нас поодиночке схватили и бросили в темницу, эти варвары выжгли на нашей коже клеймо, чтобы оно напоминало нам о нашем унизительном положении побежденных. — Он повернулся лицом к Адаре. — И только благодаря таким людям, как ваш муж, оно превратилось в знак, дабы укрепить наш дух и сплотить нас.
Это позволяло надеяться, что среди монахов найдутся по крайней мере один — два воина.
— Вы можете прямо сейчас послать кого-нибудь на подмогу Кристиану?
Взгляд брата Томаса погрустнел.
— Как бы мне хотелось сделать это, миледи! Но увы, здесь нет рыцарей — только слуги Божий. Однако я хорошо знаю Кристиана. Он победит.
Адара молилась, чтобы это оказалось правдой, но она хорошо знала «Сесари». Их было не так-то легко победить. Ей хотелось вернуться к нему, но последнее, что было нужно Кристиану, — это чтобы она сделала какую-нибудь глупость.
— С ним все будет в порядке, моя королева, — заверил ее Люциан.
Глаза Томаса округлились.
— Королева?
Она почувствовала, как ее щеки залил румянец. Она бы предпочла, чтобы монах не знал об этом.
— Да, брат. Я королева.
— Так, значит, Кристиан на самом деле принц? — Да.
Покачав головой, он взял свечу и повел их к небольшой группе строений в центре двора.
— Ну и ну! Приятно узнать, что он наконец-то нашел свое место в жизни. Сколько раз я уже думал, что он никогда не обретет ни покоя, ни дома.
Ей не хватило духу поправить монаха и сказать, что у Кристиана нет ни малейшего желания быть ее мужем, а тем паче возвращаться домой. Он с одинаковым рвением отказывался и от того, и от другого.
— Вы были с Кристианом, когда он находился в Утре-мере? — спросила она.
Томас кивнул, продолжая вести их за собой по ухоженному двору.
— Я уже был пленником, когда они захватили его. Тогда я был купцом. Я отправился в паломничество, чтобы увидеть Иерусалим, и мне грустно это говорить, но я совершенно потерял веру в Бога после того, как они взяли меня в плен. Трудно сохранить веру, когда твои молитвы остаются без ответа и ты живешь, видя, как люди постоянно страдают и умирают ни за что.
И тогда они привели этого полумужчину-полуребенка, который стойко сопротивлялся этим извергам сарацинам. Он был словно лев, и он был исполнен веры в Бога и любви. Всякий раз, когда мы хотели умереть, именно слова Кристиана, слова утешения и надежды, поддерживали в нас жизнь. Именно его вера помогла нам выдержать все это.
Во взоре старика отразилось страдание.
— Да, он был единственным человеком, которому мы могли исповедаться и который мог совершить обряд соборования над теми из нас, кому не удалось выжить. Большинство мальчишек его возраста убегали от окружавших их мертвецов, но только не Кристиан. Он не мог допустить, чтобы кто-то горел в аду за свою веру. Не важно, будь то болезнь или ранение, он всегда произносил над ними последнюю молитву, чтобы спасти их души. Да благословит его Господь за доброту и храбрость!
В горле ее застрял ком, когда она подумала, как ему, должно быть, было тяжело. Она не могла представить большей ответственности. Даже у правителя.
— Значит, поэтому они называли его Аббатом?
— Да, и после этого я постригся в монахи, чтобы верой и правдой служить Господу Богу, ибо именно Он послал нам Кристиана, чтобы дать нам силы пережить этот кошмар.
— Мы действительно не можем никого послать ему на подмогу в эту трудную для него минуту?
— Нет, дитя. Но не бойтесь. В битве Кристиану нет равных.
Кристиан вонзил меч в тело очередного противника. Он стойко держал оборону, но обстоятельства складывались не в его пользу, и ход битвы быстро принимал иной оборот. Враги уже несколько раз успели его ранить, и его меч с каждой секундой становился все тяжелее.
И по мере того как нарастала его усталость, их количество все возрастало.
Да сколько же их там?
Внезапно в темном небе промчался ослепительный огненный шар. Приземлившись возле Кристиана, он взорвался, разлетевшись на куски, которые посыпались в атаковавших его людей. Они закричали, когда пламя объяло их тела, пожирая их плоть.
С неба снова полился огненный дождь. Спотыкаясь, Кристиан отошел назад, подальше от людей и источника их мук.
Словно появившись из потустороннего мира, невдалеке послышался цокот копыт. Не успел Кристиан сделать и шагу, как перед ним возникли конь и всадник.
— Возьми меня за руку, Аббат.
Подняв глаза, он взглянул в лицо Фантома.
Кристиан подал ему руку, и Фантом в мгновение ока поднял его на седло впереди себя. Пришпорив коня, Фантом пустил его галопом, а Кристиан вцепился в седло.
— Где твоя лошадь? — спросил Фантом.
— Не знаю. Это была лошадь крестьянина. Она испугалась битвы.
Фантом мрачно рассмеялся:
— Что, сбросила тебя? — Да.
Покачав головой, Фантом направил лошадь в лес, чтобы скрыться от возможных преследователей.
Кристиан дышал медленно и глубоко, чувствуя, как боль от ранений постепенно проникает во все его члены. Вот так всегда: во время боя все его мысли были заняты тем, как остаться в живых. Боли он не чувствовал. Но стоило опасности миновать… и мучительная боль стала терзать его тело.
Кристиан оглянулся, чтобы посмотреть, не преследуют и их, но даже если так оно и было, в темноте ничего нельзя было разглядеть.
— Нам надо ехать…
— Знаю. Я проследил за твоей королевой, чтобы удостовериться, что она добралась в целости и сохранности, а потом той же дорогой вернулся назад, чтобы помочь тебе.
Это заявление удивило Аббата.
— Я думал, ты отправился в Париж.
— Я солгал.
Вкрадчивый тон Фантома заставил Кристиана нахмуриться.
— Так ты следил за нами?
— Да. У меня было предчувствие, что тот, кого я убил, был не один.
— Ты мог просто сказать мне об этом и поехать вместе с нами.
Фантом усмехнулся:
— Это не в моем духе.
Кристиан знал это. Фантом всегда держался особняком. Даже в большей степени, чем сам Кристиан. В темнице молодой человек всегда был очень замкнут и угрюм. Он только изредка перекидывался парой слов с Кристианом и остальными пленниками и даже тогда не оставлял своей подозрительности и осторожности.
Он многим напоминал Кристиану пса, которого когда-то слишком часто били, и теперь он не решался никого к себе подпускать из страха, что ему снова причинят боль. Не говоря уже о том, что его шею пересекал жуткий шрам, который теперь он прятал под одеждой. В темнице у него не было возможности спрятать этот рубец, который выглядел так, словно кто-то пытался отрезать Фантому голову.
Поэтому Кристиан всегда всеми способами старался предоставить Фантому уединение, которого тот, казалось, так жаждал.
Весь оставшийся путь до аббатства мужчины хранили молчание. Кристиан спешился первым и споткнулся, почувствовав, как тело его пронзила боль.
— Иисус, Мария и Иосиф! — воскликнул Фантом, спешившись вслед за ним. — Да на тебе живого места нет!
Исполнившись негодования, Кристиан холодно ответил:
— Враг значительно превосходил меня числом. Крякнув, Фантом схватил его руку и закинул ее себе на шею.
Кристиан оттолкнул его:
— Я в состоянии идти сам.
— Глядя на тебя, я поражаюсь, как ты вообще стоишь.
Это давалось ему с трудом. Но Кристиан все равно направился к двери для милостыни. Когда он споткнулся во второй раз, Фантом схватил его в охапку и подставил ему плечо.
— Дьявол бы побрал твою гордость, Кристиан! Ты того и гляди потеряешь сознание. Никто, а тем более я, не усмотрит ничего зазорного в том, что ты примешь помощь.
Кристиан неохотно оперся о плечо Фантома и позволил тому довести себя до двери. Он не мог сказать, кто ответил на стук Фантома. К тому времени как дверь распахнулась, все вокруг погрузилось для него во мрак.
Фантом подхватил Кристиана под мышки, когда тот потерял сознание. Ворча, Фантом поднял его на руки.
— Теперь тебе придется носить доспехи, шельмец ты эдакий, а?
Священник устремил на него суровый взор.
Презрительно скривив губы, Фантом ответил ему свирепым взглядом. Ему не было никакого дела до того, что о нем думал этот монах. Коли уж на то пошло, ему не было никакого дела до того, что о нем думали все окружающие.
— Фантом?
Тот повернул голову на звук голоса приближавшегося к ним человека.
— Томас?
— Да, — ответил старик, подойдя ближе. На нем была одежда из коричневой домотканой материи, а на непокрытой голове — тонзура[3]. — Я надеялся, что это Кристиан, когда заслышал звонок. Неси его сюда. Я уже приготовил для него место.
Фантом с благодарностью последовал за ним в общую спальню монахов. Идя по коридору к маленькой комнатушке, он отметил, что здание было бедно обставленным, но чистым.
Фантом сморщился, увидев простую мебель, назначением которой была практичность, а не комфорт. Но по крайней мере он мог наконец положить на постель рыцаря с внушительным весом.
Томас расправил грубое покрывало на неудобной на вид кровати. Осторожно положив на нее Кристиана, Фантом стянул с него черную одежду, открыв взору поддетую под нее кольчугу. Он быстро снял с него ножны с мечом.
— Он серьезно ранен, — сообщил он Томасу. — Есть здесь кто-нибудь, кто может позаботиться о нем?
— Да. Брат Бернард. Я приведу его и дам знать королеве, что Кристиан справился.
Кивнув, Фантом принялся расшнуровывать кольчугу. Кольчуга была пробита в нескольких местах, там зияли раны, и все тело Кристиана было залито кровью. Фантом был поражен, что тот проделал такой долгий путь, прежде чем потерять сознание.
Но им обоим было не привыкать к ранам.
Стянув с него кольчугу и стеганую куртку из хлопка, он замер, когда его взору предстали старые шрамы, оставшиеся на правом плече Кристиана. Непрошеные воспоминания нахлынули на него.
…Вместо монастыря, где они находились в данный момент, он увидел старые, покрытые плесенью стены темницы. Почувствовал запах гнили и смерти. Услышал отдающиеся эхом крики боли и произносимые шепотом молитвы немощных и умирающих. Он даже ощутил жар лихорадки, терзавшей тогда его тело.
— Держи, Фантом, — сказал мальчик Кристиан, протягивая ему чашку с драгоценной прогорклой водой.
Вид чашки привел его в ужас. Быть пойманным с водой, взятой без спросу, означало жестокие побои, что и стало причиной нынешней лихорадки Фантома.
— Где ты…
— Ш-ш-ш, не бойся. Просто пей. Тебе это нужно, чтобы поправиться.
Фантом едва успел залпом выпить воду, как их обнаружил страж.
Кристиан быстро забрал у него кружку и сделал вид, будто это он из нее пил.
— Вор!
Это было одно из тех немногих арабских слов, которые Фантом к этому времени успел выучить. Схватив кружку, страж начал бить Кристиана за его проступок.
Кристиан молча сносил удары, пока Фантом не попытался сказать стражу, что это он выпил воду.
Страж остановился и спросил у Кристиана что-то, чего Фантом не понял. Кристиан ответил ему на арабском, после чего удары посыпались на него с удвоенной силой.
Фантом хотел прекратить это, но по опыту знал, что за его вмешательство страж будет только дольше бить Кристиана.
Когда все было кончено, Кристиан подполз обратно к нему. Губа его была разбита, глаз заплыл.
— Держи, — сказал он и дрожащей рукой протянул Фантому маленький бурдюк, который до этого был спрятан у него в штанах. — Там внутри еще вода.
По сей день Фантом свято хранил в памяти ту жертву. Тогда впервые после смерти его родителей кто-то проявил к нему такую доброту. Помогая ему, Кристиан ничего не приобретал взамен, но мог терять все.
Именно поэтому Кристиан Эйкрский был единственным человеком среди ныне живущих, за которого он отдал бы жизнь. Он был единственным, кто удостоился нерушимой верности Фантома. Остальное человечество могло гореть в аду, когда речь шла о Кристиане.
Отогнав эти мысли в сторону, Фантом принялся рвать монашеское одеяние Кристиана на полосы, чтобы наложить тугую повязку на самую серьезную рану: глубокий порез от удара мечом, спускавшийся от правого плеча Кристиана по его руке.
— Что случилось?
Бросив взгляд через плечо, он увидел, что в комнату вошла Адара.
— На него напали.
Девушка опустилась на колени перед кроватью:
— Чем я могу помочь?
— Прижмите это к порезу и не отпускайте, а я пока посмотрю, нет ли где еще таких же глубоких ран.
Адара сделала, как он велел. Она прижала тряпку к ране так крепко, насколько это можно было сделать, не причиняя Кристиану дополнительных мучений, и смотрела, как Фантом снимает с него кольчужные поножи и штаны.
— Благодарю тебя, Фантом, что ты спас его.
В ответ тот лишь едва заметно кивнул. Не будь она уверена в обратном, она бы подумала, что ее слова смутили его.
Едва Фантом укрыл Кристиана грубым одеялом, как вернулся брат Томас с другим монахом, у которого был такой вид, будто его только что подняли с-постели. Пучки ярко-рыжих волос толстяка стояли дыбом, в то время как он, щурясь, смотрел на них.
— Нехорошо, нехорошо, — пробормотал он, приблизившись к кровати, где лежал Кристиан. — Брат Томас, принеси мою котомку.
— Она у меня с собой, брат Бернард. Он протянул котомку монаху.
Бернард посмотрел на нее так, словно в первый раз ее видит. Насупив брови, взял котомку и согнал Адару с маленького сундука возле кровати.
— Лучше выведи их отсюда, пока я буду работать. Фантома такая перспектива отнюдь не устраивала.
— Я думаю, мне стоит остаться и…
— Я выполняю богоугодную работу. А теперь ступайте.
— Все будет хорошо, Велизарий, — заверил Фантома Томас. — Он не допустит, чтобы с Кристианом что-то случилось.
— Велизарий? — спросила Адара, в то время как на нее внезапно нашло озарение. Немудрено, что этот человек казался ей знакомым. Она хорошо знала его, когда они были детьми.
И как она сразу не поняла этого, увидев его слишком светлые, почти бесцветные глаза?
— Ты не Велизарий йон Краниг? Его лицо стало каменным.
— Не имею к нему никакого отношения. Он развернулся и вышел из комнаты.
Адара бросилась вслед за ним. К тому времени как она догнала его, он уже прошел полпути по коридору, ведущему в трапезную.
Она остановила его.
— Велизарий…
— Велизарий мертв, — процедил он сквозь зубы, выдернув руку из ее ладошки. — Он давным-давно умер.
Слезы навернулись у нее на глаза, когда она услышала ненависть в его низком, хриплом голосе.
— В таком случае мне действительно очень жаль, потому что я любила того мальчика. Очень.
У него был такой вид, словно в его душе шла борьба и он никак не мог решить, то ли ему стоит поговорить с ней, то ли убежать.
Она всматривалась в его лицо, ища хоть какое-то сходство с хорошеньким мальчиком, который некогда приходил в ее дворец со своим отцом. Пока их родители вели разговоры о политике и договорах, они играли в саду на заднем дворе. В мужчине, которого она видела перед собой, не осталось ничего оттого невинного ребенка. Он казался жестоким и бессердечным.
И от этого у нее было тяжело на душе.
Когда он снова заговорил, слова его были столь же резкими, как и его взгляд.
— Как могла принцесса любить крестьянина?
— Ты не был крестьянином. Он горько усмехнулся:
— Но моя мать была.
— Твой отец был принцем.
— И все, что дало ему его благородное происхождение, — это безвременную кончину от руки родного брата!
У нее защемило сердце. Она прекрасно знала, как много значил для него отец, когда он был ребенком. Всякий раз, когда она видела его отца, Тристофа, с ним был Велизарий.
Много раз за минувшие годы она спрашивала себя, что сталось с ее товарищем детских игр. Но так как она не получила ни единой весточки о нем, она предположила, что он, как прочие члены его семьи, был убит.
— Кристиан знает, что ты его двоюродный брат? — осведомилась она.
— Нет! — прорычал Фантом. — И никогда не узнает.
— Почему?
— Какой ему от этого прок?
— Ты единственный родной человек, который у него остался.
— Нет, Адара, это ты единственный родной ему человек. Я злодей и призрак. Как и у Кристиана, у меня нет никакого желания возвращаться в Элджедеру, где я буду жить под смертным приговором и где все будет напоминать мне о том, как погиб мой отец, сражаясь за свою жизнь с единокровным братом. Наш род опозорен.
Она отказывалась в это верить.
— Но ты же спас Кристиана этой ночью!
— Я спас человека, которому обязан жизнью, — только и всего. Нужно ли мне напоминать, кто намеревается убить вас обоих? Наша семья. Несмотря ни на что, они снова нападают и не успокоятся до тех пор, пока все мы не сойдем в могилу.
Возможно. Но это все равно не отменяло того факта, что Велизарий дважды спас Кристиана этой ночью.
— Что с тобой произошло, Велизарий? — спросила она, отчаянно пытаясь понять, как мог такой счастливый ребенок превратиться в озлобленного человека. — Когда мы разговаривали с тобой последний раз, ты лишь хотел, чтобы твой отец гордился тобой. Ты собирался вступить в ряды Косарей и в один прекрасный день стать капитаном.
Его глаза потемнели от горечи. Он отогнул кожаную повязку, закрывавшую его шею. Там, под кадыком, был глубокий шрам, объяснявший причину его низкого, сиплого голоса. При виде этого страшного рубца все внутри ее сжалось от сочувствия и боли.
— Что произошло? Мой отец убил моего деда, и среди ночи этот сброд под предводительством Селвина ворвался в мой дортуар, и они убили всех находившихся там от мала до велика, чтобы убедиться, что мы не отомстим подкупленным «Сесари», которые допустили эту бойню.