Глава 11

Утро начиналось, как всегда, скучно. Время тянулось медленно. Лайон осыпал проклятиями слуг, помогавших ему одеться. Джон, похожий на черепаху, и его приятель Уилл, напоминающий огородное пугало, застыли, выпучив глаза от изумления, когда лорд Эйтон кричал на них за то, что они посмели явиться к нему в «деревенской» одежде, а не в ливреях. Бедняги оправдывались, сбивчиво бормоча, что таково распоряжение хозяйки. За завтраком Лайон постоянно ворчал на Гиббза и отказывался от пищи.

Но все это было лишь разминкой. Лайон берег силы для встречи с Миллисент. Зная, что жена обычно появляется в комнате около десяти часов, лорд Эйтон готовился сорвать на ней свое дурное настроение. Забота по хозяйству и неотложные дела в поместье отнимали у Миллисент много сил.

Вынужденная вставать ни свет ни заря после бессонной ночи, она представляла легкую добычу.

Когда служанки убрали со стола, Лайон задумался о Миллисент. Споры и ругань с женой были, пожалуй, единственными мгновениями в его размеренных серых буднях, когда он чувствовал себя по-настоящему живым.

Миллисент никогда не выполняла его просьб. Более того, она даже не желала его слушать. Чего стоила, например, ее выходка с книгами. Лайон сказал ей, что ему не по душе ее выбор, но она, несмотря на все возражения, принялась читать вслух, а когда он запротестовал, стала декламировать еще громче. Потом она заявила, что ему необходимо хоть иногда покидать комнату. Конечно, Эйтон категорически отказался, заявив, что не намерен выставлять напоказ свою немощь.

Миллисент даже уговорила слуг отнести кресло графа в гостиную. Лорд Эйтон наделал немало шума и постарался оставить после себя максимум разрушений, так что меньше чем через полчаса она приказала отнести его обратно. В этой битве победа осталась за ним. Теперь Лайон ждал от жены ответного удара. И, разумеется, бдительность была превыше всего.

Но вот часы уже давно пробили десять, а леди Эйтон и не думала заходить к нему. Лайон почувствовал раздражение. Прошло полчаса, но Миллисент так и не появилась. Граф понял, что готов выплеснуть свой гнев на первого, кто подвернется ему под руку. Молоденькая служанка, вошедшая в комнату, чтобы подбросить дров в огонь, через минуту вылетела оттуда вся в слезах, хотя лорд Эйтон не особенно ее и оскорблял. Джону и Уиллу пришлось идти на цыпочках, собирая одежду графа, но и тут не обошлось без неприятностей: Эйтон опрокинул поднос и запустил в них увесистым томом «Шотландца».

– Принести вашей светлости что-нибудь из оружия? – спросил камердинер.

– Принеси мои дуэльные пистолеты. Я хочу попрактиковаться в стрельбе, а эти два болвана послужат мне мишенью.

– Прошу прощения, милорд, но не проще ли спросить, где она?

Лайон презрительно посмотрел на камердинера, словно перед ним был слабоумный идиот.

– Как вам будет угодно, сэр, – невозмутимо продолжил Гиббз в ответ на молчание Лайона. – Если вы настаиваете, я скажу вам, что леди Эйтон отправилась в Небуорт навестить преподобного Тримбла и его супругу. Мистер Тримбл – глава местной церкви. Они очень дружны с вашей женой. Графиня две недели откладывала визит, потому что забота о вас не позволяла ей отлучиться из дома. Но сегодня выдался теплый и солнечный день, и она решила прокатиться верхом.

Лайон посмотрел в окно. День был действительно хорош, и неудивительно, что Миллисент надоело сидеть взаперти день и ночь.

– Когда она вернется, я передам ее светлости, что вы тосковали по ней, – с невинным видом добавил Гиббз.

Лайон посмотрел на него испепеляющим взглядом.

– Только попробуй. Я зажарю тебя живьем, а твою голову на блюде принесут мне на обед.

– Для этого вам необходимо встать на ноги, милорд.

– Мне нужно было дать вздернуть тебя тем пьяницам из пивной в тупике Сент-Джеймс в Эдинбурге, где мы с тобой ели устриц, Гиббз.

– Да, милорд, но вряд ли теперь это поможет вам заполучить мою голову на блюде.

– Мне достаточно заверить жену, что, если она насадит твою уродливую башку на кол и подвесит над моим очагом, у меня пробудится зверский аппетит. – Лорд Эйтон хитро усмехнулся. – Передай ей, и я уверен, что она сделает все необходимые приготовления.

Несмотря на несчастный случай с экипажем, жена пастора, к восторгу Миллисент, по-прежнему выглядела жизнерадостной и оживленной. Дамы устроились в маленькой уютной гостиной и пили чай в ожидании мистера Тримбла. Преподобный должен был вот-вот вернуться домой.

– У нас в Небуорт-Виллидже все по-прежнему, миледи, – рассказывала пасторша. – Муж поехал в деревню, он хочет поговорить с каменщиками, которые строят новый дом. Хочет нанять рабочих, чтобы они починили трубы на нашей церкви. Две трубы треснули, и от них нет никакого толку. Но я так рада, что вы смогли выбраться к нам сегодня, дорогая. Несмотря на мое больное колено, мы с мужем собирались заехать к вам в Мелбери-Холл в начале недели. Но поговорив с миссис Пейдж в прошлое воскресенье, решили, что вам сейчас не до нас. Мэри сказала, что вас очень беспокоит здоровье лорда Эйтона. Его светлости стало лучше?

– Ему и в самом деле лучше. Спасибо. – Миллисент сказала чистую правду. В последние дни болезнь Лайона отступила.

– Ох, дорогая, как я вам сочувствую. Вы приняли очень трудное решение! Вот уж не позавидуешь. – Миссис Тримбл взяла Миллисент за руку в знак доверия. – Господь благословит вас за доброту. Ухаживать за таким тяжелым больным – настоящее испытание. У графа парализованы обе ноги и рука? – Миллисент кивнула. – И он в тяжелой меланхолии?

Миллисент покачала головой. Проведя две недели в обществе графа, она была уверена, что к теперешнему состоянию Лайона слово «меланхолия» никак не подходит.

– Каким бы душевным расстройством ни страдал мой муж, я убеждена, что лекарства, которые принимал Лайон, лишь усиливали болезнь.

– Вы отказались от них и стали лечить по-другому?

– Да, и мне кажется, что сейчас граф гораздо больше похож на себя, чем прежде.

– Вы выглядите усталой, моя милая. У вас прибавилось столько забот. Как вам удается справляться?

– О, это совсем не трудно, – честно ответила Миллисент. – Поначалу всем нам пришлось приспосабливаться к переменам. Нас ведь теперь стало больше. Но самая главная наша проблема – теснота. Нам так не хватает места.

Миссис Тримбл подлила Миллисент чаю.

– Я очень расстроилась, когда узнала, что вам пришлось избавиться от управляющего.

– К сожалению, это было неизбежно. Мы с мистером Дрейпером не нашли общего языка с самого начала, а дальше дела шли все хуже и хуже с каждым днем.

– Но ведь найти замену весьма трудно.

Миллисент кивнула, отпила глоток чаю и поставила чашку на стол.

– Да. Трое желающих получить место управляющего уже обращались ко мне. Я с ними побеседовала, но ни один из них не показался мне подходящим для работы в Мелбери-Холле.

– А ведь весна уже не за горами, – сокрушалась пасторша. – И все заботы по управлению имением ложатся на ваши плечи.

– Да, дел, конечно, хватает.

– А вы еще собирались отремонтировать домики для рабочих и построить новые. Как же вы со всем справляетесь, моя дорогая?

– Ну, пока, слава Богу, держимся. Надеюсь, что и дальше справимся, – улыбнулась Миллисент. – Камердинер лорда Эйтона, шотландец, долгие годы преданно служит его светлости. Он очень достойный человек, умный и к тому же мастер на все руки. Несколько недель назад он взял на себя обязанности управляющего. Я надеюсь, что он согласится и в дальнейшем заниматься этой работой. Но мне придется еще долго уламывать лорда Эйтона.

Миллисент подумала о том, что один только этот вопрос обойдется в полдюжины расколотых блюд.

– Судя по вашим рассказам, дела обстоят не так уж плохо. В деревне ходят совсем другие слухи. Я так счастлива за вас. Надеюсь, что мы скоро познакомимся и с его светлостью.

– Может быть, мне удастся уговорить его съездить со мной в деревню.

Миллисент взглянула на изящные часы над камином. Время близилось к полудню, и она начала волноваться. Хорошо бы Лайон съел хоть что-нибудь на завтрак. Интересно, как он воспринял ее отсутствие? А вдруг он так и не позавтракал? Тогда ей просто необходимо ехать домой, чтобы уговорить его поесть. А если не удастся уговорить, то придется пригрозить.

– Не понимаю, что могло так задержать преподобного Тримбла?

Заметив беспокойный взгляд своей гостьи, жена пастора с трудом поднялась на ноги, прихрамывая, подошла к окну и стала смотреть на дорогу, ведущую к деревне.

– Вы не сочтете меня невежливой, если я не буду засиживаться? – спросила Миллисент. – Знаю, звучит глупо, но я очень беспокоюсь о муже. Я раньше не оставляла его одного надолго, а он все еще довольно слаб.

– Я вас прекрасно понимаю, дорогая, – ответила миссис Тримбл, улыбаясь молодой женщине. – Жаль, что вы так и не увиделись с преподобным. Должно быть, его увлекла беседа с каменщиками.

Миллисент встала.

– Да наверное. Я собиралась попросить пастора помочь мне нанять каменщика для строительных работ в Мелбери-Холле. Помимо постройки новых домиков для рабочих я хотела соорудить каменную стену, чтобы защитить Гроув. Каждую весну во время половодья река заливает поселок. Ох, нам еще так много предстоит сделать.

– Ну конечно, дорогая, пастор с удовольствием вам поможет. Он как-нибудь на неделе заедет в Мелбери-Холл и тогда познакомится с его светлостью.

– Было бы замечательно, – сказала Миллисент.

Она уже мысленно прикидывала, чем подкупить Лайона, чтобы заставить его провести несколько минут в обществе преподобного Тримбла.

Дверь в спальню графа была открыта, и Охинуа незаметно заглянула в комнату.

Лайон сидел в кресле у окна, и негритянка удивилась, заметив у него на коленях газету. Граф читал и посматривал в окно. Улица интересовала его ничуть не меньше, чем газетные новости.

– Почему бы вам не войти? – обратился он к Охинуа, не глядя на нее.

Африканка не хотела отвечать. Она уже было собралась спуститься в холл, но все же переступила порог комнаты. Она отлично помнила, как выглядела спальня графа, когда она увидела ее впервые. Теперь комнату просто нельзя было узнать. Со стола исчезли пузырьки с лекарствами, пропал запах болезни и мрачная атмосфера безнадежности. Охинуа осмотрелась вокруг и перевела взгляд на мужчину в кресле, словно перед ней был еще один предмет мебели.

– Почему вы бродите по коридорам бесшумно, будто призрак? Вы же можете ходить, можете разговаривать. Так почему бы вам не пошуметь? – Вопросы графа прозвучали неожиданно. Он посмотрел на Охинуа.

– От вас одного столько шума, что хватит на двоих. Что ж, раз уж мы начали задавать вопросы… – Африканка показала на раскрытую газету на коленях Лайона. – Почему вы скрываете это от нее? Похоже, у вас неплохо получается развлекаться самому.

– Может, мне доставляет удовольствие ее общество.

– А может, вам просто нужно кого-то мучить?

– Я не прошу, чтобы она приходила. Моя жена заключила соглашение по собственной воле. И никто ни к чему ее не принуждает, она действует так, как считает нужным.

– Но вы не признаетесь, что вам гораздо лучше. Вы могли хотя бы сказать жене, что ей незачем трястись над вами каждую минуту.

– Не слишком ли вы заботитесь о ней? – поинтересовался Эйтон, недоверчиво глядя на старую негритянку.

– А вы вообще не заботитесь. – Охинуа выдержала взгляд графа, повернулась и направилась к двери.

– Заходите еще. Мне понравилось беседовать с вами. Охинуа пошла к себе в комнату и начала задумчиво рассматривать травы и бутылочки с эликсирами.

Однажды чернокожая знахарка уже помогла графу и его жене. В тот раз она сделала это, потому что устала слушать, как они день и ночь кричат друг на друга и крушат все вокруг. Охинуа решила тогда, что вмешивается не только ради хозяев, но и ради себя.

Честно говоря, до сегодняшнего дня она не была уверена, что стоит тратить силы на вываривание трав и выжимание масел, чтобы изготовить целебный бальзам, который мог послужить сразу нескольким целям. Размышляя о графе, Охинуа напомнила себе, что она прежде всего целительница. Кроме того, она искала способ отблагодарить Миллисент за все, что та для нее сделала.

Оставалось выяснить, заслуживает ли граф того, чтобы Охинуа тратила на него силы. И старая негритянка только что получила ответ на свой вопрос. В нем есть душа, и сознает он или нет, но уже помогает своей молодой жене исцелить сердечные раны.

Верховая езда и бодрящий воздух освежили Миллисент и прибавили сил. Она выглядела отдохнувшей. Даже жалобы, которые посыпались на нее, не смогли испортить ей настроения.

– На этот хлеб даже навозная муха побрезговала бы сесть. А суп? Должно быть, над котлом, в котором его варили, задрала ногу шаловливая дворняга. Вы вместе со своими проклятыми поварами пытаетесь меня отравить?

– У вас слишком богатое воображение, милорд, раз оно рождает подобные образы. Я не виню вас зато, что вы не хотите есть суп. Должно быть, вам просто наскучило однообразие. Почему бы вам не есть то, что едим мы?

Миллисент убрала поднос с нетронутыми блюдами. Лорд Эйтон не нашелся что сказать. Когда Миллисент склонилась над ним, чтобы забрать поднос, он успел вдохнуть запах ее волос и был ошеломлен. Солнце коснулось ее щек своими лучами, и Лайон невольно залюбовался нежной кожей своей жены. Пока Миллисент относила поднос в другой конец комнаты, Лайон успел взять себя в руки.

– Что бы вы ни принесли, я не собираюсь это есть, – сердито рявкнул он.

– Полностью согласна.

– Разрази меня гром, что я слышу! Кажется, такого еще не было.

– Уверяю вас, это всего лишь первое соглашение из тех, что нам с вами еще предстоит заключить.

Эйтон подозрительно посмотрел на ее сияющее лицо.

– О чем вы?

– Вам не будут приносить еду в эту комнату. Здесь слишком тесно. И воздух несвеж. Мне кажется, что само место пропиталось брюзжанием и сварливостью. Из-за вашего тяжелого характера здесь трудно дышать.

– А как насчет вашего характера? Он ничем не лучше моего.

– Ну хорошо, милорд. Пусть будет «из-за наших характеров».

– И прекратите обращаться ко мне «милорд»! – прорычал граф. – Я не потерплю, чтобы меня так называла жена. Зовите меня Лайон, когда мы одни, а в других случаях – Эйтон.

– Как вам будет угодно. – Миллисент радостно улыбнулась. – Но с сегодняшнего вечера мы будем есть в обеденном зале.

Лайон хотел ответить, что она, должно быть, сумасшедшая, но улыбка Миллисент застала его врасплох. Эта женщина была чертовски привлекательна. Особенно сейчас, когда на ее щеках появились милые ямочки, а в серых глазах плясали озорные искры.

– Значит, решено. – Леди Эйтон хлопнула в ладоши и потянулась к шнуру, чтобы вызвать слугу.

– Черта с два решено! – выдавил из себя Лайон. – Я вам не деревянная кукла, которую можно таскать трижды в день по этой треклятой лестнице, чтобы всякие тупоголовые негодяи пялились на меня разинув рты.

– Ну конечно же, нет, милор… Лайон. Я еще не видела деревянной куклы, которая бы разговаривала и непрестанно ругалась. – Миллисент направилась к креслу Эйтона. – Но несмотря на все ваши многочисленные недостатки, обещаю, что, помимо двух слуг, которые обычно ухаживают за вами, никто вас не увидит.

– Этого не будет! – воскликнул Лайон.

– Еще как будет, – ответила Миллисент в том же тоне.

– Я предпочитаю остаться здесь.

– Раньше вы предпочитали пребывать в беспамятстве и голодать. А сейчас вам нравится вести себя грубо и злобно скалиться на меня, изображая разъяренного медведя.

– Иди ко мне, моя дорогая женушка, – угрожающе прошипел Лайон, – и я покажу, что мне нравится.

Щеки Миллисент залились румянцем, но она не испугалась Эйтона, а положила руку ему на плечо и заглянула ему в глаза.

– Несмотря на спутанную бороду и нечесаные волосы, которые придают вам довольно дикий и свирепый вид, мне кажется, что вы не особенно опасны. А вот если бы я сбрила вашу бороду…

Вдруг Эйтон схватил жену за руку. Миллисент вскрикнула и упала к нему на колени.

– Я никому не позволю касаться моей бороды!

Лицо леди Эйтон было так близко, что Лайон смог разглядеть серебристые искры в глубине серых глаз. Ее кожа была нежной и гладкой. Эйтон посмотрел на губы жены и, даже не успев задуматься о том, что он, черт возьми, делает, поцеловал ее.

Она не оттолкнула Лайона, а обвила руками его плечи. Ее губы были мягкими и податливыми. Их вкус пьянил, как молодое вино, и Лайон не смог бы остановиться даже под страхом смерти. Но Миллисент вырвалась из его рук. Прижимая пальцы к губам, она испуганно попятилась к стене. Ее лицо пылало от смущения.

Глаза Лайона неотрывно следили за Миллисент. Она провела рукой по лбу, заправила за уши пряди волос, выбившиеся из прически. Ее пальцы дрожали. Наблюдая за руками Миллисент, Лайон вспомнил, что она – его жена. Последние три недели они провели бок о бок, и то, что произошло между ними, его не удивило. И все же было в этом что-то непостижимое, немыслимое. Лайон готов был провалиться сквозь землю. Миллисент с трудом удалось немного оправиться и нацепить вежливую улыбку, но ее маска не обманула Эйтона. Его жена тоже была близка к панике.

– Мы не можем провести остаток жизни, не выходя из этой комнаты, милорд.

С этим Лайон не мог согласиться. Ему хотелось остаться в комнате, но… теперь он представлял себя здесь рядом с Миллисент. Поразительно, но лорд Эйтон нуждался в обществе своей жены.

– Я уверена, что для нас обоих будет лучше, если мы поскорее выберемся отсюда.

Лайон почувствовал накатывающую волну гнева. Сегодня он несколько раз с надеждой смотрел на открывающуюся дверь своей комнаты, ожидая увидеть Миллисент. Теперь она играет с ним. Он заставил себя отвернуться, проклиная свою новую зависимость – от другого человека.

– Никто и не просил вас проводить здесь столько времени. Мне было неплохо и без вас. Я здесь живу, а вы нет.

– Ошибаетесь, – сказала она. – Жена должна быть там же, где и муж. Я хочу делить с вами все. Где вы едите, там и я буду есть. Где вы…

Она молчала, но Лайон понял, какую фразу она чуть было не произнесла: «Где вы спите…»

– Идите к дьяволу, делайте что хотите, – раздраженно огрызнулся он. – Я не хочу это больше обсуждать. Вы мне не нужны. Мне надоело все время видеть вас. И я по горло сыт вашей бесконечной болтовней. Убирайтесь вон!

Лайон отвернулся, не дожидаясь ответа Миллисент, и стал смотреть в окно на двор и поля. Это помогало ему отвлечься, но он продолжал спорить с собой, убеждая себя в том, что Миллисент заслужила резкие слова. Ее следовало осадить. Ну и что с того, что они муж и жена? Да, он поцеловал ее. Это было ошибкой. Он просто поддался порыву. А теперь он хочет, чтобы она оставила его в покое. Вот и все.

Воцарилось долгое молчание. Миллисент не уходила, но и не произносила ни слова.

«Интересно, надолго ли ее хватит?» – подумал Лайон.

– И все-таки я хотела бы вытащить вас из этой комнаты, – заговорила Миллисент сухим и деловитым тоном.

– Неужели, мадам? – Лайон так и не повернул головы.

– Гиббз мне сказал, что до несчастного случая вы принимали активное участие в управлении фамильными владениями Эйтонов и никогда не считали ниже своего достоинства присматривать за английским поместьем и землями вашей семьи в Шотландии. Он говорил, что вы всегда были в курсе всех дел и среди тамошней знати считались авторитетом в вопросах управления хозяйством. Вы образованны, находчивы, практичны и даже изворотливы, если вам что-то нужно.

– Попрактикуйтесь в лести, а то у вас плохо получается подхалимничать. Изворотливость не слишком благородное качество.

Лайон повернул голову и заметил, что Миллисент нервничает. Новая стратегия жены была ему ясна. Эйтон прекрасно понимал, к чему она клонит.

– Мне бы хотелось показать вам Мелбери-Холл.

– Нет.

– Это не пустые слова. Речь идет о… деле. Иногда у меня возникают трудности в управлении имением. Мне нужна помощь сведущего человека, хотя бы совет.

– Наймите кого-нибудь себе в помощь.

– У меня есть прекрасный поверенный, спасибо. Но вы ведь знаете, что по закону женщины почти бесправны. И вам лучше меня известно, что вы полностью отвечаете за все мои действия. – Эйтон презрительно фыркнул, но Миллисент невозмутимо продолжила: – Поэтому я даю вам возможность действовать самому. Нужно быть полной дурой, чтобы привлекать вас к делам, в которых вы не разбираетесь. Вероятно, я ошибаюсь в ваших возможностях. Или Гиббз настолько предан вам, что не может судить объективно. Может быть, я неправильно его поняла и сделала поспешные выводы о ваших выдающихся способностях. Не беспокойтесь. Сама не знаю, о чем я только думала.